Возможно, у Софьи уже в то время возникло стремление участвовать в государственных делах, однако никаких достоверных сведений на этот счет в источниках не сохранилось.
Последний год жизни царя Федора прошел в постоянных болезнях с краткосрочными улучшениями самочувствия. На этот период пришлась важнейшая реформа его царствования — отмена местничества. Порочная система занятия должностей в соответствии с происхождением и заслугами рода мешала нормальной работе государственного аппарата и отрицательно сказывалась на боеспособности армии. На основании решений 24 ноября 1681 года и 12 января 1682-го с «враждотворным местничеством» было покончено.
Двадцатилетний Федор Алексеевич, вероятно, еще надеялся победить болезнь. Во время очередного улучшения самочувствия он 15 февраля 1682 года женился на пятнадцатилетней Марфе Матвеевне Апраксиной. Однако дни государя были уже сочтены.
Весной 1682 года в Москве ходили слухи, что умирающий Федор может завещать престол младшему брату Петру в обход старшего, болезненного Ивана. Царица Марфа хлопотала перед мужем о прощении Нарышкиных и Матвеева. Иван и Афанасий Нарышкины уже появились в Москве, и никто больше не пытался их преследовать. Матвеева царь не только освободил из ссылки, но и вернул ему часть конфискованных вотчин, бывшему «канцлеру» предписано было до нового указа жить в Костромском уезде. Группировка Нарышкиных — Матвеева готова была возродиться в преддверии очередного витка борьбы за власть. Внезапная кончина Федора Алексеевича 27 апреля 1682 года открыла полосу упорного противостояния придворных политических «партий», ориентировавшихся на две противоборствующие ветви царской семьи.
Глава втораяТРУДНАЯ ДОРОГА К ВЛАСТИ
Шестнадцать дней царицы Натальи
Регентство вдовствующей царицы Натальи Кирилловны при девятилетнем сыне Петре Алексеевиче стало самым коротким правлением в русской истории: оно продолжалось всего 16 дней (для сравнения: регентство герцога Курляндского Эрнста Иоганна Бирона при правнучатом племяннике царевны Софьи Алексеевны младенце-императоре Иоанне Антоновиче продлилось 23 дня). Началось оно с дворцового переворота — отстранения старшего царевича Ивана Алексеевича от престолонаследия в пользу младшего брата. Хорошо осведомленный о ситуации в правящих кругах Андрей Матвеев перечисляет сторонников Натальи Кирилловны и ее сына в момент кончины царя Федора. Это был весь цвет русской княжеской аристократии: Одоевские, Черкасские, Долгорукие, Ромодановские, Урусовы, а также братья Иван и Борис Алексеевичи Голицыны, Иван Борисович Репнин, Иван Григорьевич Куракин, Иван Борисович Троекуров, Михаил Иванович Лыков. На стороне Петра был и влиятельный клан Шереметевых. Примечательно, что наиболее деятельные представители петровской «партии» были готовы встретить вооруженное сопротивление сторонников царевича Ивана: кравчий князь Борис Голицын, его брат Иван и дружная четверка молодых князей Долгоруких: братья Яков, Лука, Борис и Григорий 27 апреля явились во дворец, надев под кафтаны панцири.{45}
Наталья Кирилловна, обычно равнодушная к государственным делам, при отстаивании интересов сына проявила несвойственную ей политическую активность. Австрийский дипломат Иоганн Корб считал, что вдовая царица «употребила всё свое искусство, чтобы склонить бояр и вельмож, устранив Ивана, возложить царский венец на главу ее сына, Петра Алексеевича». Корб передает ее слова: «Отрок… больше подает надежд, чем брат его Иван. Благородство души, быстрое понятие, трудолюбие в столь юном возрасте — всё это ясно показывает, что в нем кроется зародыш великих свойств и царских доблестей».{46}
В начале пятого часа пополудни 27 апреля 1682 года три удара большого соборного колокола возвестили жителям Москвы о кончине государя царя Федора Алексеевича. В присутствии патриарха Иоакима и архиереев члены Боярской думы и придворные чины начали прощаться с почившим царем. За ними к телу покойного в печальном молчании подходили представители столичного и городового (провинциального) дворянства, люди московского и иноземного чина: стольники, стряпчие, генералы, полковники, дворяне, жильцы, дети боярские и высший чин торговых людей — гости. После поклонения почившему государю присутствовавшие целовали руки у обоих царевичей — Ивана и Петра.
По окончании печального обряда патриарх, высшее духовенство и члены Боярской думы собрались в Передней палате дворца.
— Кто же из двух царевичей будет царем? — спросил патриарх.
— Сие надлежит решить общим согласием всех чинов людей Московского государства.
