Царские письма. Александр III – Мария Федоровна. Николай II – Александра Федоровна — страница 75 из 84

Людская низость удивляла, возмущала, приводила порой к вспышкам гнева. Но время и Вера научили великой христианской добродетели – смирению. Она видела живой пример подобного величия духа, которой каждодневно являл Её любимый Супруг. И в последний срок своего земного существования, в заточении и унижении, Царица овладела этим бесценным сакральным Даром.

Замечательно о духовном подвиге Царя и Царицы написал наставник Цесаревича Алексея швейцарец Пьер (Пётр) Жильяр, остававшийся рядом с Царской семьей вплоть до Екатеринбурга: «Император и Императрица думали, что они умирают за Отчизну. Но они умерли за всё человечество. Их истинное величие не в императорском достоинстве, но в достижении высших человеческих добродетелей, до которых они постепенно возвысились. Они стали духовно совершенны».

Александра Фёдоровна если и не самый, то один из самых «нелюбимых» персонажей отечественной истории. С горечью об этом незадолго до своей смерти в 1960 году говорила сестра Николая II великая княгиня Ольга Александровна: «Из всех нас, Романовых, Аликс наиболее часто была объектом клеветы. С навешанными на Неё ярлыками Она так и вошла в историю. Я уже не в состоянии читать всю ложь и все гнусные измышления, которые написаны про Неё».

За прошедшие с тех пор десятилетия положение качественно почти не изменилось. Негативный ракурс продолжает оставаться обязательным не только для внецерковной, но и для некоторой части православной литературы[756].

Даже после канонизации в 2000 году Семьи Николая II всё еще в ходу идеологически тенденциозные определения и огульные характеристики, возникшие многие десятилетия тому назад и изображающие в самом негативном свете и Николая II, но особенно Александру Фёдоровну. Некоторые авторы приписывают Ей просто демонические черты и даже утверждают, что эта Женщина «изменила ход современной истории»[757]. Конечно, это – баснословные утверждения, но что Она стала символом, знаком, образом величия и обречённости Монархической России в последний период её существования – в том не приходиться сомневаться.

Общественное миропредставление Царицы Александры помогает понять традиционный кодекс православного монархизма, о котором столько было написано и сказано неправдоподобного, несправедливого, поверхностного и бессмысленного. В этом отношении данная тема напрямую касается уже не отдельной личности, а огромного духовно-культурного явления, веками державшего здание православной государственности.

Как точно заметила биограф Царицы, «чтобы понять Александру Фёдоровну, надо постичь традиционное христианское мировоззрение, и тогда Её жизнь легко раскроется перед нами…Мы сможем по достоинству оценить жизнь и Царствование Александры Фёдоровны как православной Царицы, если постараемся увидеть Монархию так, как видели Она и Её Супруг»[758].

Последняя Царица – чудесный пример того, как человек, не имевший ни капли «чисто русской крови», в лоне Православия приобретал все фундаментальные черты русскости, отличавшие русский архетип на протяжении свыше тысячи лет. Отличительная особенность его – полная и абсолютная преданность Вере, высшей мерой которой всегда являлась человеческая жизнь. Александра Фёдоровна доказала, что Она наделена жертвенным качеством православной веропреданности. Она сумела стать полностью и окончательно русской, отдав за Бога и Россию самое дорогое, чем владела, – жизнь Свою и Своих дорогих.

Став объектом людской ненависти, Царица и на краю погибели, когда со всех сторон толпа вопила «распни Их», сохраняла то спокойное самообладание, великое мужество, засвидетельствованное еще первыми христианскими мучениками. Она совершала путь на свою Голгофу с высоко поднятой головой и знала, что, претерпев всё, Она предстанет пред Судом Всевышнего. И Она шла на Него с чистой совестью.

* * *

Ниже воспроизводятся послания Царицы Александры, написанные Ею во время нахождения под арестом в Царском Селе и Тобольске. Из Екатеринбурга Ей уже не дано было отправлять весточки. Эти послания лучше, точнее и ярче любых исторических исследований и повествований раскрывают внутренний мир Святой Царицы и Ее Семьи. Она в них всё и обо всём рассказала с исчерпывающей полнотой: как жила, но главное – чем жила. В унижении и заточении, на краю земного бытия, Она с неповторимой силой явила образец любви к Богу, России, людям.

Страницы Ее посланий стали появляться в различных изданиях уже через несколько лет после Екатеринбургского злодеяния. В воспоминаниях знакомых и друзей – Анны Вырубовой, Лили Ден, Сергея Маркова, Софии Буксгевден – были приведены некоторые письма, которые просто чудом сохранились. Полковник А.В. Сыробоярский издал в 1928 году в Нью-Йорке особую «Скорбную памятку» о Царской Семье, где воспроизвел послания Царицы, адресованные ему и его матери. В эмигрантских газетах и журналах время от времени публиковались отдельные послания.

В 1974 году переводчик, преподаватель, а затем декан Свято-Троицкой семинарии в Джорданвилле (США) Евгений Евлампиевич Алферьев (1906–1986), собрав все ранее известное, выпустил в свет сводный том, получивший название «Письма Царской Семьи из заточения», включавший более двухсот писем, записок, открыток, которые Царственные Мученики посылали из Своего узилища.

В 1996 году появилось второе дополненное издание под названием «Письма Святых Царственных Мучеников из заточения», осуществленное Спасо-Преображенским Валаамским монастырем. Оно включает 234 письма и открытки, из которых 82 принадлежат Александре Фёдоровне[759].

Составители признавали, что «призыв предоставить письма для опубликования встретил самый горячий отклик, без исключения, со стороны тех, кому эти письма адресованы, или их наследников, то лица, случайно завладевшие письмами Царской Семьи, не проявили такого же сочувствия к этому начинанию».

Неизвестно, сколько всего посланий Царственных Страстотерпцев было отправлено ими из заточения, как точно и не выяснено, сколько же из них дошло до наших дней. Однако есть основания надеяться, что какие-то фрагменты переписки могут появиться в дальнейшем, став неотъемлемой частью духовного достояния России.

В настоящей публикации воспроизведены все тексты из изданий 1974 и 1996 годов, с добавлением нескольких, в указанные сводные тома не включенных. Расширен, уточнен и дополнен именной и предметно-сюжетный указатели, что позволяет читателю легче ориентироваться в сложных и трагических перипетиях русской действительности 1917–1918 годов.

По большей части корреспонденция Царицы поступала к адресатам, минуя охрану, через доверенных лиц, которые или сами отвозили письма Царицы-Узницы, или пересылали на адреса хороших знакомых, а те в свою очередь передавали их по назначению. Александра Фёдоровна всё время была обеспокоена тем, чтобы Ее послания не стали причиной возможных осложнений для тех людей, к которым Она обращалась. В письмах А.А. Вырубовой-Танеевой Она не раз призывала Свою подругу и духовную единомышленницу уничтожать Ее письма. Царица почти все поступающие с воли письма и открытки после многократно прочтения предавала огню.

Подобные предосторожности совсем не были напрасными. С марта 1917 года в стране бушевала антицарская вакханалия, приобретавшая характер общественной истерии, а потому люди могли себя поставить под удар только самим фактом общения с поверженными Венценосцами. Александра Фёдоровна все это прекрасно осознавала и переживала за тех, кто в условиях того безумного времени отваживался корреспондировать недавним Коронованным Правителям.

Конспиративность переписки и постоянная угроза перехвата писем объясняет тот факт, что в посланиях Александры Фёдоровны немало скрытых намеков и иносказаний, касающихся событий и людей, которые были хорошо ясны близким людям, но которые далеко не всегда понятны по прошествии многих десятилетий. Порой встречаются в текстах и смысловые разрывы, часто связанные с тем, что от отдельных посланий сохранились только фрагменты. Кроме того, лица, передававшие послания Царицы огласке, по политическим или этическим соображениям опускали отдельные имена и личные обстоятельства, казавшие в тот момент опасными или недопустимыми, заменяя их отточиями.

Как призвалась А.А. Вырубова-Танеева, «все письма, полученные мною, помещены здесь (в ее воспоминаниях «Страницы моей жизни». – А.Б.) полностью, только пропущены некоторые фразы и личные переживания Государыни, которые слишком для меня святы, чтобы придавать их огласке».

Публикаторы 1974 и 1996 годов, часто не имея в наличии оригиналов, воспроизвели ранние публикации, оставив многие текстовые неясности в неприкосновенности. В настоящей подборке некоторые скрытые имена и события выявлены и прояснены, но существенная часть этого зашифрованного пласта нуждается в дальнейших скрупулезных исследованиях.

Послания царицы Александры из заточения(Март 1917 – апрель 1918 года)

№ 1С.В. Маркову

Начало марта 1917 года.

Не грустите Маленький. Скоро, даст Бог, увидимся опять. Знаете, как крепко Ваш старый Шеф[760] за Вас молится и Вам всего, всего лучшего желает. Христос с Вами †[761]. Be a good boy[762].

Поправляйтесь скорее.

№ 2С.В. Маркову[763]

Март 1917 года.

Когда так тяжело на сердце, Вам безумно грустно – не унывайте, Маленький, помните, что есть душа, которая Вас лучше понимает, чем Вы сами знаете, и которая крепко, крепко ежедневно Бога за Вас молит. Вы не одни – не бойтесь жить, Господь услышит наши молитвы и Вам поможет, утешит и подкрепит. Не теряйте Вашу веру, чистую, детскую, останьтесь таким же маленьким, когда и Вы большим будете. Тяжело и трудно жить, но впереди есть Свет и радость, тишина и награда за все страдания и мучения. Идите прямо Вашей дорогой, не глядите направо и налево, и если камня не увидите и упадете, не страшитесь и не падайте духом. Поднимайтесь и снова идите вперед. Больно бывает, тяжело на душе, но горе нас очищает.

Помните жизнь и страдания Спасителя, и Ваша жизнь покажется Вам не так черна как думали. Цель одна у нас, туда мы все стремимся, да поможем мы друг другу дорогу найти. Христос с Вами, не страшитесь. «Начало конца», Вы говорили, – да, Маленький, но не совсем, душа будет всегда близко, не забудет Вас Ваш новый друг и всегда и везде будет за Вами следить и Вас молитвами охранять от всякого зла. Останьтесь рыцарем, таким каким Вы хотели быть.

Шеф†.

№ 3С.В. Маркову (открытка)

Царское Село, 9 мая 1917 г.

От всего сердца поздравляю Вас, шлю самые горячие пожелания и молитвы. Ничего о Вас не знаю, очень беспокоюсь. Получили ли Нашу открытку на Пасху через Марг. С.? [764] Напишите через О.П.[765] Получаем новости только через лазарет, другие письма не доходят, так глупо, известно, что никто не пишет того, что нельзя теперь. Наконец, дети поправились. Они Все с нашими людьми копают огород в малом садике. Я сижу в кресле и, как всегда, занимаюсь. Ваша подушка всегда перед глазами. Что сестра пишет… Я, с Детьми, даем им уроки пять раз в неделю, так что время нет, по вечерам Он (Государь) нам читает вслух. Здоровье ничего. Храни Бог.

№ 4В.В. Комстадиус[766] (открытка)

Царское Село, 23 мая 1917 г.

Милая Вера Владимировна!

Очень тронута, от души благодарю, что обо Мне опять вспомнили. Представляю Себе как трудно теперь на Юге. Надеюсь, что Вашему бедному мужу лучше. А как несчастная маленькая в Швейцарии? [767] Много у Вас горя. Помоги Вам Бог. Сердечно Вас целую.

А.

№ 5А.В. Сыробоярскому[768]

Царское Село, 28 мая 1917 г.

Все можно перенести, если Его (Бога) близость и любовь чувствуешь и во всем Ему крепко веришь. Полезны тяжелые испытания, они готовят нас для другой жизни, в далекий путь. Собственные страдания легче нести, чем видеть горе других и не будучи в возможности им помочь.

Очень много Евангелие и Библию читаю, так надо готовиться к урокам с детьми, и это большое утешение с Ними потом читать все то, что именно составляет нашу духовную пищу. И каждый раз находишь новое и лучше понимаешь. У Меня много таких хороших книг, всегда выписываю из них. Там никакой фальши. Вы когда-нибудь читали письма Иоанна Златоуста к диаконисе Олимпиаде? Я их теперь опять начала читать. Такая глубина в них, наверное, Вам понравились бы. Мои хорошие книги Мне очень помогают. Нахожу в них ответы на многое. Они силы дают, утешение и для уроков с Детьми. Они много глубоко понимают – душа растет в скорби. Вы это сами знаете. Завтра в 12 часов молебен. Татьяне будет 20 лет уже. Они здоровы все, слава Богу.

Надо Бога вечно благодарить за все, что дал, а если и отнял, то, может быть, если без ропота все переносить, будет еще светлее. Всегда надо надеяться. Господь так велик, и надо только молиться, неутомимо Его просить спасти дорогую Родину. Стала она быстро, страшно рушиться в такое малое время. Но тогда, когда все кажется так плохо, что хуже не может быть, Он милость Свою покажет и спасет все. Как и что, это только одному Ему известно…

Хотя тьма и мрак теперь, но солнце ярко светит в природе и дает надежду на что-то лучшее. Вы видите, Мы веру не потеряли, и надеюсь никогда не потерять, она одна силы дает, крепость духа, чтобы все перенести. И за все надо благодарить, что могло бы гораздо хуже. Не правда ли?…Пока живы и Мы с нашими вместе – маленькая крепко связанная Семья. А они[769] что хотели? Вот видите, как Господь велик. Мы и в саду бываем (т. е. на свободе). А вспомните тех, других[770], о, Боже, как за них страдаем, что они переживают, невинные…

Венец им будет от Господа. Перед ними хочется на коленях стоять, что за Нас страдают, а Мы помочь не можем, даже словом. Это тяжелее всего. Больно за них, но и для них, Я верю крепко, будет еще хорошее (мзда многа на небесах) и здесь еще. Но здоровья у них уже не то будет, а души у них растут, и Он им силы даст крест нести. Есть кому тяжело там без мамы, но вера спасет ее[771]. Без слез не могу вспомнить. Но она знает (где бы она и ни была), душа Моя с ней, и те, кто Меня истинно любят, должны это вспоминать, а то разлука была бы невыносимой. Но быть без известий так тягостно, так тяжело.

Вы удивлены, что Я вдруг так откровенно пишу, но письмо не пойдет почтой, а нашего нового коменданта менее стесняюсь[772]. Мы посещали его в Лианозовском лазарете, снимались вместе, так что совсем другое чувство, и потом он настоящий военный. Хотя не завидую ему – очень уж трудно ему должно быть. Но Бог его наградит за каждую доброту, Вы видите, опять Бог помог. Все-таки чувствуешь себя иначе, раз он Наш начальник и цензор. Прежде он сам страдал.

Голова немного устала, много сегодня другим писала, а скоро урок. Пора вставать[773]. Да благословит и хранит Вас Господь Бог на всех путях и да даст Он Вам внутренний мир и тишину. Самый сердечный привет.

Ваша Сестра.

№ 6А.В. Сыробоярскому

Царское Село, 29 мая 1917 г.

Мама мне переписала хорошую молитву, которую она сама каждый день читает. Она такая трогательная. Почему меня так полюбила, не знаю. Будьте нежны с ней, не стесняйтесь побольше о себе говорить. А то ей трудно, должно быть. Вы говорите, что не умеете, но это не так, только отвыкли и не хотите тяжести жизни с ней делить, хотите ее беречь, но у матери чуткое сердце, и она душой с Вами страдает. Понимая Ваш характер, знаю, что Вам не легко, и оттого дома пусто. Иные интересы, мысли, мечты. Она пишет, что сердце стало лучше, Я так рада…

Как тяжело читать газеты… Где мы? Куда дошли? Но Господь спасет еще Родину. В это крепко верю. Только где дисциплина? Сколько гадостей о Нем[774] пишут: слабоумие и т. д. Хуже и хуже, бросаю газеты, больно, больно все время. Все хорошее забыто, тяжело ругательства про любимого человека читать, несправедливость людей и никогда ни одного хорошего слова…

Не позволяют, конечно, печатать, но Вы понимаете, что за боль. Когда про Меня пишут – пускай, это давно начали травить. Мне все равно теперь, а что Его оклеветали, грязь бросают на Помазанника Божия, это чересчур тяжело. Многострадальный Иов[775]. Лишь Господь Его ценит и наградит за Его кротость. Как сильно внутри страдает, видя разруху. Это никто не видит. Разве будет другим показывать, что внутри делается, ведь страшно Свою Родину любит, как же не болеть душой, видя, что творится.

Не думала, что за три месяца можно такую анархию видеть, но надо до конца терпеть и молиться… молиться, чтобы Он все спас. А Армия… плачешь, не могу читать, бросаю все и вспоминаю страдания Спасителя, Он для нас, грешных, умер; умилосердится еще, может быть. Нельзя все это писать, но это не по почте, и новый комендант цензор не будет Меня бранить, Я думаю, а Вы не теряйте веру, не надо, не надо, а то уже не хватит сил жить. Увидят сами, что дисциплина и порядок нужен, что не надо бояться быть сильнее плохих разрушительных элементов, которые только стараются скорее видеть гибель России.

Они не патриоты, ничего святого у них нет… Наступления ждут, медлят опять… О, больно, больно на душе, но Он спасет, поможет, услышит молитвы любящих Россию…

Простите, что все это пишу, может, разорвут эту страницу. Вы бедную маму обрадуете Вашим присутствием. Вы знаете, что Вы ей нужны, разве это не хорошо? Я Свою маму потеряла, когда Мне было 6 лет, а отца в восемнадцать. Большое утешение их иметь, знать, что она всегда Вас с любовью ждет, молится всеми силами за Вас. Вы ей нужны. Очень жаль Вас не видеть и не иметь возможности с Вами говорить.

Настроение Ваше такое грустное, мрачное, безнадежный взгляд на все. Если бы виделись, может быть, могла немного помогать, облегчить и выяснить, а на бумаге не умею, не знаю, как писать, не то выходит и кажется так пусто. Сильно хочется помочь и постараться мрак рассеять. Не надо так на все смотреть, не все потеряно. Господь спасет еще дорогую Родину, но терпеливо придется ждать (конечно, сложа руки самое трудное), но это должно кончиться. Вы про историю говорите. Да, все это было раньше и будет опять, все повторяется, но иногда Господь Бог по иным путям народ спасает.

В людей, Вы знаете, Я почти не верю, но зато всем Своим существом – в Бога, и все, что случится, не отнимет эту веру. Не понимаю, но знаю, что Он понимает и все к лучшему творит. Люди стали все хуже и хуже. Содом и Гоморра в столице, а на фронте?..

Мало лучше в городах, за это наказание и много из тех уже пострадали. Все, которые (из хороших, но глупых и смешных) все ругали и осуждали, видят, какую кашу заварили, а теперь бояться, что крестьяне все у них отнимают, что кажется им несправедливо… потому, что сильно больно. Для души это полезно.

Те, кто в Бога крепко веруют, тем это годится для (вот слова не могу найти) опыта совершенствования души, другим для опыта… Господь их наградит, верьте. Я знаю одного старика, который долго сидел (в тюрьме), выпустили, опять сидит, и он стал светлым, глубоко верующим и любовь к Государю и веру в Него и Бога не терял[776].

Если награда не здесь, то там – в другом мире, и для этого мы и живем. Здесь все проходит, там – светлая вечность. О, верьте этому! Вы молоды, Вам трудно об этом думать, но раз в жизни пострадаете, найдете в этом утешение. Испытания всем нужны, но надо показать и твердость во всем и все перенести с крепкой верующей душой. Нет таких невзгод, которые бы не проходили. Господь наш это обещал в Своем бесконечном милосердии, и мы знаем, какое непостижимое блаженство Он готовит любящим Его. Помоги Он всем перенести с такой покорностью Его святую волю. «Не все на небе будет ночь, авось и солнышко проглянет». Его дорога оставлена, чтобы нам идти, путь тернистый, но Он перед нами прошел, – пусть и крест наш так же, как Он, понесем.

Не умею писать, но молюсь горячо, да облегчит Он Вам Ваши страдания за других, да утешит и подкрепит Он Вас. Помните, как Ваш любимый отец все жестокости и несправедливости перенес[777]… Да, иногда жизнь, здоровье не выносят, а дух должен. Вы Меня хорошо знаете и понимаете Мое искреннее желание помочь Вам. Люди плохи, и Он наказывает, наказывает примером. Царство зла теперь на земле. Но Он выше всего, Он все может повернуть к лучшему. Увидим еще лучшие дни. Вы молоды, увидите еще другое, не будьте малодушным. У кого совесть чиста, тот и клевету и несправедливость легче переносит.

Не для себя мы живем, а для других, для Родины (так это и понимали). Больше чем Он (Государь) делал, невозможно. Но раз сказали для общего блага[778]… Но не верю, что Господь не вознаградит за это. А те, которые так гнусно поступили, им глаза будут открыты, у многих это уже и есть. Психология масс – страшная вещь. Наш народ уж очень некультурен, – оттого, как стадо баранов, идут за волной. Но дать им понять, что обмануты, – все может пойти по-иному пути. Способный народ, но серый, ничего не понимает. Раз везде плохие работают на гибель, пускай хорошие стараются спасти страну. Надо избавиться от врага внешнего – это первый долг, а с такими восками стало безумно трудно, но не совсем безнадежно – есть патриоты настоящие, есть Бог.

А мы в тылу должны молиться всеми слабыми силами – умолять Его спасти Родину. И Он услышит, умилосердится. Многое еще перенести придется. Плохие не станут лучше, но зато есть где-то хорошие, но, конечно, слабые «капли в море», как Вы их называете, но все вместе могут быть со временем потоком очищающей воды и смоют всю грязь.

Надо кончать. Всегда за Вас молюсь. Все шлют горячий привет. Храни Вас Бог. Всего, всего наилучшего, скорейшего выздоровления и душевного спокойствия.

Старая Сестра А.

№ 7М.М. Сыробоярской

Царское Село, 29 мая 1917 г.

Милая моя, сердечное Вам спасибо за длинное письмо от 22, которое вчера получили. Всё глубоко Меня трогает – Ваша любовь и вера. Спасибо, что Меня не забываете. Ваши письма для Меня большая радость. Как Господь милостив, что дал нам познакомиться[779], теперь особенно ценна такая дружба. Имею известие от (Вашего) сына, не был здоров, простудился, лежал, но теперь, слава Богу, ему лучше. Бывал у общих знакомых, скоро будет у Вас. Поздравляю Вас с его новым чином, наконец, получил год спустя. Все получаешь в свое время. Но теперь ему надо хорошее здоровье. Я утешала, что мы в переписке, он будет этому рад. Не бойтесь, что он веру потеряет, Бог услышит Ваши молитвы и тех других, которых он стал верным другом.

Тучи черные, гроза, туман покрывают будущее, это бывает трудно без ропота выносить. Но и это пройдет. Солнце опять заблестит, а там впереди яркое сияние, там, все будет нам ясно, там награда за все тяжелые переживания. Земная школа суровая, и впереди экзамен нас ждет, надо к этому каждому готовиться, трудные сложные уроки изучить. Всё и везде и во всём – борьба, но внутри должна быть тишина и мир, тогда всё переносить можно и почувствуешь Его близость. Не надо вспоминать огорчения – их столько, а принять их, как полезное испытание для души, а если начнешь роптать, то теряешь почву под ногами и становишься таким мелким, самолюбивым. Есть самолюбие, которое надо иметь, но есть и другое, которое надо топтать под ногами – это ложное.

Что Я Вам все это говорю, Вы лучше Меня знаете. Но надо во всем хорошее и полезное искать. Ведь в нашу пользу Он нас всех укоряет и попускает беды для испытаний и укрепления души. Зло великое в нашем мире царствует теперь, но Господь выше этого, надо только терпеливо вынести тяжелое и не позволить худому брать верх в наших душах. Пускай зло помучает, потревожит, но душу ему не отдадим. Верим, глубоко верим, что награда там будет и, может быть, еще здесь…

Видеть, знать о страданиях дорогих сердцу людей – вот это мука великая, и ее перенести спокойно ужасно трудно. Передаешь их мысленно в Его милосердные руки и знаешь, что души их не погибнут. Растут они, как цветы открываются, если умеют верить и молиться. Сам Спаситель перед глазами. Они с Ним крест несут… Боже, помоги им, умилосердствуй, спаси, утешь их. Сердце ноет, помочь нельзя…

Вы спрашиваете, не утомляют ли Меня уроки? Нет, милая. Хотя голова иногда побаливает, когда подряд три урока Закона Божия, но это ничего, так рада с Детьми заниматься, и это Мне помогает. Потом бывает чтение и диктовка на других языках, но время оттого летит. До 12 лежу, и Они около постели занимаются, а потом в классной или у Алексея. Вы хотели знать, как сплю – последнее время опять плохо, но это все равно. Когда жарко, то сердце шалит по-прежнему. Опять лежу в саду, или на кресле Меня катают. Это лучше. Иногда цветы собираю, но сгибаться для сердца нехорошо и больно. Но пока не могу жаловаться.

