[333] (княгиню Луизу Прусскую). Она была просто чудовищна, огромных габаритов с колоссальным животом, одетая в лиловое с огромной белой накидкой. Ничего более ужасного невозможно даже представить. Было такое впечатление, что ее обмакнули в мешок с мукой, и бедному Вальдемару нужно было подавать ей руку, можешь себе представить!
Невеста же была красива и совершенно не смущалась. Мне кажется, что она очень довольна, что покидает отцовский дом. Я бы пришла в отчаяние, если бы мне пришлось выходить замуж таким образом. У меня не возникло никаких религиозных чувств в том зале. Да, клятва была красивой, но никаких молитв, больше ничего. После такой церемонии я бы не почувствовала и не поверила бы, что вышла замуж.
Когда мы возвращались, я была вместе с Фреди. Нас вывели на крыльцо, чтобы сфотографировать. Это было так нелепо. Все делалось только из-за тщеславия. Подул ужасный ветер, и я ничего не могла поделать с моими волосами, которые разлетались в разные стороны. Наконец мы пошли обедать. На сей раз это был настоящий продолжительный обед. Великий Князь Пр[усский][334] поднял бокал за здоровье молодых, а дядя Фриди его благодарил. Но он вел себя так беспокойно, все портил, и мы все смеялись как сумасшедшие, и в первую очередь Аликс. Она на самом деле смеялась очень громко, находясь прямо рядом с ним. После этого мы целый час болтали и представляли друг другу своих дам и господ. Мы вернулись сюда в 8 часов и были счастливы, что этот день закончился.
Другие дни были малоинтересными. Один раз мы поехали в Филипсруэ, чтобы послушать музыку. Туда приехала вдова знаменитого Шумана[335] и совершенно изумительно играла на пианино, а Тинхен[336] пела массу его вещей. Это было очень прекрасно, но довольно долго.
В конце я расскажу тебе о нашем визите в Баден к Императрице Августе. Мы выехали в половине девятого утра. Мамá, Аликс, тетя Катти, Элен, Вальдемар, наши дамы и господа сели в поезд, который ожидал в Оффенбахе[337]. К нашему удивлению мы прибыли на 10 минут раньше. Все были очень рады, что хорошо поели. Мы начали с кофе, затем была подана прекрасная холодная закуска. В половине первого мы были в Бадене, где довольный Фридрих[338] ждал нас на вокзале. Нас также приняли многие русские дамы, в частности, старая княгиня Изабелла Гагарина[339], княгиня Меншикова[340] и пр. У Императрицы Великий герцог Бадена[341] встретил нас на пороге вместе со своим младшим сыном[342]. Он проводил нас к Императрице, которая встретила нас прекрасно, совсем не официально. Я нашла, что она выглядит гораздо лучше, нежели по описаниям. Нам подали великолепный обед. Я съела все, как будто бы не ела 15 дней. Императрица сидела между Аликс и Вальдемаром и все время вела беседу. Она была такой милой и любезной. После обеда она представила нам свою свиту, а мы – своих сопровождающих. Княгиня Кочубей просто купалась в счастье. Великая герцогиня Мекленбурга[343] тоже приехала под конец с герцогиней Гамильтон[344]. Я нашла ее постаревшей после Петергофа, несчастную, после всех ее бед.
После того как мы уехали от Императрицы, мы осмотрели русскую церковь и закончили поездку небольшим визитом к старой герцогине Викскунг[345], которую я нашла, как всегда, молодой духом, веселой и забавной. На вокзале вновь было все русское общество с букетами цветов, В Карлсруэ[346] прибыла Марусси[347] со своими детьми, которые очень выросли. Девочка мила, но некрасива, а мальчик очень хорош – настоящий молодой человек. Марусси поехала с нами в Брухзаль, где была тетя Олли. Я нашла ее очаровательной и очень вежливой. Она села в наш поезд, и мы в течение двух часов оставались наедине. Она много расспрашивала о тебе и о том, что происходит в России. Она интересовалась всеми и всем. Стояла страшная жара. Несчастная истекала потом, большие капли которого градом катились с нее. Я была так рада, что повидала ее и выполнила все свои обязанности. Мы вернулись сюда, в Румпенхайм, в 11 часов вечера, уставшие и засыпавшие на ходу от такого долгого дня.
Теперь я должна заканчивать, уже час ночи, а завтра мы едем в Висбаден[348] и Кёнигштайн[349]. Прощай, мой милый любимый душка Саша, обнимаю тебя от всего сердца и благодарю тебя за твое дорогое чудесное письмо, которое я с радостью получила, вернувшись вчера из поездки.
Да благословит и хранит тебя Господь!
На всю жизнь
Твой верный друг и жена Минни.
