Глава первая. Игра без правил
1
Через год иерархическая лестница в молодежной газете, где работала Рита, сдвинулась, и ей предложили стать начальником отдела информации. Ведь именно она среди полного штиля могла отыскать почти что торнадо; запросто перевернуть весь город и положить на стол редактора то, что сразу – в первую очередь – бросилось бы в глаза читателю. Она могла найти событие где угодно. А если не найти – то придумать его. Репортер должен быть авантюристом, не то – грош ему цена.
Рита не испугалась и согласилась сразу. Хотя знала наверняка: информация – это начало. Первые шаги. Главное ее ждет впереди. Она была смелой, ловкой и поэтому не обманулась. Интервью с киллером, самым настоящим ловцом человеческих жизней, с которым их свели через десятые руки, в одночасье сделало Риту Сотникову настоящей героиней. Раскрыв газету, родители были в шоке и отпаивали друг друга корвалолом. А Рита в телепередаче «Звездный час» рассказывала о буднях рядового журналиста, которому едва исполнилось девятнадцать.
Отказавшись от Андрея Батюшкова, молчание которого после убийственного письма угнетало ее, она почувствовала себя свободной женщиной, готовой к приключениям. Тем более что теперь она была в самом центре всех главных событий в городе.
А еще у нее был опыт с Гариком, явившимся как из-под земли Казановой, штормовым ветром искушения, о котором забыть было невозможно, хотя она всячески старалась. Это знакомство, хоть и недолгое, оказалось дверями в сказочную страну, полную удовольствий, наслаждений и искусства любви. Однажды открывшись, они уже не захлопнутся никогда. Плотина была прорвана. Она побывала на темной стороне луны, такой притягательной, и увидела то, что другим недоступно. «А ведь иные женщины или мужчины, – думала Рита, – живут и ничего не знают о той стороне, разве что догадываются». После всего испытанного ей стало легче легкого кружить головы, ослеплять, влюблять в себя так, чтобы ни один несчастный уже никогда не смог позабыть о ней. И с каждым разом приумножать бесценный опыт.
Дежурные романы, закрутившие Риту в свой соблазнительный водоворот, играли для нее роль значительную, но не главную. Она не соврала в письме Андрею, что семейный уют, тишь да благодать, уси-пуси, детки-конфетки – не для нее. Она входила в профессию, шагала уверенно и широко, ставила перед собой большие задачи, наслаждалась успехом, и это было сейчас главным. Гарик сделал ее циничной, но в особенном смысле этого слова. Так решила для себя Рита. Ей был брошен спасательный круг. Где-то в глубине души она была даже благодарна своему Казанове, этому подлецу и предателю, потому что получила прививку от будущих сердечных болезней. Рядом с ней не было ни одного мужчины, ради которого она бы пожертвовала своим призванием и карьерой. Она дала себе слово, что больше ни из-за кого страдать не станет. Теперь это был принцип: только получать то, что ей нужно.
Одно заставляло нервничать Риту – последние недели ее наставница Жанна Елецкая вела себя беспокойно.
Рано или поздно разговор должен был произойти. Во время обеденного перерыва, когда все разбежались по кафе, Жанна сама вызвала Риту в курилку.
– Послушай меня, девочка, – закуривая, сказала она. – Говорю только тебе. Наша молодежная газета скоро прикажет долго жить.
– Как это? – спросила Рита, щелкнув зажигалкой мимо сигареты.
– А вот так. Главный спонсор газеты уже месяц находится под судом. Проворовался, я так думаю. Прихватила беднягу за задницу прокуратура. Без него мы не протянем. Деньги через неделю-другую закончатся. И все. Бай-бай, детка. Это я не про тебя – про газету. Зря я тебя из «Платформы» забрала.
– Вот, блин, – вырвалось у Риты. – А я уже привыкла к ней. Поганка какая…
– Еще какая поганка, – Жанна цепко поймала взгляд Риты, хитро прищурила глаза. – Но все может быть не так уж и плохо.
– В смысле?
– Для меня, а значит, и для тебя. Есть человек, который предложил мне место зама главного редактора в большом глянцевом журнале. Он покруче и побогаче «Платформы» будет раз этак в десять.
– Кто этот человек? И что за журнал?
Елецкая не сводила взгляда со своей протеже.
– Ежемесячный журнал «Предприниматель», слышала, наверное?
Как не слышать! Журнал входил в медиагруппу известного в городе человека. Рита хотела взять у него интервью и хорошо помнила, как маленький седой лев, разъезжающий на шестисотом «Мерседесе», пялился на нее. Жанна Елецкая оставила этот фрукт себе. Но у льва выдалась возможность спросить на каком-то фуршете: «Тебя Жанна воспитала, кажется?» – «Да, Лев Витальевич», – ответила Рита. «Читал твое интервью с киллером. И про слона слышал. Жанна умеет ковать кадры», – кивнул медиамагнат. Помимо нескольких печатных изданий у него была еще и своя музыкальная радиостанция, которая огребала на рекламе кучу денег. «Надеюсь, еще увидимся», – на прощание многозначительно бросил медиамагнат. «Очень может быть», – немного смущенно кивнула Рита.
– Ты ведь знаешь, что у нас с Вершининым было прошлое?
– Да, – наконец-то прикурив, скромно кивнула она.
– Он сам позвонил мне. Сказал, что развелся с женой. А ведь это она была редактором «Предпринимателя». Зам главного свалил в Москву, там ему предложили более жирный кусок. Оказывается, свалил с женой Вершинина. Смешно, – чуть хрипловато рассмеялась Жанна. – Вот он – второй шанс. Ничего нет доступнее брошенного мужика. Самооценка подорвана, ему хочется защиты. И часто он ищет то, что ему было дорого, что недолюбил когда-то. А меня он, паразит, недолюбил.
Она говорила с Ритой так, словно та была неразумной школьницей, которой все надо разжевать и в рот положить. Что ж, свое самомнение Жанна Елецкая вскармливала годами. И потом – тридцать пять лет, она на пике своего сексуального могущества. Делала что хотела и с кем хотела, без оглядки.
– Редактором Лев временно взял Пантелеева Сан Саныча, своего старого друга-пройдоху, тот по коммерческим вопросам, в творческий процесс лезть не будет. Моему мнению Лев Вершинин доверял и доверяет, так что я там буду хозяйкой. – Жанна улыбалась, глядя сквозь дым на Риту: – Твоя судьба, девочка, уже решена. – Она раздавила окурок в пепельнице. – И еще – Пташкиной Варвары, нашей скромницы.
– Не поняла, – нахмурилась Рита.
– А что тут непонятного? Мне нужны свои люди в штате. Наталья пишет забористо – не хуже тебя. К тому же она прирожденная интеллектуалка: у нее каждая тема – ценный кирпич.
Краска бросилась ей в лицо – долговязая молчунья Варвара Пташкина училась на том же факультете журналистики, но на три года старше Риты. Она не гонялась за сенсациями, писала глубокие социальные материалы, но свой авторитет подняла тем, что была внештатным корреспондентом московского издания и очень гордилась этим. На факультете ее всем ставили в пример.
Ревность Сотниковой не ушла от внимания Жанны.
– Что такое? Я тебя уколола? Не бери в голову. У Варвары есть один минус – она не такая шустрая и наглая. Вы мне пригодитесь обе. Каждая из вас хороша в своем роде. Будем как три головы дракона, – пошутила Жанна, – я посередке, вы – по бокам. Пошли в редакцию, вон, наши бедолаги подтягиваются. Мне еще им на днях жизнь портить – давать пинок под зад. Теперь каждому из них работу искать придется. Увы, девочка, обстоятельства сильнее нас.
2
Лев Витальевич выходил из апартаментов, когда увидел на скамейке у палисадника прехорошенькую девушку – в руках у нее была туфля со сломанным каблучком. Он узнал свою корреспондентку и подошел. Девушка явно недоумевала, что ей делать со сломанной обувью.
– Что, принцесса, волшебную туфельку сломала?