Нежно Вас целую, родная, перекрещаю. Господь с Вами. Молитвенно и мысленно с Вами.

Сестра.

№ 8М.М. Сыробоярской

Царское Село, 4 июня 1917 г.

Погода стоит очень хорошая. Каждый день маленький ветерок, который Мне помогает жару переносить. Дети уже очень загорели, особенно Мария. Они все Вас целуют. Жизнь та же самая, учатся каждый день, надо побольше догнать, так как зимой болели, и притом время скорее проходит. Они не могут, как раньше, быть целый день на балконе или в саду… так что Он (Государь) и Алексей по утрам часок гуляют (Маленький играет на островке). От двух до пяти все, а Он с Девочками от 7 с половиной до восьми.

Все-таки много на воздухе, и это им полезно всем, и физическая работа для Государя необходима, с детства к этому привык. С покойным отцом вместе лес пилили и рубили, так Он и теперь со Своими людьми делает. Иногда, если хорошие солдаты, то помогают нести дрова… Теперь у Него есть много времени читать, что последние годы редко удавалось. Он страшно историческую и военную литературу любит, но трудно после стольких лет быть без бумаг, телеграмм, писем…

С покорностью, без ропота все переносит, Его касающееся, но как за Родину страдает… за Армию – это Вы и Александр Владимирович (Сыробоярский) сами понимаете. Невыносимо тяжело видеть эту быструю разруху во всем… обидно, больно – вся работа пропала. Один Господь может еще любимую Родину спасти, и Я не теряю эту надежду, хотя много еще тяжелого придется перенести. Есть хорошие люди (хотя их мало). У Меня вообще давно мало доверия к людям, слишком много зла видела в Свою жизнь, но Я Богу верю, и это главное, Ему все возможно.

Ну, пора кончать. Храни Вас Бог. Крепко целую.

Сестра.

№ 9[780]Ю.А. Ден (фрагмент письма)

Царское Село, 5 июня 1917 г.

О, как Я рада, что они назначили нового Командующего Балтийским флотом[781]. Надеюсь на Бога, что теперь будет лучше. Он настоящий моряк, и я надеюсь, что ему удастся восстановить порядок теперь. Мое сердце Дочери и Жены солдата страдает ужасно при виде того, что происходит. Не могу и не хочу к этому привыкнуть. Они были такими героями, и как их испортили как раз тогда, когда настало время освободиться от врага. Придется воевать еще много лет.

Вы поймете, как Он (Государь) должен страдать. Он читает газеты со слезами на глазах, но Я надеюсь, что они все же победят. У Нас столько друзей на фронте. Представляю Себе, как ужасно они страдают. Никто, конечно, не может писать. Вчера Мы увидели совсем новых людей[782] – такая разница. Приятно было их видеть.

Опять пишу, о чем не должна писать, но это письмо пойдет не по почте, иначе Вы его не получили бы. У Меня, конечно, нет ничего интересного, что написать. Сегодня в 12 часов будет молебен. Анастасии исполнилось сегодня 16 лет. Как быстро бежит время…

Вспоминаю прошлое. Надо смотреть на все спокойнее. Что можно сделать? Если Господь посылает нам такие испытания, то, очевидно, Он считает нас достаточно подготовленными для них. Это своего рода экзамен – надо показать, что мы не напрасно через них прошли. Во всем есть свое хорошее и полезное, каковы бы ни были наши страдания – пусть будет так. Он пошлет нам силы и терпение и не оставит нас. Он милостив. Только надо безропотно преклониться перед Его волей и ждать – там, на другой стороне. Он готовит для всех, кто Его любит, несказанную радость.

Вы молоды, как и Ваши дети, – как много их у Меня, помимо Моих Собственных, – Вы увидите и настанет ясное и безоблачное небо. Но гроза еще не прошла и поэтому так душно, но Я знаю, что потом будет лучше. Надо только иметь немного терпения – разве это уж так трудно? Я благодарю Бога за каждый день, который проходит спокойно…

Три месяца уже прошло!![783] Народу обещали, что будет больше продовольствия и топлива, но все стало хуже и дороже. Они всех обманули – Мне жаль народ. Скольким Мы помогали, но теперь все кончено…

Ужасно думать об этом! Сколько людей зависело от Нас. А теперь? Хотя о таких вещах не говорят, Я пишу об этом, потому что Мне так жаль тех, для кого жизнь теперь станет труднее. На то Божия воля!

Дорогая Моя, надо кончать. Нежно целую Вас и Тити[784]. Христос с Вами. Сердечный привет (от Государя).

Любящая Вас

Тетя Бэби[785].

№ 10С.В. Маркову

Царское Село, 11 июля 1917 г.

Сердечно тронута и благодарна Вам за Ваше письмо и что старого Шефа не забыли. Очень жалею, что Вам придется полк покидать из-за нездоровья. Часто вспоминаю, когда Вас последний раз видела… еще раз спасибо за все. Здоровье Мое ничего, когда прохладная погода. Мы три часа гуляем в саду. Они работают, а Я сижу, читаю или вышиваю.

Храни Вас Господь.

Сердечный привет от б. Ш.[786]

№ 11Ю.А. Ден

Царское Село, 30 июля 1917 г.

Моя дорогая! Сердечно благодарю за письмо от 21‑го. Не могу писать – у него[787] нет времени читать, бедняга настолько занят, что часто не завтракает и не обедает. Рада, что познакомились с ним. Е.С.[788] Вас видел. Я так рада, что Вы все о Нас знаете.

Вспоминаю Ваше прошлогоднее путешествие[789]. Помните? Последнее время не совсем хорошо Себя чувствую – часто болит голова и сердце. У Меня расширение сердца. Сплю очень плохо. Но это ничего – Господь дает Мне Свою силу. Приносили икону Знамения. Как Я благодарна, что это удалось сделать в этот дорогой для Меня день[790]. Горячо молилась за Вас и вспоминала, как мы вместе перед ней молились.

Как Тина[791] будет теперь страдать – никого нет в городе, сестра в Финляндии, а ее друзья уезжают так далеко[792] – как много приходится страдать – жизненный пусть такой трудный. Пожалуйста, напишите А.В. (Сыробоярскому) и передайте ему сердечный привет и благословение † – нежно целую Вас и дорого Тити. Да хранит Вас Бог и Пресвятая Богородица.

Всегда Ваша

Тетя Бэби.

Сердечный привет (от Государя).

Я помню – Вера, Надежда, Любовь – в жизни это все, все. Вы понимаете Мои чувства. Будьте молодцом. Благодарю Вас от всей души. Все тронуты Вашими образками – сейчас его надену. Напомните Рите[793] написать матери земляка (А.В. Сыробоярского).

Приписка Цесаревича

Крепко целую. Благодарю за поздравление.

Алексей.

Приписка Царевны Ольги Николаевны.

Также нежно целую и благодарю Вас Лили, душка Моя, за открытку и образок. Храни Вас Бог.

Ольга.

Приписка Александры Федоровны.

Спасибо за дорогие письма – понимаем друг друга. Тяжело в разлуке… горячий привет †. Я только теперь узнала, как Вы провели первые дни[794]. Ужасно, но Бог вознаградит. Рада, что Ваш муж Вам написал.

№ 12Е.В. Воейковой[795]

Царское Село, 31 июля 1917 г.

Дорогая Нинни,

Маленький (Цесаревич) очень просит позаботиться об Его кошке, которую Ему подарил Ваш муж, так как взять ее с собой в дорогу невозможно, а Вы любите животных[796]. Надеюсь, что Мари Р. передала Вам мое письмо. Крепко целую.

А.

№ 13А.А. Вырубовой

Царское Село, август 1917 год[797].

Дорогая Моя мученица, Я не могу писать, сердце слишком полно, Я люблю тебя, Мы любим тебя, благодарим тебя и благословляем и преклоняемся перед тобой, – целуем рану на лбу и глаза, полные страдания[798]. Я не могу найти слова, но ты все знаешь, и Я знаю все, расстояние не меняет нашу любовь – души наши всегда вместе и через страдание мы понимаем еще больше друг друга. Мои все здоровы, целуют тебя, благословляют и молимся за тебя без конца.

Я знаю твое новое мучение – огромное расстояние между нами, Нам не говорят, куда Мы едем (узнаем только в поезде) и на какой срок, но Мы думаем, это туда, куда ты недавно ездила[799] – святой зовет нас туда[800] и наш друг. Не правда ли странно, и Ты знаешь это место.

Дорогая, какое страдание Наш отъезд, все уложено, пустые комнаты – так больно, наш очаг в продолжение 23 лет. Но ты, Мой ангел, страдала гораздо больше! Прощай. Как-нибудь дай Мне знать, что ты это получила. Мы молились перед иконой Знамения, и я вспомнила, как во время кори она стояла на твоей кровати. Всегда с тобой; душа и сердце разрывается уезжать так далеко от дома и от тебя и опять месяцами ничего не знать, но Бог милостив и милосерден, Он не оставит тебя и соединит нас опять. Я верю в это – и в будущие хорошие времена. Спасибо за икону для Бэби (Цесаревича).

№ 14Графу П.К. Бенкендорфу

Царское Село, 1 августа 1917 г.

Дорогой Граф! От любящего сердца горячо благодарю Вас за всё, что эти 23 года – да наградит Вас Господь Бог – Мы это не умеем, да благословит Вас Господь. Грустно Вас и дом родной покидать – и вообще, но Господ милостив. Я крепко Ему верю. Ещё раз до свидания. Обнимаю Вас.

А.

№ 15Великой княгине Ксении Александровне

Тобольск, 23 сентября 1917 г.

Милая Моя Ксения, много мысленно с вами – как чудно, хорошо и красиво у вас должно быть[801] – все эти цветы – а на душе так невыразимо больно за дорогую Родину, что объяснить нельзя… Я рада за тебя, что ты, наконец, со всеми твоими – а то вечно была в разлуке. Хотелось бы Ольгу видеть в новом большом счастье[802].

Все здоровы, – Сама сильно уже 6 недель страдаю невралгией в лице и зубными болями, очень мучительно и почти всю ночь не сплю. Всё жду дантиста, – позволения его позвать всё нет[803]. Живет тихо, хорошо устроились – хотя далеко, далеко от всех – отрезаны, но Бог милостив – силы даст и утешит, – сердце полно – выразить нельзя. Люблю тебя и нежно целую.

Твоя Старая.

Получила ли Софья Дмитриевна[804] Мою открытку летом?

№ 16А.В. Сыробоярскому

Тобольск, сентябрь 1917 г.

Так странно раненых не видеть, быть без этой работы. 15 августа было бы три года, как работали в лазарете, но наша отставка это испортила. Но Мне всегда хочется надеятся, что вдруг, если много работы будет и не хватит рук, опять вернут на место. Что почувствуют старые раненые, если опять их привезут и старых сестер найдут? Но это фантазия – не сбудется. И без Нас довольно сестер милосердия. Но сомневаюсь, чтобы все так любили работу, как Мы, чувствовали, что помогаешь, облегчаешь. Иногда очень больно делаешь, обижаешь невольно. Так чудно потом. Страшно интересны все операции. А сколько новых знакомых нашли, только Мое здоровье мешало Мне ездить в другие лазареты, и это было жалко и очень сожалею, но сил не хватало в последний год

Сестра.

№ 17А.А. Вырубовой (открытка)[805]

Тобольск 14 октября 1917 г.

Милая дорогая Моя, – все время тебя вспоминаем и все тяжелое, которое ты испытала, помоги тебе Бог и впредь. Как больное сердце и ноги? Надеемся говеть, как всегда, если позволят. Занятия опять начались с Gibbs[806], так рады, наконец! Все здоровы. Чудное солнце; всё время сижу на дворе за этим забором и работаю. Кланяюсь батюшке Досифею, докторам и Жуку[807]. Горячо целую тебя. Храни Бог.

№ 18М.М. Сыробоярской

Тобольск, 17 октября 1917 г.

Мои мысли Вас много окружают. Сколько месяцев ничего о Вас не знала, и Вы Мои 7 писем не получили. Только 2. Письмо последний раз в конце июля. Перестала почти писать, только изредка. Боюсь другим повредить. Выдумают опять какую-нибудь глупость.

Никто никому не верит, все следят друг за другом. Во всем видят что-то ужасное и опасное. О, люди, люди! Мелкие тряпки. Без характера, без любви к Родине, к Богу. Оттого Он и страну наказывает.

Но не хочу и не буду верить, что Он ей даст погибнуть. Как родители наказывают своих непослушных детей, так и Он поступает с Россией. Она грешила и грешит перед Ним и не достойна Его любви. Но Он всемогущий – все может. Услышит, наконец, молитвы страдающих, простит и спасет, когда кажется, что конец уже всего. Кто свою Родину больше всего любит, тот не должен веру потерять в то, что она спасется от гибели, хотя все идет хуже. Надо неколебимо верить.

Грустно, что рука его[808] не поправилась, что не придется вернуться на старое место – но это лучше. Невыносимо тяжело и не по силам было бы.

Будьте бодрой. Оба не падайте духом. Что же делать, придется страдать, и чем больше здесь, тем лучше там. После дождя – солнце, надо только терпеть и верить. Бог милостив, Своих не оставит. И Вы увидите еще лучшие дни. Александр Владимирович молод – много впереди. Надо перенести смертельную болезнь, потом организм окрепнет и легче живется и светлее. Молюсь всем сердцем, нежно обнимаю.

Сестра А.

№ 19А.А. Вырубовой

Тобольск, 21 октября 1917 г.

Милая Моя Аня!

Несказанно обрадована дорогими известиями, нежно целую за всю любовь Вашу. Да, любовь родных душ не имеет преград, расстояние для нее не существует, но сердце человеческое все-таки жаждет вещественного знака этой любви. Это как раз то, что Я усердно желала, чтобы Зину вы видали[809]. Да, глаза Ваши оставили на Меня глубокое впечатление[810]. Так рыдала, когда их увидела – Боже мой! Но Бог милостив и долготерпив и Своих не забудет. Мзда Ваша многа на небесех.

Чем больше здесь страдания, тем ярче будет там, на том светлом берегу, где так много дорогих нас ждут. Все мысленно все вместе переживаем. Родная Моя, нежно Вас ласкаю и целую, Вы всегда в Моем сердце, в Наших сердцах, как за Вас молимся, о Вас говорим – но все в Божьих руках.

Вдали ужасно трудно, невозможно помочь, утешить, согреть страдающего любимого человека – большое испытание. И мы надеемся завтра приобщиться Святых Тайн – сегодня и вчера не позволили быть в церкви – но служба дома – вчера заупокойная всенощная – сегодня обедница, всенощная и исповедь[811]. Вы будете, как всегда, с нами, родная Моя душка. Так много хотелось бы сказать, спросить.

О Лили[812] давно ничего не слыхала. Мы здоровы, – Я очень страдала зубами и невралгией в лице. Теперь приехал Кострицкий. Нас лечит. Много о Вас говорим. В Крыму ужасно жить теперь. Ольга Александровна страшно счастлива со своим маленьким Тихоном[813], сама его кормит. Няни у них нет, так что она и Н.А.[814] сами всё делают. Живут все в Ай-Тодоре. Дробьязгин умер от рака[815]. Где бедная, бедная Е.В.[816], как за них страдаешь и молишься. Это единственное, что везде и всегда можно.

Погода не особенная; последнее время не выхожу, так как сердце себя нехорошо ведет. Сколько утешений в чтении Библии. Я теперь много с Детьми читаю и думаю, что ты, дорогая, тоже. Нежно целую и благословляю родное, любимое дитя. Мы все Вас целуем, пишите. Господь Бог сохранит и подкрепит. Сердце полно, но слова слабые.

Всем сердцем Ваша

М.

Мад. и Аннушка еще в Петрограде[817]. Привет родителям. Кофточка греет и радует. Окружена дорогими подарками: голубой халат, кр. туфли, серебряное блюдечко, ложка, палка, на груди образа. Не помню твоих хозяев[818]. Видела ли ты отца Иоанна из Петергофа? Христос с тобой.

№ 20М.М. Сыробоярской

Тобольск, 8 ноября 1917 г.

Очень грустно, что не имеем от Вас писем. Писала последний раз 25 октября и А. Демидова[819] писала Вам часто. Так жду. Теперь настоящая зима, дошло до 14 градусов и много снега, льда. Они его колют, что хорошо греет. Редко очень выхожу, т. к. не могу дышать из-за сердца. В церковь ходим в 8 утра, тишина и страшная темнота. По-прежнему занимаюсь с Детьми, вышиваю и читаю, готовлю Рождественские подарки.

Надеюсь, что А.В. (Сыробоярский) не в Петрограде. Ничего не знаем, что творится. Телеграмм нет. Тяжело и мрачно, но не падаем духом, но верим неколебимо: не до конца гневается. Часто Вас, дорогих, вспоминаю. Как здоровье? Вспоминаю, горячо всегда молюсь. Пишите скорее. Крепко Вас обнимаю. Христос с Вами. Сердечный привет А.В. (Сыробоярскому). Всего лучшего.

А.

№ 21М.М. Сыробоярской (открытка)

Тобольск, 15 ноября 1917 г.

От души благодарю за открытку от 27 октября. Как у Вас? Очень беспокоюсь за вас обоих. Передайте сыну большое сердечное спасибо за письмо и открытку с дороги. Очень надеюсь, что уехал из Петрограда; ужасно, что там творится. Мысленно молитвенно с Вами. Храни Вас Христос. Крещу. Нежно целую. Год, что простились. Сколько у Вас тревог, да поможет Вам Господь и сохранит Ваших дорогих.

А.

№ 22А.А. Вырубовой

Тобольск, 24 ноября 1917 г.

Дорогая, вчера Я получила твое письмо от 6 ноября и благодарю от всего сердца. Такая радость слышать о тебе, Бог очень милостив, дав Нам это утешение. Жизнь в городе (Петрограде) должна быть ужасной, в душных комнатах, огромная, крутая лестница, никаких прогулок и только ужасы вокруг. Бедное дитя! Но ты знаешь, что душой и сердцем Я с тобой, разделяю все твои страдания и молюсь за тебя горячо.

Каждое утро Я читаю книгу, которую ты Мне подарила семь лет тому назад: «День за днем», и очень ее люблю, нахожу много слов и утешения. Погода переменчивая: мороз и солнце, потом тает и темно. Ужасно скучно для тех, кто любит длинные прогулки и кто их лишен. Уроки продолжаются как раньше. Мать и Дочки работают и много вяжут, приготовляя Рождественские подарки.

Как время летит, скоро будет 9 месяцев, что Я с многими простилась… и ты одна в страдании и одиночестве. Но ты знаешь, где искать успокоение и силу и Бог тебя никогда не оставит – Его любовь выше всего.

Все в общем здоровы, исключая мелких простуд; иногда колено и ручка пухнет[820], но, слава Богу, без особых страданий. Сердце болело последнее время. Читаю много, живу в прошлом, которое так полно богатых и дорогих воспоминаний. Надеюсь на лучшее будущее. Бог не оставляет тех, кто Его любят и верят в Его безграничное милосердие, и когда мы меньше всего ожидаем, Он нам поможет и спасет эту несчастную страну. Терпение, вера и правда.

Как тебе понравились две карточки, которые Я нарисовала? Три месяца ничего не слыхала о Лили. Тяжело быть отрезанной от всех дорогих. Я так рада, что твой верный Берчик и Настя с тобой, а где Зина и Маня?[821] Отец Макарий значит тоже ушел в лучший мир? [822] Но там он ближе к нам, чем на земле. Наши мысли будут встречаться в будущем месяце[823]. Помнишь наше последнее путешествие и все, что случилось после?[824]. После этой годовщины, может быть, Господь смилуется над нами. Иза[825] и девушки еще не приехали. Поцелуй от Меня Прасковью и детей[826]. Все целуют «Большого Бэби» и благословляют. Храни Бог. Не падай духом. Хотела бы послать тебе что-нибудь съедобное.

№ 23М.М. Сыробоярской

Тобольск, 27 ноября 1917 г.

Милая Мария Мартиановна!

Анна Демидова получила Ваше письмо и 9‑го 25 октября и от души Вас благодарит. Попробую и Я Вам писать. Дай Бог, получите, хотя многое теряется.

Мы понимаем, как страшно тяжело у Вас на душе. Ваши дорогие уехали от Вас, ничего о них не знаете. В такое беспокойное неестественное время все трудно перенести. Боишься за дорогих, но Господь Бог не оставит их и услышит Ваши молитвы. Вашу молитву часто читаю и Вас вспоминаю. В молитве утешение; жалею Я тех, которые находят немодным, ненужным молиться. Не понимаю даже, чем они живут. Духовный мир далек от них, все суета и суета. Оттого все так плохо пошло. Он не может благословить и дать удачу таким. Всё забыли и Родину и правду. Живут ложью, только о собственных выгодах и думают.

Неимоверно тяжело видеть гибель народа дорогой страны, но Христос не оставит Своих, не даст погибнуть всем невинным. Соблазн и разруха всего, тьма покрывает всё, стыд и срам, до чего в это короткое время дошли, разве совесть у них всё еще спит? А когда их последняя минута придет, когда перед вечным судом будут стоять… хочется им кричать: «Проснитесь, душа погибает». Земное короткое существование проходит, а что там их ждет?

Милосердный Господь, сжалься над несчастной Родиной, не дай ей погибнуть под гнетом «свободы». Простите, что так пишу, но вырвалось, крик души. Слишком сильно Я Свою Родину люблю, нелегко видеть, как всё с удовольствием разрушают, мучают – позор. Довольно этого! Христос Спаситель наш умер, страдал за грехи наши и спасет страну еще. Крепко этому верю.

Сегодня праздник Знамения[827], и вчера Вас и А.В. (сына) вспоминали. Да хранит Вас Господь Бог. Нежно Вас целую. Шлю Вам самый сердечный привет. Дети Вас целуют. Всем сердцем Ваша,

Сестра А.

№ 24Ю.А. Ден

Тобольск, 29 ноября 1917 г.

Моя дорогая!

Очень, очень давно не имею от Вас вестей и Мне так грустно. Получили ли Вы Мою открытку от 28 октября?

Все здоровы – Мое сердце не особенно хорошо, иногда шалит, но в общем лучше. Я живу очень спокойно и редко выхожу, так как Мне слишком трудно дышать на морозе. Уроки, как обычно… Т.[828], как всегда. Зина (Манштет) видела ее и О.В.[829], которая очень грустит и все время молится. Отец Макарий скончался 19‑го июля.

По слухам Горяинов[830] женился, но мы не знаем, верно ли это. Тетя Бэби (императрица) Сама это нарисовала. Как поживает Тити (сын Лили Ден)? Я хочу знать так много. Как граф Келлер?[831] Видели ли Вы его в Харькове?

Все происходящее так ужасно, что нет слов, так постыдно и почти забавно, но Бог милосерден, Моя дорога. Скоро будем вспоминать те дни, которые Вы провели с Нами. Боже Мой, какие воспоминания! Матреша вышла замуж, они сейчас все в Петрограде, а брат на фронте[832].

Я много читаю, вышиваю и рисую (все это приходится делать с очками, так постарела). Часто о Вас думаю и всегда за Вас горячо молюсь и нежно Вас люблю.

Крепко, крепко целую.

Христос с Вами.

Ваш земляк (А.В. Сыробоярский) во Владивостоке и Николай Яковлевич[833], Я, думаю, тоже в Сибири. Чувствую Себя так одиноко без вас всех. Где Ваш муж и его друзья? Мы всё ещё ждём Изу и других.

Нежно целую Тити. Пишите, Я так жду. Вервен[834] всегда Мне Вас напоминает.

№ 25А.В. Сыробоярскому

Тобольск, 29 ноября 1917 г.

Получила сегодня от мамы (М.М. Сыробоярской) открытку, она пишет под впечатлением Вашего письма из Вологды. Да, Господь Бог Вас опять спас, и впредь не оставит. Сердечное спасибо за открытку из Иркутска. Из Тюмени, к сожалению, все еще не переслали, так скучно! Тяжело маме, что Вы так далеко, и она долго о Вас ничего не узнает.

Могу Себе представить, как ужасно всё, что там пережили[835]. Тяжело неимоверно, грустно, обидно, стыдно, но не теряйте веру в Божию милость. Он не оставит Родину погибнуть. Надо перенести все эти унижения, гадости, ужасы с покорностью (раз не в наших силах помочь). И Он спасет, долготерпелив и милостив – не прогневается до конца. Знаю, что Вы этому не верите, и это больно, грустно. Без этой веры невозможно было бы жить…

Многие уже сознаются, что всё было – утопия, химера… Их идеалы рухнули, покрыты грязью и позором, ни одной хорошей вещи не сделали для Родины – свобода – разруха – анархия полная, вот до чего дошли, жаль Мне этих идеалистов (когда они добрые), но поблагодарю Бога, когда у них глаза откроются. Лишь о себе думали, Родину забыли, – всё слова и шум. Но проснуться многие, ложь откроется, вся фальшь, а весь народ не испорчен, заблудились, соблазнились. Некультурный, дикий народ, но Господь не оставит, и Святая Богородица заступится за Русь бедную нашу.

