В среду после кофе мы снова ходили пешком к морю, а там уже из экипажа мы просто любовались им. Мы завтракаем в семейном кругу, а обедаем каждый второй день в большой столовой и приглашаем гостей. Ольга привезла с собой м-м Сапунсаки[428], твоего друга Хиналя[429], Философова[430] и старого Метакса[431]. Последний сидит рядом со мной за столом. Обаятельный старик, он меня все время развлекает. После завтрака мы поехали с Ольгой, дядей Мишей и детьми в Ореанду[432], которую бедная Ольга еще не видела в таком плачевном состоянии. Её, естественно, это очень огорчило. Она была так взволнована, когда увидела небольшой дом дяди Кости и его церковь. Она просто залилась слезами! Церковь чудесная, с красивыми мозаичными картинами Сальвиати[433]. Священник поджидал приезда Ольги и спел сам маленькое молебствие, что ее тоже растрогало своей простотой.
В четверг был праздник в большой церкви, и мы ходили к обедне. Как в прошлый раз при тебе, певчие пели по очереди с детьми из школы. Они стояли на хорах, и снизу их не было видно. К завтраку я пригласила всех офицеров с «Корнилова», капитана «Запорожца»[434], греческих офицеров, Зарубкова[435] и других военных, которые находятся здесь. Это было грандиозно. В два часа мы в их сопровождений пошли к лесничеству, оттуда мы совершили двухчасовую пешую прогулку, а потом пили кофе на балконе и ели превосходную вишню. Было очень приятно, и мы вернулись только в половине восьмого при идеальной погоде. Вчера в пятницу Георгий с утра отправился на борт «Корнилова», чтобы повидаться со своими друзьями, которые его давно ждали. Он возвратился в пять часов очень довольный. Я каталась на лошади с Ксенией и Минни. Девочки были в восторге. Я села на прекрасную белую лошадь, огромного иноходца, очень сильного и красивого. Кобеле[436] надеется купить ее для тебя, для охоты. Это было бы прекрасным приобретением, потому что она ничего не боится и может везде пройти.
Суббота 1 июня[437]. Начинаю с того, что поздравляю тебя от всего сердца за нашу дорогую маленькую Ольгу. Мне очень грустно, что я не могу провести этот день вместе с вами, мои дорогие! Да благословит и сохранит ее Господь, и пусть она всегда будет нашей радостью и утешением. Несмотря на то что я довольна, что нахожусь здесь рядом с Георгием, мне очень грустно и уныло без тебя. Я не могу тебе этого описать, я не могу здесь ничем наслаждаться! Если бы ты только мог приехать вместе со мной, все было бы по-другому, была бы только радость, все в розовом свете! Без тебя я сама не своя и ничего не хочу.
А теперь, Саша, любимый, я должна заканчивать. Мы идем в церковь, чтобы помолиться за дорогую малышку, а потом отправимся к горе Ай-Петри[438]. Но пока вокруг стоит страшный туман, он окутал нас полностью. Будем надеяться, что позднее он рассеется, иначе это будет невероятная неудача.
Обнимаю тебя от всей моей души, мой Саша дорогой. Да благословит и защитит тебя Господь! Еще тысячу раз благодарю тебя за твое восхитительное письмо.
Твоя на всю жизнь
Твоя Минни.
Ольга, Минни, Георгий и Ксения тебя обнимают, дядя Миша тоже.
Понедельник. 3 июня 1891. Ливадия.
Мой милый дорогой душка Саша моего сердца!