Земские соборы к тому времени уже превратились в анахронизм. Для формального соблюдения видимости общенародного представительства достаточно было обратиться к стоявшим на кремлевской Ивановской площади толпам разночинного народа, где преобладали стольники, стряпчие и дворяне московские, но были также и купцы, выборные от посадов, стрельцы, солдаты полков нового строя и представители других категорий столичного населения. Патриарх вышел на дворцовое крыльцо и громко задал вопрос:
— Кому из двоих царевичей на престоле Российского царствия великим государем царем быти?
В ближайших рядах раздались дружные возгласы:
— Петру Алексеевичу!
Только дворянин Михаил Сумбулов «продерзливо кричал»:
— По первенству надлежит быть на царстве государю царевичу Иоанну Алексеевичу всея России!
Как замечает Андрей Матвеев, этот одинокий голос «ни во что тогда не успевал», поскольку, по мнению подавляющего большинства представителей правящей верхушки, «многообразные скорби» царевича Ивана «до того царского возвышения весьма не допускали».{47} Впрочем, это версия лишь одного современника событий, да еще и пребывавшего в тот момент в ссылке вместе с отцом. В столицу он прибыл через две недели и узнал подробности царского избрания от очевидцев, которые наверняка были сторонниками Петра, поскольку лишь с ними мог иметь дело Матвеев. Так что его взгляд на описываемые события неизбежно должен страдать односторонностью. Князь же Борис Иванович Куракин во время избрания Петра находился в Москве, но вряд ли мог по свежим следам получить какую-либо информацию по интересующему нас вопросу — ему было тогда всего шесть лет. Однако впоследствии любознательный молодой человек, вследствие аристократического происхождения имевший широкие связи в правящей верхушке, мог получить от знакомых достаточно точные сведения. Его версия событий представляется более объективной: «И когда патриарх объявил всем о смерти и предложил о избрании на царство из двух братьев, царевичей Ивана и Петра Алексеевичей, и стало быть несогласие как в боярах, так и площадных: одни одного, а другие — другова. Однако ж большая часть, как из бояр, и из знатных, и других площадных, также и патриарх явились склонны избрать меньшого царевича Петра Алексеевича. И по многом несогласии того ж дня избрали царем царевича Петра Алексеевича».{48}
По окончании процедуры предстоятель с архиереями, бояре, окольничие, думные и ближние люди направились в хоромы покойного царя, где у тела брата сидел маленький Петр. «И, пришед, святейший патриарх со архиереи его, благоверного государя царевича и великого князя Петра Алексеевича… благословили». Так новый царь «на престоле брата своего государева… учинился».{49}
В тот же день состоялась присяга жителей Москвы царю Петру Алексеевичу и были разосланы гонцы по всей России с указами о приведении народа к присяге.
В первый день нового царствования от имени маленького Петра I был принят указ о возвращении из ссылки боярина Артамона Сергеевича Матвеева. Всем было ясно, что этот выдающийся политик и опытный царедворец сразу же по прибытии в Москву возьмет бразды правления в свои руки. Одновременно из ссылки были вызваны родной брат царицы Натальи Иван Кириллович и его двоюродные дядья Петр и Кондратий Фомичи. В тот же день пятеро младших представителей нарышкинского рода были пожалованы в спальники юного царя.{50} В последующие дни были назначены девять спальников и комнатных стольников из представителей древних и наиболее влиятельных княжеских родов — Долгоруких, Одоевских, Голицыных, Куракиных, Троекуровых, Трубецких. Было ясно, что аристократия поддерживает младшего сына Алексея Михайловича.
В течение ближайших дней подьячие Посольского приказа разослали всем иностранным государям грамоты о кончине Федора Алексеевича и «всенародном избрании» царем Петра. Любопытная деталь: внимательно следивший за событиями в России польский король Ян Собеский, отправив в Москву ответную грамоту с изъявлениями притворной радости, сделал для себя помету, что Петр «затер» брата Ивана «насильными способами».{51}
Так же считала и царевна Софья. Впоследствии Фуа де ла Невилль писал: «Честолюбие царевны не позволило ей долго скрывать свою досаду. Она высказала ее и публично воспротивилась венчанию Петра. И как патриарх и бояре ни представляли ей всю неспособность Ивана, болезненного, слепого и наполовину парализованного, она продолжала стоять на своем, воспользовавшись для этого стрельцами».{52}
Интересна версия Матвеева о планах Софьи, побуждавших ее бороться за провозглашение царем брата Ивана. По его мнению, царевна, во-первых, намеревалась побыстрее женить уже достаточно взрослого, но недееспособного государя, чтобы «по будущему от него мужеского пола наследию, яко по линии того первенства», утвердить себя на долгие годы в качестве регентши. Во-вторых, «по властолюбному снискательству великого царевнина любочестия» она якобы сама хотела возвыситься до царского достоинства — по примеру византийской принцессы Пульхерии, которая управляла империей от имени младшего брата Феодосия Юного, стремилась «под великим благополучием державного имени» царя Ивана Алексеевича «государствовать и скипетром Всероссийской империи