Надеюсь, что благополучно получите письмо, напишите сейчас.

До свидания. Желаю Вам всего хорошего. Господь с Вами. Будьте бодрым. Самый сердечный привет.

Сестра.

№ 26З.С. Толстой[836]

Тобольск, 5 декабря 1917 г.

От всего сердца желаю Вам, четверым, Светлых Праздников, Храни Вас Господи! Христос поможет, утешит и подкрепит. Спасибо Вам большое, что нас так трогательно всегда вспоминаете. В такое время каждое ласковое слово особенно дорого. Радуемся, что видели многих наших друзей – воспоминания милого Царского Села. Все Мы здоровы. Дети Вам писали, как занимаются. Погода холодная, ясное солнце.

Крепко Вас целую; дай нам Бог повидаться в Новом Году! Душевный привет всем Вашим.

Ваша А.

№ 27М.С. Хитрово (открытка)

Тобольск, 5 декабря 1917 г.

Дорогая Рита, от души желаю Вам Светлых Праздников – сколько это теперь возможно – мир и тишину в душе, которые никто не может от нас отнять. Я так рада, что Вы с дорогими друзьями встретились – всех вас вспоминаем и ежедневно за Вас молюсь. Будем крепко верить и не отчаиваться. Господь поможет… Где Черн.? А.В. (Сыробоярский) писал с дороги во Владивосток после пережитых ужасов в Москве. Богданов писал из Москвы первые дни – с тех пор ничего не знаем о нем.

Горячо Вас целую, милая, дорогая. Будьте здоровы и Богом хранимы.

Старая Сестра.

№ 28А.А. Вырубовой

Тобольск, 8 декабря 1917 г.

Милая родная Моя,

Мысленно молитвенно всегда вместе – в любви расстояния нет. Тяжело все-таки не видеть друг друга. Сердце полно, так много хотелось бы знать, поделиться, но будем надеяться, что время придет, когда опять увидимся – все старые друзья. Ужасно Мне грустно, что с твоей подругой что-то неладно было, надеюсь, что всё прошло и что друзья по-прежнему. Не время судить о своих друзьях – все нервные стали. Мы далеко от всех поселились; тихо живем, читаем о всех ужасах, но не будем об этом говорить. Вы во всем этом ужасе живете, достаточно этого. И бывают маленькие тучки, которые других тревожат, от того Моих троих не пустили – уже 4 дня, что благополучно доехали[837]. Стыд и срам, что их не пустят – вечная боязнь – обещали сколько раз – некрасиво это очень и, наверное, опять с Изой начнут. Ты видишь, никого не пускают, но надеюсь, что поймут, что глупо, грубо и нечестно их оставить ждать.

Вот холод 23 градуса и в комнатах мерзнем, дует, красивая кофта пригодиться, будем греть снаружи и внутри. У Нас всех «chilblains» (обмороженные места) на пальцах (помнишь, как ты от них страдала). Пишу, отдыхая до обеда, камин горит, маленькая собачка «Jimmy» твоя лежит рядом, пока ее хозяйка на рояле играет[838]. 6‑го Алексей, Мария и Жилик (П. Жильяр) играли маленькую пьесу[839], очень мило – другие все учат разные французские сценки, развлечение и хорошо для памяти. Вечера проводим со всеми вместе, в карты играем, иногда Он (Государь) нам читает вслух и Я вышиваю.

Очень занята весь день подготовкой к Рождеству, вышиваю и ленточки по-прежнему рисую и карточки и уроки с детьми, так как священника к Нам не пустят для уроков, но Я эти уроки очень люблю – вспоминаю много. Буду теперь с удовольствием Творения Григория Нисского читать[840], их раньше не имела. Последнее время читала Тихона Задонского[841]. Все-таки привезла их Моих любимых книг с Собой. Ты Библию читаешь? Которую Я тебе дала, но знаешь, есть гораздо полнее и Я всем Детям подарила и для Себя теперь большую достала, там чудные вещи – Иисуса Сираха, премудрости Соломона и т. д. Я ищу все другие подходящие места – живешь в этом – и псалмы так утешают. Родная, понимаем друг друга, спасибо за всё, за всё. Всё переживаю.

Наш бывший раненый князь Эристов[842] опять лежит в нашем лазарете (не знаю причину). Если увидишь, кланяйся ему сердечно от Нас всех. Трогательный мальчик. Знаешь, он помог мост перед Зимним Дворцом строить.

Привет и спасибо большое милой Ек. В. (Сухомлиновой), что нас вспомнила, ей и мужу (генералу В.А. Сухомлинову) душевный привет – храни и утеши его Господь Бог, который Своих никогда не оставляет.

Где Сережа (С.А. Танеев) с женой?[843] От милой Зины (Манштет) получила письмо – дорогая ясная душа. И О.В. (Лохтину) благодарю, грустно не о ком ничего не знать…

Да, прошлое кончено, благодарю Бога за всё, что было, что получила, и буду жить воспоминаниями, которые никто от Меня не отнимет. Молодость прошла… Тоскую сильно. И о тебе тоже, Моей нежно любимой и далекой, Эмме привет[844], привет и Английской сестре, родителям привет, очень рада, что их имя опять носишь[845].

6‑го был молебен[846], не позволили идти в церковь (боялись чего-то). Я уже две недели не была. Не выхожу при таком морозе из-за сердца, но все-таки тянет сильно в церковь. Наша спальня – темная комната в коридоре около красной гостиной. Только тогда Жилику (П. Жильяру) и Вале[847] твои снимки показала, дамам очень не хотелось, слишком твое лицо Мне дорого и свято. Настенька[848] Мне слишком далекая, она очень милая, но Мне не близкий человек – Мои близкие все далеко, далеко. Окружена их фотографиями, вещами, кофточками, халат, туфли, серебряное блюдечко, ложка, образа и т. д.

Так хотелось бы что-нибудь послать, но боюсь, пропадет. Господь милостив, долготерпелив, помни это. Горячо и нежно целую, перекрещу, люблю. Мы все крепко целуем, любим, тронуты поздравлениями, всегда молимся, вспоминаем не без слез.

Твоя.

9‑го. Сегодня праздник образа «Нечайной Радости»; стала теперь всегда читать, и ты, душка, тоже самое делай. Годовщина нашего последнего путешествия, помнишь, как уютно было[849]. Старица добрая тоже ушла, её образ всегда со Мной[850]. Раз получила письмо от Демидовой из Сибири. Очень бедна. Так хочется Аннушку[851] повидать, о многом Мне расскажет.

Вчера 9 месяцев, что заперты. Больше 4, что здесь живем. Это Английская сестра Мне писала? Или кто? Удивляюсь, что Ники и семья не получили образа, которые им до Нашего отъезда посылала. Жалко, что добрая Федосья не с Вами. Привет и спасибо Моему верному, старому Берчику и Насте (прислуга А.А. Вырубовой). Этот год ничего им давать не могу под ёлкой, как грустно.

Родная Моя, молодец дорогой, Христос с тобой. Надеюсь, что письмо 17 получишь, соединимся в молитвах[852]. Спасибо отцу Досифею и отцу Иоанну, что не забыли.

Я утром в постели пишу и «Jimmy» спит у Меня прямо под носом и мешает писать. Ортипо[853] на ногах, теплее им так. Подумай, добрый Макаров[854] послал Мне 2 месяца тому назад Святого Симеона Верхотурского, Благовещенье, из «mauve» комнаты[855] и из спальни над умывальником Мадонна; 4 маленькие гравюры над «mauve» кушеткой, 5 пастелей Каульбаха из большой гостиной, сам все собрал и взял – мою голову (Каульбаха).

Твой увеличенный снимок из Ливадии, Татьяна и Я, Алексей около будки с часовыми, акварели Александра III, Николая I. Маленький коврик из спальни – Моя соломенная кушетка (она стоит в спальне теперь и между другими, та из роз от Сайде Муфти-заде, которая всю дорогу с нами сделала). Последнюю минуту ночью ее взяла из Царского Села и спала с ней в поезде и на пароходе – чудный запах Меня порадовал. Ты имеешь известие от Гахама?[856] Напиши ему и поклонись. Сыробоярский был у него летом, помнишь его? Он теперь во Владивостоке.

22 градуса сегодня, ясное солнце. Хочется фотографию послать, но не решаюсь по почте. Помнишь Клавдию М. Битнер, сестра милосердия в Лианозовском лазарете, она дает Детям уроки, счастье такое. Дни летят, опять суббота, всенощная в 9 часов. Устроились уютно с Нашими образами и лампадами в углу залы, но это не церковь.

Привыкли эти 3 ½ года быть почти ежедневно до лазарета у Знамения – очень недостает. Советую Жилику написать. Вот перо опять наполнили! Посылаю макароны, колбасы, кофе – хотя Пост теперь. Я всегда из супа вытаскиваю зелень, чтобы бульон не есть, и не курю.

Все мне так легко и быть без воздуха, и часто почти не сплю, тело Мне не мешает, сердце лучше, так как Я очень спокойно живу и без движений, была страшно худа, теперь менее заметно, хотя платья как мешки и без корсета еще более худая. Волосы тоже быстро седеют. Дух у Всех Семи бодр. Господь так близок, чувствуешь Его поддержку, удивляешься часто, что переносишь вещи и разлуки, которые раньше убили бы. Мирно на душе, хотя страдаешь сильно, сильно за Родину и за тебя, но знаешь, что в конце концов всё к лучшему, но ничего больше решительно не понимаешь – все с ума сошли.

Бесконечно тебя люблю и горюю за Свою «маленькую дочку», – но знаю, что она стала большая, опытная, настоящий воин Христов. Помнишь карточку Христовой Невесты? Знаю, что тебя тянет в монастырь (несмотря на твоего нового друга!). Да, Господь все ведёт, всё хочется верить, что увидим ещё храм Покрова с приделами на своем месте – с большим и маленьким монастырем. Где сестра Мария и Татьяна?

Мать генерала Орлова[857] писала. Знаешь, Иван[858] был убит на войне, и невеста убилась из отчаяния, лежат они с их отцом. Алексей на Юге, не знаю где. Привет Моим дорогим уланам и отцу Иоанну, всегда о них всех молюсь.

После годовщины, по Моему, Господь умилосердиться над Родиной. Могла бы часами ещё писать, но нельзя. Радость Моя, сожги письма всегда, в наши тревожные времена это лучше, у Меня тоже ничего не осталось прошлого, дорогого.

Мы все тебя нежно целуем и благословляем. Господь велик и не оставит своей всеобъемлющей любви… бодрствуй. Буду особенно вспоминать в Праздник, молиться и надеяться, что увидимся, когда, где и как одному Ему известно и будем всё Ему передавать, Который лучше нас всё знает.

№ 29А.А. Вырубовой (открытка)

Тобольск, 9 декабря 1917 г.

Сердечный привет вам всем и отцу Кибардину[859], другим служащим и отцу Досифею, Берчику, хозяйке милой. Часто всех вспоминаем. Живем хорошо. Очень холодно – 23 градуса. Но яркое солнце – все здоровы. Как Бобков и его жена? Живут ли они ещё в домике с матушкой? Думаю о постройке церкви, как катались на маленьких санях[860]. Грустно, но Бог милостив.

№ 30М.М. Сыробоярской

Тобольск, 9 декабря 1917 г.

Много о Вас, милая, думаю; грустно и тоскливо на душе. Тяжела разлука с дорогими и любимыми… без известий. Но Господь милостив и их охраняет и услышит молитвы и видит слёзы матери.

Боже Мой – эти переговоры о мире… позор величайший. А, по-моему глубокому убеждению, Господь этого не допустит[861]. По-моему, самое худшее прошло – хотя много ещё тяжелого впереди. Но душа как-то чувствует свет. Невозможно падать духом. Чувствуешь, что что-то свыше поддерживает всё время и даёт надежды на лучшие дни, светлые. Но терпеть надо еще и… молиться.

Милая, читайте теперь почаще акафист «Нечаянной Радости» (образ в Кремле). Я ее много читаю и нужна она всем крепко верующим.

Рождество близко и… мир, но мир душевный хочется видеть в русских сердцах, а не измену с немцами. Солнце сияет за тучами, мы его только не видим, но оно старается нам показаться – откроем глаза, поднимем сердца, раскроем души, призовем Матерь Божью на помощь Родине.

Сегодня праздник Нечаянной Радости[862]. Господь с Вами, милая. Горячо Вас люблю, за Вас обоих молюсь и за Россию.

Сестра.

№ 31А.В. Сыробоярскому

Тобольск, 10 декабря 1917 г.

Какие теперь грустные праздники! Помню письма с фронта прошлую зиму – как елку готовили – концерт, подарки старой части тоже. Да – хорошо, что заранее не знаешь, что судьба нам готовит!

Да, живем в прошлом и в надежнее лучших жней. Не надо так мрачно смотреть – голову наверх – бодрее всем в глаза смотреть. Никогда надежду не терять – непоколебимо верить, что пройдет этот кошмар. Не все потеряно – страна молодая – как после смертельной болезни, организм ещё больше окрепнет – так и с дорогой Родиной будет. Вспомните мои слова – Я так много пережила, страдала – старая в сравнении с Вами – все-таки сильнее верю и надеюсь, чем Вы.

Господь испытывает, – а потом облегчит, полечит все ужасные раны. Немного ещё потерпеть, с новым годом будут лучшие дни, – хотя много ещё тяжелого впереди – больно, столько кровопролитий, больно ужасно! Но правда должна победить. Вы молоды годами, много ещё впереди работы всем, острый период пройдет, и тогда придётся всеми силами снова работать, строить, творить, поправить, чтобы Родина окрепла. Бывают времена, когда нигде себе места не найдешь, да и этого ещё не испытывала, всегда была занята чем-то, благодаря Богу, раньше все в большом виде, теперь с детьми.

Вам, конечно, в сто раз хуже, но поверьте Мне, не может быть вечно плохо. Не могу Вас убедить, так как ничего не знаю о Вас, но глубоко верю в Божие милосердие и справедливость – надо страдать за большой грех, искупить вину, – потом поймете.

Будем обо всём этом говорить, но где, когда, как – это Богу одному известно. Как же жить, если нет надежды? Надо быть бодрым, и тогда Господь даст душевный мир.

Больно, досадно, обидно, стыдно, страдаешь, всё болит, исколото, но тишина на душе, спокойная вера и любовь к Богу, который Своих не оставит и молитвы услышит и помилует и спасёт.

Смотрите на любимую природу – там солнце ярко светит и так она должна в душе светить, и удалят чёрные тучи.

Беспокоюсь за очень дорогих в Петрограде. Плохо там очень, большие беспорядки и ужасы, говорят, опять там – всё-таки душа бодрствует, это Господь Бог даёт надежду и спокойствие. Беспокоишься больше 3‑х лет за дорогих. Устало сердце, но молишься без конца и верится.

Скучное пищу Вам, но так хочу Моему бывшему раненому другу помочь и опять не удаётся – не умею слов найти, но постарайтесь понять, что Бог выше всех, всё Ему, возможно, доступно. Люди ничего не могут. Один Он спасёт, оттого надо беспрестанно Его просить, умолять спасти Родину дорогую, многострадальную.

Как Я счастлива, что Мы не границей, а с ней всё переживаем. Как хочется с любимым больным человеком всё разделить, вместе пережить и с любовью и волнением за ним следить, так и с Родиной.

Чувствовала Себя слишком долго её матерью, чтобы потерять это чувство – мы одно составляем и делим горе и счастье. Больно Нам она сделала, обидела, оклеветала и т. д., но Мы её любим всё-таки глубоко и хотим видеть её выздоровление, как больного ребёнка с плохими, но и хорошими качествами, так и Родину родную. Но довольно об этом.

Да, природа самое лучшее, но она всё-таки меняется, летом, зимой: туманы, буря, шквалы и так далее, так и с человеком и так же со страной – всё повторяется, но масштаб другой.

Что у других лучше: не думаю, чтобы Вы там сумели жить. Надо раньше найти в себе покой и мир, тогда можно везде жить, в свободе, в узах, тяжело, может быть, страшно, но душа должна оставаться не тронута: крепка, глубока, тверда, как стена. Ведь, как жестоко другие всё разрушают, что сам строил с отвагой, любовью – больно, но перенести должен человек. Если бы видели боль и кротость, Вы бы поняли Его (Государя).

4 месяца, что Мы здесь – что в неволе. Помните вечера в лазарете и у нас. Сколько неизгладимых воспоминаний на всю жизнь. Дай нам Бог встретиться в Новом Году – очень надеюсь. Тяжело вдали от всех друзей.

Желаю Вам в Новом Году доброго здоровья, мира душевного, работы и счастья. Шлём горячий привет и пожелания. До свидания. Будьте хранимы (крещу). Всего наилучшего, поправляйтесь скорее. Ждём известий.

Сестра.

№ 32Баронессе С.К. Буксгевден

Тобольск, 11 декабря 1917 г.[863]

Доброе утро, дорогая Иза, надеюсь, ты хорошо спала и не чувствуешь себя слишком усталой и разбитой. Посылаю тебе этот образок вместе со Своим благословением, от местного святого – Иоанна Максимовича – митрополита Тобольского. Мощи его покоятся в соборе на горе (увы! Мы так и не смогли побывать там). Повесь образок у себя в комнате, и пусть он оберегает и направляет тебя. Надеюсь, ты здесь как следует отдохнешь и полностью поправишься. В 12 часов начнётся служба, и все Мы с нетерпением гадаем, можешь ли ты на неё прийти. Охрана вот-вот сменится, и было бы просто замечательно, если бы твой приход начался с молитв.

Нежно целую тебя, дорогая.

А.

№ 33А.А. Вырубовой

Тобольск, 15 декабря 1917 г.

Родная милая дорогая Моя, опять пишу тебе не как обыкновенно, так что благодари Аннушку за вещи и пиши Мне осторожно. Моих всё ещё ко Мне не пустили, они уже 11 дней здесь и не знаю, как дальше будет. Иза опять коликой заболела, говорят её впустят (когда пройдет), так как у неё дозволение есть, но сомневаюсь. Странно, что она у тетя не была. Знает ли она твой адрес, но слишком верно боится и совесть не чиста всё-таки[864]. Помнишь, наверное, Мои слова зимой – что может быть, будет время, когда её тоже от Меня отнимут и не допустят опять. Она живет на Гороховой у племянницы miss Mathers, которая тоже с ней. Madame Zizi[865] на Сергиевской, 54. Отец Александр[866], говорят, ещё очень болен, он отслужил напутственный молебен у Спасителя для Моих трех[867].

Надеюсь, что Наши вещи получишь к празднику, отослали их только вчера; это все Аннушка (А.С. Демидова) Мне всё готовит с Волковым[868] вместе. Другим посылаю через Маделен (М.Ф. Занотти), так что пользуюсь этим образом и другим могу писать. Только пиши, когда поучишь. Я в книге отмечаю, когда посылаю, так что писала 10, а послала 14‑го и до этого 9‑го. Рисованные карточки ты все получила? Посылаю ещё муки на днях.

Чудные дни – яркое солнце, все розовое, блестит – инеем покрыто, светлые лунные ночи. Наверное, идеально на горе[869], а Они (Государь и Дети) бродят по двору. Так хотелось бы приобщиться святых Тайн, но так неудобно всё теперь – на всё надо просить позволение. Ты прочти Премудрость Соломона и Иисуса Сираха. Иова Я не успела всё отметить – каждый раз находишь новое. Вот Премудрости Иисуса Сираха читала летом, лежа около пруда (в Царском), окружённая солдатами.

Как Я рада, что ничего из твоих вещей не потеряли – альбомы все оставила в сундуке с Моими. Грустно без них, но лучше так, а то очень больно смотреть, вспоминать. Есть вещи, которые отгоняю от Себя, убивают они, слишком свежи ещё в памяти – всё прошлое. Что впереди не догадываюсь. Господь знает и по Своему творит. Ему всё передала. Помолись за Нас и за тех, кого Мы любим, и за дорогую Родину, когда бываешь у «Скоропослушницы»; ужасно люблю её чудесный лик. Что пишут про чудотворную икону в Покровском? Попрошу через Чемодурова[870] особенно в Воскресенье вынимать частицу за тебя и всех Наших, наверно, ты будешь говеть с Нами. Надеюсь, что Мы будем у обедни.

Где твоя бедная бабушка – часто её вспоминаю в её одиночестве и твои рассказы, помнишь. Кто тебе «happy Christmas» («счастливого Рождества») скажет по телефону?[871] Прошлый год ты у Нас жила. А где Сережа с женой?[872]. Ты их никогда не вспоминаешь в письмах. Ты знаешь, Линевич женился и Гротен тоже прямо из крепости[873]. Ты не видела Маню Ребиндер, они летом были ещё в Павловске, с Нашего отъезда о них больше ничего не знаю. А где епископ Исидор и Мелхисидек?[874]А про Протопопова не знаешь – говорят, что у него прогрессивный паралич?[875]

Понимаю, что ты ничего писать не сумеешь пока. Слишком всё свежо, раны болят, странная наша жизнь вообще. Не правда ли? Целые тома написала бы. Зиночка Толстая с мужем и детьми давно в Одессе, в собственном доме живут – очень часто пишут, трогательные люди. Рита (Хитрово) гостит у них очень редко, она нам пишет. Ждали они в октябре[876]Лили (Ю.А. Ден), о ней уже ничего 4 месяца не знаю. Маленький Седов (помнишь его), тоже вдруг очутился в Одессе, прощался с полком[877]. Про Малину ты ничего не слыхала?[878] Эристов[879] тебе передал Татьянино письмо? Байба[880] и вся семья в Ялте, кроме мужа, который в Москве в церковном соборе[881]. Федоров[882] в Москве, учителя Петров и Конрад в Царском, там Мари Рюдигер. Муж мадам Комстадиус[883] умер. Стараюсь тебе о всех давать известия. Хотя ты, наверно, больше знаешь, чем Я. Где Горяинов, остался ли при своём хозяине?[884]

Дети носят брошки Екатерины Викторовны (Сухомлиновой), а Я твою фотографию вставила в рамку и повесила на стене так, что лёжа в кровати всех твоих вижу. Ты не увидишь мать генерала Орлова?[885] Я знаю, что ты её не так любишь, но она такая одинокая. Иван (поручик И.А. Орлов) убит, Алексей[886] далеко, она одна и могила в Царском, жаль старушку[887].

Вяжу Маленькому (Цесаревичу) теперь чулки, Он попросил пару, Его в дырах, а Мои толстые и теплые. Как зимой прежде вязала, помнишь? Я Своим людям тоже делаю, всё теперь нужно. У Папы (Государя) брюки страшно заштопаны тоже, рубашки у Дочек в дырах. У Мамы (Государыни) масса седых волос. Анастасья очень толстая (её отчаяние), как Мари раньше была, большая, крупная до талии – надеюсь, что вырастит ещё. Ольга худая, Татьяна тоже, волосы чудно растут, так что без шали бывают (как Рита зимой)[888].

Подумай, газеты пишут, что князь Трубецкой соединился с Калединым[889], молодец. Вдруг написала по-английски. Не знаю, хорошо ли это или нет, ведь пока Аннушка не с нами пишу иначе, а ты сожги Мои письма – вдруг опять придут и осмотр сделают.

17‑го все молитвы и мысли вместе, переживаем опять всё[890]. Были утром у обедни, такое утешение. Наших не пускают, так как у них нет позволения из Петрограда, но надеются, когда соберется Учредительное Собрание. Солдаты и Панкратов[891](комиссар наш) не пустят[892], ждут другие комнаты, которые подешевле, но страшно трудно найти. Очень они обижены и подозревают, что слуги в Нашем доме против них интригуют, что неправда, так что, если Аннушка глупости напишет, знай, что неправда.

Чемодуров насплетничал из болтливости – это его слабая сторона, а то он чудный. Его жена взяла Мою записку в Собор на горе, архиерейская служба шла, тогда не принято поминать за здравие, но когда диакон узнал, что это от Меня, громко прочитал все Имена, так рада. Диакон даже оставил у себя записочку. Епископ Гермоген[893] страшно за «Father» (Государя) и всех. За упокой дала записочку в нашей церкви (и чувствовала таким образом – соединяюсь со всеми, крест его был у нас и во время всенощной лежал на столе).

Надо кончать письмо, уж очень длинное. До свидания, родная Моя, буду особенно за тебя молиться, когда Праздник. Помнишь, начали Новый Год вместе (Ник. П. тоже)[894]. В эти 11 лет никогда не случалось так долго с тобой расставаться. Храни тебя Христос. Крепко, крепко (целую). Всем милым добрым, которые Нас вспоминают, привет. Мои тебя нежно целуют. Родителям привет.

М.

№ 34М.М. Сыробоярской

Тобольск, 18 декабря 1917 г.

