Возвращаюсь к машине, а сердце все еще колотится. Из-за выброса адреналина я словно под кайфом — точно как тогда, во время «одиночки» в Боулдерском каньоне. Тут змей нет, конечно, зато приходится врать своей семье и Никки, а это куда больнее и опаснее, чем самые ядовитые на свете укусы.
— Поехали отсюда, — говорю я, плюхнувшись на переднее сиденье. Марко стартует с места, а я читаю пришедшую на телефон эсэмэс.
Никки: Привет. Чем занимаешься?
Ничего не ответив, убираю сотовый в карман.
30. Никки
Я ПОПРОСИЛА ЛУИСА ВСТРЕТИТЬСЯ со мной в собачьем приюте. Но когда возле ворот останавливается крутой мотоцикл, некоторое время недоверчиво приглядываюсь, не уверенная, что это он. Луис снимает шлем и подходит ко мне.
— Это что, твой байк?
— Нет, моего кузена Энрике. Он дал погонять. И заодно сказал, что я могу несколько дней в неделю работать у него в автосервисе. Энрике знает, что меня вышвырнули из «Брикстоуна», но у него вроде дела пошли в гору, так что еще один механик не помешает.
Луис привлекает меня к себе, и какое-то время мы просто стоим, обнявшись.
— Неважно, что от тебя несет мокрой псиной, я все равно по тебе скучал, — наконец говорит он.
— Угу. Я проводила для Гренни водные процедуры.
— Для Гренни?
— Это моя любимица. Хочешь, познакомлю?
— Конечно.
— Пойдем.
Наскоро познакомив Луиса с сотрудниками приюта, подвожу его к вольеру Гренни.
— Ну скажи же, милашка, правда? — Я беру собаку на руки. — Она слепая, но прекрасно все слышит.
Луис забирает у меня бульдожку.
— Эй, Гренни, как дела? — спрашивает он. Собака утыкается носом в его рубашку, и Луис треплет ее по загривку. — Ты хочешь забрать ее домой?
— Как ты узнал?
— Увидел, как ты на нее смотришь.
— Родители пока не разрешают мне завести собаку, но я не теряю надежды их уговорить. Кажется, они скоро сдадутся. Я даже заставила их познакомиться с Гренни. — Отвожу взгляд и смотрю вдаль. — Думаю, они боятся, что я свихнусь, когда она умрет.
— А ты правда свихнешься?
Треплю Гренни за ухо.
— Кто ж знает? Может быть.
— Сколько ей еще осталось?
— А сколько нам с тобой осталось? Сколько осталось людям на земле? — вопросом на вопрос отвечаю я. Луис задумчиво улыбается.
Я знакомлю его с другими обитателями приюта, рассказываю истории их жизни и особенности характера. Бигль Джейк воет, не переставая; Ханна, помесь овчарки, обожает своего соседа по клетке. Щенков, которых недавно подбросили в приют, к полудню скорее всего заберут.
— Неудивительно. Малышей все любят.
— Кроме тебя. Тебе самых бедненьких подавай, вроде Гренни.
Я шутливо пихаю его в бок.
— Она не бедненькая. Ей просто нужно больше заботы, чем другим.
— Знаешь, в прошлом году у меня был факультатив по психологии. Будь я психотерапевтом, сказал бы, наверное, что ты из тех людей, которым нравится о ком-то заботиться.
— Справедливо, — не могу не признать я. Во всяком случае, хотеть о ком-то заботиться — это лучше, чем нуждаться в чьей-то заботе. — Ну а вы, мистер Фуэнтес? Как у вас с потребностью в заботе?
— Не особо, но если тебе невмоготу, могу это организовать, — совершенно серьезным тоном говорит Луис, и я не могу удержаться от смеха.
Мы осматриваем импровизированную студию, которую я оборудовала, чтобы фотографировать обитателей приюта. Потом эти фотографии попадают на сайт с объявлениями о брошенных собаках — я придумала и разработала его сама. Беру камеру и показываю Луису снимки всех псов, которые живут в приюте.
— Мэгги много спит, поэтому я положила подушку и заставила ее туда улечься, — объясняю я. — А Бастер обожает бегать за мячиками, вот я и щелкнула его сразу с тремя — чтобы люди видели, что он любит играть. Я стараюсь делать такие снимки, которые показывают индивидуальность каждой собаки.
— Просто поразительно. — Луис перебирает фотографии и то и дело поднимает на меня восхищенный взгляд. — Они великолепны. Так и просятся в книгу.
— Просто стараюсь, чтобы собаки обрели хозяев, — говорю я.
— Да ты святая.
Вспоминаю о фотке, о которой упоминал Марко и которую он, как выяснилось, не стер с телефона.
— Ошибаешься. Я вовсе не святая. В прошлом я совершила много глупостей и до сих пор себя за это виню.
— Такое со всеми случается. — Луис поднимает ладонь. — Помнишь, ты спрашивала меня, что с рукой, откуда шрамы? Я не врал, когда сказал, что меня укусила змея и я свалился со скалы за две недели до свадьбы брата. Я только не сказал, что лез на ту скалу без снаряжения и подстраховки.
— Зачем?
— Затем, что мне нравится иногда балансировать на грани. Жить на краю. А тебе разве не нравится?
— Нет. По крайней мере больше не нравится.
Луис продолжает листать фотографии. Последней снята Гренни, и снимок совершенно ни о чем.
— Постой-ка. — Я приношу Гренни и передаю ее Луису. — Садись вот тут и держи ее на руках.
