Стас перемахнул через кресло, выбежал к лестнице – и не прогадал.
Второй милиционер пытался выползти из-под убитого напарника. В три выстрела Стас попал в извивающееся тело.
Это был риск, но он выиграл время. Трое убитых здорово охладят их пыл. Теперь они будут готовить полноценный штурм. А он займется ребенком…
Стас бросился в комнату. Девчонки не было.
На улице кричали, подъехала еще одна машина. В стекло ударила пуля. Кто-то стрелял по нему. Стас упал на четвереньки, подбежал к окну и опустил жалюзи. И тут же столкнулся нос к носу с испуганной мордашкой. Девчонка спряталась между диваном и стеной.
– А!.. – испуганно вскрикнула она и попыталась забиться глубже.
– Иди к папочке, – прорычал Стас, схватил ее за волосы и выволок из-за дивана орущее тельце. Намотав волосы на руку, оттащил ее подальше от окна.
– Мама! Мама! – причитала девчонка. – Отпустите, не надо!
И тут снаружи заскрежетало и раздался скрипучий голос, усиленный мегафоном.
– Не трогай ребенка! Ты окружен! Сопротивление бесполезно! Сдавайся!
– Щ-щаз, как же! – пробормотал Стас, нехорошо ухмыляясь.
– Не трогай ребенка! – ревело в окно. – Если ты не тронешь ее, я обещаю, мы возьмем тебя живым!
Но Стасу это было до лампочки. Остаток нужной ему суммы лембед пищал и лежал на ковре перед ним.
Вот только немного времени ему было нужно. Пусть думают, что он не убивает девчонку. Он зажал рукой ей рот. Милиционеры не должны были сразу понять, что он ее убил. Ему нужны были еще десять минут после ее смерти, чтобы лембеды за убийство были засчитаны целиком.
Вытащил из кармана шпильку, замахнулся…
И замер.
Ребенок смотрел прямо ему в глаза. И в этих синих глазенках был такой непередаваемый ужас и такая мольба…
– Билли всемогущий, – потрясенно прошептал Стас. – Прямо как живая…
Рука бессильно опустилась. Перед ним лежал живой ребенок, и ее глаза под пушистыми ресницами молили его о пощаде…
– Это только игра! – прорычал Стас, уговаривая сам себя. – Только игра! Просто игра! Ее даже нет! Просто набор битов!
Но она так смотрела…
И, словно угадав его мысли, снова ожил мегафон. На этот раз другим голосом.
– Послушайте! Мы поняли, что произошло, – вещал уверенный бархатистый голос. – Вы играли в вира-клубе, и сами не заметили, как очутились в реале. Поверьте, вы уже в настоящей жизни.
Стас замер. Уже второй раз игровые персонажи размышляли словно живые… Неужели…
– Это уже не игра! Пощадите ребенка! Это уже не игра, поверьте! Вы убиваете живых людей! – увещевал голос. – Пощадите ребенка!
Рука бессильно сползла с лица девочки.
– Дядя, не надо, – шептала она разбитыми губами, с ужасом уставившись на него своими голубыми глазенками. – Пожалуйста, не надо… я буду хорошо себя вести… не надо… мама… мама… мама…
Слезы потекли по ее заляпанным кровью щекам.
Стас выронил шпильку.
– Это уже не игра! – неслось с улицы.
Это не игра. Вот почему он не смог засейвиться здесь. Это не полигон игры, это уже реал.
– Господи… что я наделал…
За последний час он причинил столько боли, убил столько живых людей… и как убил… Стас содрогнулся.
Это было невыносимо. И этого никак не исправить.
И никак не избавиться от осознания того, что он сделал. Никак…
Никак. Кроме смерти.
Смерть.
Эта мысль пришла как избавление.
Он медленно поднялся на ноги и шагнул к окну.
– Простите, я не хотел… – беззвучно зашептал он, закрыв глаза. – Я не хотел. Видит бог, я не хотел… Я просто работал цензором…
Он сорвал жалюзи, вытянул руку и стал стрелять – в небо, чтобы никого не задеть.
Время тянулось невыносимо медленно. Доли секунды растянулись в вечность – он жал курок раз за разом, и больше ничего не происходило. А потом снизу ответили. Первая пуля ударила в левое плечо. Его мотнуло и обожгло, но он устоял и продолжал стрелять. И в голове пульсировала только одно: «Быстрее бы все кончилось!»
На него обрушился град пуль. В живот, в грудь, в голову…
Он встретил их с радостью.
И вдруг тьма расступилась. Сквозь веки пробился свет.
Наверно, это ад? Он открыл глаза.
От лица отъезжали окуляры, вверх поднимался шлем вира-контакта.
Накатило такое облегчение, которого Стас не испытывал ни разу в жизни. Это была всего лишь игра! Слава Билли всемогущему!..
Возле кресла стоял его шеф. И тот парень, который представился практикантом из Питера. Теперь парень был без грима и не притворялся. Никакой он не практикант. Психолог он.
– Стасик, – вкрадчиво говорил шеф. – За последний месяц вы проверяли семь игр, потратили двести пять часов полноценного вира-погружения, оплаченных государством, но ни в одной игре не довели тестовую сумму даже до трехсот лембед. Проверка не в счет.
