– Ну, а ты-то как сейчас мыслишь, как те коренные немцы, или как бывший советский немец, чьи предки за то, что фашисты наворотили, до конца своей жизни страдали? – задал, вдруг, совсем неожиданный спросил Виктор.
Но Яков будто ожидал этого, во всяком случае, ответил сразу, даже не задумавшись:
– Витя… каждый человек в той или иной степени разделяет судьбу своего народа. Потому и после той войны мы русские немцы, невольно отвечали за грехи фашистской Германии. Справедливо это или нет… но так было. Сейчас русские в странах СНГ отвечают также за грехи России. И им сейчас приходится не легче чем нашим отцам и матерям, поверь, я это знаю. В Германии сейчас опять волна немцев-переселенцев из республик бывшего Союза, из Средней Азии и того же Казахстана. Фактически бегут. Говорят жить там, если ты не коренной нации, стало совсем плохо. Но все в один голос твердят, тяжелее всех приходится именно русским. На них тамошние националисты, прежде всего отыгрываются. Я такого за последнее время наслушался от этих новых переселенцев. Так что Витя, время, когда надо было жалеть нас прошло, хоть вообще-то нас никто и не жалел. Теперь, прежде всего вам в России, надо жалеть тех русских, которые терпят страшные унижения в странах СНГ. И знаешь, что лично меня больше всего удивляет? Даже не то что им совсем не помогает то же ваше правительство, а что замалчивают то, что там с ними творят, про то вообще нигде ни полслова, ни по телевизору, ни в газетах, ни на Западе, ни у вас…
Помолчали. Начало смеркаться. Наконец Виктор нарушил паузу:
– Ладно, хватит о грустном. Что-то разговор у нас какой-то слишком хмурый получается. Расскажи лучше о себе. То, что ты сейчас фермер, это мне понятно, а поконкретней расскажи, что там у тебя за хозяйство.
– А чего рассказывать? Занимаюсь тем же чем и на Целине, только не на совхоз, а на себя работаю. Выращиваю пшеницу, рожь, ячмень специальных сортов, который на изготовление пива идет. Скотину держу, коров дойное стадо, двадцать две головы, молоко поставляю тамошним сыроделам, и еще много чего по мелочи. Сельхозпродукция в Германии востребована, ведь там относительно небольшая территория, по площади не больше чем вместе взятые целиноградская и павлодарская области. Но в тех целинных областях проживало не более миллиона человек, а в Германии живет больше восьмидесяти миллионов немцев, да еще гастарбайтеров миллионов десять. Вот и прикинь все эти девяносто миллионов надо кормить, и немецкие фермеры их кормят, да еще как…
– Постой, погоди Яша… И кто там у тебя всем этим занимается, посевной, уборкой, коровами, молоком… твои жена, сын? Двадцать две коровы, их же доить надо, убирать за ними, пасти, наконец. Ты, наверное, с кем-то кооперируешься? – недоумевал Виктор.
– Витя, я сам сначала не сразу понял за счет чего в Германии такое высокопродуктивное сельское хозяйство. Конечно механизация там стопроцентная, но действительно, тот же навоз руками убирать надо и посевы пропалывать, мешки с зерном и удобрениями тоже не сами в грузовик и с него прыгают… Я ведь фермером там не сразу стал, два года работником к бауэру, тамошнему фермеру нанимался, присматривался, прикидывал, что к чему, учился. Денег поднакопил, землю в аренду взял, стал хозяйствовать, постепенно и на ноги встал, сам бауэром заделался. И еще пойми одно, Витя, это Германия, она в первую очередь для немцев создает условия, особенно для таких как я, кто не прохладной жизни ищет, а вкалывать готов до седьмого пота. Но для других, не для немцев там условия не создают. Да они могут там работать, зарабатывать, но стать хозяином и на что-то влиять хоть в экономике, хоть в политике, там не немцу очень сложно. Миллионы гастарбайтеров не имеют ни гражданства, ни тех льгот и возможностей, что предоставляются нам, хотя те же турки многие там десятилетиями живут. Это заложено во всей внутренней политике государства, чтобы ни в коем случае не немцы не имели равных конкурентных возможностей с немцами. У того же бауэра я ведь не один работал, там были и турки и югославы и поляки. Среди всех работников я один был немец, и хозяин платил мне больше чем остальным. Понимаешь, он меня выделял, хотя все там были работяги, он бы лентяев и нанимать не стал. Представляешь, приехав из СССР, где меня в институт два раза прокинули, потому что я немец, я там может впервые почувствовал себя человеком, что это мое государство, оно именно обо мне заботится. Конечно, это тоже несправедливо, работали все примерно одинаково, а я получал больше. Но знаешь, как это приятно, когда столько лет тебя чуть не хуже всех считали, а тут вдруг оказался лучше всех, – опять без хвастовства и рисовки констатировал факт Яков.
