— Что это там? — спросил Маркел.
— Царева Столовая палата, — ответил дядя Трофим.
— Эй, — тут же сказал им Степан. — Чего вы? Нам сюда! — и показал вниз, на Передний двор.
Но тут со стороны палаты вдруг раздался крик! Очень громкий! Очень страшный! Как будто кого убивают!
— Эх! — гневно воскликнул Степан. — Дождались!
И побежал на крик. За ним побежали дядя Трофим, и остальные стрельцы, и Маркел.
Но далеко они не убежали. В дверях Столовой палаты стояли рынды — в золотых кафтанах и с серебряными бердышами — и, чуть что, совали ими в наседавшую на них толпу. А толпа там собралась уже немалая и очень плотная. Дядя Трофим полез вперед, в самую гущу, следом за ним полез Степан. Маркел было пристроился за ними, но дядю Трофима и Степана пропустили — Степан им что-то крикнул, дядя Трофим что-то показал, — и они протиснулись в Столовую палату. А Маркела пнули бердышом, слава Богу, что плашмя, и он подался обратно, в толпу, к стоявшим в ней Степановым стрельцам. Теснотища вокруг была страшная, но толпа молчала. А тот дикий крик продолжался. Кричал кто-то в Столовой палате. Крик был бабий, визгливый, надрывный. Потом крик начал понемногу затихать. Толпа по-прежнему молчала, никто ничего не говорил. Время от времени в толпе там-сям крестились. Маркел посмотрел вверх. В небе было много рваных облаков, они плыли быстро. Ветер сильный, подумал Маркел. Потом подумал: царь преставился, что дальше будет? Потом тут же подумал: нет, царя убили, зарезали те злые люди, которые вначале лопаря зарезали. А то если он знал, сколько царю осталось жить, так он, конечно, узнал бы и про то, кто собирается его убить, и мог про это сказать. Вот его для того и зарезали, чтобы он им не мешал. Подумав так, Маркел невольно улыбнулся, потому что ему стало радостно из-за того, что он такой догадливый…
Но тут же спохватился и опять стал мрачным, как и все, кто стоял рядом с ним. Нет, тут же подумал Маркел, они не мрачные, а они просто не знают, как им теперь быть, ведь сколько лет царь Иван царствовал? Сколько Маркел живет на свете, и еще примерно столько же, представить страшно!
Вдруг впереди зашевелились, потом толпа начала раздаваться. А вот и совсем раздалась, и Маркел увидел, как двое рынд (без бердышей) выводят под руки какую-то старуху. Старуха была очень древняя, она чуть шла, глаза у нее были закрыты. Она слепая, подумал Маркел. И еще: это она кричала. А теперь она только порывисто вздыхала, а щеки у нее были все мокрые от слез.
— Царская нянька, — услышал Маркел чей-то шепот. — Ей девяносто лет. А вот пережила его!
Маркел меленько перекрестился. Толпа продолжала раздаваться дальше. Старуху подвели к лестнице и стали возводить по ней. Лестница вела к царицыному терему, сразу на верхний этаж. Толпа опять стихла, опять стало тесно и душновато. Маркел попытался думать о царе — не думалось. И о лопаре тоже не думалось. И вообще ни о чем. Маркел просто стоял и ждал, что будет дальше. Было очень тихо, было только слышно, как кто-то сопел Маркелу сзади прямо в ухо, но обернуться не было возможности.
Вдруг впереди толпа опять заволновалась, а потом стала отходить назад. А потом из Столовой палаты начали выходить люди. Это их оттуда выпирают, подумал Маркел, и это правильно, нечего им там делать, у царицы горе, а они пришли глазеть!
Толпа продолжала отступать. Маркел подумал, что ему уже и так достаточно бока намяли, и отступил еще, а после еще и еще и уже почти что вышел из толпы, как вдруг его схватили за плечо. Маркел обернулся и увидел одного из Степановых стрельцов — он продолжал крепко держать Маркела. А, это чтобы я не убежал, понял Маркел и замер.
Но долго ему так стоять не пришлось, потому что почти сразу же за этим из Столовой палаты вышел вначале Степан, а за ним дядя Трофим. Они, один другому помогая, начали протискиваться через толпу и вскоре добрались до Маркела и Степановых стрельцов, которые, вся пятеро, держались кучно.
— Ну, что там? — спросил Маркел дядю Трофима.
Тот сделал строгое лицо и деревянным голосом ответил:
— Осиротели мы. Всем царством! — и перекрестился.
Но не истово! Степан это заметил и оскалился. Сказал:
— Хватит болтать! Пошли!
— Куда? — спросил дядя Трофим.
— Куда, куда! — передразнил Степан. — К лопарю, куда еще. — И уже тише добавил: — Царя и без нас отпоют, а наше дело вместо нас никто не сделает.
И он развернулся и пошел обратно, к той лестнице, которая вела вниз, на Передний двор. Дядя Трофим, Маркел и стрельцы пошли следом за ним. На полпути Маркел не удержался и спросил:
— А почему так тихо? Почему колокола молчат?
— Значит, не велено, — строго сказал дядя Трофим.
— Кем не велено?
— Кем надо!
Маркел больше ни о чем не спрашивал, и дальше они шли молча.