Сколько у Вас тревог и переживаний! И всё придётся одной в себе держать. Как хотелось бы Вас видеть, утешить, согреть страдающую душу. Кто теперь не страдает? Сколько слёз и молитв, стоны и рыдания поднимаются к Творцу Небесному. Неужели Он не услышит вопль? Да, услышит и пошлет утешение, бодрость духа, умилосердиться. Многострадальному Иову пришлось столько претерпеть, а теперь наше время пришло, и вся Россия страдает от влияния зла, «беса», по другим словам, запутал он умы, искусил заблудших. Но пройдет это в своё, нам смертным неизвестное, время. Несёт народ тяжелое бремя: все, что обещали Ему и что сдержать не в силах, один обман от самого начала. Боже, спаси и услышь наши слёзные мольбы.

Были утром у обедни. Погода так добра, только 6 градусов. Вообще мало снега, а ветер сильный. Надеюсь, что письмо дойдёт к праздникам. Желаю Вам всяких благ. Господь Бог благословит и сохранит Вас и Ваших дорогих. Дети и Я горячо Вас целуем.

Сестра.

№ 35А.А. Вырубовой

Тобольск, 20 декабря 1917 г.

Кажется Мне странным писать по-английски после 9 тяжелых месяцев. Конечно, Мы рискуем, посылая этот пакет, но пользуюсь Аннушкой. Только обещай Мне сжечь все Мои письма, так как это могло бы тебе бесконечно повредить, если узнают, что ты с Нами в переписке. Люди ведь ещё совсем сумасшедшие. Оттого не суди тех, которые боятся видать тебя. Пускай люди придут в себя.

Ты не можешь себе представить радость получать твое письмо. Читала и перечитывала его Сама и Другим. Мы Все вместе радовались ему, какое счастье и благодарность знать тебя на свободе, наконец! Я не буду говорить о твоих страданиях. Забудь их, с твоей фамилией, брось всё это и живи снова. О скольком хочу сказать и сказать ничего не могу. Я отвыкла писать по-английски, так как писала карточки без всякого значения.

Твои духи так напомнили тебя – передавали их друг другу вокруг чайного стола, и Мы все ясно представляли Себе тебя. Моих духов «белой розы» у Меня нет, чтобы тебе послать, надушила шаль, которую послала тебе, «вервен». Благодарю тебя за лиловый флакон и духи, чудную синюю кофточку и вкусную пастилу. Дети и Он так тронуты, что ты послала Им свои собственные вещи, которые Мы помнили и видели в Царском.

У Меня ничего такого нет, чтобы тебе послать. Надеюсь, ты получила немного съедобного, которое Я послала через Лоткарёвых и госпожу Краруп. (Послала тебе по крайней мере 5 нарисованных карточек, которые ты всегда можешь узнать по моим знакам); выдумываю всегда новое. Да, Господь удивительно милосерд, послав тебе доброго друга во время испытаний, благословляю его за всё то, что он сделал и посылаю образок[895]. Как всем, кто добр к тебе. Прости, что так плохо пишу, но ужасное перо, и пальцы замерзли от холода в комнате.

Были в церкви в 8 часов утра[896]. Не всегда Нам позволяют. Горничных ещё не пустили, так как у них нет бумаг; Нам ужасный комиссар (Панкратов) не позволяет и комендант (Кобылинский) ничего не может сделать. Солдаты находят, что у Нас слишком много прислуги. Но, благодаря всему этому, Я могу тебе писать и эта хорошая сторона всего. Надеюсь, что это письмо и пакет дойдут до тебя благополучно. Напиши Аннушке, что ты всё получила, – они не должны догадываться, что Мы их обманываем, а то это повредит хорошему коменданту и они его уберут.

Занята целый день, уроки начинаются в 9 часов (ещё в постели), встаю в 12 часов. Закон Божий с Татьяной, Марией, Анастасией и Алексеем. Немецкий 3 раза с Татьяной и 1 раз с Мари и чтение с Татьяной. Потом шью, вышиваю, рисую целый день с очками, глаза ослабели, читаю «хорошие книги», люблю очень Библию, и время от времени романы. Грущу, что Они могут гулять только на дворе за досками, но, по крайней мере, не без воздуха, благодарны и за это.

Он (Государь) прямо поразителен – такая крепость духа, хотя бесконечно страдает за страну, но поражаюсь, глядя на Него. Все остальные Члены Семьи такие храбрые и хорошие и никогда не жалуются, – такие как бы Господь и Наш друг хотели бы. Маленький (Цесаревич) – ангел. Я обедаю с Ним, завтракаю тоже, только иногда схожу вниз. Священника для уроков не допускают. Во время служб офицеры, комендант и комиссар стоят возле Нас, чтобы Мы не посмели говорить. Священник очень хороший, преданный[897]. Странно, что Гермоген здесь епископом, но сейчас он в Москве.

Никаких известий из Моей бывшей родины и Англии? В Крыму все здоровы. М.Ф. (Императрица Мария Фёдоровна) была больна и, говорят, постарела. Сердцу лучше, так как веду тихую жизнь. Полная надежда и вера, что всё будет хорошо, что это худшее и вскоре воссияет солнце. Но сколько ещё крови и невинных жертв?! Мы боимся, что Алексея маленький товарищ из Могилева был убит, так как имя его среди маленьких кадетов, убитых в Москве. О Боже, спаси Россию! Этот крик души и днём и ночью – всё в этом для Меня – только не этот постыдный ужасный мир…

Я чувствую, что письмо Моё глупо, но Я не привыкла писать, хочу столько сказать и не могу. Я надеюсь, ты получила Моё вчерашнее письмо через Марию Фёдоровну – дочку. Как хорошо что её муж занимается твоим лазаретом. Вспоминаю Новгород и ужасное 17 число, и за это тоже страдает Россия. Все должны страдать за всё, что сделали, но никто этого не понимает.

Я только два раза видела тебя во сне, но душой и сердцем мы будем вместе опять, – но когда? Я не спрашиваю, Бог один знает. Благодарю Бога за каждый день, который благополучно прошёл. Я надеюсь, что не найдут эти письма, так как малейшая неосторожность заставляет их быть с Нами ещё строже, т. е. не пускают в церковь. Свита может выходить только в сопровождении солдата, так что они, конечно, не выходят. Некоторые солдаты хорошие, другие ужасные. Прости почерк, но очень торопилась и на столе Мои краски и т. д. Я так рада, что тебе нравится Моя синяя книга, в которую Я переписывала.

Ни одного твоего письма не оставляю, всё сожжено – прошедшее, как сон! Только слёзы и благодарность. Мирское всё проходит: дома и вещи отняты и испорчены, друзья в разлуке, живёшь изо дня в день. В Боге всё, и природа никогда не изменяется. Вокруг вижу много церквей (тянет их посетить) и горы. Волков (камердинер) везёт Меня в кресле в церковь – только через улицу – из сада прохожу пешком. Некоторые люди кланяются и Нас благословляют, другие не смеют. Каждое письмо читается, пакет просматривается…

Благодари добрую Екатерину Викторовну (Сухомлинову) от Нас, очень тронуты. «Father» (Государь) и Алексей грустят, что Им нечего тебе послать. Очень много грустного… и тогда Мы тебя вспоминаем. Сердце разрывается по временам, к счастью, здесь ничего нет, что напоминает тебя – это лучше – дома же каждый уголок напоминал тебя. Ах, дитя Моё, Я горжусь тобой. Да, трудный урок, тяжелая школа страданья, но ты прекрасно прошла через экзамен. Благодарим тебя за всё, что ты за Нас говорила, что защищала Нас и всё за Нас и Россию перенесла и перестрадала. Господь Один может воздать…

Наши души ещё ближе теперь, Я чувствую твою близость, когда мы читаем Библию, Иисуса Сираха и т. д. Дети тоже всегда находят подходящие места, – Я так довольна Их душами. Надеюсь, Господь благословит Мои уроки с Бэби – почва богатая – стараюсь, как умею – вся жизнь Моя в Нём. Ты всегда со Мной, никогда не снимаю твое кольцо, ночью одеваю на браслет, так как оно Мне велико – и ношу всегда твой браслет.

Тяжело быть отрезанной от дорогих после того, что привыкла знать каждую мысль. Благодарю за всю твою любовь, как хотела бы быть вместе, но Бог лучше знает. Учишься теперь не иметь никаких личных желаний. Господь милосерден и не оставит тех, кто на Него уповает.

Какая Я стала старая, но чувствую Себя матерью этой страны и страдаю, как за Своего ребёнка и люблю Мою Родину, несмотря на все ужасы теперь и все согрешения. Ты знаешь, что нельзя вырвать любовь из Моего сердца и Россию тоже, несмотря на чёрную неблагодарность к Государю, которая разрывает Моё сердце, но ведь это не вся страна. Болезнь, после которой она окрепнет. Господь, смилуйся и спаси Россию!

Страданье со всех сторон. Сколько времени никаких известий от Моих родных. А здесь разлука с дорогими, с тобой. Но удивительный душевный мир, бесконечная вера, данная Господом, и потому всегда надеюсь. И мы тоже свидимся – с нашей любовью, которая ломает стены. Рождество без Меня, на шестом этаже! Не могу об этом думать.

Дорогое Моё дитя, мы никогда не расстались, всё простили друг другу, и только любим. Я временами нетерпеливая, но сержусь, когда люди нечестны и обижают тех, кого люблю. Не думай, что Я не смирилась (внутренне совсем смирилась, знаю, что всё это не на долго). Целую, благословляю, молюсь без конца. Всегда твоя

М.

№ 36П.А. Жильяру (открытка со стихами на французском языке)

Тобольск, Рождество Христово, 1917 г.

Пусть ничто тебя не тревожит,

Пусть ничто тебя не страшит.

Всё проходит, Бог вечен.

Все достигается терпением.

Кто хранит в сердце Бога,

Тот ни в чём не нуждается:

Бог это всё.

Александра.

№ 37С.К. Буксгевден

Тобольск, Рождество Христово, 1917 г.

Со Святым Рождеством тебя, дорогая Иза! Нежно целую тебя и желаю всего самого лучшего. Пусть Господь пошлёт тебе хорошее здоровье и душевный мир, который является величайшим даром для нас, смертных. Мы должны молить Бога и о терпении, ведь оно так необходимо нам в этом мире страдания (и величайшего безумия), – об утешении, силе и счастье. Возможно, слова «радостное Рождество» звучат сейчас как насмешка, но ведь эта радость относится к рождению нашего Господа, Который умер, чтобы спасти всех нас, – и разве же не способно это восстановить нашу веру в безграничную милость Господа? Он надо всем, и Он во всём; Он проявит Свою милость, когда выпадет срок, а до этого мы должны терпеливо ждать.

Мы не можем изменить происходящего – мы можем лишь верить, верить и молиться, и никогда не терять своей любви к Нему. Я молилась за тебя и снова буду молиться, но так жаль, что ты не сможешь прийти на службу. Император и все Дети передают тебе самые наилучшие пожелания. И Они тоже сожалеют, что ты не с Нами. Благослови тебя Господь.

Не могла бы ты выглянуть и сказать Настеньке[898], когда это будет. Она передаст Нам, и тогда Мы, посматривая из углового окна, сможем хоть на минутку увидеть тебя.

Но пора в церковь! Пусть Господь охранит и защитит тебя. Прими самый нежный поцелуй от любящей тебя А.

Желаю счастливого Рождества мисс Мэзер[899].

№ 38М.М. Сыробоярской

Тобольск, 26 декабря 1917 г.

Рядом с Вами очень уж беспокойно. Крепко за Вас утром и вечером молюсь. Немного устала: очень много пришлось вышивать, рисовать и т. д., чтобы всё приготовить. Кончили во время, 24‑го в 9 часов была ёлка для всех наших людей, в 9 ½ – Всенощная, у ёлки так красиво, но грустно за далёких друзей. 25‑го в 7 часов пошли к обедне. Принесена была чудотворная икона Знамения Божией Матери, из Абалакского монастыря, за 26 вёрст от Тобольска. Служили перед ней молебен. Так нашу церковь Знамения (в Царском Селе) и Вас, родная, вспоминала…

Ясная погода. Наших женщин не пускают, а одна бывшая фрейлина (С.К. Буксгевден), которая осталась из-за операции, мы все её ждали, приехала с бумагами – позволением. Приехала, и не пускают к нам. Сидит в другом доме. Очень это несправедливо. Бедные люди. Грустные праздники. Здоровы. Крепко целуем. Господь с Вами.

Сестра.

№ 39М.М. Сыробоярской (рождественская открытка)

Тобольск, 26 декабря 1917 г.

Все здоровы. Тут тихо, хотя бывают тучи, которые теперь неизбежны. Но Мы хладнокровно на них смотрим, привыкли к этому. Верим в Бога, Который сохраняет и бережёт. С любовью рисовала Вам эту карточку.

Сестра.

№ 40М.М. Сыробоярской

Тобольск, 2 января 1918 г.

Милая, дорогая моя. Вот давно не имею известий от Вас и Меня это беспокоит. Сама писала Вам 26 и 18 декабря, надеюсь, что Вы получили нарисованную карточку и образок, которые были вложены. Скучно знать, что Вы ждёте – Я пишу, а не доходят. Сын (А.В. Сыробоярский) тоже жалуется, хочет скоро выписываться[900].

Много, много о Вас думаю и беспокоюсь. Если у всех отнимают пенсию, то чем Вы будете жить? Ведь у Вас ничего нет. Не могу о Вас без слёз вспомнить. В бывшие времена такие гадости, грехи, несправедливости не бывали. Так хочется Вам помогать, а не знаю как. Всё теперь трудно, не хозяин своим делам и потом неприятно через других что-нибудь сделать. Все читают. Простите, что касаюсь таких вопросов, но не могу иначе. Вся Ваша жизнь Меня интересует. Знаю, как Ал. Влад. (Сыробоярский) о Вас заботился, а теперь где хлопотать? Кого спросить? Куда обратиться? Никто ответа не даёт, а если ответ будет, то обидный, жестокий. И сколько сидят без денег и ничего не поделать. Работу себе искать?

Есть несчастные офицеры-герои, которые дрова носят на железных дорогах работают, потом опять на службу ходят, чтобы семью голодающую накормить. Это безумно больно и тяжело. Вот свобода, до чего она нас довела. Идеал, революция, республика… Могут гордиться чудными, честными, справедливыми законами. И церковные свадьбы не считаются больше. Надеюсь, Патриарх свое словечко скажет. Итак, мы кончили 1917 год. Дай нам Господь Бог перерождение и светлые дни в Новом Году. Дочери начнут год в кроватях – заболели вчера утром краснухой.

№ 41М.М. Сыробоярской

Тобольск, 4 января 1918 г.

Давно о Вас ничего не знаю. Беспокоимся. Понимаем трудное положение. Как поживает бедная Знаменская? Знаю, Сестра (Государыня) послала ей маленькую помощь и не хочет, чтобы Её благодарили. Дайте только Мне знать, когда она получит. Все Вам кланяются. У Детей краснуха, но не страдают. Помоги Вам Бог. Крепко целую.

А.

№ 42М.М. Сыробоярской

Тобольск, 8 января 1918 г.

В такое страшное, мучительное время думаешь, что все церкви были переполнены в Петрограде, но нет, почти совершенно пусты. Что же это такое? Как же не прибегнуть к Тому, от Которого всё зависит? Если к Нему не обращаться, – кто же спасёт? Как чудны эти молитвы 6‑го января (Крещение Господне).

Так молилась, чтобы Господь дал разум, премудрость и страх Божий всем людям, чтобы Дух Господень нашёл бы на всех. Боже, как все Христа распинают. Как Он ежечасно страдает из-за грехов мира… За нас Он умер, страдал и так мы Ему отплатили!.. Больно на душе вглубь смотреть, читать всё в душах безумных слепцов… И Та, за всех страдающая, видит этот ад, рыдания Своих детей, приносит Сыну Своему все слезы и моления тех, которые ещё не забыли прибегнуть к Ней за помощью, участием и предстательством. Её, Которая Его для нас грешных родила, жестоко мы, люди, заставляем страдать, но Она обещала всегда молиться за всех к Ней прибегающих с мольбой.

Спасибо Моей милой Знаменской, что хотела Мне перчатки связать, но посылка, наверное, не дошла бы. Надеюсь, что она шаль носит, Она (Государыня) для того её сделала, а не чтобы спрятать.

Между прочим, Наших женщин всё не желают пропускать к Нам. 5 недель они уже здесь, а другой (С.К. Буксгевден), которая позволение имеет ещё из Петрограда, тоже солдаты запретили войти к Нам. Конечно, это другие усердствуют и заставили солдат так говорить. Мне их жаль бедняжек, из любви приехали и так с ними обращаются. И очень дорого там жить. Родная Моя, как у Вас там на квартире? Не холодно ли? Вы, конечно, не скажите, но берегите себя для тех, которые Вас нежно любят.

Говорят, что больше «Семью» не пустят в церковь, кроме как на двунадесятые праздники, и, может быть, в Посту. Разве это не мило? Душки такие. Не понимают они, что обедню нельзя иметь без походной церкви в доме. Обедница это совсем не то, не та благодать, как в литургии, отнять эту радость и утешение жестоко. Отняли и выдумали глупейшую причину – каждый разное говорит: что – будто бы солдаты не желают так рано вставать, (а Мы должны это из-за публики), но это им придётся только каждому раз в три недели вставать от 8 до 9‑ти; другие – будто плохие люди здесь, не хорошие, (к чему тогда наша охрана с винтовками?), третьи – что публика хочет ближе смотреть и обижается, когда солдаты их отгоняют.

Только предлоги, чтобы показать, что они хозяева и могут командовать, как это низко. Но пускай, не буду роптать, помню, что Господь везде слышит наши молитвы.

Сестра.

№ 43А.А. Вырубовой

Тобольск, 9 января 1918 г.

Милая родная, Моё дитя, спасибо тебе, душка, за разные письма, которые глубоко Нас обрадовали. Накануне Рождества получила письмо и духи, тобой уже в октябре посланные. Потом ещё раз духи через маленькую Н., жалею, что ее не видала. Но мы все видели одного, который мог бы быть брат нашего друга. Папа (Государь) его издали заметил, высокий, без шапки, с красными валенками, как тут носят. Крестился, сделал земной поклон, бросил шапку на воздух и прыгнул от радости[901].

Скажи, получила ли ты разные посылки через знакомых с колбасой, мукой, кофе, чаем и лапшей, и подарки, письма и снимки через…

М.Э.Г.[902] Волнуюсь, так как, говорят, открывают посылки с съестными продуктами. Тоже говорят, лучше не посылать «заказные», они больше на них обращают внимания, и оттого теряются. Начинаю сегодня номера ставить, и ты следи за ними[903]. Твои карточки, серебряное блюдечко и Лили (Ю.А. Ден) колокольчик, тот пакет ещё и не могли передать. Мы все тебя горячо поздравляем с именинами – да благословит тебя Господь, утешит и подкрепит, обрадует. Нежно тебя обнимаю и целую страдальческий лоб.

Верь, дорогая, Господь Бог и теперь тебя не оставит. Он милостив, спасёт дорогую, любимую нашу Родину и до конца не прогневается. Вспомни Ветхий Завет, все страдания израильтян за их прегрешения. А разве Господа Бога не забыли, оттого они счастья и благополучия не могут принести – разума нет у них. О, как молилась 6‑го (Крещение Господне), чтобы Господь ниспослал бы духа разума, духа страха Божия. Все головы потеряли, царство зла не прошло ещё, но страданье невинных убивает. Чем живут теперь, и дома, и пенсии, и деньги – всё отнимают. Ведь очень согрешили мы все, что так Отец Небесный наказывает Своих детей. Но Я твёрдо, неколебимо верю, что Он всё спасёт, Он Один это может.

Странность в русском характер – человек скоро делается гадким, плохим, жестоким, безрассудным, но и одинаково быстро он может стать другим; это называется – бесхарактерность. В сущности – большие, тёмные дети. Известно, что во времена длинных войн больше разыгрываются все страсти. Ужас, что творится, как убивают, лгут, крадут, сажают в тюрьмы – но надо перенести, очиститься, переродиться.

Прости, душка, что Я тебе скучно пишу. Часто очень ношу твои кофты, лиловую и голубую, так как холодно в комнатах. Но морозы небольшие, изредка доходит до 15–20 градусов, иногда выхожу, даже сижу на балконе. Дети только что выздоровели от краснухи (кроме Анастасии). Получили её от Коли Деревеньки[904]. Обе Старшие начали Новый Год в кровати, у Мари, конечно, температура поднялась до 39,5. Волосы у них хорошо растут. Теперь уроки опять начались, и Я давала вчера утром три урока, сегодня же Я свободна, оттого и пишу.

2‑го Я очень много о тебе думала, послала свечку поставить перед образом Святого Серафима. Даю в нашу церковь и в собор, где мощи, записки за всех вас дорогих. Подумай, тот странник (…) был здесь осенью, ходил со своим посохом, передал Мне просфору через других. Начала читать твои книги, немного слог иной, чем обыкновенно написано. Здесь достали Себе тоже хорошие книги, но времени мало читать, так как вышиваю, вяжу, рисую, уроки даю и глаза слабеют, так что без очков уже не могу заниматься. Ты увидишь старушку.

Знаешь ли, у Николая Дмитриевича аппендицит, он лежит в Одессе в госпитале. А у Сыробоярского месяц тому назад была операция. Скучает, с его матерью Я в переписке – такая милая, нежная, горячо верующая душа. Лили (Ю.А. Ден) должна была с ней познакомиться. Надеюсь, что ты все карточки получила: в пакете с колбасой тоже была одна вложена, они не все всегда удачны. Если письмо получишь, то просто пиши, спасибо за № 1.

Моих трёх (М.Ф. Занотти, А.П. Романову и А.Я. Уткину) и Изу всё не пускают в Нам, не желают и они глубоко огорчены, сидят так зря, но и Аннушка (Романова) таким образом более полезна. Образки для всех ты в посылке получила. Но где Сережа (С.А. Танеев) и Тина, ничего о них не знаю. Бедная Аля[905], надеюсь, не слишком грустит, и Бэби стал ли плохим вдали от неё[906], а милые детки miss Ida с ней, я надеюсь. Знаешь, сестра Грекова должна была выйти замуж за барона Таубе на днях[907]. Как Я рада, что ты видела А.П.[908] на днях, странно было в штатском, что он про брата говорил[909].

Всё прошло. Новую жизнь надо начинать и о Себе позабыть. Надо кончать, душка Моя. Христос с тобой. Всем твоим привет. Маму (Н.И. Танееву) целую. Ещё раз нежно поздравляю. Скорее хочу рисунок кончить и вложить. Боюсь, что ужасные дни у вас, слухи долетают и про убийство офицеров в Севастополе. Боюсь за Родионова[910], он там с братом.

Твоя старая сестра М.

№ 44А.А. Вырубовой

Тобольск, 9 января 1918 г.

Милая и дорогая Моя, очень Я вам благодарна, что Мне писали, получила сегодня от 30‑го и ещё телеграмму. Вот Я счастлива, что посылки дошли, должно быть их 4. Спасибо большое за открытки. Да, хорошо, что могли праздник в церкви провести, – да и Я под ёлкой очень усердно за Мою маленькую молилась, вспоминала прошлые годы. Помнишь, встречали в первый раз Новый Год вместе.

Мне не легко, но Я так благодарна за всё, что имела, – Я теперь старая и далеко от всего. Ты всё, родная, понимаешь. Как твои все маленькие питомцы, наверное, они тебя радуют, но Мишу не надо баловать. Наконец, Бэби будет со своими после разлуки. Теперь Я всё иначе понимаю и чувствую – на душе так мирно, всё переношу, всех Своих дорогих Богу отдала и Святой Божией Матери. Она всех покрывает Своим омофором.

Живём как живётся. Привет старому Берчику. Господь Бог видит и слышит всё. Дорогой О.В. (Лохтиной) привет. Ты теперь большая и Бог к тебе близок. Милому Эристову[911] привет. Получил ли он письмо от тебя, что он про свадьбу говорил? Где молодые живут? Носишь ли ты серый шарф, с горячей любовью вязала его.

Прощай, Моя милая маленькая подруга. Господь с вами всеми дорогими. Дяде и Марии Алексеевне привет. Очень тронута была красивой кофтой, которую давно получила. Доктору Кореневу Мой привет. Говорят, ужас, что творится в городе. Храни Вас Бог от всякого зла. Отцу Досифею поклон. Ваш раненый Денисов так красиво работает, но стал очень пить, что жалко, жена его симпатичная и ребёнок в кудрях, – душка. Сын Путятина с женой живут в доме её брата, который он продал[912].

№ 45А.В. Сыробоярскому

Тобольск, 11 января 1918 г.

Дети усердно катаются на маленькой горке, падают удивительным образом. Не понимаю, что себе не сломали ещё шею. Все в синяках – но всё равно – это единственное равлечение, или сидеть у окна (что Я очень люблю). Вчера сыграли 4‑ю пьесу очень удачно, но так как Нам мужчины не хватает, то Мария всегда должна эту роль играть.