– Понимаю тебя Яша, – раздумчиво произнес Виктор. – Ты обрел таки место, где именно тебе и твоей семье хорошо. У нас увы… Вот в Твери, Москве бываю, такое впечатление, что у нас всем лучше чем русским. Армяне, грузины, азербайджанцы, все процветают, торгуют, магазины, рестораны открывают и власть это им все позволяет, а своих, как будто нарочно гнобит, чтобы в бизнесе одни нерусские были. Не могу понять, зачем все это? Зачем, спрашивается, от них отделялись, чтобы они же опять к нам приехали и все самые доходные отрасли захватили, в крупном бизнесе евреи рулят, в мелком и среднем Кавказ, – недоуменно пожимал плечами Виктор. – Вон хочу договориться с поставками нашей продукции на областные плодоовощные базы, а те базы почти все уже под азерами.
– Да я тоже заметил такие тенденции, когда через Москву и Тверь ехал. Очень много у вас в торговле кавказцев, – согласился Яков. – У нас там такого быть не может, государство не позволит. Турки, конечно, тоже торгуют, но им особо развернутся не дают, их магазины или там палатки и меньше и беднее немецких и в основном своих обслуживают. Любой уважающий себя немец предпочтет переплатить, но у немецкого продавца купить, а не у турка или еще кого. Да и вообще немец там, в Германии это звучит гордо. Ты вот спрашиваешь, как я с хозяйством управляюсь, так же как тот бауэр. У меня работают десять турок и два серба. Они и пашут и сеют и мешки таскают и даже коров доят. Там ведь дойка коров это не женский, а мужской труд. Конечно, доят не как твоя или моя мать руками, у меня такие ультросовременные доильные аппараты, качество почти как при ручной дойке. Но и руками иногда тоже приходится, сам знаешь молодую корову раздоить сначала лучше руками. Но моя жена в последние года три-четыре наверное под коровой ни разу не сидела, всю работу работники делают. Она у меня бухгалтерию ведет. Сейчас за меня на хозяйстве осталась. И когда я куда-нибудь уезжаю, она всегда меня замещает и всегда справляется. Понимаешь, там всем этим наемным работникам, им не надо морды бить, как твой отец в своей бригаде бил. Они там за место держатся и так нашу дойчмарку любят, что как заведенные работают, и не только хозяина, но и хозяйку ради этой дойчмарки слушаются беспрекословно…
За неделю, что Яков Шоль гостил у Виктора Черноусова друзья переговорили… Ох о чем они только не переговорили, все что они не сказали друг другу за долгие годы разлуки, наверное, было высказано за эти дни. Виктор показал Якову хозяйство, которым руководил, жаловался, и хоть в открытую не просил помощи, не сомневался, друг детства, ставший весьма успешным фермером в Германии, не может не предложить эту помощь. Так и случилось, Яков обещал посодействовать в приобретении для кооператива племенных коров и быка производителя. На ферме, увидев бывших колхозных буренок, он спросил:
– Какой средний годовой надой?
– Три, у лучших три с половиной тысячи с головы, – ответил Виктор.
