Ники явился вчера утром, пропадав в Петербурге 4 дня, и был тоже в Царском Селе у Гусар на карусели. Вчера был дежурным Георгий Михайлович, но я его видел только за завтраком и так как не обедали и уехали на охоту, то отпустил его в Петербург. Сегодня дежурным Митя[253], завтракал, пил чай и обедал у нас, а вечером был у Ники.
Читал письмо Ксении к Ники, видно как она довольна, счастлива и в восхищении от дороги, Кавказа и всего виденного. Завтра рождение нашего милого Жоржи, как грустно проводить этот день без него уже второй год, а теперь еще и без тебя, милая душка Минни, тоже и 29 апреля, после этого страшного кошмара в прошлом году[254]. Так грустно, что мы не вместе проводим эту годовщину и не вместе можем горячо благодарить Господа за всю Его милости к нам и за спасение нашего дорогого Ники.
Я постараюсь написать еще одно письмо или в Харьков или в Москву. С нетерпением ожидаю вашего возвращения; слишком грустно и пусто в доме и не люблю я расставаться с тобою, душка Минни, хотя и на короткое время!
Обнимаю тебя от всей души и крепко целую вместе с Ксенией. Всем спутникам мой поклон. Счастливой дороги и до скорого свидания. Христос с вами, мои дорогие!
Твой верный друг Саша.
(ГАРФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 710. Л. 65–66 об.)
Гатчина. 28 апреля 1892 г. Вторник.
Моя милая душка Минни! Вчера я получил твое милейшее письмо из Абас-Тумана, за которое от души благодарю; я так рад получать твои письма и знать подробно все, что вы делаете и для меня это огромное удовольствие и утешение. Ники и Сандро в это время пили у меня чай и я им читал некоторые места и тоже письмо Ксении, которое тоже мне доставило огромное удовольствие и радость.
Миша вернулся из Заречья, весь красный от загара и привез с собою более 150 форелей, ловили кроме Миши, кн. Голицын, Диц, Тормайер, Хис, который, конечно, наловил почти половину всего количества рыбы.
Владимир, Михень и Алексей приехали в воскресенье ко мне, первые к чаю и остались обедать, а Алексей прямо к обеду. Обедали в Арсенале, всего нас было 8 человек. Ники не был. Так как уехал после чаю в Петербург в балет на закрытие сезона и вернулся в 12 часов с Сандро, который должен быть на другой день дежурный. Мы поехали с Алексеем на охоту и я убил 5 тетеревей (так в тексте. – А.Б.), а он всего 1. В 5 часов утра вернулись, закусили, болтали и курили а в 6 часов легли спать.
У беби гостила 3 дня Софи Шереметева, обе были очень довольны, к сожалению, сегодня ночью у нее начало болеть ухо и она всю ночь не спала и была маленькая лихорадка до 38 градусов. Утром нарыв прорвало и она была весела, не жаловалась, но осталась, конечно, в постели. Доктор Пруссак был сегодня, сделал все, что нужно и приедет еще завтра, но, к сожалению, по его словам, это будет возобновляться всякий раз, что у беби будет насморк, так как воспаление уха – в связи с воспалением слизистых оболочек носа и что подобного рода воспаление принимает форму хроническую и может пройти только с годами. Как это скучно и неприятно!
Г.И. Гирш был серьезно болен, у него было начало воспаления легких и он лежит в постели уже почти две недели в Петербурге; теперь ему лучше и он поправляется.
Что за отчаянная болезнь бедного Грессера, в какие-нибудь три дня болезнь пошла так быстро и с каждым днем все хуже и хуже. Началось с того, что у него болела нога и он сделал впрыскивание этим модным виталином, но, наверное, игла была нечистая и сделалось заражение крови, а потом гангрена на обоих ногах и теперь поднимается все выше[255].
Вчера, в день рождения Жоржи, был у нас молебен в комнате, а потом завтрак, скромный, в арсенале на 14 человек. Алексей, Шереметевы, Янышев[256], все наши, живущие в Гатчине, кроме, конечно, Гоши, который не явился к молебну, а все прочие были. Первый раз после болезни был Эшаппар[257], совершенно поправился, но сильно похудел.
Днем гулял с Ники и Сандро, была отличная погода, а вечером пошел на озеро ловить рыбу, но все неудачно, холодно, луна и сильный туман по всему озеру, я рассердился, кончил рано и пошел пешком домой. Ночь была великолепная, почти светлая и яркая луна, но всего 2 градуса. Ники и Сандро поехали на охоту и убили всего 8 тетеревей (так в тексте. – А.Б.).
Сегодня летняя погода 13 градусов и гулять было просто жарко, так что Миша гулял в рубашке и, конечно, стрелял неудачно ворон, а потом катался на лодке со своей собакой.