– Ага, – кивнула та, повертела в руках туфелькой, пожала плечами, улыбнулась: – Только она не волшебная.
Его сотрудница была в короткой юбке, кожаной приталенной курточке. Темно-каштановые волосы отливали на солнце жемчугом, карие глаза с янтарным отливом блестели на солнце. Уже четвертый месяц она работала в журнале «Предприниматель», и взгляд его, матерого бонвивана, все чаще останавливался на юной нимфе. Отрада для глаз, да и только. Только совсем юной была эта нимфа.
– На такой ножке любая туфелька станет волшебной. Сотникова, кажется? – спросил Вершинин. – Из Жанниной штурмовой бригады?
– Классная шутка, – кивнула Рита. – Я про бригаду. Из нее. Рита Сотникова. – Она сделала ударение на имени.
Когда Вершинин встречался с Жанной Елецкой, той было лет двадцать пять, а Льву Витальевичу выходило под пятьдесят. Теперь у него намечался другой юбилей, более значимый и печальный. А известно, как смотрят шестидесятилетние мужчины, у которых большие возможности, на юных красоток, всецело зависимых от них. Если наглости много – а ее, как правило, хоть отбавляй, иначе бы и не добились высот, – как на свою возможную собственность.
– Так тебя подвезти, Рита Сотникова? – спросил он.
Она кокетливо нахмурилась:
– Мне неудобно отрывать вас от дел.
– Все отлично. Без проблем. Здоровье моих подопечных – первоочередное дело.
– Ну, тогда, если не сложно, – ответила Рита. – Я уж хотела такси вызывать. Кажется, лодыжку чуть-чуть подвернула.
Было начало осени – парк рядом романтично окрасился в желтый и багряный цвета. Вершинин вывел машину со служебной стоянки, помог Рите сесть на переднее сиденье.
– Я тебя к своему врачу отвезу, – заботливо сказал он. – Он один из лучших в городе хирургов.
– Вы такой заботливый, – невинно пропела юная журналистка.
– Тебе сейчас сколько лет? – уже в машине спросил он.
– Двадцать исполнилось.
– Взрослая уже.
– А то.
– И сколько статей уже написала?
– Полтысячи будет. В разных изданиях.
– Ого!
– Да, я такая, – с гордостью заметила Рита.
По дороге Лев Витальевич по-молодецки, а был он для своих лет поджар и расторопен, заскочил в магазин спортивной одежды и скоро вынес коробку, перевязанную широкой алой лентой. «Боже, – подумала Рита. – Что он мне еще приготовил? Обувь!»
Вершинин забрался в машину и протянул коробку Рите.
– Это мой подарок, – сказал он. – Возражения не принимаются. Развяжи.
Она послушно развязала – там были изящные дамские кроссовки.
– Тебе сейчас на каблуках пока ходить не стоит, – совсем по-отечески сказал Вершинин. – Так что надевай. Не подойдут – поменяем.
– Даже не знаю, что сказать, – совершенно искренне отозвалась Рита.
– Скажи просто «спасибо».
– Спасибо, Лев Витальевич.
Он и впрямь был заботлив. В машине Рита переобулась. Кроссовки подошли.
– Ну как? – спросил Вершинин.
– Как на меня сделали.
– Глаз – алмаз, – похвалился он.
Затем они приехали к хирургу, но у того сидел важный пациент, и выставить его немедленно ради юной корреспондентки не представлялось возможным. Лев Витальевич отошел поговорить по телефону. Рита думала, как ловко она провернула это дело. Сама незаметно от окружающих расшатала и сбила каблук, уселась на скамейку ждать у моря погоды. Актерского мастерства ей было не занимать – ее величество природа в случае Риты Сотниковой постаралась на славу.
И еще были вынужденные обстоятельства.
У этой авантюры существовала драматическая предыстория. Рита все чаще замечала, что Жанна Елецкая намеренно отдает предпочтение той самой «интеллектуалке», долговязой Варваре Пташкиной, с которой они втроем пришли в журнал Льва Вершинина. Несомненно, у Варвары, девушки сдержанной, было побольше опыта в деловых темах, тут не поспоришь. Да и старше она была Риты на несколько лет. А может быть, Рита Сотникова одевалась чересчур откровенно, вела себя вызывающе приветливо с коллегами, всем улыбалась, много и весело шутила, прямо как Снегурочка, хоть сейчас хоровод заводи вокруг елки. Глаза у нее блестели как-то особенно, и косились все мужчины именно на нее, а те, что понаглее, раздевали девушку глазами, в том числе и шеф – Лев Витальевич Вершинин.
Кто его знает, как там все было, но женская ревность – страшное дело с непредсказуемыми последствиями. Однажды между учительницей и ученицей произошел неприятный разговор. Они все реже курили вместе и уже давно не делились впечатлениями от жизни. Проходя мимо и оглядывая Риту в совсем уж короткой джинсовой юбке, да на каблучках, Жанна мимоходом сказала: «Будь скромнее, девочка, не показывай себя так, будто ты в сотый раз вышла на панель». Сказано было наедине, но это оказалось как звонкая и обидная пощечина. За ней стояло еще и то, что Жанне не удалось запросто овладеть своим прежним любовником и шефом – старым львом-сердцеедом Вершининым, она не понимала почему, оттого нервничала и даже бесилась. Она-то ждала первого шага от него, а он его никак не делал.
Рита опешила от оскорбления Жанны, успела только спросить ее в спину: «И в чем мне теперь ходить, Жанна Борисовна? В защитном комбинезоне? В маскхалате?». «А вот это выбирай сама, – вполоборота ответила Елецкая. – Можешь хоть в плащ-палатке». Рита на этот раз промолчала, – зачем нарываться, – но обиду затаила. Она понимала, что синим чулком не станет, пояс девственности на себя не наденет и с мужчинами не будет вести себя так, будто она активная лесби. Она останется сама собой, привлекательной и сексуальной, при этом – соблазнительно юной. И рано или поздно ревнивица Жанна найдет причину избавиться от нее.
Хирург, пожилой добродушный профи, Исаак Клибензон, ощупал ножку Риты, покачал туда-сюда ступней и сделала заключение: «Ничего страшного, Лев, твоя красавица будет жить. Пусть спиртовые компрессы на ночь поделает». «Слава богу», – отозвался Вершинин. Но слова «твоя красавица» еще сильнее взволновали его. Он взглянул на Риту, она на него, и оба засмущались.
Они подъехали к ее дому, Рита понимала, что пора выходить.
– Солнышко, у меня есть предложение, – сказал Вершинин. – Если твоя ножка завтра болеть не будет, то я приглашаю тебя посидеть в кафе или ресторане. После работы, разумеется. Заодно поделишься планами. Что скажешь?
– Я только за, – очень просто ответила его штатная журналистка.
– Тебе, наверное, часто поступают такие предложения? Посидеть да поболтать? В кафе или ресторане?
Лев Витальевич прощупывал почву. «Ну-ну, – подумала Рита, – так тому и быть».
– Ох, очень часто, – искренне вздохнула она. – Особенно когда работала завотделом информации в молодежке у Жанны Борисовны. – Она специально назвала ее по имени-отчеству и тем самым набросила пару-тройку годков. – Артисты разные, певцы, бизнесмены так и волочились за мной. Можете себе представить? Проходу не давали.
Вершинин стал совсем несчастным и едва губу не закусил.
– Но у меня есть принципы – это раз, – как ультиматум объявила Рита. – А два – я решила посвятить свою жизнь карьере. Конечно, у меня было несколько романов по жизни, но они мне, кроме беспокойства и разочарования, ничего не принесли. Я сказала себе, просто дала зарок, что должна найти человека, который бы меня понимал на все сто. Вы же знаете, о чем я говорю?
– Конечно! – едва не подпрыгнул на водительском месте Лев Вершинин. – Еще как понимаю! Я сам такой. Человека нужно не просто любить, но и уважать, а для этого необходимо абсолютное взаимопонимание. Но это не для одной ночи, разумеется, а чтобы построить настоящие отношения.
