Именно бесконечно повторяющееся болезненное кино должно стимулировать нас изменить свою реальность. Поначалу практика наблюдения может показаться сложной, потому что мы не привыкли смотреть на свои реакции со стороны. Но постепенно, когда вам будут открываться все новые детали, такая практика станет для вас привычной.
Итак, в момент переноса мы оказываемся в прошлом и начинаем испытывать старые чувства, которые переживали в похожей ситуации. Мы оказываемся в эмоциональном потоке. Нам нужно разделить старый поток и новый, то есть отделить то, что мы чувствуем, например к партнеру, от того, что мы чувствовали рядом с папой.
У одной женщины не складывались отношения. Она не могла понять, в чем причина. Она молодая, привлекательная, умная. В чем же дело? Проблема была в том, что в ее отношениях с матерью не было любви. Когда девочка хотела проявить свои чувства, мама отворачивалась от нее. Сложился паттерн «Любовь – это плохо, неуместно, ее не примут, и я тоже ее не принимаю». На всех новых мужчин проецировался такой тяжелый эмоциональный опыт. По сути, это был опыт бесчувствия. Снять перенос – значит отделить настоящее от прошлого. Это серьезная эмоциональная работа, и она сама себя не сделает. Нам нужно захотеть ее проделать – только тогда начнется исцеление.
Мне часто задают вопрос: «Как отличить, есть ли опасность от того или иного человека или ситуации или у нас идет перенос? Например, когда он кричит – он опасен или я боюсь потому, что он напомнил мне папу? Или когда партнер хочет продавить свои решения? Он опасен?» Вы не уверены только лишь потому, что еще не наладили достаточную связь с самим собой. Постепенно, когда вы будете замечать, что именно вас триггерит, у вас не будет сомнений, где реальная опасность, а где – перенос. Ну и вспомните, что в основном мы живем в переносах. То есть чаще всего серьезной опасности нет, но есть наши старые страхи, которые мы воспринимаем всерьез.
То, что мы накладываем на другого человека образ страшного, пугающего взрослого из детства, не означает автоматически, что другие люди не нарушают наши границы. Нарушают и довольно часто. Но чувства, которые мы испытываем, так же часто – частично или полностью – относятся не к ним.
Одна женщина рассказывала, как ее триггерят курильщики. Она буквально выходила из себя и теряла огромное количество энергии, возмущаясь, что они нарушают ее границы. В действительности после работы с ней выяснилось, что ее родители не считались с тем, что ей не нравится. «Потерпишь», – говорили они, если она жаловалась на дискомфорт. Такое безразличие больно ранило ее, и возмущение, которое она высказывала, совершенно не принималось ими всерьез. В курильщиках женщина видела таких же безразличных родителей, и старая травма начинала снова болеть. Она поначалу давилась своей злостью, потом начала высказывать недовольство курильщикам вслух. Получалось это довольно агрессивно, и люди, конечно, реагировали нервно. Почему? Потому что она нарушала уже их границы, отчитывая их и нападая на них.
Давайте представим ситуацию, что травмы нет. Как бы женщина воспринимала курение в своем присутствии? Намного терпимее. Она замечала бы его только в случае физиологической непереносимости. Кроме того, она могла бы вежливо обозначить свои границы, сообщив, что ей не нравится дым, если бы это происходило в помещении, а на улице отошла бы подальше. И все.
Нам нужно осознать, что нет никаких готовых решений, помогающих разрулить подобные конфликты интересов. Но я уверена, что после исцеления травмирующего обстоятельства триггеры уже не так болезненны. Мы остаемся в реальности, не улетая в свой персональный ад.
Еще одна женщина жутко пугалась, если кто-то рядом кричал. Но особенный ужас у нее вызывали ситуации, когда этим человеком оказывался тот, от кого она зависела. Ее муж оказался довольно-таки эмоциональным человеком. Когда он повышал голос, она замирала, замыкалась в себе и периодически даже хотела развестись. Когда мы стали с ней работать, довольно быстро всплыли семейные скандалы и даже драки. Взрослые были слишком заняты выяснением отношений, чтобы заметить, какую боль все это ей причиняло.
Я уже говорила о том, что перенос идет, если не закрыта травма. Если травма закрыта, то мы воспринимаем то, что происходит, совершенно по-другому. Мы видим кричащего человека, но не чувствуем страха. Мы можем выслушать его и спокойно ответить. Мы начинаем ощущать, что он отдельный человек. Он что-то переживает, у него включился свой триггер, идет свой перенос. Мы видим, что он переживает какой-то свой процесс. И эта отдельность не захватывает нас, не пугает.
И сейчас я вам хочу рассказать один пример, который происходил с моей клиенткой. Она очень злилась на учительницу своего сына и была охвачена гневом, обидой и страхом. Страх она не чувствовала, но он определенно был. Женщина жаловалась, что учительница наносит вред ее сыну, занижает ему оценки, манипулирует им и угрожает ему. Она затеяла серию переговоров, но учительница, поговорив один раз, начала избегать ее.