Ники только что вернулся из Петербурга в ½ ночи и был вечером у бедного Грессера, видел его и разговаривал с ним и говорит, что на вид он мало изменился и говорил все время хорошо, несмотря на то, что почти весь день был в забытье и бредил. Сочувствие общее и масса народу приходит и приезжает узнавать о здоровье Грессера. Не могу выразить, как меня все это мучит и приводит в отчаяние, все нужные люди, которых любишь, ценишь, уважаешь; именно они и исчезают и уходят, а заменить их не знаешь кем, и да и нельзя заменить, таких людей не каждый день находишь. Когда подумаешь, каких людей я потерял незаменимых как гр. Толстой, Шестков, Оболенский, просто отчаяние!
Но теперь пора кончать, уже поздно, 2 часа, если успею, то напишу еще письмо в Москву. Еще раз благодарю тебя от души за твое письмо и благодарю Ксению за то, что написала мне тоже.
С нетерпением жду твоего возвращения, так грустно, скучно и пусто без тебя, моя милая душка Минни, а теперь в особенности. Завтра знаменательный день – в Отцу год назад! Не знаешь как благодарить достаточно Господа за Его великое дело чудо и милость к нам, молитвы наши, конечно, будут завтра общими и тобой. Моя душка Минни, а теперь от всего сердца обнимаю и целую тебя. Целую Ксению и кланяюсь дяде Мише и всем спутникам. До свидания! Христос с вами со всеми!
Твой верный друг Саша.
(ГАРФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 710. Л. 68–69 об.)
Гатчина. 30 апреля 1892 г.
Моя милая душка Минни! Еще одно маленькое письмо до твоего возвращения. Сегодня к чаю получил твое милейшее письмо, за которое благодарю от всего сердца, так как рад был читать его и знать, что вы делали за эти дни в Абас-Тумане; это большое утешение получать письма, когда в разлуке!
Что за горе смерть бедного Грессера, не могу свыкнуться с мыслью, что его больше нет, не могу себе представить Петербурга без Грессера. Это огромное несчастье потерять подобную личность; умный, скромный, распорядительный, честный и спокойный, – где отыскать хоть что-либо ему подобное и именно подобные люди умирают, а другие остаются!
Вот уж вторая тяжелая, грустная весна. В прошлом году: тетя Ольга, дядя Низи. Теперь Гирс чуть не умер, Вышнеградский почти что инвалид, болезнь Бунге и, наконец, смерть бедного Грессера, а кроме того, масса дел и забот. Нет спокойствия ни физического, ни морального, нет больше и ничем насладиться спокойно нельзя, даже природой, да и она у нас на Севере подгуляла, собственно говоря, ни одного настоящего теплого дня не было, на солнце хорошо, а в тени все еще холодно. Все скучно и грустно, да кажется никогда и не будет иначе; забот с каждым годом будет все больше и больше, а радостей, утешительного все меньше!
Вчера вечером Ники отправился в Петербург ночевать, а сегодня утром выступил с батареей в Красное Село; там завтракал в офицерской артели и к 6 часам вечера приехал в Гатчину очень довольный и походом, и своим новым домом в деревне Михайловке.
Получил ваши телеграммы из Боржома, твою и Жоржи, слава Богу благополучно проехали! Бедный Жоржи, много думал о нем сегодня, какой грустный для него день разлуки с тобою и Ксенией, а завтра возвращение в пустой Абас-Туман после столь весело и счастливо проведенных дней с вами! Что за горе и испытание послал нам Господь, быть столько времени в разлуке с дорогим сыном и именно теперь, в его лучшие годы жизни, молодости, веселости, свободы! Как мне его не достает выразить не могу, да и говорить об этом слишком тяжело, поэтому я и молчу, а в душе ноет постоянно, неутешно! Тяжело, слишком тяжело!
Вижу, что прегрустное письмо вышло, как раз к твоему возвращению, да что же делать. Теперь я много бываю один, поневоле много думаешь, а кругом тебя все невеселые вещи, радости почти никакой! Конечно, огромное утешение дети, только с ними и отдыхаешь морально, наслаждаешься ими и радуешься глядя на них. Бедный Сергей и Элла, часто о них думаю; на всю жизнь лишены они этого великого утешения в жизни и великого благословения Господня.
Теперь кончаю. Какая радость твое возвращение и с каким нетерпением жду я свидания с вами! Благодарю еще раз от всей души за милейшее письмо и от всего сердца обнимаю тебя, моя милая душка Минни. Крепко целую Ксению. Поклонись всем. До свидания, моя дорогая! Христос с вами!
Твой верный друг Саша.
(ГАРФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 710. Л. 71–72 об.)
Телеграммы императора Александра III императрице Марии Федоровне
Императорский Телеграф в Гатчине
Телеграмма № 2
40 слов
Подана в Лебяжье[258] 8 декабря 1884 г. 8 ч. 40 м.
Получена в Гатчине 8 декабря 1884 г. 9 ч. 55 м.
Государыне Императрице
Охота отличная. Убили 4 лося. Дядя Миша[259], Владимир[260], Николаша[261] и я. Завтра после охоты поедем прямо в Ораниенбаум[262] и оттуда в Гатчину, куда надеюсь быть к обеду. Крепко обнимаю Тебя и Детей. Отлично поместились здесь у лоцманов.