– Как хорошо вы говорите, – со всей искренностью заметила Рита. – Как будто в очень умной книге прочитали. В пособии по серьезным отношениям, – пошутила она.
– Спасибо, – польщенно опустил глаза старый ловелас. – Да, кстати, чуть не забыл: нам стоит обменяться номерами телефонов.
– Точно, – вспомнила Рита.
– Не хотел бы спрашивать его у Жанны, – многозначительно уточнил Вершинин.
Этой репликой он приблизился к ней еще на полшажочка, поняла Рита.
– И это очень мудро, – кивнула она, – Жанна бы потом меня съела.
– Да ладно?
– Ага. Она очень переменилась за эти месяцы.
– Обидно слышать, – задумчиво пробормотал медиамагнат.
Она давала ему возможность в будущем заступиться за нее. Пусть надевает латы, шлем, берет в руки щит и меч и будет готовым к битве.
– Только, пожалуйста, – Рита положила ладонь на руку Вершинина, – не говорите ей об этом! Очень вас прошу.
– Ни в коем случае. – Он осторожно похлопал по ее ручке.
Пора было прощаться.
– Ну что, я пойду? – когда обмен номерами состоялся, спросила она. – Готовить компресс.
– Тебя проводить?
– Не стоит, – покачала головой Рита. И тотчас подумала: не обидит ли она его этим отказом? Мол, старый хрен увивается за юной девочкой, а она ему это позволяет. Тогда она потянулась и нежно чмокнула его в щеку. – Парфюм у вас классный, Лев Витальевич, – сказала на прощание Рита, едва успев заметить, как начальник вспыхнул от внезапного поцелуя; открыла дверцу, выбралась на улицу и уже оттуда махнула ему на прощание ручкой.
Вершинин послал ей воздушный поцелуй, видимо, фирменный, как многим женщинам в своей жизни, но получилось это у него очень естественно, словно шло из глубин видавшего виды сердца. Рита улыбнулась ему и зашагала. Этот день был воистину образцовым, рассуждала по дороге она.
Рита Сотникова даже не ожидала такого результата – вот что делают смелые экспромты. Открывают новые дороги, предлагают заманчивые перспективы, вершат твою судьбу.
3
Какое счастье, но спиртовой компресс помог юной журналистке, и когда Вершинин позвонил ей в конце рабочего дня, Рита поделилась с ним этой радостной новостью. И как же был счастлив пожилой лев, потому что ждал всем сердцем и естеством этого свидания.
А никто не сомневался, что это было именно свидание. Проходя мимо приоткрытой двери в кабинет Елецкой, где та говорила с кем-то из сотрудников, Рита услышала: «Я хотела перетереть сегодня об этом со Львом, но у него нарисовалась какая-то важная встреча. Не удивлюсь, если это очередная бабенка. – Говорилось это крайне зло. – Ну что ж, виагры у него всегда был полный шкаф». Как видно, Жанна Елецкая делилась с лицом очень доверенным.
Рита заглянула в общий зал, где работали журналисты, потом в информационный – Варвары Пташкиной нигде не было. Очень вероятно, что именно с ней говорила Жанна. Но как они успели сблизиться так быстро, вот вопрос. Когда Пташкина вернулась на свое рабочее место, все стало ясно. С каким же превосходством Варвара взглянула на Риту! «Только без поддержки седого льва, – думала Сотникова, – ей тут осталось недолго».
Вершинин назначил встречу в двух кварталах от головного офиса, разумно объяснив, что не стоит давать повода сотрудникам для пересудов. «Полностью с вами согласна, Лев Витальевич», – отозвалась Рита. Конечно же, повез он ее ни в какое не в кафе, а в дорогой ресторан на краю старого города, где их вряд ли увидели бы знакомые. Те предпочитали новый город. Ресторан размещался на первом этаже большого отеля «Волгарь», где по традиции останавливались отечественные звезды эстрады и кино, которых заносило на благословенные берега великой реки. Рите несложно было догадаться, что отель, по разумению Вершинина, мог послужить не только дорогим рестораном с отменной кухней и обслугой, но и крышей над головой – и если надо, если получится, выгорит! – то на всю ночь.
Они пили дорогое красное вино. Невинно болтали. Вершинин оделся как принц, очень перезрелый, правда, пах самым дорогим парфюмом и был предельно обходителен. Джентльмен в пятом поколении, да и только. Рита рассказала о своей семье, очень скромной: родители – педагоги: мама преподает русский язык, отец – физкультуру, в семье она одна-одинешенька, ни братика, ни сестрички. Журналистикой заинтересовалась очень рано, попала в хорошие руки и, что касается профессионализма, быстро встала на ноги. Но всегда стремилась к большему. Она не тщеславна, но очень честолюбива, и это качество всегда помогало ей.
А Лев Витальевич рассказал, как в перестройку создал свою коммерческую радиостанцию, сделал ее сверхпопулярной, потом купил одну за другой несколько газет и создал небольшой, но влиятельный медиаконцерн в своем городе. Заставил считаться с собой и политиков, и крупный бизнес, потому что пресса нужна всем, кто решил заявить о себе миру и смело идти вперед. Потом, серьезно опечалившись, поведал, как долго и мучительно разводился с женой, а потом долго искал подругу жизни, которая бы понимала и разделяла его устремления, а не только хотела хорошо пожить за счет успешного мужа или просто любовника. Одним словом, игра была тонкой, но понятной. Вначале он сообщил юной пассии, что является успешным мужчиной с деньгами и положением в обществе, а потом открылся, что не слишком-то удачлив в личной жизни, потому что ищет свой идеал. «Возьмите меня и приголубьте, милое создание, – звучало в его монологе, – а счета я буду оплачивать регулярно».
Рита, хоть и была пока еще юной женщиной, решила умело подыграть. После второго бокала она, тронутая рассказом, потянулась к нему и накрыла его руку своей. Это был самый красноречивый жест – и дружеская поддержка, и понимание момента, и женская чувственность, без которой – никуда.
– Когда мы наедине, называй меня просто Лев, – попросил Вершинин. – Я буду тебе очень благодарен за это.
Кажется, он достиг такого творческого пика, что готов был поверить в свою грандиозно-трогательную историю и горько разрыдаться, сжимая очаровательную ручку юной особы.
– Хорошо, Лев, – очень просто ответила Рита.
Далее, по ходу ужина, их разговор приобрел крайне доверительные интонации, и темы стали открываться очень любопытные.
– Сколько у тебя было мужчин, Рита? – вдруг спросил Вершинин, уже раз этак в третий прихватив ее за руку. – Я же вижу, что ты довольно искушена в вопросах отношений полов.
– Почему вы так решили?
Уже раскрасневшийся от вина, он усмехнулся.
– Я наблюдал за тобой, как ты ведешь себя на работе. Моя оценка: пять с плюсом. Ты как кошка – урчишь, ластишься, и все так умело и красиво. Уверен, подбрось тебя, встанешь на обе лапы. Такое от природы дается, – кивнул он. – Меня не обманешь.
«О да, – подумала она, – его и впрямь не обманешь. Совсем дурочку из себя строить не стоит. Пора изменить игру».
– Вам назвать количество? Мужчин?
Вершинин с трудом проглотил слюну.
– Да. Хочу знать.
– Хорошо, – глядя ему в глаза, согласилась Рита. – Мужчины, с которыми я спала, исчисляются, прошу прощения за тавтологию, числом однозначным.
Он переволновался и не сразу сообразил, о чем идет речь, но быстро спохватился:
– То есть менее десяти?
– Да, – кивнула она. – Но мне и лет, как я говорила, всего двадцать. А теперь я вам хочу задать вопрос, коли я «довольно искушена в вопросах отношений полов», как вы сказали сами.
– Я слушаю, – невольно насторожился он.
– О ваших любовных похождениях знает полгорода, поэтому я не стану задавать глупый вопрос: сколько женщин было у вас?