6
И весь дворец тогда молчал! Молчали стрельцы на лестнице. Молчали сторожа внизу возле нее. Молчала и вся многочисленная царская челядь, которой тогда было полным-полно на Переднем дворе. Да и не только все они молчали, но еще никто из них не двигался, будто их кто околдовал. Это лопарь их так, почему-то подумал Маркел, глядя на них всех, стоявших в самых разных позах, и только лица у них были повернуты в одну и ту же сторону — на окна Столовой палаты. А окна были закрыты, и ни одна солнечная искорка на них теперь уже не играла, потому что солнце зашло в тучу. А где ему еще быть, если царь преставился, с опаской подумал Маркел, теперь оно, может, три дня не выйдет.
Но солнце тут же опять вышло и засверкало на стеклах. Вот только Маркелу было уже некогда смотреть по сторонам. Дядя Трофим строго шикнул:
— А ну не зевай!
И Маркел следом за ним прошел под ту лестницу, с которой они только что спустились, а теперь дальше, мимо сторожей вошли в какую-то низкую, узкую дверь, а за ней через такие же тесные сени вышли на еще одну лестницу, уже под хоромами, и начали по ней спускаться.
— Эх! — сказал спускавшийся перед Маркелом дядя Трофим. — Государь всегда ругался, что здесь ни бельмеса не видно. А вот больше ругаться не будет.
— Но-но! — где-то совсем снизу проговорил Степан. — Попридержи язык, Трофимушка, а то царь, может быть, уже и помер, а слуги его…
— Понял, понял! — поспешно перебил его дядя Трофим.
И дальше они опять спускались молча.
Наконец они спустились совсем вниз и оказались в просторных сенях, свету в которых было, может, и немного, но для некоторых дел достаточно. Стены в сенях были каменные, а сами сени стояли пустые, почти что ничего там не было, только сбоку на лавке сидел дьяк, а возле него стоял стрелец. Степан спросил у стрельца, все ли у них тут в порядке, и стрелец ответил, что да. Тогда они — теперь уже только Степан, дядя Трофим и Маркел — прошли дальше, в дверь в стене, а стрельцы остались.
За дверью из сеней открылась здоровенная, просторная палата, стены которой тоже были каменные. Это был, как после узнал Маркел, так называемый Ближний застенок. Там прямо, как входишь, стоит дыба, слева заплечное место, а справа расспросное. Дыба тогда была пустая. В заплечном месте среди своих инструментов сидел палач, и он даже бровью не повел и не подумал вставать. А справа, на расспросном месте, за столом сидели трое. При виде вошедших они сразу встали и поснимали шапки. Степан тоже снял свою, повернулся к образам, перекрестился и сказал:
— Без государя мы!
Эти, за столом, стали креститься. Степан надел шапку, помолчал, потом спросил:
— А этот что?
Старший из стоявших возле лавки (у него была уже седая борода) показал рукой еще правее. Там, за решетчатой дверцей, виднелся небольшой закуток. На дверце висел замок, но он висел просто так, а сама дверца была приоткрыта. Степан подошел к ней. За Степаном подошли дядя Трофим с Маркелом.
— О! — только и сказал Степан и указал на закуток. После спросил: — Не трогали?
— Нет, нет!.. — зачастили те, от стола.
— Огня! — велел Степан.
Один из тех поднес огня, и теперь Маркел увидел лежащего на полу закутка лопаря. Это был сухой морщинистый старик, очень диковинно одетый — как иногда одеваются скоморохи на Масленицу, то есть в вывернутые шкуры, обшитые бисером, ленточками, жемчугами и прочими подобными украшениями. Старик был без шапки, голова его была брита наголо, а усы и борода у него были очень короткие, кустистые. Да, и еще: старик лежал на соломе, солома была в крови, и даже дальше, на полу, была видна лужица крови.
— Во, — сказал Степан, указывая на нее. — А раньше было совсем не подойти, все кругом было в кровищи.
— Куда его резали? — спросил дядя Трофим.
— Вот сюда, в брюхо, — показал Степан.
— На себе нельзя показывать, — строго сказал дядя Трофим. И сразу спросил: — А где нож?
— Как где? — спросил Степан. — Это не у меня надо спрашивать, а у того, кто резал.
— Га! — только и сказал дядя Трофим. После еще насмешливей продолжил: — Глаза надо разуть, вот что! Тогда и спрашивать не надо!
И он ступил в закуток, сунул руку лопарю под бок…
И вытащил оттуда нож! Нож был весь в крови, Степан невольно отшатнулся.
— Держи! — сказал дядя Трофим. — Это теперь твое.
Степан взял нож, начал его рассматривать. Нож был как нож, обыкновенный сапожный.
— Это тот нож, которым его резали, — сказал дядя Трофим. — Зачем ты тогда мои ножи спрашивал?
— Этого ножа тут раньше не было, — сказал Степан. — Я хорошо смотрел. — После еще помолчал и прибавил: — Это они его после подбросили!
И посмотрел на тех троих. Они молчали. Вдруг палач встал с места и сказал:
— Меня тут не было. Я только что пришел. Я перекусывать ходил.
— Знаю, — сказал Степан. И опять стал смотреть на тех троих.
Самый старший из них, седоватый, не удержался и сказал:
— А почему это мы? Может, он сам себя зарезал.
— А где он взял бы нож?! — сказал Степан.
— Так он колдун! Что ему нож! — продолжал седоватый. — Да он что хочешь наколдует. Наколдовал, что государь помрет, и помер! Так это же государь! А тут какой-то нож! Да ему это тьфу! А государь…