– Да, на Целине, таких бы рекордсменками считали. Там я помню, больше двух с половиной не надаивали. Но сейчас Витя, сам понимаешь, не те нормативы. В Германии если корова меньше шести тысяч дает, такую корову нет смысла держать, – подитожил Яков.
– Понимаю, – грустно согласился Виктор…
Много советов дал Яков. Он ведь давно уже «варился» в недрах сверхпродуктивного сельского хозяйства, и для друга ему было не жаль делиться самыми передовыми технологиями…
5
Лето 2006 года. Виктор Ильич сидит в правлении кооператива в своем кабинете. Попеременно звонит то стационарный телефон лежащий на столе, то мобильный в кармане пиджака. По стационару в основном звонили руководители сопредельных хозяйств. Они решали вопросы типа: «Ильич, твои архаровцы вчера спьяну стог нашего сена загрузили и увезли…», или: «Ильич, к тебе случайно бык с нашего стада не приблудился, а то уж четвертый день как пропал, твои то луга с нашими рядом, может у вас объявится, знаешь он такой весь черный в белых «чулках», Черномором зовут…». По мобильной связи, которую Виктор Ильич, что называется, поставил на службу делу, приобретя за счет кооператива мобильники всем бригадирам и прочему руководящему составу… Так вот по мобильнику ему докладывали ход работ: как идет сенокос, состояние полей ржи, льна, картофеля, как идет прополка и окучивание. На мобильник звонила и жена, если он вдруг опаздывал на обед. Сейчас на обед он пошел вовремя. Отдыхая после приема пищи, Виктор Ильич опять же по мобильнику переговорил со старшим сыном-студентом, заканчивавшим третий курс Тимирязевки. Жена все надоедала, позвони да позвони, поговори с ним по-мужски, а то непонятно почему он после сессии сразу домой не едет. Как бы чего не вышло, мало ли в столице соблазнов. Позвонил. Сын божился, что его задержали в академии, а как только освободится, сразу как штык явится. Врет или вправду задержали? Поди разбери, но жену на всякий случай успокоил, что скоро уж приедет ее любимчик. С дочерью своя нервотрепка, она закончила девятый класс и до того каждый год летом ездила в оздоровительный лагерь. Собиралась и на этот раз, но мать не пустила, дескать, хватит оздоровляться, у нас тут не город, сами круглый год, и чистым воздухом дышим, и свежую пищу едим. Да и того здоровья в девчонке столько, что взрослые мужики на нее всякий раз оглядываются. Так что пусть в каникулы дома посидит – целее будет. По-своему права мать. Эх баба Зина не дожила, не видит в какую красавицу превратилась ее некогда сопливая внучка – в 15-ть лет уже второй номер бюстгальтера носит и так одевается… На этой почве меж матерью и дочерью постоянно возникает ругань. Обычно мать кричала что-то типа: «Делать тебе нечего, с жиру бесишься, в твои годы я уже и корову доила и в поле лен теребила, а ты только и знаешь в Интернете сидеть, да наряжаться». Или: «Я тебе покажу стринги, я тебе этими трусами срамными по наглой морде отхожу, если еще раз увижу что надела…». Тем не менее, конечно, ни она, ни сам Виктор Ильич дочь ни под корову, ни в поле посылать не собирались – не те времена, да и не по рангу дочери директора кооператива и школьного завуча коров доить и лен из земли тягать. В доме у Черноусовых вообще кроме кур никакой живности нет, и помимо ухода за грядками в огороде, никакой другой работы для дочери, в общем, и не было. А что касается Интернета… Ох сколько Виктор Ильич истратил нервной энергии, чтобы их село подключили к Интернет сети. Вот дочка, а вместе с ней и другие подростки и дети, у которых родители «разорились» на приобретение компьютеров, сейчас чуть не круглосуточно сидят в этом инете. Нет худа без добра, не в последнюю очередь благодаря Интернету сельские дети теперь уже не чувствуют себя ущербными, по сравнению с городскими. А тут еще к тому же на многих домах в селе появились спутник