Стас вдруг все понял. Все кусочки мозаики встали на свои места, – и то, зачем психолог под видом практиканта плел ему байки про американских цензоров; и почему вира-клуб «Реальность грез» был таким незаметным снаружи; и то, что там оказалась только одна не лицензированная игра, о которой он никогда не слышал, и почему на самом деле она до мелочей походила на реальный клуб; и почему в этой игре были такие реалистичные персонажи; и беременная женщина, и такая трогательная маленькая девчушка, все встало на свои места.
– Стасик, – говорил шеф, потихоньку распаляясь. – Вы неудовлетворительно прошли сегодняшнюю проверку на профпригодность. Собственно, вы ее совсем не прошли. Надеюсь, вы все понимаете? – Шеф сделал паузу, холодно разглядывая Стаса, словно пришпиленного булавкой, но еще извивающегося таракана. – Завтра. Сами. Ко мне на стол. По собственному желанию.
Стас кое-как выбрался из кресла. Слова шефа струились по краю сознания, но куда-то проваливались. Думать сейчас он не мог. Пережитый ужас и внезапное избавление выбили из него способность думать. Стас на всякий случай кивнул и на негнущихся ногах вышел из комнаты. Его била дрожь.
Обеспокоенный психолог вышел за ним.
А распалившийся старший цензор еще долго месил воздух ладонями, словно убеждал кого-то невидимого:
– В конце концов, здесь не место нытикам и слюнтяям! Что это за моральные страдания, что это за пацифистская муть! Мы не благотворительностью занимаемся! Мы служащие министерства по борьбе с пропагандой насилия и жестокости, черт возьми!..
Старший цензор все говорил и говорил. С напором, изо всех сил стараясь кого-то убедить. Да только не было в комнате никого, – кроме него самого.
Часть IIСейва не будет
– Ты окружен! Сдавайся!
Медленно, стараясь не ступать в кровь, я шагнул назад.
– Ты окружен! – ревел мегафон.
Звук без препятствий раскатывался по парку. Его разбили совсем недавно. Деревьев еще нет, лишь газоны и широкие дорожки…
Но здесь не так громко, – газетный ларек прикрыл от грохота.
– Сдавайся! Тебе не уйти! Сдавайся…
Я сделал еще шаг назад.
Спецназовец валялся на асфальте изломанной куклой.
На шее сбоку длинный разрез. Глубокий, но не смертельный. Это был первый удар. Всего лишь начало…
Выдавленные глаза уставились в небо кровавыми дырками. Обе щеки распороты до ушей, нижняя челюсть отвалилась к самой ключице, открыв оба ряда зубов. Вывалившийся язык, темный зев глотки…
Из-под тела расползлась огромная лужа крови, ручейками разбежалась по неровному асфальту. Форменная серая рубашка стала черной и тяжелой от крови – на руках. А на груди и не разобрать, где рубашка, где тело… Там клочья ткани мешались с лоскутьями кожи и мяса. В двух местах белеют ребра… Его не просто кололи, а шинковали. Кусок колотого фарша с костями…
И уж поверьте мне, он еще дышал, когда его рубили. Уж я-то знаю.
– Сдавайся! Ты окружен! Это уже не игра! – ревел мегафон по ту сторону ларька. – Это уже не игра! Это реал! Слышишь, ублюдок?! Это уже не игра, мразь! Сдавайся!
Хуже всего, что этот парень с мегафоном не врет. Черт бы его побрал, но это правда не игра…
Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Звук мегафона продирался в голову, путая мысли. Я зажал уши кулаками.
Что делать… Что же делать-то теперь…
– Это уже не игра!.. Не игра!.. – пробивалось даже сквозь кулаки.
Господи, как же это случилось-то?!
Когда это началось? Где я сделал ошибку?..
…Начинался день спокойно, ничто не предвещало проблем. Ну, почти. Было у меня нехорошее предчувствие… Только я старался не замечать его.
День как день. Рутинные дела, мелкие проблемы…
К тем проблемам, что покрупнее, я добрался уже после обеда.
Надо было делать выбор. Я оттягивал решение, но больше тянуть некуда. Все сроки вышли.
Два личных дела были открыты у меня на экране, и два человека сидели перед моим столом.
Человека… Настоящих цензора!
Профессиональные потрошители игр. Выпотрошат и всех персонажей игры, до которых дотянутся, – и кошельки разработчиков и прокатчиков этой игры, если кровожадностей там окажется слишком много.
Ух каких зверей воспитал! Любо-дорого поглядеть. Краса и гордость Агентства по борьбе с пропагандой насилия и жестокости. Лучшие из моих игровых цензоров.
Вот только место директора в открывающемся новосибирском филиале – всего одно.
По левую руку – Андрей. По правую – Стас. И оба чертовски хороши.
Пока сидят на стульях, в своих аккуратных черных костюмчиках, скромненько потупив глаза, сложив ручки на коленях, – ну просто пай-мальчики. Маменькины сынки, которые мухи не обидят. Вид словно бы задумчивый, отстраненный…
Пока не наткнешься на их взгляд. Ох какой огонек горит в глубине их глаз…
Люблю, когда ребята работают с огоньком. Но вот сейчас именно этот-то огонек, если честно, меня и беспокоил.