Я обратила внимание клиентки на сильные чувства, но женщина не хотела признавать, что у нее идет перенос: «Скажите, а если бы с вашим ребенком такое случилось, вы бы не защищали его?» Но все же через некоторое время ей удалось осознать, что в ней говорит ее детская боль от несправедливости, которую она чувствовала в школе. Она очень старалась, но учительница занижала ей оценки и даже, кажется, не любила ее.
Вы можете спросить: «Значит ли это, что вашей клиентке показалось, что к ее сыну относятся плохо?» На этот вопрос можно ответить только после исцеления травмы. Бывает так, что перенос полностью искажает реальность. Например, строгая учительница начинает казаться тираном и абсолютным злом. Бывает и иначе: реальные действия педагога могут быть не слишком этичными плюс перенос, который усиливает переживания. Бывает и так, что в сценарии участвует ребенок: чувствуя, что мама заинтересована в его школьной истории, он начинает «подыгрывать ей», обвиняя учителя. Ему кажется, что родителю это «надо», и он ее спасает таким образом. Однако во всех случаях перенос есть, и он травмирует женщину, затягивая в конфликт других людей. Часто, очень часто мы преувеличиваем наносимый другим человеком вред, если находимся под влиянием переноса.
Глава 3. Чем отличается ответственность от вины
Насколько то, что с нами происходит, случайно
Случайны ли события, которые с нами происходят? Это самый глубокий вопрос, на который мы зачастую не хотим искать ответ. Потому что ответ приведет нас к ответственности: нам придется признать, что мы во многом сами творим свою судьбу не такой, как нам бы хотелось. Но в действительности это означает также и то, что мы можем сотворить ее другой! Такой, которая нам больше нравится.
Нам кажется случайным то, что мы пока не можем объяснить и что пока не осознаем. Случайны ли наши партнеры по отношениям? Случайны ли конфликты, которые между нами происходят? Виновата ли судьба в том, что у нас нет отношений, что мы болеем, выгораем, тревожимся, чувствуем себя маленькими и слабыми перед ней?
Мы видим последствия, но редко осознаем причины. То есть мы мало задумываемся, какой вклад мы сделали, чтобы получилось то, что получилось. Когда мы узнаем, что сами способствовали тому, что имеем, мы можем начать чувствовать вину или даже злость: «Ну вот, снова я сама виновата» или «Неужели другие люди не отвечают за отношения (мои болезни/мою работу/мое эмоциональное состояние)?»
Чем же отличается вина от ответственности? Во-первых, оценкой. Если я злюсь и принимаю себя в злости (то есть принимаю, что я могу злиться, принимаю свою неидеальность) – это ответственность. Если я злюсь и чувствую вину, значит, я поставила себе негативную оценку: «Злиться – это плохо», то есть я считаю, что не имею права злиться, я должна быть идеальной. Если я совершила ошибку, например, отругала ребенка за его шалости, а потом осознала, что подавила в нем живость, и ставлю себе плохую оценку – я начинаю чувствовать вину. Потом я ее хочу загладить. Или же у меня возникает злость на человека, перед которым я чувствую вину. Если же, осознав ошибку, я могу принять себя неидеальной, то есть соглашусь с тем, что я не могла быть другой, потому что верила догмам или была под влиянием травмы, – я не чувствую вину. Я, напротив, хочу все изменить, хочу наслаждаться спонтанностью своего ребенка, чтобы наполнить наши отношения тем, чего раньше в них не было. Это – ответственность.
Ответственность может приоткрыть дверцу, в которую хлынут те чувства, которые раньше удерживались. Например, ваш ребенок получит разрешение выразить вам свои чувства. Он может разозлиться, но, если вы прощаете себя, вы не создаете напряжение. В результате происходит расширение отношений, в них появляются те части, которым раньше не было позволено проявляться. И тогда отношения становятся более близкими, интересными и теплыми.
Всякий раз, когда мы соглашаемся работать с той или иной травмой, мы берем ответственность – за себя, за отношения и даже за общество в целом. Потому что, переставая участвовать в насилии над собой и другим человеком, мы вносим в среду меньше вины и боли, а больше принятия и свободы. Когда мы все больше исследуем себя, мы все больше осознаем, что именно мы вносим в среду.
Мы можем осознать, что избегаем отношений из-за страха насилия, и тогда мы можем принять решение поработать с травмой, которая запускает этот страх. Мы можем заметить, что выгораем из-за привычки не прислушиваться к себе, к своим границам, и тогда мы можем начать работу по реабилитации своих прав на желания и физические границы. Когда мы замечаем, что конфликты в семье – это следствие наших ожиданий, мы можем взять ответственность за свою нужду, например, в безопасности или любви, которые провоцируют ожидания. И такая ответственность означает, что мы перестаем зависеть от тех, кто нам «должен», то есть от людей, на которых мы проецируем родителей. И без этих ожиданий мы чувствуем себя все более уверенными и цельными. Постепенно мы начинаем воспринимать «случайности» как сигналы, побуждающие нас осознать новые причинно-следственные связи, которые нам пока еще не заметны.