– Продолжай, Рита.
– Но я спрошу, Лев, вы пригласили меня в ресторан отеля с тем, чтобы потом заманить в один из номеров, так? Если все пойдет гладко, я растаю и поплыву от ваших речей?
Медиамагнат густо покраснел. Он искал ответ. Девочка, сидевшая напротив, играла открытыми картами, и у нее сплошные козыри. Но джокер все равно был у него – так решил мудрый бонвиван Вершинин.
Он отыскал тонкий, разумный и льстивый ответ:
– Ты еще умнее, чем я думал вначале. Умнее и взрослее. Я восхищен тобой.
Это означало: да, ты права. Я хочу затащить тебя в постель немедленно. Рита цепко смотрела ему в глаза.
– Что? – спросил он.
– Я не пойду с вами в номер отеля. – Даже тон ее изменился, стал чужим и холодным. – Ни за какие коврижки.
Ком застрял в горле у седого льва – он не смог сделать глоток. Хорошо еще, что в этот момент он ничего не жевал, а то сразу подавился бы. Рита вспомнила позор в отеле «Метрополь», где ее приняли за проститутку и откуда она бежала со всех ног. Никогда больше в обозримом будущем она не пойдет ни с одним мужчиной ни в один отель. «Лучше ночью в парке на скамейке», – решила она, но не под взглядами самодовольных и развращенных слуг, привычных к продажным девкам, что бегают к их богачам-клиентам.
– Не пойду как путана, – как ни в чем не бывало продолжала она. – Потому что таковой не являюсь. Но если вы пригласите меня к себе домой, то я поеду с вами. Поеду с радостью хоть сейчас, – добавила Рита. – Потому что вы мне очень нравитесь.
Свет ликования вмиг озарил лицо старого льва.
– Это правда?
– Конечно, правда. Только завернем с собой недоеденных омаров, а то жалко их оставлять? – Рита поспешно улыбнулась: – Да шучу я, шучу, Лев Витальевич. Что ж вы такой напряженный? Пусть официанты их доедают. Или бомжи.
Вершинин сглотнул недавний ком, лицо его обмякло и приятно порозовело, насколько может приятно порозоветь лицо пожилого развращенного ухажера.
– Маленькая шутница, – с облегчением проворковал он, опять потянувшись и вцепившись в ее руку. – Едем, – сладострастным тоном заключил он. – Едем сейчас же, моя принцесса.
Машину он оставил на стоянке отеля, вызвав такси. Уносившиеся городские огни призывно светили им веселыми маяками. Очень скоро они свернули с одной из центральных дорог и вышли у небольшого многоэтажного дома в центре города, огороженного высоким чугунным забором с вычурным ажурным рисунком.
– Пентхаус – мой, – самодовольно кивнул вверх начальник Риты.
Она посмотрела на высоченный стеклянный пентхаус, сейчас темный и неприступный, и подумала: «Боже мой, это дежавю».
Но вслух сказала:
– Круто. Обожаю пентхаусы.
– Ты уже бывала в таких? – требовательно спросил Вершинин.
Калитка открылась от электронного ключа, и они вошли во двор, куда не попасть простому пешеходу. Смотри с улицы – и завидуй.
– Все вам расскажи, Лев Витальевич, – интригующе отозвалась девушка. – Не хочу быть для вас открытой книгой. Всему свое время.
Вот и мраморная лестница, и единственный на весь дом подъезд. Вершинин позвонил, открыл перед девушкой дверь. Консьерж в стеклянной будке вежливо поздоровался, лифт быстро унес их наверх… И вот Рита Сотникова переступила порог еще одного жилища, квартиры, очень похожей на номер в «Метрополе». Только эта квартира была раза в три больше и на двух этажах. Все тут казалось таким уютным и обжитым для того, чтобы работать и развлекаться, жить и любить. Выделялись разве что абстрактные картины, выполненные в знакомом стиле супрематизма.
– Это полотна Адама Бруневича, моего друга, – гордо сказал Вершинин. – Он сейчас в Израиле живет. Через пятьдесят лет им цены не будет. Новый Малевич. Вот я и запасся для своих потомков.
Рита вспомнила: Елецкая рассказывала, что у Вершинина было две дочки – одна живет в Москве, другая в Питере. У обеих уже детки. Заботливый дедушка не забывал о внуках, это хорошо.
– Сейчас я налью нам выпить, – сказал он. – Как насчет вискаря, Риточка? Ну так, для расслабона? – нарочито фривольно спросил Вершинин. – Или тебе пока еще рано?
Они стояли в середине просторной гостиной.
– Заниматься любовью не рано, а пить вискарь рано? – кокетливо улыбнулась она. – Наливайте, Лев, не стесняйтесь.
Ответ прозвучал так интимно, что Вершинин обнял ее за талию, привлек к себе и нежно поцеловал в шею, а потом в губы. Во время поцелуя Рита чувственно закрыла глаза. Она думала о том, что ее шеф и впрямь все делает на редкость умело. Долгая практика.
– Где можно помыть руки? – наконец спросила она.
Он повел ее в ванную, дал чистое полотенце – целое отделение шкафчика было наполнено ими. В другом были сложены банные махровые халаты.
– Кто вам все это стирает? – спросила гостья.
– Горничная, конечно, – просто ответит хозяин. – Возвращайся в гостиную, я сейчас.
Хозяин не торопился открыть бар. На кухне или в спальне негромко хлопнули одна дверца, другая.
«Ищет виагру, – решила Рита. – В своем волшебном шкафу. Ладно, пусть. Глядишь, и поможет».
Она подошла к стеклянной стене – французскому окну. Внизу призывно светился огнями старый город, слепленный из дореволюционных особняков и доходных домов. Все улицы были родными и знакомыми, но вступившая в свои права ночь и незнакомый прежде угол обзора заставили посмотреть на перспективу города иначе, словно Рита подглядывала за ним из другого измерения.
В гостиную вошел Вершинин. Рита обернулась и рассеянно улыбнулась шефу. Наконец тот открыл бар, цокнули бокалы, полилось виски.
– Садись на диван, милая, – обернувшись, сказал он.
Рита аккуратно приземлилась на просторный диван, укрытый ворсистым покрывалом, откинулась на спинку, положила ногу на ногу. «Надо же, – думала она, – вот так открывается новая страница в ее жизни». Хозяин сел рядом, протянул ей бокал.
– За что пьем? – спросила она.
– За нас, конечно, – ответил старый лев. – Только за нас. На брудершафт, милая.
«Старый фантазер, – подумала она. – Не облить бы его».
Их руки перекрестились. Все вышло удачно. Затем бокалы были отставлены на низкий журнальный столик.
– Сядь ко мне на колени, – попросил он.
Она выполнила его просьбу. Вершинин долго и нежно целовал ее.
– Ответь мне на один вопрос, Лев, – попросила она.
– Хоть на сто, милая.
Рита долго смотрела в его зеленые глаза старого фавна, помутневшие от желания, и россыпи морщинок вокруг них. Только сейчас она увидела, что у Льва Витальевича чувственный рот, утонченный нос, высокий излом бровей. Он оставался красив даже в свои немолодые годы. Но была в нем некая женственность, то, что неизменно присутствует во всех мужчинах, которые во что бы то ни стало желают понравиться противоположному полу. Причем всем дамам сразу.
– Жанна была уверена, что у тебя на нее планы. – Сейчас она взвешивала каждое слово. – Не только как на редактора, но и как на женщину. Жанна самодовольно говорила об этом даже мне. А кто я ей? И даже не раз.
Вершинин усмехнулся:
– Ах, самоуверенная Жанна Елецкая! Но именно такой она мне когда-то и понравилась, в такую Жанну я и влюбился… У меня были на нее планы. Честно, Рита.
– Что же случилось?
Вершинин прищурил глаза:
– А ты догадайся.
Она провела рукой по его лицу.
– Подскажи.
– Сама, маленькая, сама.
Она игриво хлопнула его ладошками по плечам:
– Да ну тебя, говори же!