Я опять пишу тебе сегодня, чтобы рассказать о том, чем мы занимались здесь последние два дня, с момента отправки в субботу моего последнего письма. Сначала в десять часов пятнадцать минут мы были в церкви, а оттуда мы большой компанией отправились к Ай-Петри. Мы подъехали по очаровательной дороге при прекрасной погоде к площадке, на которой устроена беседка. В этом месте твой папа любил пить чай. Мы там позавтракали и сменили лошадей. Помимо наших приближенных было четыре офицера с «Корнилова»: Шипочкин, Синицын, Шмидт (большой, с рыжими волосами) и Трахтенберг[439]. Кроме двух эскулапов, все веселились и были в хорошем настроении, а старый Мессала[440] все время развлекал меня, один его вид заставляет смеяться. Был, естественно, и фотограф. Во время завтрака он сделал массу снимков, и все они очень хорошо получились. Оттуда Георгий, Ксения и Минни поднялись наверх на лошадях по новому пути, который мне напомнил зигзаги кавказских дорог. Это действительно прекрасно, и сверху великолепный вид. Чтобы добраться до вершины Ай-Петри, я тоже села на лошадь. То же самое сделали дядя Миша, дети и несколько господ. Алышевский тоже хотел подняться верхом, но как только он сел на свою лошадь, то тут же свалился с нее на землю. Пришлось ему из осторожности идти пешком. А вот Айканов[441] с гордостью поднялся вместе с нами. Последний участок пути был очень крутым, и я боялась за лошадей, которым пришлось карабкаться по такой жаре. Я была очень довольна, что наконец-то добралась до вершины Ай-Петри. Мы остались там на некоторое время и любовались великолепным видом. К моему удивлению, Катя Озерова[442] и мадемуазель Хинали[443] пришли пешком в сопровождении Олсуфьева[444], Алышевского и двух офицеров, они ужасно вспотели и загорели, потому что вся дорога была залита солнцем, ни одного деревца. Георгий возвратился пешком очень быстро. Он так натренировался лазать по горам в Алжире и на Корсике, что никто из его товарищей не может за ним поспеть, за исключением крупного, некрасивого Шопидина[445], который немного напоминает Посьета, когда тот был молодым. Там мы еще раз попили чай и поели чудесную вишню, а потом сели в экипажи и за два часа вернулись под впечатлением от такого прекрасно проведённого дня. Совершенно очевидно, что горный воздух благотворно действует на Георгия. Он себя чувствует совсем по-другому, и температура у него нормальная. Но бывают дни, когда он мне совсем не нравится. Он кажется похудевшим, и у него совсем другое выражение глаз. Это обычно происходит по утрам. Зеленцов[446] сразу понимает, что у него сегодня поднимется температура. И действительно, в четыре часа она поднимается до 38,2. Правда, это быстро проходит, и тогда его хорошее настроение восстанавливается. Он становится веселым и не жалуется. Но меня это страшно расстраивает, особенно при мыслях о будущем. Теперь я понимаю, что Алышевский совершенно прав, утверждая, что Георгий еще серьезно болен. Для меня очень тяжело признать это. Ведь сначала я думала, что он преувеличивает, а теперь, к несчастью, вижу это сама! В первые дни моего пребывания здесь я даже сказала Алышевскому, что он напрасно пугал нас своими письмами. Ты верил только половине того, что он писал. Ты думал, что он пугал нас, потому что боялся, что мы не предоставим Георгию соответственный уход. Я также ему сказала, что надеюсь, что в своих разговорах с Георгием он не будет ставить всех точек над «и». Ведь моральное состояние здесь очень важно. Но думаю, что у него такое грустное выражение глаз потому, что он отдает себе отчет о собственном состоянии. Его все время что-то гложет внутри, но он никогда ничего не говорит. А при закрытости его характера это очень плохо. Алышевский сказал мне, что он не говорит ему всей правды, но если не принять всех мер предосторожности, со временем это может стать очень серьезным. Если он сказал ему только это, тогда хорошо. Но тем не менее мне кажется, что Георгий чем-то обеспокоен, но никогда не говорит об этом. Доктора считают, что ни холода, ни ветры не опасны для него, а пагубна только влажность! Здесь он хорошо спит и хорошо ест, но самым благоприятным для него оказался воздух Алжира. Именно там он чувствует себя лучше всего.
Среда 5 июня. Вчера я с огромной радостью получила твое драгоценное письмо, оно меня сделало совершенно счастливой. От всего сердца благодарю тебя за каждое твое ласковое слово! Мои мысли постоянно рядом с тобой, мой любимый Саша, чего бы я только ни сделала, чтобы ты оказался рядом со мной сейчас. Мне тебя так не хватает, вдали от тебя я никогда не бываю спокойной, даже несмотря на радость находиться рядом с Георгием, я страдаю и грущу, я жду нашего свидания с таким нетерпением! Дай Бог, чтобы к нашему возвращению погода установилась, только бы не шел дождь, ведь именно влажности нам нужно бояться.
В воскресенье у нас было много народу на завтраке, все морские офицеры с различных судов. Было достаточно свежо, поэтому после завтрака мы решили провести время в саду под балконом твоей Мамы, на солнце, в закрытом от ветра месте. В понедельник мы с дядей Мишей поехали к нему в Ай-Тодор. Он показал нам все комнаты. Бедный плакал горючими слезами, меня это страшно раздосадовало! Он поставил фотографию тети Ольги[447] на кушетку в зале, где она всегда сидела, и рассказывал нам о ней с такой любовью и такой нежностью!
Дети приехали к нам сюда на лошади, и затем мы вместе пешком пошли к княгине Клейнмихель, которая угостила нас чаем. У нее прелестный дом, очень хорошо расположенный, с видом на море. Именно здесь бедный дядя Низи[448] долго жил осенью. Чай разливали вся семья Гончаровых[449]