Ущелье Суук-Суу, провинция Синьцзян, Китайская Народная Республика
Выезжая из Урумчи, Зим вёл себя на редкость беспокойно, всё время крутил головой и оглядывался по сторонам. Спадолин наблюдал за ним с заметным интересом – Зим считался человеком, побывавшим в самых серьёзных переделках, и списать его беспокойство на волнение перед чертовски опасным предприятием Максим не мог. Наконец Алекс попросил водителя джипа остановиться перед огромной стоянкой большегрузных автомобилей на окраине. Зим вышел из машины, побродил по заваленной крупными валунами обочине дороги и вскоре вернулся, держа в руках длинный предмет, завёрнутый в брезент и затянутый скотчем.
Увидев в руках Зима эту штуку, похожую на застывшего метрового крокодила, Чен ехидно засмеялся.
– А я уже начал было разочаровываться в тебе, Алекс Зим, – произнёс он, подхихикивая. – Это, правда, грозит тебе уголовным преследованием за контрабанду оружия на территорию КНР, но, учитывая сложившуюся ситуацию, я, пожалуй, закрою на это глаза.
– Пусть Макс продолжает полагаться на импортную оружейную продукцию, – спокойно отреагировал Зим. – Я не пользуюсь тем оружием, из которого мне до этого не приходилось стрелять. А во-вторых, какая тут на хрен контрабанда? Вышел отлить, гляжу – лежит штука, удивительно похожая на завёрнутую в брезент пушку…
– «Вепрь-супер»? – спросил Максим со знанием дела.
– Естественно. И сто пятьдесят патронов к нему. Вот тебе и пять килограммов неизбежной добавки к основному грузу.
Именно этот карабин, приобретённый «по знакомству» у того же Нурсултана Туганбая, Зим «на всякий случай» переправил в Урумчи на грузовике Кежгельды, укрыв его среди пятнадцати тонн металлолома в кузове, а затем спрятав в россыпи камней в ста пятидесяти метрах от шоссе.
– Зим, а почему мы не взяли в супермаркете палки для горной ходьбы – альпенштоки?
– Потому что на подходе к высокогорью растёт арча. Мы вырежем из неё посохи нужной длины. Арча – можжевельник, крепче железа и не гремит по камням в придачу. Нам вообще надо избегать любых металлических звуков. Вообще, в Белом Безмолвии есть две категории звуков, безошибочно выхватываемых человеческим ухом из общего фона: металлический стук и человеческий голос. Даже далёкий выстрел не обращает на себя такого внимания.
Они приближались к Тянь-Шаню. Только сейчас Макс постиг, насколько велики поднимающиеся перед ними горы. А ведь ему предстоит подниматься на самый верх, в царство солнца и льда!
– Внушает, Максим, да? – произнёс Зимгаевский. – Я не знаю ничего на свете красивее гор. Но горы Азии – это красота первозданная, таким был мир, наверное, до того, как к нему прикоснулся Бог. Американские горы совершенно другие – они тоже потрясающе красивы, но их красота будто бы вышла из рук дизайнера. Ты знаешь, мне достаточно поглядеть на фотографию секунду, и я буду знать, на каком континенте находятся изображённые на ней вершины. Когда-то давно, ещё молодым журналистом, я много побродил по горам.
– Где это было?
– Недалеко отсюда, в Киргизии. Но я никогда не лез на самый верх, ходил в основном адырами. Я одиночка, Максим, но реалист при этом. А для одиночки выходы на вершины могут закончиться не очень здорово. А потом я жил на Охотском побережье – там горы красивые, но совсем невысокие. Две тысячи метров считаются чёрт-те какой высотой. А здесь на двух тысячах ты только начинаешь приближаться к горам.
Автомобиль заехал в ущелье и затрясся по грунтовой дороге.
– Тут можно проехать километров сорок, почти до самой границы снегов, – заметил Чен.
– Нет, нам так далеко не надо, – отозвался Зим. – Достаточно, если ты высадишь нас в устье вот этого ручья, – он повторно указал точку на карте. – Если я не ошибаюсь, точнее если не ошибаются эти ваши кабинетные топики, то отсюда начинается удобный выход на гребень.
– И как скоро ты собираешься его достичь? – поинтересовался Чен.
Они беседовали, словно повторяя давно и наизусть выученный урок.
– Если повезёт, то завтра к вечеру мы остановимся под линией вечного снега. Там мы последний раз воспользуемся нормальными дровами. Потом полезем наверх.
– Туристы поднялись на гребень значительно раньше.
– Так то – туристы. Я вообще стараюсь не лазить в таких местах, где нельзя протопиться самостоятельно и приходится тащить на себе литры горючки.
– А когда ты планируешь оказаться над «Розовыми скалами»?
– Дней через пять. А может – никогда. Уж слишком непохожи эти места на всё то, что приходилось мне встречать раньше.
Они высадились на старой пастушеской стоянке. Под склоном стояла выложенная из дикого камня кошара, на поляне остались коновязь и следы костра.
– Уйгуры? – спросил Чен.
– Ты иногда хоть интересуешься теми, кого приходится сажать в тюрьму? – усмехнулся Зим. – Уйгуры – бахчеводы и жители оазисов. В здешних горах живут киргизы.
– Эй, Зим, – неожиданно окликнул его китаец, – мне кажется, ты прихватил с собой лишнюю куртку!