– Ты все знаешь, Рита, – вкрадчиво и очень весомо произнес он. – Просто боишься ответить.
И вновь они долго смотрели друг другу в глаза.
– Боюсь, – прошептала она.
– То-то же. Я увидел юную нимфу среди прочих моих сотрудников, и седая голова моя закружилась. Жанна перестала быть мне интересна. Но разница в возрасте, – а я привык к женщинам зрелым, – и, самое главное, деловые отношения связывали мне руки. Но мне так хотелось ее обнять, прижать к себе, – он обнял Риту сильно и нежно, как только мог, – поцеловать ее, эти мысли жгли меня все это время.
– Правда? – вновь прошептала она.
Сколько откровения было в этом шепоте!
– Богом клянусь, – ответил старый лев.
Они вновь стали целоваться. И только когда его опытные руки жадно исследовали ее всю через колготки, Рита сказала хозяину дома на ухо:
– Я в душ, по-быстрому.
– Конечно, – хрипло ответил он.
Она была там недолго. Вышла в одном из его халатов, подпоясанная высоко на талии.
– Ты же не против? – спросила Рита.
Лев Витальевич только улыбнулся в ответ. Так улыбается падишах, глядя на очередную покорную гурию, уже готовую выполнить любую его прихоть. Но именно эти роли они и выбрали себе – на этот вечер, на эту ночь. Халат был мягкий и воздушный, он ласкал тело. Рита повернулась в нем, и халат открыл ее почти всю.
– Подойди ко мне, – не отводя от нее глаз, попросил Вершинин.
Рита послушалась. Он потянулся к ней с дивана, развязал пояс, и халат под его руками широко разошелся в стороны.
– Господи, – оглядев ее, нагую, пробормотал он. Взяв девушку за бедра, он с упоением ткнулся лицом в ее живот. – Бог мой… Как ты хороша, Рита, – утробным голосом чревовещателя промычал Вершинин. – У меня слов нет…
В один из сентябрьских дней белый «Мерседес» Вершинина бесшумно затормозил у тротуара напротив ее дома. Лев Витальевич потянулся за поцелуем. Рита нежно прихватила седого льва за нос, отпустила, чмокнув в губы, хлопнула пальчиками о ладошку:
– Пока, милый.
– Ты уверена, что тебе так нужно к родителям? – строго спросил он.
– Еще как уверена. Они переживают за меня. И надо помочь матери. Я ведь у них одна.
– Ладно, отпускаю, – сказал он. – Но помни, что каждая ночь, проведенная без тебя, для меня душевная и физическая травма.
– А какая больше, душевная и физическая? – спросила она.
– Острячка, – отреагировал он.
Автомобиль шефа проглотила ночь. У дверей подъезда Рита вздрогнула и обернулась: отделившись от дерева, к ней подходила тень…
Молодой человек попал в свет блеклого фонаря. Это был Лось! Ее словно уличили в обмане, воровстве, может быть, в чем-то худшем. В тяжком преступлении. Господи, она же совсем перестала думать о нем! Андрей Батюшков!.. Высокий, подтянутый, симпатичный. Сильно повзрослевший, ставший еще крепче. И такой несчастный, что смотреть страшно.
Но самое главное – совершенно незнакомый ей человек.
– Привет, котенок, – едва выговорил он.
Пропасть за это время пролегла между ними. И не перешагнуть ее, и не перепрыгнуть, даже не перелететь.
Ей хватило смелости сказать:
– Котенок вырос, пока ты бороздил моря и океаны.
Он подошел к ней, осторожно взял за руки.
– Ты ведь обещала ждать меня. – Он был сокрушен, почти сломлен. – Поклялась.
– Я долго ждала. Честно. – Рита отвела глаза. – Дурочкой была, вот и поклялась, – ответила она. – Больше не смогла. Нечего бросать женщин на такой долгий срок.
– Это государство так решило.
– Да плевать я хотела. Мог бы найти возможность остаться.
– Легко тебе говорить.
– Нет, тяжело, – замотала она головой. – Отчего сразу не пришел? Сколько времени прошло?
Волна злости всколыхнула ее бывшего друга:
– Отчего?! Друзья тебя видели с другими, и не с одним, но это понятно, – усмехнулся он, – ты же красотка! Вот и не пришел. Застрелиться хотел, да передумал. Еще на год остался – сверхсрочником. Старшиной стал.
– Круто, – не глядя на него, кивнула Рита. – Жаль, не капитаном… Прости.
– А теперь тебя взрослые дядьки, старички совсем, на дорогих тачках подвозят. Мать тебя не раз видела с ним, издалека, поговорить хотела, да подходить не решилась.
– И правильно – она у тебя умная женщина.
– Кем ты стала, Рита?
– Успешным человеком, – на этот раз с вызовом глядя ему в глаза, ответила она. – И ничуть не жалею об этом.
– Давай все вернем, – предложил он.
Рита отрицательно замотала головой:
– Это невозможно. Я просто не та, кто тебе нужен.
– Но мне нужна именно ты – только ты. – Эта фраза прозвучала неистово, как отрывок из молитвы.
– Я другая и всегда была другой. А то, что случилось между нами, это здорово. – Она с горечью усмехнулась: – Подростковая любовь…
Глаза Андрея наполнились таким горем, что ей стало нестерпимо жалко его. Невероятная мысль пронеслась в голове у Риты.
– Если хочешь, то давай, – сказала она. – Снимем номер. Купим вина. Я готова, Андрюша. – Она положила руку ему на грудь. – Попрощаемся хотя бы по-человечески.
Андрея Батюшкова словно ударили плетью. Даже в темноте было видно, как он побледнел, а затем краска бросилась ему в лицо.
– Из одной постели в другую? Готова и так?
– А почему бы и нет? Живем один раз. Так хочешь? Не пожалеешь, Андрюша.
Он сделал шаг назад, потом другой. И все смотрел на нее, смотрел. Но самое главное, после ее слов он потерял дар речи – ни одного слова не вырвалось из него. А потом развернулся и быстро пошел прочь.
4
С Вершининым они старательно скрывали от коллег любовную связь, и до одного памятного дня им это удавалось весьма виртуозно. Рита выходила с работы как ни в чем не бывало, шла в сторону дома, могла зайти в магазин, а потом, после звонка, Вершинин подбирал ее, и они ехали к нему. Если кто-то набивался к ней в компанию, она быстро отделывалась от попутчика. Журналом «Предприниматель» теперь почти полностью заведовала Жанна Елецкая – она была еще той рабочей лошадкой, и Вершинин пользовался ее профессиональными талантами. Ей повысили зарплату, дали больше полномочий, но Рита в кулуарах услышала реплику бывшей подруги: «Он как будто откупается от меня. Точно в кого-то втюрился. Не думала я, что так все обернется». Но так оно и было – Лев Витальевич откупался от бывшей любовницы. Отдав ей журнал, он как будто говорил: на этом все, дальше хода нет. Елецкая метила в королевы, но получила лишь должность статс-дамы. Это обидно и горько для обостренно честолюбивой натуры, у которой движение вперед и есть смысл жизни.
Конечно, острый глаз наблюдателя мог бы уловить нечто, происходившее между медиамагнатом и юной журналисткой из отдела информации, но все дело было в том, что она как раз и была слишком юной для него. И красавица Елецкая, дама бальзаковского возраста, если честно, ему в дочери годилась, а тут и вовсе внучка. А то, что Лев Витальевич болтал со своей талантливой сотрудницей – ну так кто не любезничал с сексапильной очаровашкой Ритой Сотниковой?
Юная выдумщица даже пошла на хитрость. Как-то в постели сказала боссу:
– Слушай, тут за мной Костя Ломов ухаживает…
– Уволю к чертовой матери, – сразу гневно ответил Вершинин. Он погрозил пальцем, – с волчьим билетом его в городе ни одна газета не возьмет. Улицы пойдет подметать.