Выставляю свет. Луис спокойно сидит и гладит собаку, а я фотографирую. Когда он переворачивает бульдожку на спину и чешет ей живот, а Гренни, свесив голову, чуть ли не улыбается в камеру, я понимаю, что поймала нужный момент. Пусть эта собака стара и слепа, но для меня она — просто идеальный домашний любимец. Смотрю, как тепло улыбается Луис, гладя и почесывая Гренни, и мне хочется распечатать последнюю фотку и повесить на стену у себя в комнате. Не могу отделаться от ощущения, что эта собака уже моя.
— Твоя очередь, — командует он и передает мне бульдожку. Держу ее и улыбаюсь, а Луис фотографирует нас на телефон.
Тут звонит мой сотовый, и мама сообщает, что мне нужно немедленно вернуться домой и помочь ей повесить в гостиной новые шторы. Она еще вещает что-то об абстрактных цветных узорах, которые напоминают ей какую-то художницу по имени Джорджия О’Киф или как-то так, но я быстро сворачиваю разговор.
— Мне пора бежать, — говорю Луису, и мы идем на практически пустую парковку приюта. Когда подходим к моей машине, я наконец решаюсь спросить: — Тебе не кажется, что мы слишком торопимся?
— Вот об этом тебе точно не стоит переживать, mi chava. Все просто замечательно. — Он надевает шлем, садится на мотоцикл и выкручивает рукоятку газа.
— Только не убейся! — пытаясь перекричать рев двигателя, ору я.
Луис успокаивающе показывает мне большой палец, дожидается, пока я сяду в машину, и с воем уносится с парковки.
А я вдруг понимаю: мой парень — адреналиновый наркоман. Интересно, под силу ли мне за ним угнаться?
31. Луис
НА ФУТБОЛЬНЫХ МАТЧАХ в старшей школе обычно не бывает ни полиции, ни охранников. Если только речь не идет об игре между Фремонтом и Фейерфилдом. Вся наша команда еле дождалась выходных — в субботу утром мы играем с Фремонтом. Наши школы соперничают, как соперничают и банды в наших городах. Видимо, после прошлогоднего инцидента, когда кто-то из фремонтовцев напоролся на нож игрока Фейерфилда, сюда и решили подогнать полицейских. Они патрулировали трибуны и служебные помещения — на тот случай, если ситуация накалится и все полетит к чертям собачьим.
К счастью, все проходит более-менее мирно, мы побеждаем со счетом пять: четыре. После игры Алекс, Карлос и Бриттани остаются поболтать со старыми школьными друзьями. Пако невестка сплавляет мне, и я так и держу его на руках, когда ко мне подходит Мариана с кучкой своих подружек.
— Какой симпатичный малыш, — умиляется она.
Пако — настоящий магнит для девчонок. Он задорно дает им пять и даже зовет Мариану «chica» — именно так Алекс называет Бриттани. По факту это звучит как «ча-ча», и вся компания весело смеется. Боже мой, этому ребенку два года, а он уже знает, как заигрывать с девушками! Племяш растет весьма подкованным в этом вопросе. Впрочем, от Фуэнтеса я ничего другого и не ожидал.
Рядом со мной Карлос жмет руку какому-то чуваку, которого я вижу первый раз в жизни.
— Передавай сестре привет от меня, — говорит брат этому парню.
Я дожидаюсь, когда незнакомец отойдет подальше, и спрашиваю Карлоса, кто это.
— Брат Дестини, — отвечает он.
Дестини. Его бывшая. Понятия не имею, виделись ли они или разговаривали хоть раз с тех пор, как разбежались много лет назад. Но я совершенно точно знаю, что Карлос с ума сходил по этой девушке, даже расклеивал над кроватью ее фотографии. Он здорово расстроился, когда Дестини порвала с ним, и тогда сделал бы все что угодно, чтобы вернуть ее. Правда, это все случилось задолго до того, как в его жизни появилась Киара.
Оглядываюсь вокруг — ищу Никки — и наконец вижу ее на трибунах. Она болтает с кем-то из своих подружек.
— Эй, Ник! — кричу я, чтобы привлечь ее внимание.
Никки коротко косится на меня и отводит глаза. Какого черта?
Я иду к ней, по-прежнему с Пако на руках.
— Никки, в чем дело?
Ее подружки скомканно здороваются и убегают.
Никки скрещивает руки на груди — высокомерно, как настоящая мексиканка. Все-таки как бы она ни старалась, ее происхождение нет-нет да и дает о себе знать, процарапывается на поверхность.
— Честно говоря, я успела взревновать, пока ты трындел с Марианой.
— Что, вот прямо серьезно ревнуешь? — забавляюсь я. — Здóрово.
Значит, ей не плевать на меня и наши отношения.
— Ничего смешного, Луис. Ты с ней заигрывал.
— Это не я. Это Пако. Ты будешь обвинять ребенка, которому и двух лет не исполнилось? — Чуть наклоняю голову набок и меняю тему: — Видела два гола, что я для тебя забил?
— Для меня?
— Неужели не видела, как я показывал на тебя, когда забивал их?
— Ты показывал на небо, Луис. В сторону бога.
— Это одно и то же.
— Нет, не одно и то же, и ты это знаешь. — Она забирает у меня Пако, и племянник сразу принимается играть с ее волосами. Теперь ревную уже я. — Как ты вообще можешь шутить о таких вещах? — продолжает Никки.
— Потому что это полная тупость, Ник. У меня за весь день не было ни минутки свободной, чтобы думать о ком-то еще, кроме тебя. — Пако несколько раз слюняво целует девушку пухлыми губами в щеку. — Смотри-ка, он к тебе подлизывается.