Головка лошади напоминает Мне Мою чудную, любимую – Сама её за границей купила – о, как Я любила верхом ездить и править одной, двумя, четырьмя лошадьми, даже 6‑ю в лесу. Играла в теннис, гребла, каталась на байдарке, всё это было в прошлом, в здоровые годы. У Меня тоже была любимая собака, шотландская, маленькая, с длинной шерстью. 12 лет жила со Мной. Больше не хочу иметь. Слишком к ним привыкаешь, но теперь Анастасии маленькая японская собачка почти всегда у Меня на коленях.

№ 46А.В. Сыробоярскому (открытка Всемирного почтового союза с репродукции картины Барбиери из Лувра «Христос»)

Тобольск, 11 января 1918 г.

Пошли нам, Господи, терпенье

В годину буйных мрачных дней

Сносить народное гоненье

И пытки наших палачей.

Дай крепость нам, о, Боже правый,

Злодейства ближнего прощать

И крест тяжелый и кровавый

С Твоею кротостью встречать.

И в дни мятежного волнения,

Когда ограбят нас враги,

Терпеть позор и оскорбленья,

Христос Спаситель, помоги.

Владыка мира, Бог вселенной,

Благослови молитвой нас

И дай покой душе смиренной

В невыносимый страшный час.

И у преддверия могилы

Вдохни в уста Твоих рабов

Нечеловеческие силы

Молиться кротко за врагов[913].

№ 47Т.Е. Боткиной[914] (открытка с репродукции картины А.И. Лажечникова «Купальня в Царском Селе»)

Тобольск, 12 января 1918 г.

«Светло во страдании твоём возсияла еси, страстотерпица, от кровей твоих преиспещрена, и яко красная голубица к небеси возлетела еси, Татиана. Тем же моли присно за чтущие тя!»

Крепко целую и поздравляю с днем Ангела.

Александра.

№ 48А.В. Сыробоярскому (открытка)

Тобольск, 12 января 1918 г.

Царица неба и земли,

Скорбящих утешенье!

Молитвам грешников внемли,

В Тебе – надежда и спасенье!

Погрязли мы во зле страстей,

Блуждаем в тьме порока,

Но – наша Родина!.. О, к ней

Склони всевидящее Око!

Святая Русь! Твой светлый дом

Почти что погибает!

К Тебе, Заступница, зовем,

Иной никто из нас не знает!

О, не оставь Своих детей,

Скорбящих упованье!

Не отврати Своих очей

От ношей скорби и страданий!

№ 49А.А. Вырубовой[915]

Тобольск, 16 января 1918 г.

Милая, дорогая, возлюбленная сестрица Серафима.

От нежно любящего сердца поздравляю Вас, многолюбивая страдалица Моя, с праздником Вашим[916]. Да ниспошлет Вам Господь Бог всяких благ, доброго здоровья, крепость духа, кротость, терпение, силы перенести все обиды и гонения, душевную радость. Да осветит луч солнца ярко и ясно путь Ваш жизненный. Сами погрейте всех любовью Вашей. Да светит свет Ваш в эти темные неясные дни. Не унывай, родная, скорбящая сестра. Господь услышит твои молитвы. Всё в своё время. Молимся и Мы за Вас, богоизбранную сестру, вспоминаем Вас. Уголок Ваш убогий далёк от Нас. Все любящие Вас в этом месте приветствуют Вас, многолюбивая сестра.

Не судите плохим шрифтом написанное, ведь Сестрица Ваша малограмотная, болящая труженица, изучаю и писание молитв, но слабость зрения мешает Моему рвению. Читаю творения Святого Отца нашего Григория Нисского, но туго идёт: очень уж много о сотворении мира.

И получила Я от сестры нашей Зинаиды (Манштет) добрейшее послание, сколько любви в каждом слоге, всё дышит душевным миром. Семья Вами любимая в добром здравии; Дети были больны детскими болезнями (краснухой) – поправились, но Младшая теперь слегла, но весела и не страдает.

Господь благословил погодой, она у нас чудная, мягкая, так что Сестрица Ваша пташка гуляет и греется на солнце. Но когда большой мороз, тогда Она прячется в Свою келью, берет чулок Свой и очки надевает. Сестра София (С.К. Буксгевден), которая недавно пришла, не оставлена, начальство не благоволило её оставить там – приютилась она у попадьи со своей старушкой… другие сестры тоже в разных местах.

Многолюбивая, не устала ты чтением этого письма. Пора кончать – все пошли в трапезную, Я остаюсь дежурить у болящей рабы Божьей Анастасии. Рядом в келии сестра Екатерина (Е.А. Шнейдер) даёт урок. Вышиваем Мы покрывалы, воздухи, на аналой покрывалы – сестры Татьяна и Мария особенно искусно вышивают, но рисунков нет больше.

Отец Наш, Батюшка Николай (Государь), собирает Нас по вечерам вокруг Себя и читает Нам вслух, а Мы занимаемся рукоделием. Со Своею кротостью и при телесном здравии, он не пренебрегает в это тяжёлое время колоть и пилить дрова для Наших нужд, чистит дорожки со Своими Детьми.

Матушка Наша Александра (Государыня) приветствует Вас, многолюбивая сестра, и шлёт Вам Свое материнское благословение и надеется, что Вы, сестра, хорошо поживаете в духе Христа. Тяжело Вам живётся, но дух твёрд. 2 градуса мороза, тихо на улице.

Добрая сестра Серафима. Будьте Богом хранимы, прошу Ваших молитв. Христос с Вами.

Грешная сестра Феодора.

Господь помощник Мой и защита Моя. На Него уповает сердце Моё и поможет Мне.

Боже, ущедри ны, просвети лице Твое на ны и спаси нас.

Отцу Досифею земной поклон.

№ 50А.А. Вырубовой (открытка)

Тобольск, 17 января 1918 г.

Мой дорогой друг, посылаю тебе Мои самые нежные пожелания и благословения к твоим дорогим именинам. Надеюсь, что ты здорова, несмотря на переживаемое ужасное время. Все здоровы, кроме Младшей, у которой краснуха; остальные Все поправились. У нас недавно была очень мягкая погода, вчера 2 градуса мороза, сегодня уже 15 градусов и сильный ветер. Вся Семья посылает сердечные пожелания и приветы. Благослови тебя Господь, душка Моя, будь здорова и бодра. Я получила доброе письмо от Зины (Манштет). Акилина в Киеве[917]. Нежный поцелуй издалека.

№ 51М.С. Хитрово

Тобольск, 21 января 1918 г.

Милая Моя большая, хотя ещё маленькая Рита!

Спасибо Вам от души за дорогое письмо. Так тронуты, что Вы все Нас вспоминали и посылали духи и т. д. Первая посылка дошла благополучно. Пожалуйста, поблагодарите м-ме Кадбищ за образа и чётки, теперь и осенью Нам посланные. Так радует, когда чувствуешь, что вы не забыты и другими.

Душка, правда, не надо падать духом – чем хуже, тем ближе Бог со Своей душевной помощью. Верьте Ему крепко и непоколебимо. Он спасет дорогую нашу многострадальную Родину. Он долготерпив и милостив, не вечно прогневается, но надо молиться, безропотно, с покорностью – и терпеливо ждать. Есть у Бога ненастье, есть солнышко; пройдут тучи – проглянет красное «Солнышко». Сколько Мы здесь солнца видим, так оно греет. Смотрите на природу, душою понимайте её, и она Вам так много скажет, и утешит.

Ужас, что везде творится, скорбишь душою за всех этих невинных страдальцев, но Он лучше знает, почему это нужно. Его пути нам неизвестны – знаем только, что все дороги к Нему ведут. Жизнь школа тяжелая, тернистая, но за то там будет мир и тишина и блаженство – туда стремится душа. И Господь услышит молитвы тех, которые уже достигли край иной. За других мучаешься – потом горячо молишься и передаёшь Ему в руки, и Он их сохранит. Он даёт силы и утешение, и мир душевный. Знаешь, что всё пройдёт, и когда нам кажется, что вот уже конец всего, тогда Он покажет Свою безграничную любовь и милосердие.

Без погон – ужасно. Понимаю, что все в штатском ходят. Ал. Влад. (Сыробоярский) занимается усердно английским языком, переселился в английскую семью, в 10 дней выучил почти 300 слов, зубрит с утра до вечера. После операции было очень плохо, но Господь спас.

Всё жду Н.Я. увидеть хоть издали[918]. Много хотелось бы Вам сказать, но не могу. Посылаем это иным путём, думаем скорее дойдёт. Вот и Ольга (О.П. Грекова) и барон (Д.Ф. Таубе)! Очень Я за него рада. Краснуха скоро у Всех прошла.

Сердце редко беспокоит, так как очень тихо живу. Храни Господь. †. Крепко целую. Привет от Маленького (Цесаревича) и Отца (Государя).

Шеф.

№ 52А.А. Вырубовой

Тобольск, 22 января 1918 г.

Милая Моя душка. Так неожиданно получила сегодня дорогое письмо от 11‑го и открытку от 10‑го и тороплюсь ответить. Нежно благодарим, несказанно тронуты Ярошинским[919], правда, ужасно трогательно и мило, что и теперь нас не забывает. Дай Бог, чтобы его имение не тронули бы, и благослови его Господь. Посылаем немного еды, не знаю, как может доставить.

Родное Моё дитя, много и часто о тебе вспоминаю. Писала тебе через Жука 16‑го, и 17‑го открытку через мистера Гиббс, и 9‑го через Аннушку 2 письма. Вот, уронила любимое перо и сломала его, скука какая. Ужасно холодно, 9 градусов в зале, и дует отовсюду такой ветер, но Они все гуляют. Надеемся офицера завтра увидеть хоть издали[920].

Так рада, что ты всё получила. Надеюсь, что носишь черный платок и что он «вервеном» пахнет. Понюхай это письмо – знакомый старый запах. Добрая Зиночка[921] Мне нашла и послала из Одессы.

Что ты познакомилась с Горьким Меня так удивило – ужасный он был раньше, не моральный, ужасные, противные книги, пьесы писал – неужели это тот?[922] Как он против Папы (Государя) и России всё воевал, когда он в Италии жил. Будь осторожна, дорогая.

Хорошо, что можно в церковь идти – нам это опять запретили; так что дома служба и другой священник[923]. Как Я рада, что с Сережей (С.А. Танеевым) всё хорошо – но бедной Тине будет трудно теперь, помоги ей Бог. Маня Р(ебиндер) Мне образ Умиления через Изу (С.К. Буксгевден) теперь посылала, он ещё в Петрограде, хотели его убить[924]. Трудно людей теперь понять, иногда над вид большевики, в душе напротив. Как же отдашь – не знаю как. Висел над койкой Детей, теперь и Мне стало лучше – носила на новый год – лежал на молитвенном столе 31‑го и во время службы. Как же Мне это сделать – совсем не знаю.

Гермоген каждый день служит молебен у себя для Папы (Государя) и Мамы (Государыни), очень за Них. Много удивительного, странного. Полным ходом надо писать, ждут письма. Скорее нарисовала (очень плохо) молитву на кусочке березы, которую Он (Государь) пилил. Мало теперь рисую из-за глаз, пишу в очках, холодно, пальцы совсем окоченели. Хотела бы послать что-нибудь, но нет ничего.

Посылаю тебе образ Абалакской Божией Матери[925], молилась у нее, она привезена была в нашу церковь. Офицер тоже в монастырь поедет, замерзнет боюсь по дороге. Спасибо за чудную молитву. Страшный ветер, дует в комнаты. Часто очень ношу твою синюю кофточку и лиловую тоже. Любовь горячую шлю, молитвы, душу. Крепко верю, на душе мирно. Все Мы твои и тебя горячо нежно целуем. Привет всем.

№ 53А.А. Вырубовой

Тобольск, 23 января 1918 г.

Душка Моя родная маленькая, – есть ещё возможность тебе написать, так как уедет только 26‑го обратно[926]. Кто мог подумать, что он сюда приедет; надеюсь, что его не обокрадут по дороге, везёт тебе 2 фунта макарон, 3 фунта рису и 1 фунт колбасы; так удобно вышло, что Аннушка не с нами живет. Связала чулки и посылаю тебе пару. Они для мужчины сделаны, но думаю, тебе пригодятся. Под валенками носишь, и когда холодно в комнатах. 29 градусов опять, 6 градусов в зале – дует невероятно.

Страшно тронуты, что Х.[927] деньги привёз, но, правда, не надо больше – всё пока у нас есть. Бывали минуты, когда не знали, откуда взять, так как из Петрограда не высылали, теперь опять пока есть. Чем ты живешь? Твои деньги Я тебе тогда положила вниз в шкатулку с твоими золотыми вещами. Скажи, Х. принадлежал ли к друзьям Лили (Ю.А. Ден) или Келлера?[928] Нет ли у него имения на Юге около Киева…

Почти не могу держать пера. Как Я рада, что твоя комнатка уютная и светлая, но страшно утомительно так высоко подниматься. Как бедная спина и нога? И сердце золотое? С тех пор ничего о Лили не знаю, кажется, Юг от Севера отрезан; оттого Я тоже больше не получаю письма от матери Сыробоярского. Он учится английскому языку. От Седова не имею известий; Лили писала давно, что он должен был бы быть далеко отсюда. От двух сестёр Моих и брата уже год ничего не знаю. Летом только раз от сестры.

О.А. пишет детям длинные письма – всё про своего мальчика, которого обожает, кормит его, ухаживает за ним (у них нет няни)[929]. Бабушка[930], кажется, постарела очень, – больная у себя в комнате сидит и грустит. У Тудельс[931] 4 градуса в комнате. Сломала перо опять, и это жёсткое.

Говорят, что «Столпу семейства» хорошо живётся в Кисловодске; [932] оба сына у неё[933], она много принимает, там весь «beau monde» («высший свет»); Рубинштейн и Манташев царствуют и всё устраивают[934]. Говорят, и румыны туда приглашены. Мерика[935] ждёт там ребёнка, Марианна Ратькова-Рожнова купила себе дом и принимает по вечерам[936]… Очень про тебя спрашивали, и Тудельс и Моя хорошая большая Нюта Демидова с таким участием.

Jimmy лежит у Меня на коленях и греет Меня. Солнце светит, Они все пошли на улицу. Невероятно холодно из-за ветра, но у вас должно быть ад просто – темнота, холод и голод. Помоги вам Бог перенести всё это тяжелое. Какие испытания! Чем хуже здесь, тем лучше и светлее будет там. Больно думать, сколько ещё будет кровопролитий, пока настанут лучшие дни. Я слышала, что Малама и Эллис ещё в полку[937]. Видаете ли доброго Отца Иоанна?

Душка, посылаю тебе всю Мою любовь; грустно, что ничего здесь нельзя достать. Вышиваю покрывала на аналои и воздухи, когда глаза позволяют, а то вяжу чулки, но скоро конец шерсти, которую привезла. Здесь нельзя достать, только грубая и дорогая. Шура Петровская[938] выучилась сапоги шить и продает их теперь; она с детьми брата теперь (он оставил полк, как почти все остальные), но их выгоняют из дома. Сандру[939] она видела раз, впечатление больной женщины. В. Чеботарева оставила лазарет. Вильчковские в Ессентуках[940]. Дети получили от их няни письмо из Англии – с октября месяца первое письмо оттуда. Ну, какие глупости во всех газетах о Татьяне стали писать[941]. Где епископ Исидор? Как здоровье доктора – твоего спасителя, видаешь ты его?[942] Сердечный привет родителям, храни их Бог. Так хотелось бы тебе что-нибудь интересное написать, но ничего не знаю.

Маленький (Цесаревич) носит фуфайку в комнатах, Девочки валенки; Я знаю, как ты грустила, смотря на Нас; Мы 7 это говорим и тебя вспоминаем. Татьяна получила письмо от Равтопуло из Москвы. Вообще, письма часто не доходят.

Если ты уже читала «Притчи Соломона», то теперь надо читать «Премудрость Соломона», найдешь много хорошего там. Люблю уроки Закона Божьего с Детьми, читаем Библию, говорим, читаем описание жизни Святых, объяснение Евангелия, изречения, объяснения молитв, службы и т. д. Добрый Седнёв только что Мне принёс чашку какао, чтобы согреться, и Jimmy просит.

Родная, когда с чётками молишься, какую молитву читаешь ты на 10‑е. Я разные, отче наш, Богородице, Царю Небесному и т. д., но не знаю, верно ли так или нужно одну особенную повторять. Искала в книгах и нигде не нашла. Знаю только, господи Иисусе Христе Сыне Божий помяни мя грешную. Так тянет в церковь, позволили в двунадесятый праздник, так что надеюсь 2‑го февраля[943]. А 3‑го попрошу за тебя у Раки за тебя молиться[944]. За здоровье болящей Анны. Чемодуров Мне это устроил[945].

Ты лучше сожги Мои письма, вдруг придут к тебе и будут рыть в твоих вещах. Что бедный (…). Как муж Нины[946]. Сашка где[947] (…) священник этот энергичный, преданный борется за правду, очень милое лицо, хорошая улыбка, худой с серой бородой и умными глазами[948]. Исповедовались у него в октябре, но говорили больше об общем положении. Он известен среди хороших людей, потому его от Нас убрали, но, может быть, и лучше, так как он может больше делать теперь. Епископ (Гермоген) за Нас и Патриарх в Москве тоже, и большая часть духовенства.

Будь осторожна со всеми, кто приходит к тебе. Я очень беспокоюсь о «Bitter»[949], – он издает ужасную газету и писал столько пьес – грязных и книг. Ничего серьезного при нем не говори. Люди будут стараться, как прежде, окружать тебя, – Я не говорю о твоих настоящих друзьях, честных людях, но из-за своих личных выгод будут пользоваться тобою и опять прятаться за твою спину. Тогда услышат о твоем имени и начнут снова тебя преследовать. «Bitter» настоящий большевик.

Ломаю Себе голову, что тебе послать, так как здесь ничего нет. Масса Наших рождественских подарков были все Нашей собственной работой, и теперь глаза должны отдохнуть. Сегодня 24‑го – 19 градусов и теплее, говорят. Как Я тронута, что княгиня Эристова мило говорила про образа. Шлю ей и сыну сердечный привет, пускай она нам напишет, что он теперь делает.

Одна попадья увидела во сне, что Иртыш был совсем черный, потом стал светлее, из середины показался человек – в сиянии; все в Тобольске говорят об этом сне и видят в нём будущее России. Люди милые здесь всё больше киргизы. Сижу у окна и киваю им, и они отвечают и другие тоже, когда солдаты не смотрят.

Оказывается, много разграбили в большой церкви Зимнего Дворца[950]. Из ризницы там богатые, ценные, старинные образа были (и масса наших в маленькой комнате около ризницы) и в Гатчинской церкви тоже. Это ужасно. Знаешь, портреты Моих родителей, «Father» (Государя) совершенно уничтожены, кажется, русский шлейф (несколько) и 12 платьев тоже. Это ужасно, что церковь не пощадили; думаю, что санитары лазарета Зимнего Дворца показали им всё.

24‑го. Спасибо, милая, родная за открытку от 12‑го. Сегодня получила. Рада, что получила весточку через Эристова. Так радостно иметь известия. Ужасно хочу стихи срисовать на березовой коре, если глаза позволят. Был только что урок с Татьяной, теперь надо вставать, и урок с Мари. Говорят, что поганцы в Смольном запаслись многим, так что не будут голодать и им всё рано, что в Петрограде умирают от голода. Зачем Х. деньги дал, лучше было бы их бедным раздать. Буду их прятать на «чёрный день».

Были минуты – (…) люди ждали уплаты в магазинах и наши люди 4 месяца не получали жалованье, потом прислали. Но и солдаты не получили то, что полагается; тогда пришлось бы из наших денег взять, чтобы их успокоить. Это всё мелочь, не большая неприятность для коменданта, он имеет наши деньги. Не говори другим об этом. Пока не упразднили гофмаршальскую часть; но хотели теперь, тогда не знаем как будет; но ничего, Господь поможет, и Нам здесь хорошо и всё есть, что нужно.

Не знаю, что с бедной Ливадией делают, много политических арестованных, которых освободили, живут там. Не знаю, где дорогой «Штандарт». Боюсь спросить. Боже, как Я за тебя страдала, что ты жила на «Полярной Звезде»[951]. Какой ужас её так увидать. Можешь ли Мой мелкий почерк читать? Не могу о яхте вспоминать, невыносимо больно…

Вот нашли «paper knife» (нож для бумаги) из мамонтовой кости, не очень хороший, но все-таки здесь сделанный и, может быть, тебе пригодится. Скорей нарисовала тебе карточку – и на березе тоже, очень торопилась, так что прости, что они не лучше вышли. Вот, кажется, уберут нашего комиссара (our jailer, un exforcat)[952], и мы этому очень рады, его помощник уедет вместе с ним, ужасные типы[953], они вместе в Сибири сидели, комиссар 15 лет[954]. Солдаты решили и, слава Богу, оставляют Нам Нашего коменданта[955]. Всё от солдат зависит. Могла бы больше писать, но все-таки боюсь. Надеюсь, он тебе благополучно доставит.

Сейчас Маленький придёт на урок, Я лежу, так как 6 часов, дрова трещат в камине – очень уютно, но мало греют. Говорят, что теплее на улице и что ветер затих. Прохожу с Алексеем объяснение литургии, дай Мне Бог умение учить, чтобы на всю жизнь осталось у Них в памяти, чтобы Им было в пользу и для развития души. Все-таки везде невежественность большая. Жалею, что письмо мало интересное. Вчера пили чай в Их маленькой уборной. Уютно, что все так близко живём и что всё слышно. Мне надо письмо кончать, тогда он завтра утром получит – надеемся его увидеть из окна[956].

Милая родная, Моя душка, Господь с тобою, благословляю тебя нежно целую, все Мои тебя целуют и посылают «much love»[957]. Господь поможет. Помнишь, что Я тебе в 1914 году сказала про Германию. Вот теперь там начинается тоже, что у нас. Чем хуже там, тем лучше светлее будет у нас, это Моё чувство, этим спасёмся. Но ты понимаешь тоже, что переживаю, не имея известий от брата, и что впереди (…) он тоже про нас ничего не знает. Если, Я думаю, Маленький тоже будет страдать, как Мы, (а потом Англия), хотя Наш друг сказал, что Нам ничего не будет, так как Я оттуда, но здесь ещё так страшно плохо. Стараюсь мысли отгонять, чтобы от отчаяния покой душевный не потерять. Боюсь за Моих там, что будет. И ты, родная, помолись за Мою маленькую старую родину, – и знаешь, за эти годы всё, что Мне в жизни дорого – заставляет Меня страдать. «Home, new home»[958], ты отрезана от всех.

Доверяю всех в Её святые руки[959], да покроет Она всех своим омофором. Благодарю день и ночь за то, что не разлучена со Своими Собственными 6 душками, за многое надо благодарить, за то, что ты можешь писать, что не больна, храни и спаси тебя Господь, всем существом за тебя молюсь, а главное, что Мы ещё в России (это главное), что здесь тихо, недалеко от Раки Св. Иоанна. Неудивительно, что Мы именно здесь. Прощай, до свидания, Моя дочка любимая, горячо целую, как люблю.

Лучше было бы, если Тина поехала в Одессу, чтобы быть недалеко от Сережи (С.А. Танеев), и добрая Зиночка (Толстая) могла бы за ней ходить. Но так как румыны взяли уже Кишинев, Сережа вероятно уехал, но Я рада, что они были вместе, хорошо, что разделяют трудности жизни – любовь их только окрепнет. Как здоровье Али[960], какой Дерфельден убит на Кавказе, муж ли Марианны[961]. Мать ее с семьей живут в доме Бориса[962].

Вижу изредка Изу (С.К. Буксгевден) на улице и Наших девушек; живут они в разных местах. Надя Коцебу[963] живёт в Ялте со своей belle-mere, сестра Татьяна Андреевна теперь в Петрограде; устроит сестру, потом вернется к М.Э. Привет отцу Кибардину[964], отцу Афанасию[965], нашему отцу Александру[966] и Лио (камердинер Императрицы) – милому старику сердечный привет, часто его вспоминаю. Он пишет иногда нашим. Про Кондратьева ничего не знаю[967]. Имеешь ли ты известие от Лили. Где твоя Зина с ребёнком, где наши шоферы. Где Коньков (кучер).

Разорви письмо лучше. Имеешь ли от Гахама письма[968]. Жив ли генерал Шведов[969].

Святая Богородица, береги Мою дочку.

Если «Bitter» автор, берегись, так как не хороший человек, настоящий большевик…

№ 54Б.Н. Соловьеву (сложенная вчетверо записка с надписью: лично для молодого офицера)

Тобольск, 24 января 1918 г.