Риту вспышка спонтанной ревности рассмешила, она даже прикрыла ладошкой рот. Вершинин ущипнул ее под одеялом, и крепко, она забрыкалась, лягнула его пару раз.
– А ножки у тебя резвые, – сказал босс.
– Еще какие, – согласилась Рита. – Я спортом занималась. Нет, ты меня не дослушал. Я с ним пококетничаю, только ты в голову не бери. Пусть думают, что я принимаю его ухаживания. А то, знаешь…
– Что?
– Жанна на меня волчицей смотрит, как следователь прямо. Еще немного, и допрос учинит. С пристрастием. А Варвара Пташкина ей помогать будет. Они как будто сговорились. Меня это настораживает и раздражает. Даже работать мешает.
– Понимаю тебя… А ты не могла бы выбрать кого-нибудь менее симпатичного? – спросил босс. – Этот Костя – красавчик.
– Ревнуешь?
– Представь себе.
Она поцеловала его в плечо.
– Это только театр. И потом, я не могу выбрать какого-нибудь замухрыгу. Это будет моветон. Парень должен соответствовать моей личности и фактуре.
– Ах, моветон! – нервно усмехнулся Вершинин. – Фактура! Ну, тогда ладно, пококетничай, только не сильно, – согласился он. – Но чтобы никаких романтических встреч в ресторанах.
– Да откуда у него деньги на рестораны? Костя может разве что домой пригласить, на бутылку вина.
Она ожидала бурную реакцию любовника.
– Я тебе дам походы к нему домой, да еще на вино! – Теперь Лев Витальевич еще крепче прихватил ее под одеялом за бедро.
– А-а! – театрально завопила Рита. – На помощь! – И на этот раз тоже лягнула Вершинина покрепче.
Игра закончилась тем, что старый лев сграбастал Риту и, целуя, куда придется, все еще хохочущую и брыкающуюся, буквально набросился на любовницу. Что ж, она вернула ему молодость – если не в полном объеме, то добрую половину точно.
Но судный день Риты Сотниковой, так или иначе, приближался. Варвара Пташкина, когда они выходили с работы и столкнулись в коридоре с глазу на глаз, бросила невзначай:
– Что, голубушка, ведешь двойную жизнь?
– О чем это ты, голубушка? – оцепенев, вопросом на вопрос ответила Рита.
– Сама знаешь.
– Не знаю – расскажи.
– Все ты знаешь, все. И скоро об этом узнают. Грудь и задница выросли – и сразу в полымя? Ты же едва с горшка слезла? Сколько тебе, девятнадцать? Косте Ломову мозги загадила – он и повелся. Вот кого мне больше всех жалко. Ему первому рассказать надо.
Рита никак не ожидала от ненавистной конкурентки Пташкиной и такой осведомленности, и такого бурной речи. Оказывается, и ей палец в рот не клади! Прорвало гадюку. Накипело. Она была еще опаснее, эта долговязая молчунья. Не только своими отменными статьями, но и мыслями, угрозами, ревностью, потому что ей нравился вихрастый гитарист и прирожденный журналюга Костя Ломов, душа компании, как и всем женщинам в редакции. Только Пташкина скрывала свои чувства за семью печатями и оттого еще сильнее мучилась.
– А теперь представь, Варварушка, – уже на улице вкрадчиво проговорила Рита. – Вот ты разнесешь новость, а она – пустой звук. В какое положение ты поставишь не меня, глупую и несчастную, а другого человека? – На слове «другого» Рита сделала самое красноречивое ударение. – Как долго ты продержишься на этой работе?
– Так, значит, правда? – Ледяные серые глаза Варвары вспыхнули. – Знаешь, о ком я говорю?!
Пора было дать ей хорошую затрещину.
– Я в Костю Ломова влюблена, – очень просто заявила Рита, как будто в ее руке было заключение из Дворца бракосочетания и оставалось только поставить подпись. – Мы с ним встречаемся от всех тайком, от таких, как ты, в первую очередь, и скоро объявим о помолвке. Вот так, голубушка, – сказала и пошла своей дорогой. – Если сможешь, не говори об этом никому, а то прослывешь треплом, – бросила она через плечо.
Рите показалось, что Варвара Пташкина осталась стоять у нее за спиной соляным столбом. А что? Поворот сюжета она придумала неожиданный и ловкий.
Квартала через три, как она знала, ее подцепит шеф. Вот уж будет, что рассказать ему! Только надо дождаться, когда они окажутся в постели, так лучше получается – эффективнее и продуктивнее. Тысячелетняя женская наработка.
– Да эта Пташкина обнаглела, если такое говорит и тебе угрожает, – подпоясанный полотенцем после душа, заявил Вершинин. – Совсем спятила? Интересно, а Жанна в курсе?
– Пташкина без ведома Жанны и шага не сделает. – Она потянулась на постели кошкой, прогнув спину и вытянув ноги: – Ой, хорошо… Уж поверь мне. Правда, Варвара, возможно, еще только собирается посвятить Жанну в свою тайну. Иначе бы Елецкая мне уже в чай мышьяка подсыпала.
Вершинин хохотнул так, что потерял полотенце – оно упало с пояса ему в руки. Он снова повалился на кровать рядом с Ритой.
– Я подумаю, как быть, – пообещал он и сокрушенно покачал головой: – Женские коллективы – все у вас не так. Всюду враги. Так было и так будет. Не можете вы купить пару бутылок коньяка и все прояснить по-человечески.
– Можем. Только ты про мышьяк не забыл?
И вновь Вершинин рассмеялся, но уже сдержанно.
– Нет-нет, про мышьяк помню. Смешно.
– А если мы такие, – продолжала Рита, – то в таком случае ваша забота, мужская, стать третейскими судьями и поступить по справедливости. Ты готов, милый?
Он вытянул руку и похлопал Риту по голой ноге:
– Готов, милая, готов. – И обернулся: – По пивку?
– Да запросто.
На очередной оперативке Жанна Елецкая заявила, что в ближайшем номере будет опубликован большой коммерческий материал на разворот о новой птицефабрике, которую сейчас монтирует известная немецкая фирма. Предварительная договоренность уже есть. Начался сбор информации. Обе стороны – птичники и журналисты – предельно заинтересованы друг в друге. Никто не сомневался, что писать материал будет либо сама Жанна, либо Варвара Пташкина, либо они на пару. Но все произошло иначе.
Сразу после оперативки Рита разузнала телефон предприимчивых немцев и позвонила им. Она сказала: «Гутен таг! С вами говорит корреспондент журнала «Предприниматель». Я бы хотела приехать, герр Витгофф, и обговорить первые пункты статьи. Это необходимо сделать сегодня же, так решил не мой редактор, а хозяин всего медиаконцерна».
Нахватав папок побольше, она зашла к Вершинину и присела на край стола.
– Что хочешь, милая? – отрываясь от дел, спросил он.
Рита выдохнула:
– Юлий Цезарь сказал: «Сейчас или никогда».
– Я уважаю Юлия Цезаря, но ты это к чему?
– К тому, что я хочу наказать этих двух заговорщиц – Елецкую и Пташкину. Планирую сама съездить на строительство птицефабрики и поговорить с их начальством.
– Но это некорректно, – возразил Лев Витальевич. – Они уже взялись за дело. Пташкина едет туда завтра или послезавтра.
– А я съезжу сегодня.
– Ты хочешь выставить меня дураком и подлецом?
– А кто сказал, что я поеду по твоему заданию? – обольстительно улыбнулась Рита. – Просто проявлю инициативу.
Он смотрел и смотрел на ее ноги, которые так сладострастно ласкал каждую ночь.
– Милая, послушай…
– Я просто возьму машину и сгоняю туда. А напишу себе вызов в новомодный рок-клуб «Подвал», там сейчас играет группка из Питера. Я все равно собиралась туда попасть. Шоферу скажу, что сделаем круг. Всю ответственность беру на себя. Ну?
– Даже не знаю, что сказать.
– И все же, Лев? – В ее голосе прозвучали нотки легкого недовольства. – Реши вопрос.