Аликс, Хильда и вся семья передают тебе тысячу приветов.
Румпенхайм. 21 мая/ 2 июня. 1884.
Мой милый, душка ангел Саша!
Сегодня, в последний день моего изумительного пребывания здесь, я пишу тебе, чтобы поблагодарить за твое драгоценное письмо, которое я с огромной радостью получила вчера вечером, вместе с маленькой комедией Ники. Она меня позабавила, очень хорошо написана. Поблагодари его от меня. Я тронута тем, что ты написал мне, и, конечно, довольна, что меня тебе не хватало. Это было мне очень приятно, так как, уезжая, я думала, что тебе все равно и что ты даже не заметишь моего отсутствия. Я довольна, что ты переехал в Петергоф. Представляю тебя в нашем дорогом Коттедже[350], в твоем чудном кабинете. Думаю, что погода, наконец, установилась и что стало уже тепло. Здесь сейчас просто идеально, настоящее наслаждение! Мы сидим в саду все время с рукоделием и болтаем.
Вчера в воскресенье мы с огромной радостью встречали Папá в восемь часов вечера в Оффенбахе. Аликс, Вальдемар и я ехали в экипаже дяди Фрити. Он любезно предложил нам собственный и сам бегал в конюшню распорядиться, к большому удовольствию Вальдемара. После прибытия на вокзал Оффенбаха мы обнаружили, что Папá уехал другим путем и мы разминулись. Представляешь наше отчаяние! Мы поехали вдогонку Папá так быстро, что лошади шли рысью, когда же мы уже заметили экипаж Папá, Вальдемар пустил их даже полевым галопом, и только тогда мы нагнали его, наконец, почти у самого Румпенхайма. Прямо посередине большой дороги, в ужасной грязи, мы расцеловались с ним. Он выглядел хорошо, но сильно похудел. Мы посадили его в наш маленький двухместный экипаж, а Гульденерон[351] остался в его экипаже. Так мы и въехали в Румпенхайм, где все общество собралось перед казино.
Накануне мы ездили в Висбаден, Аликс, Вальдемар и я с нашими дамами и господами. Мы нанесли визит несчастному дяде Фрити Глюксбургскому[352]. Мы нашли его очень больным и изменившимся, он едва мог говорить. На меня это произвело такое удручающее впечатление, что я не могу этого забыть. Меня это просто потрясло! Он приехал встречать нас на вокзал в экипаже и все время плакал, бедный! Мы пробыли у него час. Его семья состоит из жены и трех дочерей[353]. Он просил меня поблагодарить тебя еще раз за Святого Андрея[354]. Он очень счастлив. Бедняга настоял на том, чтобы поехать проводить нас на вокзал. А когда я пыталась его отговорить, так как такая поездка тяжела, он ответил: «Да ничего страшного, чем скорее я умру, тем лучше, я должен был уже давно умереть». Несчастный парализован, на одну сторону искривился, одна рука почти не сгибается, а нога не слушается. Какое ужасное существование для человека, который всегда был полон жизни и радости.
Оттуда мы поехали по железной дороге в Седан[355]. Нас встречал герцог Нассауский со своей четверкой лошадей. Он отвез нас в Кёнигштайн к Аделаиде и Хильде. Это красивейшее место, окруженное прекрасным садом, дом чудесный и симпатичный, любимое место Аделаиды. Мы посетили все: дом, конюшню, сад, и, закончив осмотр, сели пить чай на террасе – идеально при такой погоде. По возвращении в Седан мы увидели там Мадам Тодтланбо с ее детьми. Они стояли на вокзале с букетами. Я послала Оболенского узнать, какие новости у бедного […] [356], который очень страдает. Было еще несколько русских дам, среди которых м-м Устинова[357], которую я раньше не знала. В вагоне мы опять попили чаю и вернулись сюда к обеду. Сегодня 21, понедельник, мы завтракали в Филипсруэ. Там очень красиво и приятно. Потом мы погуляли сначала по саду, а затем сели в экипаж. Там были: Луи[358] со всеми своими дочерьми, а также Луи Бад[енский][359]. Я нашла его изменившимся. Он подурнел. Дочери […][360] мне очень понравились, все очаровательны, каждая в своем роде, такие естественные и веселые. Мы попрощались до воскресенья, до встречи в Петербурге. Сегодня приходил обедать милый Плессен[361], завтра он придет вновь.
Теперь хочу пожелать тебе всего хорошего, сейчас половина второго ночи, я засыпаю от усталости, а встать я должна рано, на 9 часов я заказала панихиду. Мои мысли и молитвы соединяться с твоими за упокой души твоей дорогой Мамá! Доброй ночи, мой пусси пупу