По Вашему костюму торговца вижу, что сношения с Нами не безопасны. Я благодарна Богу за исполнение отцовского и Моего личного желания: Вы муж Матреши (М.Г. Распутиной). Господь, да благословит ваш брак и пошлет вам обоим счастье. Я верю, что Вы сбережете Матрешу и оградите от злых людей в злое время. Сообщите Мне, что Вы думаете о Нашем положении. Наше общее желание: это достигнуть возможности спокойно жить, как обыкновенная семья, вне политики, борьбы и интриг.

Пишите откровенно, так как Я с верой в Вашу искренность приму Ваше письмо. Я особенно рада, что это именно Вы приехали к Нам. Обязательно познакомьтесь с о. Васильевым, это глубоко преданный Нам человек. А сколько времени намерены пробыть здесь? Заранее предупредите об отъезде.

№ 55Б.Н. Соловьеву

Тобольск, 26 января 1918 г.

Вы подтвердили Мое опасение, благодарю за искренность и мужество[970]. Друзья или в неизвестном отсутствии, или их, вообще, нет, и Я неустанно молю Господа, на Него Единого и возлагаю надежду. Вы говорите о чуде, но разве уже не чудо, что Господь послал сюда к Нам Вас? Храни Вас Бог.

Благодарная А.

№ 56А.В. Сыробоярскому

Тобольск, 29 января 1918 г.

Я получила вчера Ваше милое, доброе письмо от 10 января – благодарю от всего сердца. С ним навеяло что-то из прошлого, хорошее. Как Я рада, что Вы, наконец, получаете Мои письма, но они очень долго идут. Если перемените адрес, надо заранее сказать. Большое, большое спасибо за маленькую хорошую карточку – ужасно рада ее иметь. Уютная комнатка и камин, как Я люблю – и украшения на нем, как полагается на Рождество из mistletoe[971] и, кажется, было holly (остролист) видно. Всю жизнь это у Меня было на Рождество, обыкновенно из Крыма посылали – и только теперь не было!! Но кто-то очень худой. А другие…

№ 57В.И. Чеботаревой[972]

На лицевой стороне первого листа надпись: «Валентине Ивановне Чеботаревой. Царское Село. Лазарет № 3».

Тобольск, 3 (16) февраля 1918 г.

Дорогая Валентина Ивановна!

Я так рада, что Вы довольны были посылкой, что Вам опять посылаю. Тяжело думать о Вас всех и знать, как Вам трудно придется жить. Тут всё легче достать, хотя цены повышаются и карточная система. Эти комитеты всё портят. И уроки пришлось давать – все-таки наша бывшая старшая сестра большой молодец, и муж (П.Г. Чеботарёв) может Вами гордиться[973].

Больно вспоминать, как было хорошо и как ужасно все теперь живут. Но Господь Бог знает, почему надо было посылать такие испытания, и Он даст всем, которые к Нему с верой обращаются, силы все перенести, и там будет награда за всё, и там всё нам будет ясно и понятно. Только храбро вперед смотреть, не безжалостен Он, и когда кажется, что спасения нет, то Он явится в Своём блеске. Чувствуешь свет за тучами. Знаешь, что там солнце и что оно будет нам сиять, ещё немного потерпеть, не роптать, принимать всё из Его рук, только молиться силы иметь и не ослабнуть в вере и надежде. Ведь Он Сына Своего послал на страдания за наше спасение. Вот и вся земля страдает и будет спасена из-за Его неисчерпаемой любви к нам, грешным смертным. Кажется, всё ужасно, и оно есть так, но для очищения греховной жизни.

Скучно Вам пишу, душка, простите. Живём ничего. Душа тиха, чувствуешь близость Божию. Уроки по-прежнему, катаются на горе. Татьяна Вам пишет, как дни проводим. Кажется сегодня 15, но для Нас пока 3, оттого имели обедницу вчера[974] (опять не позволили в церковь идти), не были ещё в этом году.

Какое впечатление молодые Таубе на Вас делают? Много солнца здесь, что хорошо. Вышиваем для здешних церквей, вяжем чулки. Рита[975] ещё в Одессе. Сыробоярский во Владивостоке учится английскому языку. У него была операция аппендицита в начале декабря там же. Богданов[976] в Москве, голодает в лазарете, лишь хлеб с трудом получает в 4 часа с кипятком.

Пишите Мне, Вашей перевязочной сестре, а то грустно. Храни Вас Бог. † Крепко целую Вас, графиню, баронессу[977]!!! Сердечный привет барону, Ивану Степановичу Купову[978]. Привет Вашей Соне и дочке поцелуй.

Ваша старая Сестра.

№ 58А.А. Вырубовой

Тобольск, 5 (18) февраля 1918 г.

Милая душка, родная Моя маленькая. Боже, как Мне тебя жаль. Сегодня одновременно получила твои открытки от 26 января и телеграмму о смерти дорогого папы[979]. И Я не с тобой, не могу тебя прижать к груди и утешить тебя в твоем большом горе. Дитя Моё, ты знаешь, что Я с тобой, молюсь с тобой и разделяю твое горе. Спаситель и Матерь Божия, утешь дочку Мою.

Упокой душу дорогого отца. Завтра утром Аннушка пойдет и закажет в Соборе сорокоуст у раки Святого и помолится за нас всех, – Мы только можем у Себя молиться всем сердцем. В нем мы обе потеряли верного, милого, долголетнего друга. Папа, Дети скорбят с тобой, целуют и передают всё, всё. Ты чутким своим сердцем всё понимаешь, так как телеграмма почтой шла, не знаю, когда Бог его к Себе взял, неужели в тот день, что Мне писала. Как Я рада, что ты его ежедневно видела, но как всё это случилось. Бедный маленький папа. Какая большая потеря. Знаю, как вы друг друга любили, понимаю и разделяю твое горе, Сама всё это испытала и знаю эту страшную боль. Но за него надо Бога благодарить, слишком много тяжелых переживаний, без дома и вообще… помню, наш друг сказал, что после женитьбы Сережи он умрет. И вы две женщины одни, или Бэби с вами и, чтобы помог, и добрый дядя. Я через него как следует напишу тебе и маме бедной. Целую ее крепко и скажи, как мы оба его любили и ценили, он редкий был человек… Ужасно только сегодня это знать, быть так далеко. Боже Мой! Как ты во всем этом. Один ужас, помоги и подкрепи тебя Господь Бог.

Какое счастье, что так много вместе были и дружно жили, упрекать себя не в чем. Ты дала ему всю любовь и Бог тебя за это вознаградит. Не плачь, он счастлив теперь, отдыхает и молится за вас всех у Престола Божьего. Ужасно не иметь возможности побывать в церкви, помолиться за всех вас, у Себя всё-таки не то.

Мы Оба нежно благодарим за образчики от дорогого образа. Я счастлива, что ты Мои письма получила, теперь не скоро опять через… что он расскажет тебе о твоих дорогих, только для тебя. Какие ужасы в Ялте и Массандре[980]; Боже куда, куда. Где спасение офицерам и всем. И церкви грабят, и ничего больше святого нет, кончится землетрясением или чем-нибудь ужасным – кара Божия страшна. Умилосердись над Родиной многострадальной. Боже, как молюсь за её спасение.

Ты не видела Иоаннчика в Иоанном монастыре, он служит там диаконом и скоро будет священником[981]. Бедная его жена.

Я очень счастлива, что маленькие Мои карточки тебе понравились. Как Мне тебя жаль и Аля бедная и брат; Боже Мой, сколько страдания. 3‑го Нам передали твои милые вещи: духи, серебряное блюдо, пташки, кожаную книжку; за всё горячо благодарю. Мило, что именно в этот дорогой день получили[982]. Милая, не надо белья, достаточно совершенно у Всех, всё имеем.

Говорят, что скоро привезут японский товар. Японцы в Томске порядок держат. Надеюсь, ты съедобные вещи получила к празднику. Скоро опять пошлем муку и что можно достать. Не позволено больше 12 фунтов, так как у вас сахара нет, неочищенный вкусный мёд – во время Поста.

Мы живём ещё по старому календарю, но придётся, вероятно, переменить, только как с Постом и разными службами. Думаю, что народ страшно рассердится, что таким образом две недели выключают, оттого раньше не было сделано[983].

Вышиваем много для церкви, только что кончили белый венок из роз с зелеными листьями и серебряным крестом, чтобы образ Богоматери Абалакской повесить.

Солнышко светит, греет днём и чувствуется, что всё-таки Господь не оставит, но спасёт, да спасёт, когда всё мрачно и темно кругом и только слёзы льются. Вера крепка, дух бодр, чувствую близость Бога. Ангел Мой, не скорби – это всё должно сбыться. Только, Боже, как мне этих невинных жаль, которые гибнут тысячами.

Письмо слишком толстое, нельзя больше писать. Пускай мама простит, что ошибки делаю, когда пишу по-русски. До свидания, Господь с тобой – прижимаю дорогую головку к груди и в молитвах всегда с тобой.

Посылаю письмо от «Father» (Государя) и Детей.

№ 59М.М. Сыробоярской

Тобольск, 12 февраля 1918 г.

Милая, моя дорогая. Вот радость, наконец. Получила от Вас одновременно от 16–17 января и детям открытки от 4 февраля.

Теперь выпишу из Вашего письма А.В. (Сыробоярскому), так как он от Вас не получает и беспокоится очень. Милая, Я очень недовольна, что чувствуете себя плохо. Если бы Я знала, какие лекарства Вам дать. У Меня масса для сердца. А вот Ваш бедный маленький город тоже переживает ужасы? Как это не нужно для Вас, бедная. Но сидите побольше дома, Вам лучше будет и сердце отдохнёт. Наверное, мало о себе думаете и никого около Вас, чтобы за Вами смотрел и ухаживал…

Подумайте, для Нас тоже становится трудно. Придётся расстаться с людьми, которые с Нами приехали и долго Нам служат, но дальше не можем[984]. За них Нам обидно. Сколько теперь без места, работы, пенсии, помещений, содержания… Всё из-за Нас… а Мы не виноваты. Но это больно за них.

Сколько Вам горя – бедная, маленькая и одна всё переживает. Но Вы молодец – бодрая, верующая, и с этим можно всё снести. Нежно Вас целую и благословляю. Всегда за Вас горячо молюсь. Да, кто мог подумать, что узнаем друг друга, через страдания сына – странно+… Но и Я благодарна за вас обоих.

№ 60А.С. Сыробоярскому

Тобольск, 13 (26) февраля 1918 г.

Вот от мамы длинное письмо получила и ещё открытку от 6‑го января, но заказного письма ещё не имею и вряд ли теперь. Бог знает, что творится. Почта ничего не принимает для Петрограда и Москвы. Говорят, там резня идёт. Немцы у Пскова. Мир будет заключен на самых ужаснейших, позорных, гибельных для России условиях. Волосы дыбом становятся, но Бог спасёт. Увидим Его справедливость. По-моему, эта «заразительная болезнь» перейдёт в Германию, но там будет гораздо опаснее и хуже, и в этом вижу единственное спасение России. Тяжело, тяжело ничего не знать, что там творится.

Боже, умилосердствуй и помоги, и спаси. Но душа не унывает, чувствует свыше поддержку, солнце за тучами светит. Что с церковью делают? Больше не будут священникам платить за уроки.

Вообще, хаос, кошмар, но другие страны пережили такие времена в других столетиях и вышли. Всё повторяется. Ничего нового нет. Там люди культурные, у нас нет. Самолюбие давно под ногами затоптано. Но верим, Родина молодая, перенесёт эту страшную болезнь и весь организм окрепнет, но если так всё кончится, тогда через несколько лет будет новая война…

Всё тянет в церковь, там всё излить, но нельзя. Вы тоже не бываете? Будем, вероятно, теперь сами хор составлять, так как не могу настоящего хора содержать больше. Вначале не будет важно, но потом пойдёт. В Крыму Мы три раза всенощную пели, тогда Ольга и Татьяна были маленькие, – 12, 14 лет, но помогали. Надо к первой неделе Поста готовиться, – утром и вечером.

Солнце давно светит и греет, Я не выходила вчера, было ветрено, и была очень занята.

№ 61Великой княгине Ксении Александровне

Тобольск, 19 февраля (4 марта) 1918 г.

Душка Моя маленькая Chicken!

Крепко целую и мысленно с тобою в твоем горе из-за несчастия, постигшего твою Ирину[985]. Помоги ей Бог. Сама ещё такой ребенок – такие переживания. Её маленькая будет ей утешением[986]. Но Я уверена, что ты теперь больше страдаешь, зная твое доброе, нежное сердце, которое со страждущим всегда особенно горюет. Дай Бог, чтобы вы могли бы быть вместе и что она к вам вернётся – ей и тебе легче будет. Сколько горя кругом. И бедная Вера и Её мать. Куда не смотришь: слёзы, слёзы.

Но крепко верю и что время страданий и испытаний проходит, что солнце опять будет светить над многострадальной Родиной. Ведь Господь милостив – спасёт Родину, вразумит туманные умы – не прогневается до конца. Забыли люди Бога. Год что царство зла всем правит – немного ещё терпеть и верить – когда кажется, что конец всего, тогда Он, наверное, услышит все молитвы. Страдания и испытания Ему посланы – и разве Он не всегда достаточно сил даёт для перенесения всего. Ведь Он сам показал нам, как надо терпеть без ропота и невинно страдать.

Душка Моя, не умею писать и высказать всё, что хочу, – но ты свою старую Сестру и без этого понимаешь. Такая радость, когда от вас письма получаем – сегодня как раз от тебя и Ольги. Какое счастье, что этот маленький Тихон появился на свет. Как хотелось её с ним видеть.

Наши здоровы, много на воздухе – они вам описали, как живём. Дни быстро идут – однообразно, все заняты, только таким образом и можно жить. Теперь будем тоже во время службы петь (не знаю, как выйдет). Дети, Нагорный[987] (который тоже будет чтецом – мальчиком читал в Царском), Я и регент. Очень грустно не бывать в церкви, не то, без обедни. Хотим говеть на 1‑й недели – не знаем, как будет, что позволят. О Своих больше года ничего не знаю. Как бедная Mother dear[988]. Очень нежно её целую, и тебя и Ольгу. Христос с Вами. † Нежно любящая тебя

Твоя Hen.

Всё думаем, как вы живёте. Ужасно, должно быть, трудно. Нам тоже пришлось расстаться с 10 нашими людьми. Солдаты нашли уже давно, что у Нас слишком много народа в доме. Теперь настоящая хозяйка Mr. G.[989] Пришлось всё в Свои руки взять, чтобы порядок установить, наконец. Особенно помогает Илья[990], – Валя поменьше[991], Волков, как… 13 человек. Завтракаем в 8 часов 20 минут – ужасно больно, когда нельзя всем жалованье платить – люди трогательные.

Поцелуй твою бедную Ирину от Нас. Все всех целуют.

№ 62А.В. Сыробоярскому

Тобольск, 22 февраля – 7 марта 1918 г.

Вот получила длинное письмо от мамы и выписала места из них Вам. Так рада, что могу дать Вам известия от неё, раз Вы от неё писем не получаете, и она жалуется, что от Вас ничего нет, но в общем почта хорошо работает.

Вчера было 15 градусов, солнце и ветер, не выходила, лежала на кушетке, и вышивала, и писала. Гору испортили, не желали, чтобы видны были сверху на улице[992]. Родители (Государь и Государыня) там стояли, когда солдаты (хорошие) уехали. Опять зависть, что на Них смотрели, они раньше решили, что Родители не имеют права там стоять из-за публики, но этот раз Мы думали, конечно, что это не считается. Ну, вот и лишили Детей этого удовольствия. Но Они всё покорно принимают. Знают, что нечего делать. Солдаты теперь хозяева…

№ 63Е.В. Воейковой

Тобольск, 2 (15) марта 1918 г.

Милая Нинни!

Самое сердечное спасибо за хорошее письмо – так обрадована была, наконец, иметь от Вас всех известие. Надеюсь, что M-me Zizi[993] передала всем привет. Бедный папа![994] Больно его таким видеть, скажите ему, что Хозяйка целует Nussknacker[995] и часто его с любовью вспоминает и надеется, что еще увидимся, что не надо падать духом – Господу Богу всё возможно, и Он ещё дорогую Родину спасет… Попросите его приобщиться Святых Тайн, скажите, это от Меня, он знает, что Я ему всегда напоминала, когда ему было особенно тяжело на душе. Ученик (Цесаревич) сердечно кланяется и благодарит за снимок, который теперь в кармане носит. По глазам видно, что он пережил.

Как я рада, что Вы Мою любимую подругу (А.А. Вырубову) видели – новое большое горе (у нее) смерть отца. Ужасно тяжело вам всем – бедные – больно думать, всё что вы переживаете. А Нам лучше всех живётся. Были весенние дни, теперь опять 17–20 градусов мороза, но на солнце очень уже тепло – Они даже немного загорели. На дворе усердно дрова рубят и колют. Много учатся – время скоро бежит – 7 месяцев уже, что сюда переселились.

Тяжелая годовщина сегодня[996]. Но Господь милостив. Как у Голого[997] глаза? И сердце? Передайте ему и всем Вашим Наш искренний привет.

По вечерам Муж читает Нам вслух, Мы вышиваем или играем в карты. Иногда выхожу, когда не слишком холодно, но даже два раза наслаждалась, сидя на балконе.

Что Мой брат[998] недалеко от Вас, Мне особенно тяжело!! Изу только издали видим!

Очень рады знать, что котик здоров, благодарим Вам, что так хорошо за ним смотрите. Можете ли быть ангелом, так как на островах живёте, и переслать письмо Ольге К.[999] – почта не идёт, а этим образом могу её за письмо поблагодарить.

Прощайте, нет, до свидания, милая Нинни – Господь с Вами.

Крепко целую.

№ 64А.А. Вырубовой-Танеевой

Тобольск, 2 (15) марта 1918 г.

Милое родное Моё дитя! Как тебя за всё благодарить, спасибо большое, нежное от Папы, Мамы и Деток. Балуешь ужасно всеми гостинцами и дорогими письмами. Волновалась, что долго ничего не получала, слухи были, что уехала. Не могу писать, как хотелось бы, боюсь писать, как ты, по-английски, если попадут в другие руки – ничего плохого не пишу. Спасибо за твои чудные духи, образки, книги. Всё дорого. Екатерине Викторовне (Сухомлиновой) большое спасибо, ещё не видали, что прислала, всё понемногу. В шутку называю контрабандой.

Радость Моя, только берегись, спасибо, что известие дала… Сколько ходить, иногда хочешь другу дорогу прочистить в снегу и не замечаешь, что стало более скользко без снега. Твоим дорогим хорошо живется, Она (Государыня) стала хозяйкой, с Жиликом сидят над счетами, новая работа практичная[1000].

Спасибо за работы, шоколад, – всё ещё увидим. Погода чудная, весенняя, Они даже загорели, теперь 20 градусов (17 на солнце). Два раза сидела на балконе, а то на дворе (когда небольшой мороз). Здоровье хорошо было всё время, неделя что опять сердце беспокоит и болит, Я очень мучаюсь…

Боже, как Родина страдает! Знаешь, Я гораздо сильнее и нежнее тебя её люблю. Бедная Родина, измучили внутри, а немцы искалечили снаружи, отдали громадный кусок, как во времена Алексея Михайловича, и без боя во время революции. Если они будут делать порядок в нашей стране, что может быть обиднее и унизительнее, чем быть обязанным врагу – Боже, спаси. Только бы они не смели разговаривать с Папой и Мамой[1001].

Надеемся говеть на будущей неделе, если позволят в церковь идти. Не были с 6‑го января (праздник Крещения Господня), может быть, теперь удастся, – так сильно в церковь тянет. Буду так молиться, как ты пишешь. Бедную твою маму целую.

Хорошо, что ты вещи из лазарета взяла. Боже, какие у вас там переживания, а Нам тут хорошо живётся. Получила чудное письмо от Зины (Менштед). Полным ходом нарисовала тебе 2 молитвы, очень торопилась, извиняюсь, что неважно. Только что узнали, что «Misha» уехал[1002]. Николай Михайлович, это он сказал, что ты знакома с большевиками!..[1003]

Не могу больше писать: сердцем, душой, молитвами всегда с тобой. Господь тебя хранит. Всем сердцем спасибо…

Скоро весна на дворе и в сердцах ликование. Крестный путь, а потом Христос Воскрес! Год скоро, что расстались с тобой, но что время? Ничего, жизнь – суета, все готовимся в Царство Небесное. Тогда ничего страшного нет. Всё можно у человека отнять, но душу никто не может, хотя диавол у человека на каждом шагу, хитрый он, но мы должны крепко бороться против него: он лучше нас знает наши слабости и пользуется этим.

Но наше дело быть на стороже, не спать, а воевать. Вся жизнь – борьба, а не было бы подвига и награды. Ведь все испытания, Им посланные, попущения – всё к лучшему; везде видишь Его руку. Делают люди тебе зло. А ты принимай без ропота: Он и пошлет ангела хранителя, утешителя своего. Никогда мы не одни, Он Вездесущий – Всезнающий – Сам любовь. Как же Ему не верить. Солнце ярко светит. Хотя мир грешит, и мы грешим, тьма и зло царствуют, но солнце правды воссияет; только глаза открывать, двери души держать отпертыми, чтобы лучи того солнца в себя принимать. Ведь мы Его любим, дитя Моё, и мы знаем, что «так и надо».

Только потерпи ещё, душка, и эти страдания пройдут, и мы забудем о муках будем потом только за всё благодарить. Школа великая. Господи, помоги тем, кто не вмещает любви Божией в ожесточенных сердцах, которые видят только всё плохое и не стараются понять, что пройдет всё это; не может быть иначе, Спаситель пришёл, показать нам пример. Кто по Его пути, следом любви и страдания идёт, понимает всё величие Царства Небесного.

Не могу писать, не умею на словах высказать то, что душу наполняет, но ты, Моя маленькая мученица, лучше Меня всё это понимаешь. Ты уже дальше и выше по этой лестнице ходишь…

Живём, как будто тут и не тут, видишь другими глазами многое, и иногда трудно с людьми, хотя религиозными, но чего-то не хватает, – не то, что мы лучше, напротив, мы должны были быть более снисходительными к ним… Раздражаюсь всё-таки ещё. Это Мой большой грех, невероятная глупость.

Тудельс[1004] Меня иногда безумно раздражает, это плохо и гадко; она не виновата, что такая. Мне стыдно перед Богом, но когда она не совсем правду говорит, а потом как пастырь проповедует. О! Я слишком тебе знакомая вспыльчивая. Не трудно большие вещи переносить, но такие маленькие комары несносны. Хочу исправиться, стараюсь; и бывает долго хорошо, потом вдруг опять. Будем опять с другим батюшкой исповедоваться[1005], второй в эти 7 месяцев. Прошу у тебя прощения, моя радость; завтра прощальное воскресенье: прости за прошлое и молись за грешную твою Старушку!

Господь с тобой. Да утешит и подкрепит Он тебя и бедную маму. Вчера у Нас была панихида 1‑го марта[1006], и Я молилась крепко за твоего отца. Был день смерти Моего отца 26 лет, и сегодня милого раненого – лежал в Большом Дворце, светлый герой. Хочу согреть души, но тех, кто есть около Меня, не согреваю: не тянет к ним, и это плохо Мне с ними, и это опять не хорошо.

Горячий поцелуй

Твоя.

№ 65Ю.А. Ден

Тобольск, 2 (15) марта 1918 г.

Душка Моя дорогая!

Горячо и нежно благодарю за Ваше дорогое письмо. Наконец-то Мы получили от Вас хорошие вести; было очень тревожно так долго ничего от Вас не иметь, зная, что в Ваших краях всё обстоит так плохо. Представляю Себе, как много Вам пришлось пережить, да ещё одной[1007]. Мой маленький крестник всегда с Вами – что ему приходиться видеть и слышать! Это трудная школа. Боже Мой, как Мне Вас жаль, моя дорогая; Вы всегда были таким молодцом. Вспоминаю эти дни, год тому назад. Никогда не забуду, что Вы сделали для Меня, и твердо верю, что Господь Вас не оставит. Вы тогда бросили Вашего сына ради «Матери» (Государыни) и Её Семьи, и за это великая будет Ваша награда.

Слава Богу, что Ваш муж не с Вами, это было бы ужасно, но ничего о нём не знать ещё ужаснее. «Тогда» (в дни мартовского переворота) Я четыре дня не знала, где Мой Муж, но разве можно это сравнить с Вашими переживаниями. Но в общем Нам живётся лучше и легче, чем другим – тяжело не быть вместе со всеми Нашими близкими и не иметь возможности разделять с ними все трудности. Да, разлука – это ужасная вещь, но Бог даёт силы даже и это переносить, и Я чувствую около Себя Его присутствие и чудесная тихая радость заполняет Мою душу (такое ощущение у Тины)[1008], и трудно это объяснить, потому что всё кругом так бесконечно грустно, но это чувство приходит Сверху и не зависит от нас, и знаешь, что Он не оставит, укрепит и защитит.