Сдаваясь, Вершинин усмехнулся:
– Валяй, моя принцесса. Езжай. Тебя же все равно не отговоришь.
– Не-а, – откликнулась Рита.
– Но под твою ответственность.
– Ага.
Она все устроила, как задумала, а шоферу пообещала, что он увезет с собой с птицефабрики еще и две большие жирные немецкие курицы размером с поросенка. После этого заманчивого предложения вопросы отпали и проверять маршрут ему не захотелось.
Вскоре они прилетели на край города, где запускались первые цеха. Рита оделась в строгий, темный, но благодаря нюансам очень чувственный деловой костюм, который Вершинин прикупил ей по случаю, пообещав должность начальника отдела информации. Юбка чуть выше колен, приталенный жакет; широкий воротник белой рубашки, расстегнутой на груди, создавал эффект декольте.
– Майн Гот, – вставая, сказал герр Витгофф. – Все знают, что русские женщины самые красивые на свете. Вы же, милая Рита, лишний раз доказываете это. А что стало с Барбарой, кажется, так зовут ту девушку, что уже приезжала к нам?
– Гриппует наша Варвара, – ответила Рита и приложила пальчики к шее. – Кхе-кхе.
– А, быть больной?
– Да, на неделю свалилась, если не больше. Говорят, может быть осложнение.
– Как быть жаль.
– Очень быть жаль. Все под Богом ходим, герр Витгофф. Ну что, покажете мне свои владения? Птицефабрику?
Красивой женщине хочется показать все что угодно: птицефабрику, литейные цеха, чертово колесо, бассейн, загородный дом. Пока Рита ходила с диктофоном и задавала наводящие вопросы, герр Витгофф, стелившийся перед ней как только мог, мимоходом поведал, что как раз снял загородный дом с бассейном на берегу Волги и был бы рад в свободное время показать его русской красавице. Если той интересно, конечно. Там и сауна есть. Журналистка польщенно кивала: почему бы и нет? Все возможно. Но работа для нее главное – надо выполнить задание руководства, которое на нее очень рассчитывает. Потом они обедали в новой столовой, такой педантично чистой, что хотелось пролить на кафель хотя бы стакан сока, уронить бутерброд или корку хлеба.
Но Рита сдержалась. После обеда экскурсия продолжилась.
Надо быть откровенным, Рите Сотниковой никогда не нравились подобные темы – открытие нового сталелитейного или кожевенного завода, той же птицефабрики. Но тут было дело принципа. Директор посвятил ей пять часов своего бесценного немецкого времени, но не пожалел об этом. Он просто сиял. На прощание она протянула ему руку для поцелуя. Герр Витгофф сначала и не сообразил, что от него хотят. Вот она, европейская эмансипация! А потом все понял и вцепился в ее ручку жадными губами.
– Такой обычай остался только в России, – доверительно сказал он. – У нас бы это расценили как харассмент. Домогательство, – пояснил он. – И унижение прав женщин.
– Я знаю, что такое харассмент, – рассмеялась Рита. – Но мы же не в Германии.
– Я, я, – расчувствовавшись, он перешел на немецкий. – Оказывается, это очень приятный обычай – целовать женщинам руки.
– Еще какой приятный, – согласилась Рита и кокетливо улыбнулась: – Для обеих сторон, герр Витгофф.
Она пообещала переслать ему статью для сверки по электронной почте, и они попрощались.
– А куры где? – когда она вышла из административного корпуса, спросил куривший у машины шофер. – Поросята твои с крыльями?
– За нами полетят, – ответила Рита.
Она сияла торжеством. Шофер помрачнел.
– Обещала ведь, Сотникова!
– Да будут тебе куры, будут, – успокоила она. – Как маленький прямо. Поехали.
У первого супермаркета они остановились, Рита быстро вышла и утонула за автоматическими стеклянными дверями. Через пять минут она появилась с пакетом в руках, открыла дверцу:
– Держи, вот тебе два крылатых поросенка – я свое слово держу.
Шофер заглянул в пакет.
– Ну ты даешь, Сотникова!
– Иногда и не всем, – ответила она. – Тебе вот повезло. Теперь сытым будешь.
– Хе, – покачал головой шофер. – И языкастая. С тобой не соскучишься.
– Это точно, – согласилась она. – Папа с мамой знаешь как настрадались?
Редакционный автомобиль сорвался с места.
– Теперь в этот клуб, где подонки собираются? – спросил он. – С гитарами?
– Нет, сегодня подонков оставим в покое. И, пожалуйста, не говори никому, куда ты меня возил.
– Я редактору врать не буду, – вновь помрачнел водитель. – Куры того не стоят. Поросята твои с крыльями.
– А ему и не надо, он знает. – У Вершинина был и свой автомобиль, и свой шофер на всякий пожарный. Шансов, что они станут говорить с этим, который предназначен для всех, почти не оставалось. – Лев Витальевич сам меня и послал. Хочет посмотреть в новом амплуа. И деньги на кур для нас, кстати, он выделил.
– Да ладно?
– Я тебе говорю.
– А что значит для нас? Где твоя доля?
– Я решила свою тебе отдать – я на диете. Только морковку ем.
– То-то стройная такая.
– Вот именно.
– Нормалек, Сотникова, – весело глядя на перспективу улицы, по которой они летели вперед, согласился шофер. – Все путем. Хорошо сгоняли – каждый бы день так, что б по крылатому поросенку. Теперь в редакцию?
– Нет, домой. И едем скорее – мне всю ночь за компом сидеть, – очень серьезно сказала Рита.
Она не шутила. У подъезда своего дома она позвонила Вершинину и сказала, что материал собрала, да такой, что лучше не придумаешь, и будет работать над ним всю ночь.
– Приезжай ко мне, – воспротивился тот. – Тут и работай. Или я за тобой заеду.
– Нет, ты мне не дашь написать статью, – категорично ответила она. – Будешь приставать, соблазнять, а я должна сделать дело. Секс меня уносит к облакам, а я должна твердо стоять на земле.
– Так я уношу тебя к облакам? – польщенно спросил Вершинин.
– О да, – не моргнув глазом ответила Рита. – Жди меня завтра в редакции в десять утра. Целую, мой лев.
Кажется, на той стороне провода она услышала блаженное урчание. «Бесцеремонная лесть сводит с ума даже таких умных и прожженных дельцов, как ее Вершинин», – думала Рита, открывая дверь подъезда.
В десять она вошла в редакцию. В одиннадцать Лев Вершинин, а за ним и главный редактор Пантелеев, занимавшийся исключительно коммерческими вопросами, уже прочитали рекламную статью на две полосы. Оба были в восторге. Попадание в точку. Только потом Рита отослала ее по электронной почте герру Витгоффу, позвонила и попросила ознакомиться как можно скорее. В обед немец прислал статью с небольшой правкой и самыми лестными отзывами. Немец не забыл поблагодарить Вершинина за знакомство с такой талантливой журналисткой и пообещал впредь работать только с ней.
Весть о статье, написанной Сотниковой за ночь, разнеслась по редакции мгновенно. Варвара Пташкина как раз ожидала машину, чтобы ехать на птицефабрику. Так уж получилось, что в комнате в течение нескольких минут оказались все действующие персонажи этой производственной трагикомедии: Вершинин, Пантелеев, Елецкая, Пташкина и Сотникова. В руках у них не хватало только револьверов, а на головах – ковбойских шляп. Вершинин и Пантелеев вместо оружия держали по экземпляру распечатки правленой статьи. За столами вокруг главных действующих лиц сидели за компьютерами журналисты, строчили материалы и не ведали о приближающейся буре.
– Как это понимать? – вопросила Жанна Елецкая. – Что это значит, статья написана? – У нее вдруг задергалось правое веко. – Варвара должна ехать сейчас на птицефабрику.
– Уже не должна, потому что статья есть, – строго проговорил Лев Витальевич и потряс выведенными из принтера листами: – Вот она.
