Целительница из другого мира — страница 8 из 32

Продолжила. Вдох — считаю до трех — выдох. Вдох — считаю до трех — выдох.

Варвара упала на колени, молилась, всхлипывая:

— Господи, спаси! Пресвятая Богородица, помоги! Святой Николай, заступись!

Степан стоял как каменный, только сжатые кулаки выдавали его напряжение.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Сколько прошло? Минута? Две? Пять? Время тянулось как смола.

Губы ребенка порозовели чуть-чуть. Или мне показалось? Нет, точно порозовели!

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

И вдруг — слабый писк. Как котенок мяукнул. Потом кашель — младенец закашлялся, выплевывая остатки слизи. И закричал. Слабо, но закричал!

— Боже милостивый! — Варвара рухнула на пол. — Чудо! Это чудо! Он живой!

Я подхватила младенца, перевернула на живот, растерла спинку круговыми движениями. Кожа розовела на глазах — с синюшной на бледно-розовую, потом на нормальную. Крик становился громче, требовательнее. Перевернула на спину, растерла грудку, ручки, ножки — стимулировать кровообращение.

— Живой. Ваш сын жив.

Степан тоже упал на колени рядом с женой:

— Ты… ты святая! Воскресила мертвого! Вернула нам сына!

Вот блин. Этого мне еще не хватало для полного счастья.

— Не святая. И он не был мертв. Просто… не мог начать дышать сам. Бывает, когда ребенок в утробе наглотается вод. Я помогла ему вспомнить, как дышать. Это знание, не чудо.

Но они не слушали. Варвара ползла ко мне на коленях, целовала подол моего платья. Степан всхлипывал, утирая слезы рукавом.

Я осмотрела младенца внимательнее. Дыхание ровное, кожа розовая, рефлексы в норме. Перевязала пуповину правильно — тот узел, что навязала повитуха, был слишком свободный, могло начаться кровотечение. Обмыла младенца теплой водой с отваром ромашки, запеленала в чистую ткань.

— Как назовете?

— Лазарь, — выдохнула Варвара, забирая сына. — Как воскресшего из мертвых Лазаря.

Я хотела возразить, объяснить, что никакого воскрешения не было, просто вовремя оказанная помощь. Но посмотрела на их лица — светящиеся от счастья, полные благоговейного трепета — и промолчала. Какая разница, как они это назовут? Главное — ребенок жив.

— Приложи к груди. Сразу. Это важно — первое молозиво дает силу и защиту от болезней. И если вдруг опять дышать плохо будет — сразу ко мне. Бегом. Не ждите, не молитесь — сразу несите.

Они ушли, бережно неся своего «воскресшего» сына. Варвара прижимала младенца к груди так, будто боялась, что он исчезнет. Степан поддерживал жену под локоть, шептал что-то ласковое.

А я осталась стоять посреди мастерской среди разбитых склянок и разлитых настоек.

— Ну всё, — сказала я Рыжику, который наблюдал за всем с подоконника, подергивая хвостом. — Теперь точно по всей округе разнесут — дочь лекаря мертвых воскрешает. Новорожденного Лазаря из мертвых вернула. Осталось только отцу Серафиму об этом узнать, и привет, костер инквизиции.

Кот спрыгнул с подоконника, прошелся по осколкам, обнюхал разлитую настойку. Потом подошел ко мне, потерся о ноги, громко замурлыкал. Мол, не дрейфь, хозяйка, прорвемся.

Легко ему говорить. Его на костре не сожгут. Хотя… это средневековье. И котов тоже жгли. Особенно рыжих — считали дьявольскими отродьями.

— Слушай, Рыжик, — я присела, почесала его за ухом. — Если что — валим отсюда вместе, договорились? Я тебя не брошу, ты меня не выдавай. Будешь моим фамильяром, а я твоей ведьмой. Идет?

Кот мурлыкнул громче, потерся головой о мою ладонь. Договорились, видимо.

Я легла спать, но сон не шел. В голове крутились мысли: новорожденный Лазарь, первый в этом мире ребенок, которого я вернула с того света. Зеленый кристалл с записью исцеления, который пульсировал в потайном ящике. Предсказание отца о дочери между двух миров…

Кажется, моя жизнь в средневековье становится всё интереснее.

И опаснее.

Но если я смогу спасти хотя бы десяток таких Лазарей — оно того стоит. Даже если придется рискнуть собственной шкурой.

В конце концов, в Москве меня уже «оптимизировали». Что мне терять?

Глава 4Сарафанное радио

Утро началось, как обычно в последние недели — с очереди. Только теперь она тянулась от порога мастерской до самой калитки, а некоторые особо предусмотрительные пациенты занимали место еще до рассвета. Я выглянула в окно, протирая заспанные глаза, и насчитала человек двадцать. И это в шесть утра.

— Господи, да что ж это такое, — пробормотала я, натягивая платье. — Скоро придется билетики раздавать, как в московской поликлинике.

Рыжик сидел на подоконнике и с интересом наблюдал за собравшимися. Иногда мне казалось, что он ведет собственную статистику посещаемости.

Спустившись в мастерскую, я обнаружила там Машу — она уже раскладывала инструменты и готовила перевязочный материал. За месяц обучения девчонка превратилась в незаменимую помощницу. Руки у нее были золотые, а главное — голова работала в правильном направлении.