Получили, наконец, вести от Коровы[1009]; бедняжка, у неё новое горе, похоронила своего любимого отца – её мать с ней. Нелегко ей жить в городе, хотя у нее есть добрые друзья, и она не так отрезана от всех, как Вы, Моя дорогая. Будьте осторожны с некоторыми из Ваших знакомых – они опасные люди.

Если опять увидите дорогого графа Келлера, скажите ему, что его бывший Шеф шлёт ему сердечный привет (и ей тоже), и еще скажите, что Она всегда за него молится. Очень хотела бы знать, имеет ли он известия от своего старшего сына. Родионов вместе с братом в Киеве[1010]. Слышала, что Горяинов с женой в Гаграх а теперь, как говорят, в Ростове. Беспокоюсь о них, всю прошлую неделю Меня это почему-то волновало.

Сегодня 20 градусов мороза, на солнце греет и у нас уже были настоящие весенние дни. Крестная (Государыня) занимается теперь хозяйством, ведёт книги и счета – много работы, стала настоящей хозяйкой. Все здоровы – только несколько раз была простужена и ноги болели, хотя и не слишком сильно, но всё же не могла ходить. Дети все выздоровели. Мари сильно похудела, а четвёртая (Анастасия Николаевна) – полная и ещё маленькая. Татьяна, как всегда, всем и везде помогает; Ольга с ленцой, но душой Они все как один человек. Они Вас нежно целуют. Он (Государь) шлет сердечный привет. Они уже загорели, много работают, пилят и колют дрова, а то у Нас их не было бы. На дворе полно дерева, так что нам хватит.

Нам всё ещё не разрешают ходить в церковь. Мать А.В. (Сыробоярского) очень огорчена, что Вы не зашли её повидать. Она живёт с родственниками Вашей матери. Именье у них отобрали. Сын вернулся; выглядит он, как и все они, бледным и несчастным. Они, бедные, не могут больше держать М.С. (Сыробоярскую) и, наверное, скоро им придется выехать из дома. Она почти никогда не получает писем от сына; он тоже жалуется, поэтому Я переписываю то, что они пишут Мне и пересылаю им.

Он (А.В. Сыробоярский) очень беспокоится, что не имеет от Вас вестей, хотя сам Вам писал. Он едет в Японию учиться английскому языку, выучил больше 900 слов в десять дней и, конечно, переутомился и чувствует себя плохо. В декабре ему делали операцию во Владивостоке. Рита (Хитрово) пишет, что Николай Яковлевич[1011] в Симферополе вместе со своим другом, братом Маленького М.[1012] Их близкий друг был там убит, Мы его очень любили, он был одним из наших раненых.

Пишу Вам только то, о чём не боюсь писать, так как сейчас никогда не знаешь, в чьи руки может попасть письмо. Мы надеемся говеть на будущей неделе, если позволят. Я уже с нетерпением жду чудные богослужения – так хочется помолиться в церкви. Вспоминаю нашу церковь и Мой маленький, похожий на келью, уголок около алтаря.

Природа так красива, все блестит и сияет. Дети поют в соседней комнате. Уроков нет, так как сегодня пятница Масленой недели. Я мысленно переживаю, день за днём, и думаю о тех, кого Я видела в последний раз. Всё время была здорова, но последнюю неделю сердце шалит, и чувствую Себя неважно, но это пустяки. Мы не можем жаловаться, у нас всё есть, живём Мы хорошо, благодаря трогательной доброте жителей, которые тайком посылают Нам хлеб, рыбу, пироги и т. д.

Не беспокойтесь о Нас, душка, нежно любимая. Вам всем плохо и Родине!!! Это больнее всего и сердце сжимается от боли – что в один год наделали. Господь допустил – значит, так и надо, чтобы поняли и глаза открыли на обман и ложь. Не могу спокойно газеты читать или эти бессмысленные телеграммы. А немец перед дверью!!! К. (Вырубова) и все смотрят на брата[1013] как на спасителя – Боже, до того дошли, что ждут врага, чтобы избавить их от внутреннего врага. И кто во главе послан? Брат Тети Бэби. Понимаете! Хотели мило поступить, чтобы было бы менее больно и обидно, наверное, но для Неё – это гораздо хуже, такая невыносимая боль – вообще, всё больно, все чувства затоптаны ногами – так и… полезно – душа должна расти и возвыситься над всем другим; ранено то, что в Нас есть самого дорогого и нежного – разве не так?

Вот мы и должны понять, что Бог выше всего и что Он хочет через наши страдания приблизить нас к Себе. Любите Его больше и крепче, чем всех и вся. Но Моя Родина – Боже Мой, как Я её люблю всем Моим существом, и её страдания причиняют Мне настоящую физическую боль. И кто заставляет ее (Родину) страдать, кто проливает кровь? Её собственные сыновья. Боже Мой, какой это невероятный ужас. А кто враг? Жестокий немец и для Тети Бэби хуже всего то, что он отбирает всё, как во времена Царя Алексея Михайловича. Но Я уверена, что это так не останется, помощь придёт свыше, народ бессилен, но с помощью Божией всё возможно, и Он покажет Свою силу, мудрость и всепрощение и любовь – только надо верить, ждать и молиться.

Это письмо Вы, наверное, получите в день нашей разлуки (год тому назад), он кажется таким близким и, вместе с этим, будто бы с тех пор прошли целые века.

Мы здесь уже семь месяцев. Изу видим только из окон, а Маделен тоже. Говорят, что они здесь три или четыре месяца. Должна отправлять это письмо.

Нежно целую Вас и Тити, Христос с Вами, Мои дорогие. Привет Вашей матери и бабушке. Дети целуют и просят передать привет, Он (Государь) шлёт наилучшие пожелания.

Ваша старая Крестная.

№ 66А.А. Вырубовой-Танеевой

Тобольск, 3‑го (16) марта 1918 г.

Милая, дорогая «сестра Серафима»!

Много о тебе любовью думаю и молитвенно вспоминаю. Знаю твое большое новое горе. Говорят, что почта идёт, попробую писать. Спасибо душевное за длинное письмо и за всё, за всё…

Хорошо живём. Здесь всё достать можно, хотя иногда немного трудно, – ни в чём не нуждаемся. Божий свет прекрасен, солнце светит, за облаками у вас, а у Нас ярко и греет. В комнатах холодно, так что все наши пальцы похожи на Ваши зимой в маленьком домике[1014].

Такой кошмар, что немцы должны спасти всех и порядок наводить. Что может быть хуже и более унизительно, чем это? Принимаем порядок из одной руки, пока другой они всё отнимают. Боже, спаси и помоги России! Один позор и ужас. Богу угодно эти оскорбления России перенести; но вот это Меня убивает, что именно немцы – не в боях (что понятно), а во время революции, спокойно подвинулись вперёд и взяли Батум и т. д. Совершенно нашу горячо любимую Родину общипали…

Не могу мириться, т. е. не могу без страшной боли в сердце это вспоминать. Только бы не больше унижения от них, только бы они скорее ушли. Не могу больше писать. Пойми. Нежно целую, благословляю. Всем горячее спасибо. Целуют тебя Все.

№ 67А.А. Вырубовой-Танеевой

Тобольск, 5 (18) марта 1918 г.

Милая, родная душка Моя, ещё маленькое письмецо. Теперь видели все вещи и страшно благодарим. Скажи, что Девочки одели шелковые кофточки, 1 и 3 темные, 2 и 4 светлые. Шоколад в кожаном футляре очень обрадовал. Мои кофты чудные, красивые и удобные, шерсть мягкая, нежная от Эммы (Э.Ф. Фредерикс). Работы очень годятся, готовые воздухи прелестны, белье слишком нарядно, в сущности.

Погода дивная, сидели на балконе и старались «Душе моя, душе моя» петь, так как у Нас нет нот. Пришлось Нам вдруг сегодня утром петь с новым диаконом, без спевки, шло – ну… Бог помог, но неважно было, после службы с ним пробовали[1015]. Даст Господь, вечером лучше будет. В среду, пятницу и субботу можно в 8 часов утра в церковь. Радость!! А другие дни придется Нам 5 Женщинам петь.

Вспоминаю Ливадию и Ореанду. Так удивительно на солнце тепло. На этой неделе будем вечером Одни с Детьми (первый раз), так как надо раньше спать и хотим «хорошие» вещи вместе читать и вышивать. Служба утром в 9 часов, вечером в 7 часов.

Ничего нового не знаю – сердце страдает, а на душе светло, чувствую близость Творца Небесного, Который Своих не оставляет Своей милостью. Но что делается в Москве!! Боже, помоги!

Очень тороплюсь, надо отдать вовремя, не знала раньше, что могла. Они работают в саду – во дворе пилили и кололи. Радость Моя, душка любимая, писала тебе из-за брата… Все благодарим за духи. Молюсь крепко за тебя, за всех дорогих. Храни тебя Господь Бог. Все нежно целуют, благодарим за письмо. Все. Все.

№ 68М.М. Сыробоярской

Тобольск, 6 (19) марта 1918 г.

Милая, дорогая!

Крепко благодарю за милые письма от 16, 29, 2, 6, 10 и открытку. Мне думается, что Вы, может быть, сами неверно номера ставили, 5‑го нет, потом 6–9 нет. Я у Себя всегда число и в книжечке отмечаю, чтобы не ошибиться. У Нас только что кончили 9—10 утра и потом спевка с диаконом. Вдруг Нам вчера пришлось уже утром петь и без спевки, что было ужасно трудно, 4 Дочери и Я с диаконом.

Позволено утром в среду, 8‑го, пятницу и субботу быть в церкви (приобщаемся после двух месяцев), что будет такая радость и утешение. Так тянет туда в такое тяжелое время. Дома молитва совсем не то – в зале, где сидим, где рояль стоит и где пьесы играли.

Какие времена? Что дальше? Позорнейший мир. Ужас один, до чего в один год дошли. Только всё разрушили. Полным ходом армия уничтожается, как же противиться врагу. Унизительный мир. Но Господь выше всего и, может, то, что людям невозможно, не оставит так. Будет что-то особенное, чтобы спасти. Ведь быть под игом немцев – хуже татарского ига. Нет, такой несправедливости Господь не допустит и положит всё в мере. Когда совсем затоптаны ногами, тогда Он Родину подымет. Не знаю как, но горячо этому верю. И будем непрестанно за Родину молиться. Господь Иисус Христос, помилуй Меня, грешную, и спаси Россию.

Христос с Вами. Крещу. Дети и Я нежно целуем. Сердцем, душой с Вами и с сыном.

Сестра.

№ 69С.В. Маркову

Тобольск, 10 (23) марта 1918 г.

Сердечно тронуты Вашим приездом и очень благодарны за подарки[1016]. Большой мундштук Вам, маленький, Ю.А. (Ден), открытка А.А. (Вырубовой). Ещё раз спасибо, что Нас не забыли. Храни Господь. Искренний привет от

Шефа.

№ 70М.М. Сыробоярской

Тобольск, 11 (24) марта 1918 г.

Милая, дорогая моя.

Спасибо большое за доброе письмо № 10 от 14 февраля. Сегодня получила. Стараюсь вам обоим одновременно писать. Имею от Вас почти всё. Дети тоже открытки получили. Думаю, что Они уже благодарили. Писала Вам 19 февраля № 26, 6 марта № 27.

Говели на этой неделе, и было так хорошо и тихо. Утром и вечером с диаконом Сами пели, но в среду, пятницу и субботу были в церкви (радость), и хор пел. Пришлось даже пешком идти, так как снег дорожку для кресла испортил, но Бог дал силы и сердечные капли помогли. Так Господу благодарна, что нет слов, что дал Нам это утешение.

Погода хорошая, тёплая, сидела на балконе. Да, тяжело Вам, бедная, – и всем. Надо ещё худшего ждать, для достижения лучших времён – всё до конца терпеть. Трудно это, больно, но Господь поможет. Слышим много страшного. Расстреляли милого знакомого офицера, бывшего нашего раненого. Не могу об этом спокойно думать. Были такие герои на войне. От ран при смерти совсем были – поправились, и вот как кончилось. Святые мученики. Понимать это не в силах. Но Господь знает, почему нужно, но больно, так больно, больно…

Стала опять рисовать молитвы и даже образки на бумаге из благодарности к тем, которые Нас теперь щедро балуют. Вареньями, пирожками, сухариками и т. д., кофе, чай. Ужасно люди трогательно всё это делают, тайком. Вышиваем. Теперь опять вечера со всеми проводим, а на этой неделе – тихо одни были, и Он (Государь) нам читал из жизни Святого Николая Чудотворца, пока Мы работали. Снег на улице тает. Солнце очень греет. Скажите дорогой Знаменской[1017], если ей трудно из-за неполучения пенсии, чтобы она откровенно писала, с радостью помогу опять. Знаю, как трудно живётся, но есть добрые люди на свете – благослови их Господь, что не забывают и помогают, и Я Знаменской, в свою очередь, хочу быть полезной. Радость Свою разделить с другими милыми друзьями.

Попробую Юлии Александровне (Ден) написать, она будет рада. Татьяна зовёт Меня на балкон, так что надо кончать письмо.

Храни Вас Бог. Крещу Вас, милая Моя. Нежно Вас целую и молю Бога хранить от всякого зла и утешить.

Сестра.

№ 71А.А. Вырубовой-Танеевой

Тобольск, 13 (26) марта 1918 г.

Господь Бог дал Нам неожиданную радость и утешение, допустив Нам приобщиться Святых Христовых Тайн, для очищения грехов и жизни вечной[1018]. Светлое ликование и любовь наполняет душу.

Вернулись Мы из церкви и нашли твое милое письмецо. Разве не удивительно, что Господь Нам дал читать твоё приветствие именно в этот день… Как будто ты, ненаглядная, вошла к Нам поздравить Нас по-старому. Горячо за тебя и за всех молилась, и отец Владимир (Хлынов) вынул за всех вас частицы и за дорогих усопших. Часто прошу молиться за любимых Моих далеких друзей, – они знают уже Мои записки.

Подумай, была 3 раза в церкви! О, как это утешительно было. Пел хор чудно, и отличные женские голоса; «да исправится» Мы пели дома 8 раз без настоящей спевки, но Господь помог. Так приятно принимать участие в службе. Батюшка и диакон очень просили Нас продолжать петь, и надеемся устроить, если возможно, или удастся пригласит баса.

Всё время тебя вспоминали. Как хороша «Земная жизнь Иисуса Христа», которую ты послала, и цветок душистый[1019]. Надеюсь, ты телеграмму получила. Раньше их почтой посылали, теперь, говорят, идут в три дня. Маленький серафимчик прилетит к тебе из этого письма и принесёт тебе Мою любовь. Стала маленькие образки таким же способом рисовать, и довольно удачно (с очками и увеличительным стеклом), но глаза потом болят. Довольно много придётся молитв рисовать. Благодарность всем, не забывающим твоих Дорогих едой и т. д. Белья взяли каждая по 2, спрячем до лета.

Нежное спасибо Эмме (Э.В. Фредерикс) за письмо и чудную тёплую кофточку. Окружена твоими нежными заботами. Духи – целая масса – стоят на камине. Погода тёплая, часто на балконе сижу. Дошла с помощью Божией пешкам в церковь, теперь должна надеяться попасть 25‑го[1020]. Скажи маленькому М. (С.В. Маркову), что его Шеф был очень рад его видеть. Хорошо помню тот день, когда он у Нас с твоими родителями был, так мило о тебе писал.

Дорогую фотографию твоего отца счастлива получить, так его напоминает, милого старичка. Как Бог милостив, что вы так много виделись последние месяцы и дружно жили. Целую бедную мама. Всегда теперь за него молюсь и уверена, что он близко около тебя, но как сильно должно его вам недоставать! Он свое дело сделал, до гроба преданный Нам, любящий, глубоко религиозный. 26 лет, что Я Своего отца похоронила… и благодарю Бога, что его нет теперь на свете.

Читаю газеты и телеграммы и ничего не понимаю. Мир, а немцы всё продолжают идти в глубь страны – им на гибель. Но можно ли так жестоко поступать? Боже Мой! Как тяжело!

Посылаю тебе немного съедобного, – много сразу не позволяют. Много хочу Моему улану Яковлеву передать через отца Иоанна – благослови его, Господь за всё. Когда всё это кончится? Когда Богу угодно. Потерпи, родная страна, и получишь венец славы. Награда за все страдания. Бывает, чувствую близость Бога, непонятная тишина и свет сияет в душе. Солнышко светит и греет и обещает весну. Вот и весна придет и порадует и высушит слёзы и кровь, пролитая струями над бедной Родиной. Боже, как Я свою Родину люблю со всеми её недостатками! Ближе и дороже она Мне, чем многое, и ежедневно славлю Творца, что Нас оставили здесь и не отослали дальше.

Верь народу, душка, он силён и молод, как воск в руках. Плохие руки схватили, – и тьма и анархия царствует; но грядёт Царь славы и спасёт, подкрепит, умудрит сокрушённый, обманутый народ.

Вот и Великий Пост! Очищаемся, умолим себя и всем прощение грехов, и да даст Он нам пропеть на всю Святую Русь: «Христос Воскресе!» Да готовим наши сердца Его принимать, откроем двери наших душ; да поселится в нас дух бодрости, смиренномудрия, терпения и любви, и целомудрия; отгонит мысли, посланные нам для искушения и смущения. Станем на стражу. Поднимем сердца, дадим духу свободу и легкость дойти до неба, примем луч света и любви для ношения в наших грешных душах. Отбросим старого Адама, облечёмся в ризу света, отряхнем мирскую пыль и приготовимся к встрече Небесного Жениха. Он вечно страдает за нас и с нами и через нас; как Он и нам подаёт руку помощи, то и мы поделимся с Ним, перенося без ропота все страдания, богом нам ниспосланные. Зачем нам не страдать, раз Он, Невинный, Безгрешный вольно страдал? Искупаем мы все наши столетние грехи, отмываем в крови все пятна, загрязнившие наши души.

О, дитя Моё родное не умею Я писать, мысли и слова скорее пера бегут. Прости все ошибки и вникни в Мою душу. Хочу дать тебе эту внутреннюю радость и тишину, которой Бог наполняет Мне душу, – разве это не чудо! Не ясна ли в этом близость Бога. Ведь горе бесконечное, – всё, что люблю – страдает, счёта нет всей грязи и страданиям, а Господь не допускает уныния: он охраняет от отчаяния, даёт силу, уверенность в светлое будущее ещё на этом свете.

Любимая душа, мученица Моя маленькая! Да согреет Отец Небесный твою скорбную душу, да осветит тебя небесным светом, покрывая все твои раны любовью и радостью. Не страдай, дружок! Попрошу за тебя молиться у раки Преподобного (Иоанна Тобольского), чтобы подкрепить твое сердце.

Когда письмо получаешь, говори, какие номера получаешь. Кажется, ты все получила. Привет Эристову и спасибо его матери за письмо. «Father» (Государь) посылает «very best love» (самый горячий привет). Ношу кофту по ночам, хорошо греет. Одну неделю сидели вечером одни, вышивали и Он Нам читал о Святом Николае Чудотворце. Помнишь, мы вместе читали Его жизнь? «Father» читает для Себя теперь весь Ветхий Завет. Исповедовались у другого батюшки (Владимира Хлынова), тот, который теперь всегда служит; была общая молитва с нашими людьми. Довольно болтала, пора вставать.

Благословляю и нежно целую. Всем привет.

М.

Привет Нинни, докторам, о. Досифею, о. Иоанну.

№ 72А.А. Вырубовой-Танеевой

Тобольск, 20 марта (2 апреля) 1918 г.

Милая Моя!

Год, что с тобой и Лили простились. Много все пережили, но Господь Своей милостью не оставит Своих овец погибнуть. Он пришёл в мир, чтобы Своих в одно стадо собрать, и Сам Всевышний охраняет их. Душевную связь между ними никто не отнимет и своих везде узнают. Господь их направит, куда им нужно идти. Промысел Божий недостижим человеческому уму. Да осенит нас Премудрость, да войдет и воцарится в душах наших и да научимся через Неё понимать, хотя говорим на разных языках, но одним Духом.

Дух свободен. Господь ему хозяин; душа так полна, так живо трепещет от близости Бога, Который невидимо окружает Своим присутствием. Как будто все Святые Угодники Божии особенно близки, и незримо готовят душу к встрече Спасителя мира. Жених грядёт, приготовимся Его встречать: отбросим грязные одежды и мирскую пыль, очистим тело и душу. Подальше от суеты, – всё суета в мире. Откроем двери души для принятия Жениха. Попросим помощи у Святых Угодников, не в силах мы одни вымыть наши одежды. Поторопимся Ему на встречу! Он за нас, грешных, страдает, принесём Ему нашу любовь, веру, надежду, души наши. Упадём ниц перед Его Пречистым Образом, поклонимся Ему и попросим за нас и за весь мир прощенье, за тех, кто забывает молиться, и за всех. Да услышит и помилует. И да согреем мы Его нашей любовью и доверием. Облекшись в белые ризы, побежим Ему навстречу, радостно откроем наши души.

Грядёт Он, Царь славы, поклоняемся Его кресту, и понесём с Ним тяжесть креста. Невидимо Его рука поддерживает твой крест, на всё у Него силы хватит: наши кресты только тень Его Креста. Он воскреснет скоро, скоро и соберёт Своих вокруг Себя, и спасёт Родину, ярким солнцем озарит её. Он щедр и милостив.

Как тебе дать почувствовать, чем озарена Моя душа? Непонятной, необъяснимой радостью, – объяснить нельзя, только хвалю, благодарю и молюсь. Душа Моя и дух Богу принадлежат. Я чувствую ту радость, которую ты иногда испытывала после причастия или у Святых икон. Как Тебя, Боже, благодарить? Я не достойна такой милости. О, Боже, помоги Мне не потерять, что Ты даёшь! Душа ликует, чувствует приближение Жениха: грядёт Он, скоро будем Его славить и петь Христос Воскресе.

Я не «exaltee»[1021], дитя Моё; солнце озарит Мою душу, и хочу с тобой поделиться, не могу молчать! Торжествует Господь, умудряет сердца; увидят все языцы «яко с нами Бог». Слышишь ли Мой голос? Расстояния ничего не значат – дух свободен и летит к тебе, и вместе полетим к Богу, преклонимся перед Его Престолом…

Я спокойна – это всё в душе происходит. Я раз нехороший сон видела: кто-то старался отнять от Меня радость и спокойствие, но Я молилась, вспоминания, что надо беречь то, что дано. Знаю, что это – дар Господень, чтобы Мне всё перенести, и Он спокоен, и это чудо. У раки Святого (Иоанна Тобольского) молилась за тебя, – не грусти, дитя Моё! Господь поможет, и твоей отец теперь там за тебя молится.

Бориса (Соловьева) взяли; это – беда, но не расстреляли, – он знал, что будет так… Большевики у нас в городе – ничего, не беспокойся. Господь везде и чудо сотворит. Не бойся за Нас. Зина (Менштед) Мне прислала свою книжку «Великое в малом» Нилуса[1022], и Я с интересом читаю её, и с Татьяной читаю твою книгу о Спасителе.

Сижу часто на балконе, вижу, как Они на дворе работают (очень все загорели). И Наши свиньи гуляют там. Как тебя за деньги благодарить? Несказанно тронута. Берегу, чтобы тебе вернуть потом; пока нет нужды. Знаешь, Гермоген здесь епископом[1023]. Надеюсь, посылка дойдёт до тебя. Что, немцы в Петрограде или нет? У Марии Павловны ребёнок должен быть летом[1024].

«Укоряемы – благословляйте, гонимы – терпите, хулимы – утешайтесь, злословимы – радуйтесь» – слова Отца Серафима (Саровского). Вот наш путь с тобой. Претерпевший до конца спасётся. Тянет в Саров. Готовимся петь 24 и 25 (праздник Благовещения) дома. Пора кончать. Нежно обнимаю, целую маму. Помоги тебе Бог и Святая Богородица во всём.

Твоя.

№ 73Э.Ф. Фредерикс

Тобольск, 20 марта (2 апреля) 1918 г.

Милая Эмма![1025]

Не зная Ваш адрес, посылаю письмо через Ел. Ал. Спасибо большое за милое письмо и чудную теплую кофту и красивую, мягкую шерсть – балуете Меня, дорогая. Часто Вас всех поминаю, и доброго old man (старика – графа В.Б. Фредерикса), 25‑го Мои мысли будут особенно с ним, зная, как он дорожил этим днем[1026]. Так приятно иметь письма от старых друзей.

Погода тёплая, сижу на балконе; Мои очень уже загорели, так как на дворе работают. На первой неделе Поста Мы 8 раз у Себя во время службы пели, а придётся опять 24 и 25 – трудно, так как собственных нот нет, а другие не можем всегда иметь, так что иногда пришлось почти всё наизусть петь – спевка не настоящая с диаконом, так как трудно было устроить, сегодня надеемся выйдет и что Нам позволять достать баса. 2‑я и 3‑я поют первый голос, Старшая – второй, Младшая и Я альт или тенор даже.