– Да? – удивлённо откликнулся Александр. – Я что-то и не заметил. Извини. Ну что же, раз уж прихватил, возьму с собой. Там, наверху, наверное, нету супермаркетов.
– Ну ладно, – Чен загадочно улыбнулся. – Подойди-ка сюда!
Зим приблизился.
Неожиданно Чен обнял его. Поглядел внимательно в лицо, похлопал по спине.
– Ступай, Зим. И будь осторожен. Запомни, я не жду, что ты их всех победишь в одиночку. Тебе надо только дать сигнал. Будь осторожен…
Затем сел в автомобиль и уехал.
– Славный китаец, – произнёс Зим.
– Все они славные. Когда спят, – добавил Максим. – Он ведь сейчас обратно в Казахстан двинул. Оттуда они будут готовить налёт на это чёртово кубло. Чтобы можно было сказать: «знать не знаю и ведать не ведаю». Действует там, будто у себя в стране находится.
– Ладно тебе. Сейчас надо твоего экстрасенса найти.
– Он не экстрасенс. Он шаман. Его и искать не надо.
Из-за кошары вышел Хорхой. Он был одет в оливковую ветровку, а в руках держал три свежевырезанных арчовых посоха.
– Здравствуйте.
– Хорхой, вы погоду узнавать умеете? – неожиданно спросил Зим.
Хорхой не обиделся.
– Если вы хотите знать, умею ли я предсказывать погоду, я отвечу – нет. Если вы хотите знать, помешает ли погода вашим планам, я тоже отвечу – не знаю.
Зим пробормотал, что предпочёл бы более определённый ответ.
Затем по его настоянию все извлекли снаряжение из рюкзаков и попытались скомпоновать груз таким образом, чтобы на каждого приходилось равномерное его количество. Вообще, Зимгаевскому очень понравилось снаряжение Хорхоя, а через снаряжение – и сам Хорхой. Во-первых, оно было простым и эффективным. Зим терпеть не мог снаряжения с малофункциональными дополнениями вроде всевозможных шнуровок, карманчиков или петель. Вещи Хорхоя выглядели очень дорогими, но неброскими. Вещи сложили заново, и Алекс на пальцах объяснил своим товарищам, как спланировано начало подъёма.
Первым по овечьей тропе двинулся Спадолин, чуть позже за ним последовал шаман.
Зим немного подождал, оглядывая чёрно-зелёный лес из стройных пирамидальных елей.
«Будь осторожен», – сказал ему при расставании майор китайского КГБ. Но он добавил ещё три слова, которые не слышал никто, кроме Алекса.
«Опасайся своего спутника».
Капитан Арсеньев. Киргизия
– Вы уверены, что ваши нукеры справятся с этой задачей? – спросил Чен Арсеньева через переводчика. – Насколько я знаю, они никогда не прыгали с парашютом.
– С парашютом они и правда не прыгали, но шестеро из команды умеют управлять мотопарапланом и даже имеют опыт взлёта на этой штуковине. Но с чего вы взяли, что я возьму на операцию именно их?
Чен поглядел на Иннокентия хитро и со смешинкой. Ничего не сказал.
– Вы знаете, сколько парней по всей России хотят посчитаться с «чехами» за Первую чеченскую кампанию? За весь тот стыд и позор, который им пришлось пережить? Хорошо подготовленных, постоянно тренирующихся и ну совершенно ни на грош не доверяющих после этого никакой российской власти? Я уже набрал взвод из полка желающих… А из Туганбаевых нукеров я возьму с собой только троих.
После встречи со взводом Арсеньева Чен выглядел по-настоящему потрясённым.
Волки… Настоящие волки…
Теперь он не сомневался, что выполнит задание партии.
Тянь-Шань. Подъём
Тропа уходила вверх по склону прямо через редкий еловый лес. Зим просматривал её метров на двести вперёд. Тянь-шаньские ельники совсем не походили на еловые леса Европейской России и тем более – на мрачную заболоченную тайгу Западной Сибири. Это был прозрачный лес, где дерево от дерева отстояло на двадцать-тридцать, а то и на пятьдесят метров. Склоны гор чуть выше тропы покрывали изумрудные, изумительной красоты луга с высокой травой. Поглядывая на них, Зим вспоминал ирландские фотографии Тары – пожалуй, только на них, да на рекламных, обработанных цифровыми технологиями картинках и роликах приходилось видеть такую зелёную траву, будто светящуюся изнутри. Тропа, по которой шли путники, была довольно широкой, около полутора метров, и сплошь истыканной множеством следов острых овечьих копыт. Однако поверх них можно было различить и отпечатки подков как минимум двух лошадей.
Остро пахло овечьим навозом.
Зим постоянно поглядывал наверх. Долина, бортом которой они шли, имела пологое, корытообразное днище, края которого неожиданно поднимались вверх бурыми и жёлтыми утёсами и уходили ступеньками куда-то в бесконечность. Впереди нависала россыпь пронзительно-белых и искристо-голубых вершин, будто парящих в воздухе над серой полосой тумана.
Края тропы выглядели удивительно чистыми, будто в парке западноевропейского городка. Видимо, двигающиеся вверх пастухи тщательно собирали все опавшие сухие ветки, поднимая их на летовки.
Зим заметил, что редкий ельник рос по бортам и дну долины будто бы островами – в устьях притекающих с хребта ручьёв и в закрытых от ветра боковых «карманах» долины.