Пантелеев, тоже тряхнув распечаткой, кивнул:
– Статья отличная – лучше не придумаешь. И немцы ее уже одобрили, кстати.
Кажется, Жанна задохнулась от негодования:
– Когда они успели ее одобрить? И кто решил послать Сотникову на фабрику? – Подбородок Елецкой в негодующем кивке дернулся в сторону Риты.
– Она сама так решила, – пожал плечами Вершинин. – И у нее получилось. Я не против инициативы и авантюры, если она приносит пользу общему делу.
Теперь у Жанны Елецкой задергалось левое веко.
– Это – грязная авантюра. Влепи ей выговор, Лев. – Елецкую как прорвало. Она говорила громко, привлекая внимание всей редакции «Предпринимателя». – И пошли на фабрику Варвару или меня, как было обговорено. Что это за бардак? Ты в жизни так не поступал! А еще лучше – выбрось ее статью в корзину, чтобы другим неповадно было заниматься самодеятельностью и кидать своих коллег. Слышишь, Лев? Переживем, но сохраним лицо друг перед другом.
– Здесь не соревнование, а работа! – грозно взревел Вершинин. – У нас коммерческое издание. Кто не успел, тот опоздал. Девушка за ночь написала такой материал, какой большинству не под силу сделать и за трое суток. И Сан Саныч прав, – он кивнул на Пантелеева, – немцы статью уже одобрили. Вопрос закрыт.
– Вы же с ней сговорились? – вопросила Елецкая. – Даже такая наглая девчонка, как Сотникова, не осмелилась бы на такой шаг?
Зал с журналистами затаил дыхание. Клавиатуры смолкли.
– Это была ее инициатива, – в очередной раз повторил Вершинин.
– Либо я, либо эта девчонка. – Елецкая кивнула на Риту, причем в порыве ненависти и презрения даже не глядя ей в глаза. – Выбирайте, Лев Витальевич.
Рита скромно усмехнулась – она смотрела в потолок, сомкнув пальцы рук и чуть заметно покачиваясь. Разве что детскую песенку не напевала: «Пусть бегут неуклюже…»
– Я не люблю, Жанна Борисовна, когда мне ставят условия, – ледяным тоном произнес Вершинин. – И вы это знаете.
– Тогда я увольняюсь, – хрипло выговорила Елецкая.
Все услышали, как по залу пролетела муха. А за ней гонялись не первый час, и она старалась летать очень тихо.
– Хочешь уволиться – увольняйся, – ощерился Лев Витальевич. – Незаменимых людей нет. – Он тоже усмехнулся, словно поддерживая свою корреспондентку. – Я отдам твою должность Рите Сотниковой, посмотрю, а вдруг девочка справится?
У Жанны задергались сразу оба глаза.
– Мою должность – ей?!
Вот-вот могло произойти смертоубийство.
– Жанна Борисовна, – миролюбиво произнес Пантелеев. – Я вообще не понимаю, о чем идет разговор. У вас есть руководитель и хозяин холдинга – Лев Витальевич Вершинин, он так решил. Наконец, есть и я, ваш непосредственный руководитель. О чем, собственно, речь? К чему претензии? Вы радоваться должны, что все так славно вышло.
– Радоваться? – Она будто пыталась уничтожить редактора взглядом. – Я должна радоваться?
– Ну да. За всю редакцию, за весь журнал.
– Ты – шестерка и торгаш, Пантелеев, – гневно выпалила Елецкая. – Вот ты кто.
Она сжигала за собой все мосты.
– Ну, знаете ли, Жанна Борисовна, – пробормотал обиженный Пантелеев. – Вы много себе позволяете…
– Знаю, – рявкнула та. – Потому и позволяю.
Но и Пантелеев, непривычный к такому обращению, быстро нашелся.
– Вам к психологу нужно обратиться. – Имевший нюх гончей, он уже понял, что бывшая любовница Вершинина в редакции не жилец. – А лучше к психиатру. Ваше поведение за гранью приличий и просто разумного. Я ухожу в свой кабинет – разговор, по-моему, окончен.
– По-моему, тоже, – кивнул Вершинин.
Каким же взглядом он обжег сейчас Елецкую, свою бывшую любовницу! От таких рубцы и шрамы остаются. Но Пантелеев уйти не успел, как и удалиться к себе Вершинин. Дикий истеричный вопль остановил обоих и заставил немедленно обернуться:
– Я все знаю! Все!
Это выкрикнула Варвара Пташкина, до того стоявшая молча со стеклянными глазами, бледно-зеленая, как смерть. Пришла ее очередь выступить на авансцену. Лицо долговязой журналистки пошло красными пятнами.
– Я следила за тобой, Сотникова! И не один день! – яростно выкрикнула она. – Ясно?! Все видела, когда ты с работы выходила! Тебя Лев Витальевич Вершинин каждый день по дороге подбирает, как сучку, чтобы трахнуть у себя дома! Поэтому тебе и разрешили вот так запросто обойти меня. – Она шагнула к опешившей Рите. – Сучка, сучка, сучка!
Но Рита недолго пребывала в оцепенении. Она размахнулась и влепила Пташкиной такую звонкую пощечину, что, всем показалось, стекла зазвенели в окнах. Варвара никак не ожидала такого выпада, она не готова была лезть в драку – и тотчас отступила назад, да так неловко, что плюхнулась на мягкое место и осталась сидеть.
– Вот это нокаут, – выдохнул кто-то.
– Дура, – глядя ей в глаза, процедила Рита. – Какая же ты дура, Пташкина!
Такого разрешения конфликта не ожидал никто, даже все видевший в своей жизни Вершинин. По его лицу едва заметно пронеслась торжествующая улыбка. Девочка показала не только профессиональное мастерство, но и небывалые для ее лет силу и волю.
Трагикомедию должна была завершить Жанна Елецкая.
– Ты, ты… – глядя на Вершинина, только и повторяла она. Жанна даже сделала два шага в его сторону: – Предатель, мерзавец, старый потаскун…
Ей вдруг все стало ясно. Почему отказали во взаимности. Сломали планы на жизнь. Из-за кого так показно подняли зарплату – бросили собачью кость. Из-за этой девчонки, Сотниковой, которая легко и просто обошла ее, да еще подставила подножку, после которой иные ломают руки и ноги, а то и шею.
– Вставай, Варя. – Елецкая помогла Пташкиной подняться – никто больше не решился и не захотел подать ей руки.
Ту качало, словно под ней пол ходил ходуном, вот-вот вновь бухнется навзничь.
– Уверен, дальнейший разговор не имеет смысла, – закончил производственный скандал Лев Витальевич Вершинин. – Елецкая и Пташкина, ко мне в кабинет, немедленно.
– Обойдемся, – бросила Жанна. – Все решим здесь.
– Отлично, тогда оставьте заявление об увольнении на любом из столов. – Он обвел рукой комнату. – Всего наилучшего, дамы.
Рита нервно курила на улице, когда из дверей вышла Жанна Елецкая с коробкой, в которой несла свои вещи. Увидев Риту, она остановилась. Это был поединок взглядов и характеров.
– Далеко пойдешь, девочка, – бросила Жанна.
– Я только учусь, – смело ответила Рита.
Елецкая усмехнулась:
– Что же будет, когда ты научишься?
Усмехнулась в ответ и Рита:
– Полечу к звездам, Жанна. – Она кивнула вверх: – Там Близнецы, Кассиопея, созвездие Ориона. Интересно же. А я любознательная.
– Крылышки не обожги, – сказала Елецкая и направилась к своей машине.
Следом вышла Варвара Пташкина. Ее лицо пылало, словно от ожога. Она тоже хотела что-то сказать Рите, даже остановилась для заключительной реплики, но Сотникова опередила ее:
– Вали, селедка.
– Чтоб ты сдохла, – с лютой ненавистью выдохнула Варвара.
Рита не удостоила ее ответом. Дело было сделано. Пьеса сыграна. Занавес закрылся, и актеры могли расходиться по домам.