Дни быстро летят. Много вышиваю для разных церквей, уроки, вечером чтение. На дворе масса дров, так что работы хватает на всех, собственные свиньи там бегают и Наши собаки. С балкона всё вижу и улицу тоже.

Как вам, бедным, живётся! У нас тихо – большевики приехали, но – ничего. Вы голодаете, несчастные, а у нас почти всё есть – такая разница. Но не падайте духом, дорогая, Господь поможет – понимаю, что Вам тяжело, что Ваши нервы устали, но помните: то, что человеку невозможно, Богу возможно. Верьте крепко, надейтесь на милосердие Господа – пошлёт Он помощь свыше, умудрит сердца – только немного ещё потерпеть и покрепче с убеждением молиться.

Хотя часто трудно понять, когда не видишь, но всё-таки надо помнить, что всегда – всё к лучшему. После тяжелой болезни часто сильный организм больше крепнет – через огонь придётся очиститься – вот и Родина дорогая наша переходит через всё это. Не отчаивайтесь, маленькая – Господь велик и долготерпив.

Нежно Вас целую. Всем Вашим привет. Marie R.В. (М. Ридигер-Беляева) спасибо за письмо, но не знаю её адрес в Петрограде, как же ей ответить. Храни Вас Бог.

А.

№ 74А.В. Сыробоярскому

Тобольск, 24 марта (6 апреля) 1918 г.

Начинаю уже сегодня писать, так как от мамы длинное письмо получила от начала марта старого стиля.

Теперь немцы у них, но Я всё-таки посылаю ей письма, так как она волнуется, если вдруг две недели нет от Меня письма. Ведь очень часто Вам пишу обоим, но не всегда через Кобылинского, а то он слишком удивился бы. Большевиков у них больше нет. Почувствовали приближение немцев. Ужасно, что до того дошло, что смотрят на врага как на спасителя, и в Питере тоже самое.

Весной будет уж очень неприятно, тюменские большевики, высланные отсюда омскими, так хорошо, спокойно всё. Ничего, не бойтесь слухов. Господь охраняет. Вечером была служба. 25‑го утром в 8 часов, нам пришлось петь неожиданно, совсем не спевшись с диаконом. К счастью, служба хорошо прошла Знаем обедницу, не такая трудная; нот у Нас опять не было, но Бог помог. Днём немного сидела на балконе, мало снега, много читала.

№ 75А.В. Сыробоярскому

Тобольск, 30 марта (12 апреля) 1918 г.

Много страшного творится кругом, описывать неудобно. Между прочим, из Москвы приказ: из Корниловского дома всю Свиту перевезти в губернаторский дом … никого не впускать. Оттого, может быть, иным способом больше нельзя будет писать. На внутреннем подъезде они спешат комнату делать, (перегородка в досках)[1027]. Говорят, что может всех перевезут на гору – лучше охранять можно… Как на Страстной будет?

Пора кончать. Дух бодр, хотя много волнений кругом и предположений, но душа не тронута. Горячий привет от всех. Благослови и сохрани Вас Господь и Святая Богородица. Благословляю Вас.

Старая Ваша Сестра.

Укоряемы – благословляйте, гонимы – терпите, хулимы – утешайтесь, злословимы – радуйтесь. Вот наш путь с тобой и претерпевший до конца спасётся (Слова Святого Серафима Саровского). Христос с Вами…

№ 76А.А. Вырубовой-Танеевой

6 (19) апреля 1918 г.

Милая, дорогая, родная Моя, горячо тебя благодарю за всё, за всё – и всех за все. Несказанно тронуты дорогим вниманием и любовью. Передай самое сердечное спасибо. Но не стоит так баловать: вам трудно во всех отношениях, а у Нас нет лишений, правда. Воздух чудный эти дни, есть можно, и богаты в сравнении с вами.

Вчера дети уже одевали милые блузочки, шляпы очень полезны, так как их не было в таком роде; розовая кофта слишком красива для Старушки, шляпа хороша для седых волос. Сколько вещей! И книги. Конечно, уже начала «Невидимую брань» и нашла чудные места. И всё другое; за всё спасибо большое, большое. И за тужурку и штаны – Он (Государь) так тронут. Духи – сладость. От кого чудный старый образ Благовещенья? Так счастливы иметь последние вещи, яички, получили сегодня – понемногу. Анне Ивановне[1028], Э.Н., отцу Досифею – горячее спасибо. Каждый день – новый сюрприз. А Нам ничего не достаёт, кроме муки и маленьких яичек, которые заказала, но не у твоего Денисова, так как он вечно пьян. Тронута, благодарю за ноты дорогого папá. Понемногу постараюсь всем писать, если можно. Анастасия тебе напишет, как опять по-старому, прошлогоднему живём.

Теперь отрезаны от Юга. Как раз ещё на днях получили письмо от Зиночки (Толстой), Риты, А. Покровской из Одессы. Ужас, что они там пережили, но Бог их спас. Николай Дмитриевич тоже там был и Родионов там. С.С.[1029], вероятно, во Франции был. Боже, что Лили должна пережить в деревне, окружённая врагом, с бабушкой-старушкой и нашим крестником?! Больная М. Барятинская[1030] в стороне, в Ялте, потому что заступаются татары. Мать Нади Коцебу (Графиня Толстая) тоже там; за то, что не хотела свои ожерелья отдать, на год её посадили, но, может быть, отпустят, так как больна.

Байба[1031] с детьми и матерью живут наверху у себя, внизу солдаты. У Мерики[1032] родился осенью сын в Кисловодске. Там – вертеп, легкомысленная, весёлая жизнь. К.А. с мужем, детьми и матерью живут со всеми в Дюльбере из-за охраны[1033]. О.[1034] в Хараксе[1035], маленьком домике, если остались бы в Ай-Тодоре, пришлось бы платить за комнаты. Кажется, вам все известия дала.

О брате ничего не знаю. Где Александр Павлович (Саблин)? Е.С. (Боткин) получил от Гординского[1036] письмо; у брата в Нижегородской губернии в лесопилке работает там, в отставке, без денег; невеста его бросила, деньги – 8000 рублей, которые после крушения получил отец, невеста потребовала за покупку дома, так что он всё потерял. Хочу ему писать. От раненого офицера ответа не получила.

Боже, что немцы делают? Наводят порядок в городах, но всё берут; голод будет хуже, – весь хлеб в их руках. Когда говорят, что для пользы пришли, то это только лицемерие, и бывших солдат берут. Уголь, семена, всё! Теперь они в Биорке!![1037] Турки в Батуме. Немцы в Полтавской губернии, близко от Курска. Как ползучий, всё съедающий рак.

Кто дядя Гриша; Я думала – муж Марии Алексеевны Лашкарёвой, но если он теперь жених, то это не он, – ничего не поняла. От Зины (Манштет) тоже нет письма. О.В. (Лохтину) нежно целую, благодарю и прошу молитв. «Sunbeam»[1038] уже неделю болен в постели[1039]. Когда тебе писала, был здоров. От кашля, если что-нибудь тяжелое поднять, внутри кровоизлияние, страшно страдал. Теперь лучше, но плохо спит, и боли, хотя гораздо меньше, не прошли.

Могла бы часами писать, надеемся не уехать далеко.

Вчера, наконец, начал немного есть. Очень похудел, первые дни напоминали Спалу[1040], помнишь. Господь милостив, Владимир Николаевич (Деревенко) доволен, может немного двигаться, спина болит и устал на ней лежать, кости болят. Сижу целый день у Него, обыкновенно держу ногу, так что Я стала похожа на тень. Конечно, Пасху придётся дома встретить; Ему легче будет, что вместе. Святой Иоанн (Тобольский) помогает – хочу надеяться, что скорее пройдёт, чем обыкновенно. Всю зиму всё было хорошо, но, наверное, так и надо. Неделю не выхожу, так как на балконе «нельзя», а лестницу избегаю.

Жаль Мне, что сердце у тебя не хорошо, но понятно. Вовремя скажи, куда переедешь. Наших всех 1 мая из Царского в Петроград выгоняют. Посылаю Моему старику Лио (камердинеру) посылку. Бедное Царское Село, что значит на военном положении, несчастные люди. Кто будет теперь охранять комнаты? А твой лазарет?

Твой крестный путь принесёт тебе небесные награды, родная, там будешь по воздуху ходить, окружённая розами и лилиями. Душа выросла, – то, что раньше стоило тебе один день мучения, теперь год терпишь и силы не ослабели. Через крест к славе, все слёзы тобою пролитые, блестят как алмазы на ризе Божией Матери; ничего не теряется, хорошее и плохое, всё написано в книге жизни каждого; за все мученья и испытания Бог тебя особенно благословит и наградит. «Кто душу свою положит за друзей своих».

Да, Моя маленькая мученица, это всё в пользу тебе. Бог попустил эту страшную ругань, клевету, мучения – физические и моральные, которые ты перенесла. Мы никогда не можем отблагодарить за всё – лишь в молитвах, чтобы Он и впредь тебя сохранил и охранил от всего. Дорога к Нему одна, но в этой одной масса других, – и все стремимся дойти до пристани спасенья и к вечному свету. А те, кто по стопам Спасителя идут, те больше страдают. Избранные крестоносцы…

Господь скорее слышит молитвы тех, кто перестрадал, но веру не потерял. Не вспоминай всё больное, но лучи солнца, которые Он посылает. Понимаю, как тебе хочется увидеть лес, поближе быть к просыпающейся природе, она одна не попорчена людьми. Ужасно досадно, что ты Мне деньги послала, Мне они пока не нужны, а тебе нужнее. Посоветуй, как Мне их вернуть, чтобы тебя не обидеть. Я была бы гораздо спокойнее, если бы ты их имела. И не посылай больше вещей, а то Мне совестно. Скучаю без церкви, много тяжелого впереди, но Господь милостив, не отступит от любящих Его, не попустит больше, чем силы могут вынести.

Всем привет и Христос Воскресе. Через два дня день Нашей помолвки (24 года).

Благословляю, обнимаю горячо. Бэби страшно страдал, ужасно было слышать и видеть, надеюсь, что к Пасхе может будет сидеть.

№ 77Князю Э.А. Эристову

Тобольск, 7 (20) апреля 1918 г.

Очень тронута, от души благодарю за красивую открытку с Моими любимыми весенними цветочками. Так рада, что Мою подругу часто видите. Весна идёт, солнце светит, пташки чирикают, всё просыпается – проснитесь и вразумитесь, бедные, серые, обманутые люди. Христос да Воскреснет во всех сердцах. Маме поцелуй. Благослови Вас Бог. † Желаю счастья и здоровья.

№ 78А.А. Вырубовой-Танеевой

Тобольск, 8 (21) апреля 1918 г.

Родная Моя! Горячо благодарим за всё, яички, открытки; Маленький (Цесаревич) за шоколад, птичку, за чудный образ – стоял за службой на столе. Спасибо маме за стихи, ноты, книжку. Всех благодарим. Папиросы, говорят, удивительно вкусны; несказанно тронут (Государь). И конфеты. Снег шёл опять, но яркое солнце. Ножке немного лучше, меньше страданий, ночь была лучше, наконец. Ждём сегодня обыска, приятно[1041]. Не знаю, как с перепиской дальше будет; надеюсь, возможно. Молись за твоих дорогих. Атмосфера электрическая кругом. Чувствуется гроза, но Господь милостив и охраняет от всякого зла. Борис (Соловьев), вероятно, всё ещё там, хотя свободен. Дорога мимо дома Нашего друга идёт, уж очень беспокойно для П.Ф.[1042]

Сегодня будет обедница, но всё-таки трудно не бывать в церкви. Ты это лучше всех знаешь, мученица Моя маленькая. Не посылаю через Аннушку (Романову), так как она обыска ждёт. Так тронута, что дорогое платье послала. Спасибо за него. Екатерине Викторовне (Сухомлиновой) спасибо за всё. Сегодня 24‑я годовщина Нашей помолвки. Имеешь ли ты от Зины (Манштет) известия? Грустно вечно все твои письма жечь; от тебя все такие хорошие, но что же делать? Не надо привязываться к мирским вещам, это теперь не почувствуешь, но ко всему привыкаешь.

Как хотелось тебе сласти послать, но их нету; зачем шоколад не оставила себе? Тебе он нужнее, чем Детям. Получаешь сахар ½ фунта по карточкам на месяц, добрые люди ещё дают. Сама во время Поста не ем, так что Мне уже всё равно теперь. Ужасно грустно, что милый Осоргин погиб, а кто ещё? Сколько несчастных жертв! Невинные, но они счастливее на том свете. Хотя гроза приближается – на душе мирно – всё по воле Божией. Он всё к лучшему делает. Только на Него уповать. Слава Ему, что Маленькому легче. Может тебе можно деньги послать, они Мне, правда, не нужны и лежат зря. Тебе нужнее будут, когда в другую квартиру переедешь.

Милочке от Нас Всех привет – не далеко от тебя живёт. Храни тебя Христос. Благословляю, обнимаю, ношу в сердце, желаю здоровья, крепости духа. Всем привет от вечно тебя любящей

старой М.

№ 79А.А. Вырубовой-Танеевой

Тобольск, 19 (23) апреля 1918 г.

Милая, дорогая Моя сестра Серафима!

Хочется опять с Вами поговорить. Знаю, что Вас беспокоит здоровье Солнышка (Цесаревича); рассасывается быстро и хорошо. От того ночью сегодня были опять сильные боли. Вчера был первый день, что смеялся, болтал, даже в карты играл и даже днём на два часа заснул. Страшно похудел и бледен с громадными глазами. Очень грустно. Напоминает Спалу, но хорошо всё идёт, и вчера температура была только немного повышена. Раз на днях дошло до 39, но это был признак рассасывания. Любит, когда Ему вслух читают, но слишком мало ест; никакого аппетита нет. Мать (Государыня) целый день с Ним, а если Её нету, то 2‑я (Татьяна Николаевна) сидит и милый Жилик, который умеет хорошо ногу держать, греть и читать без конца.

Два дня, что снег падает, но быстро тает – грязь и мокрота. Я уже пол недели не выхожу – сижу с Ним и слишком устала, чтобы вниз спускаться. Не совсем поняла вашу телеграмму, что посылку получили. «О. не было». Что это? Вторая посылка в дороге, хочу скорее третью послать, так как боюсь, что скоро будет трудно: сколько приезжих разных отрядов отовсюду, что, вероятно, лишнее не остаётся, что послать. Новый комиссар из Москвы приехал, какой-то Яковлев[1043]. Ваши Друзья сегодня с ним познакомятся.

Летом жара доходит до 40 градусов в городе; пыль и одновременно сырость – зелени нету. Хлопочем на это время переселиться в какой-нибудь монастырь. Понимаю, как Вас на воздух тянет, – другое видеть, листьями, свежим воздухом подышать. Даст Бог, Нам, может быть, удастся вдруг: надо надеяться на Божью милость. Вашим все говорят, что придётся путешествовать или вдали или в центре, но это грустно и нежелательно, и более чем неприятно в такое время. Как хорошо, если Ваш брат мог бы устроиться в Одессе, Зиночка (Толстая) могла бы смотреть за Иной. Но теперь, Я думаю, что Мы совсем отрезаны от Юга и ничего больше не узнаем от них и Тины. Вы видели маленького Серёжу (Маркова)? Он Вам рассказал, что виделся со всеми, издали? Как рада, что М. вернулась: мужу спокойнее будет, что она близко. Они благополучно приехали и прислали привет. Так боюсь, что не ужасные, ложные слухи к Вам дошли, – люди так отчаянно врут.

Думается, что заболевание не просто так, как корь; тоже, видимо, послано, чтобы не двигаться и чтобы гнездо не разрушить, хотя двух птенцов вырвали: одну в клетку посадили, другую выпустили[1044]. Во всем воля Божия, чем глубже смотришь, тем яснее понимаешь. Ведь скорби для спасения посланы. Здесь оплачиваем наши грехи, и дана нам возможность исправиться; иногда попускается для измерения смирения и веры, иной раз для примера другим. А из этого надо себе выгоды искать и душевно расти. Скажу некрасивое сравнение: хороши удобрения… да потом растёт, цветёт пышно, душисто, ароматно, и садовник, обходя сад свой, должен быть доволен своими растениями. Если нет, опять со своим ножом придёт, срезывает, поливает, вынимает плевел, который душит цветок, и ждёт солнца и нежного ветерка. Любуется он росту своих питомцев, с любовью посадил.

Без конца могла бы писать об этом садике, о всём, что там растёт и что надо избегать, чтобы не портить, повредить нежных цветочков. Хотелось бы быть художником, чтобы излить Мои мысли картинными словами. Вспомните английский сад (Вы видели книги у Меня, иллюстрации), уютный домик, дорожка, в середине акварель у Меня в Ливадии. Ну, тогда Вы понимаете, что Я сказать хочу, как сравниваю с душами.

Вот, 11 человек верхом прошли, хорошие лица – мальчики ещё, улыбаются. Это уже дано невиданное зрелище. У охраны комиссара не бывают такие лица. Ну, спасибо… Куда тех в садике посадить? Нет там места – вне ограды лишь, но так, чтобы милосердные лучи солнца могли бы до них дойти и дать им возможность переродиться, очиститься от грязи и пыли.

Пора отправлять. Господь с Вами, Моя милая душка. Я Вас нежно целую. Все мысли и горячие молитвы Вас окружают. Лиловые яички так тронули – и все другие. Вот сегодня А. дала знать, чтобы посылку готовить. Хочется понемногу Мне посылать Вам деньги обратно, так как они Мне не нужны, и очень прошу Вас скорее ответить, можно ли; Я всё-таки не хочу их трогать. Пришлю их тогда черед Л., как всё теперь; она знает, если Вы комнаты перемените.

Христос с Вами! Святая Богородица да покроет Вас своим святым омофором. Всем привет. Мать целую, О.В. (Лохтиной) и всем, Берчику привет и докторам И.Ив. (Решетникову) и Прохорову и всем.

Видели нового комиссара – не плохое лицо. Мои Вас нежно целуют. Привет Элизбару (князю Эристову), отцу Иоанну и отцу Досифею сердечные приветы.

Ваши.

Сегодня день рождения Сашки[1045].

*……….*……….*

Вышеприведенное письмо Александры Фёдоровны верной подруге А.А. Вырубовой-Танеевой оказалось фактически последним, отправленным из заточения. Рано утром 13 апреля Государь, Государыня, Великая княжна Мария, князь В.А. Долгоруков, доктор Е.С. Боткин, Анна Демидова, Т.И. Чемодуров и И.В. Седнёв под охраной отбыли из Тобольска. До Тюмени ехали на подводах, в так называемых кошевах – плетеных коробах на длинных дрожках. Арестованных сопровождала команда из комиссара В.В. Яковлева, его помощника и 18 солдат и стрелков. На отдельной телеге везли два пулемёта! Расстояние в 260 верст преодолели за двое суток.

В дневнике Александры Фёдоровны сохранились краткие замечания по поводу этого, невероятно трудного для Неё переезда[1046].

13 (26) апреля 1918 г.

Мария и Я в тарантасе. Николай с комиссаром Яковлевым. Холодно, пасмурно и ветрено. Переправились через Иртыш. После смены коней в 8 часов и в 12 часов останавливались в деревне и пили чай с нашей холодной закуской. Дорога просто ужасная, замерзшая земля, грязь, снег, вода до живота лошадей. Жутко трясло, болит всё тело. После 4‑й смены чека соскочила, и нам пришлось забираться в другую корзину. Остальные меняли экипажи каждый раз. В 8 часов добрались до деревни Иевлево, где Мы провели ночь в доме, в котором раньше был деревенский магазин. Мы 3‑е спали в одной комнате, мы на Своих постелях, Мария на полу на Своем матрасе, Нюта (Демидова) в гостиной, где мы ели продукты и находился наш багаж. Валя Долгоруков и Е.С. (Боткин) в одной комнате, наши люди – в другой, все на полу. Легли спать в 10 часов, смертельно усталые, всё тело болит. Никто не говорит, куда Мы направляемся из Тюмени, – некоторые предполагают Москву. Дети должны будут последовать за Нами, как только река освободится и Бэби поправится. По очереди каждый экипаж терял колесо, или что-то ещё сокрушительно ломалось. Багаж всегда опаздывал. Болит сердце, боль усилилась, написала детям с Нашим первым ямщиком»

14 (27) апреля 1918 г.

Лазарево Воскресенье. Встали в 4 часа, пили чай, упаковывались, пересекли реку в 5 часов пешком по дощатому настилу, а затем – на пароме. Прошла вечность, прежде чем отъехали. 7 ½ часа. Комиссар нервно суетится, бегает вокруг, телеграфирует. Прекрасная погода, дорога жуткая. Снова меняем лошадей, около 6 раз, наши кавалеристы – чаще, оба дня – одни и те же люди. Около 12 часов приехали в Покровское, сменили лошадей. Долго стояли перед домом Нашего Друга, видели его семью и друзей, выглядывающих из окон. В селе Борки пили чай и питались Своими продуктами в хорошеньком крестьянском доме. Покидая деревню, вдруг увидели на улице Седова. Снова поменяли коляску. Снова всякого рода происшествия, но меньше, чем вчера. Остановились в деревенской школе, пили чай с Нашими солдатами. Е.С. (Боткин) слёг из-за ужасных колик в почках. Когда наступила темнота, колокольчики Наших троек связали, прекрасный заход солнца и утро. Мчались с бешеной скоростью. При подходе к Тюмени эскадрон кавалеристов образовал вокруг нас цепь и сопровождал до станции, пересекли реку по передвижному мосту, 3 версты ехали по темному городу. В полночь сели в поезд. Написала 2 письма Детям утром.

Арестованные прибыли в Екатеринбург рано утром 17 (30) апреля, где Яковлев передал Узников комиссару Уральского областного совета и в автомобиле под охраной. Они прибыли в свое последнее земное обиталище – дом инженера Ипатьева, где и провели последние 78 дней земного бытия. Через три с небольшим недели, 10 (23) мая 1918 года, к Родителям и Княжне Марии присоединились все остальные. Режим был установлен жесточайший, и все связи с внешним миром были раз и навсегда прекращены.

Александра Фёдоровна по время переезда и уже в Екатеринбурге написала целую серию писем, главным образом детям. Письма другим корреспондентам этого периода не известны; опубликована только одна открытка, посланная из Екатеринбурга в Тюмень.

*………….*……….*

№ 80В.Н. Деревенко (открытка)

Екатеринбург, 19 апреля (2 мая) 1918 г.

Христос Воскресе!

Мы все сердечно поздравляем Вас и всю Вашу семью с светлым праздником. Надеемся, что Колобов[1047] к Вам приходил. Уже 4 дня ничего о всех не знаем – очень тяжело. Может ли уже наступить на ноги?[1048] Как силы, аппетит, самочувствие? Лежит ли на балконе? Всё хочется знать. Не знаем, куда переедем, но, вероятно, близко[1049]. Погода чудная. Очень устала, сердце увеличено. Живём ничего. Скучаем. Храни Бог. †.

Александр III.

Художник А.И. Корзухин

Императрица Мария Федоровна.

Художник К.Е. Маковский

Цесаревич Николай Александрович и Великий князь Александр Александрович. 1862 г.

Цесаревич Александр Александрович с Принцессой Дагмар

Цесаревич Александр и цесаревна Мария Федоровна с тремя старшими детьми. 1878 г.

Император Александр III и его семья в Гатчинском дворце. 1886 г.

Мария Федоровна с детьми Николаем и Ксенией

Императрица Мария Федоровна с дочерью Ольгой

Императрица Мария Федоровна с детьми. 1889 г.

Император Александр III в 1890 г.

Император Александр III и Мария Федоровна с детьми. 1889 г.

Царевич Николай, Великий князь Георгий, Императрица Мария Федоровна, Великая княгиня Ольга, Великая княгиня Ксения, Великий князь Михаил Александрович и Император Александр III в Ливадии. 1892 г.

Император Александр III и Императрица Мария Федоровна на военном параде. 1892 г.

Вид на Кремль и его окрестности в 1883 г.

Императорская охотничья резиденция в Спале

Пребывание Их Императорских Величеств в Москве. 1903 г.

Император Николай II и Императрица Александра Федоровна

Императорская семья на яхте «Штандарт»

Император Николай II с цесаревичем в Ливадии. 1913 г.

Император Николай II, Императрица Александра Федоровна с Наследником Цесаревичем Алексеем по приезде в Ставку в Могилёве. 1914 г.

Императрица Александра Федоровна с дочерьми Ольгой и Татьяной – сестры милосердия

Николай II и Александра Федоровна в Царском Селе под арестом

Одна из последних фотографий Николай II с детьми в Тобольске

А.А. Вырубова, Императрица Александра Федоровна и Ю.А. Ден

П.А. Жильяр

Б.Н. Соловьев

С.К. Буксгевден

Великая княжна Ксения Александровна

Т.Е. Боткина в 1918 г.

М.С. Хитрово в эмиграции

Именной указатель