— Доброе утро, Элиана! — она улыбнулась, но тут же посерьезнела. — Там женщина из Березовки приехала. Говорит, у них в деревне половина слегла — понос, рвота, дети умирают.

Эпидемия. Черт. Я быстро прошла к двери.

— Кто из Березовки? Заходите!

В мастерскую ввалилась измученная женщина лет сорока. Платок сбился, волосы растрепались, в глазах — паника пополам с надеждой.

— Элиана-матушка! — она бухнулась на колени. — Помоги! У нас беда — люди мрут как мухи! Особенно детишки малые. Трое уже померли, еще десяток при смерти!

Я подняла ее, усадила на табурет.

— Спокойно. Рассказывайте по порядку. Когда началось?

— Три дня назад. Сначала у мельника заболел младший, потом его братья, потом мать. А теперь уже полдеревни…

— Симптомы какие?

— Водой льет, простите за подробности. И рвота фонтаном. А потом обессиливают совсем, глаза западают, кожа сухая делается.

Холера или что-то похожее. Обезвоживание убивает быстрее самой инфекции.

— Маша, собирай большую сумку. Все запасы соли, соды, сахара — если есть. Ромашку, кору дуба, рисовый отвар. И кипяченой воды побольше.

— Сейчас! — Маша умчалась.

Я повернулась к остальным ожидающим:

— Простите, но мне нужно срочно в Березовку. Марта, — я кивнула своей новой помощнице, которая как раз подошла, — примешь тех, у кого несрочное. Раны перевяжешь, травки выдашь. Если что, пусть завтра приходят.

— Конечно, Элиана. Езжай, я справлюсь.

Марта за пару недель освоила базовые навыки. Не идеально, но для простых случаев достаточно.

Через полчаса мы с Машей и Анной (она прибежала, чтобы помочь, узнав о поездке) тряслись в телеге по направлению к Березовке. Анна правила лошадью, я инструктировала девчонок по дороге.

— Главное при кишечной инфекции — восполнить потерю жидкости. Будем делать регидратационный раствор. Маша, записывай: на литр кипяченой воды — две ложки сахара, половина ложки соли, четверть ложки соды. Если соды нет — можно без нее, но эффект хуже.

Маша строчила в своей тетрадке, которую теперь не выпускала из рук.

— А почему именно так?

— Потому что… — я задумалась, как объяснить без терминов «электролитный баланс» и «осмотическое давление». — Тело теряет не просто воду, а воду с солями. Если давать простую воду — она не задержится. А такой раствор восстанавливает правильный состав жидкости в теле.

Березовка встретила нас стонами и запахом смерти. Половина домов с закрытыми ставнями, на улицах почти никого. Возле колодца — толпа с ведрами.

— Стойте! — заорала я. — Не пейте из колодца!

Люди обернулись, узнали меня, зашептались.

— Вода может быть заражена. Где тут у вас староста?

Худой мужик лет пятидесяти вышел вперед:

— Я староста. Ты лекарева дочка?

— Да. И если хотите остановить мор — слушайте внимательно. Во-первых, этот колодец закрыть немедленно. Воду брать только из реки, и обязательно кипятить. Всю! Даже для умывания!

— Да ты что! Мы всю жизнь из этого колодца пьем!

— И сейчас из-за него умираете. Кто-то из больных справил нужду рядом, зараза просочилась в воду. Хотите проверить — пейте дальше. Только потом не плачьте над детскими гробами.

Жестко? Да. Но иначе не дойдет.

Следующие три дня я почти не спала. Мы обошли все дома, обучили родственников готовить регидратационный раствор. Маша оказалась прирожденной медсестрой — спокойная, четкая, умела успокоить паникующих родителей. Анна занималась детьми — у нее был особый дар находить с ними общий язык.

— Смотри, маленький, — она показывала пятилетнему мальчугану, еле живому от обезвоживания. — Это волшебная водичка. Каждый глоточек делает тебя сильнее. Давай проверим?

И терпеливо, ложечка за ложечкой, вливала в него жизнь.

К вечеру третьего дня новых заболевших почти не было. Из пятидесяти заболевших умерло четверо — все дети до трех лет, которых не успели начать поить вовремя. По местным меркам — чудо. Обычно такие эпидемии выкашивали треть деревни.

— Спасибо тебе, матушка! — рыдала мать спасенного младенца. — Как же нам тебя отблагодарить?

— Мойте руки, — устало ответила я. — Перед едой, после туалета, после ухода за больными. И воду кипятите всегда. Это лучшая благодарность.

* * *

Когда мы вернулись домой, у мастерской толпился народ. Но не пациенты — молодые женщины и девушки, человек пятнадцать.

— Что случилось? — я слезла с телеги, с трудом разгибая затекшую спину.

Вперед вышла высокая девушка лет девятнадцати, с умным решительным лицом.

— Элиана, мы хотим учиться. Как Маша и Анна. Мы видели, что вы сделали в Березовке. Хотим тоже помогать людям.

Я оглядела собравшихся. Разные — дочери ремесленников, вдовы, сироты. В глазах — та же решимость, что была у Маши месяц назад.

— Учиться тяжело. Это не только травки заваривать, но и анатомию изучать, латынь зубрить, кровь и гной видеть каждый день.

— Мы не боимся! — хором ответили несколько голосов.