Митрополит Николай был ошеломлён, тут же отправился к председателю Совета по делам Русской православной Церкви Карпову, описал ситуацию, выразил возмущение и недовольство тем, что власти спекулируют его именем… Это возымело действие – попавшую в беду семью освободили, но какими усилиями далась им свобода! [66]
Митрополит Николай стал говорить проповеди против атеизма и атеистической пропаганды. Одно время, протестуя, на некоторое время он перестал выпускать «Журнал Московской Патриархии», либо выпускал его очень «тощим» (митрополит Николай был тогда ответственным за издание ЖМП). Конечно, такой бойкот Советской власти не нравился.
К тому же митрополит Николай был автором февральской 1960 г. речи Святейшего Патриарха Алексия I на собрании миротворческой общественности. Защитительная речь патриарха, мягкий его протест, вызвал бурю ярости и гнева со стороны хрущёвского руководства, партийных фанатиков и фундаменталистов и, конечно, это был провал политики Г.Г. Карпова [67] .
Речь идёт о докладе патриарха Алексия I, прочитанном 16 февраля 1960 г. на Конференции советской общественности за разоружение. Речь была опубликована в «Журнале Московской Патриархии» (№ 3, 1960, с. 33–35). В условиях хрущёвских гонений патриарх напоминал собравшимся о той огромной роли, которую играла на протяжении всей русской истории Православная Церковь. По словам прот. Владислава Цыпина, «речь первосвятителя не оградила Церковь от нападок, но, опубликованная в «Журнале Московской Патриархии», она получила широкое распространение в церковном народе и укрепляла дух служителей алтаря Господня и верных чад Церкви» [68] .
Эта речь представляла собой своеобразную декларацию; она состояла из перечисления исторических заслуг Православной Церкви перед русским народом. Уже начало было декларативным: «Перед вами говорит представитель Церкви, той Церкви, которая…» И далее следовал краткий обзор исторических заслуг Церкви – от Крещения Руси до победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. И предельно сильная фраза в конце: «Теперь эта Церковь подвергается нападкам, но это её не
смущает, ибо она помнит слова Своего Основателя; Церковь Мою созижду на камне, и врата адовы не одолеют её».
Шок всех присутствовавших. Аплодисменты, несколько неожиданные, большей части зала. В кулуарах митрополит Николай встретил коллегу по Совету Мира, генерального секретаря Союза евангельских христиан-баптистов А.В. Карева. «Ну как?» – «Сильно», – ответил Александр Васильевич [69] .
Таковы были слухи. А вот что пишет об этом архиепископ Брюссельский Василий (Кривошеин): «Я спросил митрополита Николая о нашумевшей речи Патриарха Алексия на заседании Советского комитета защиты мира.
– Эту речь составил я, – ответил мне митрополит Николай. – Патриарх только её прочитал. А Вы знаете, что произошло потом? Когда Патриарх закончил читать речь, в зале раздались два-три жидких хлопка, а вслед за тем один за другим поднялись представители общественности и начали громить Патриарха… «Вы хотите нас уверить, что вся русская культура создана Церковью, что мы ей всем обязаны, но это неправда» и т. д. Произошёл целый скандал» [70] .
За все эти «несвоевременные мысли» маститый архиерей был подвергнут властями опале, освобождён от должности председателя ОВЦС (в 1961 г. он скоропостижно скончался). В те же дни «покатилась голова» и генерал-майора КГБ Г.Г. Карпова. С 1943 по 1960 гг. он занимал должность председателя Совета по делам Русской православной Церкви при Совете Министров СССР; был уволен с должности через пять дней после того, как патриарх Алексий I произнёс свою речь на Конференции советской общественности [71] .
О подробностях обстоятельств отставки митрополита Николая рассказывал А.В. Ведерников в Москве в 1968 г. По его словам, к патриарху весной 1960 г. явился Куроедов и его сотрудник, кажется, Фуров. В течение нескольких часов они кричали на Патриарха, категорически требуя устранения митрополита Николая от всех должностей. Патриарх долго сопротивлялся, но наконец, вынужден был уступить, выговорив только, что увольнение митрополита Николая будет происходить постепенно, с временными промежутками, что и было впоследствии осуществлено. Ведерников был близок к покойному митрополиту Николаю, и потому можно полагать, что этот рассказ основан на его собственных словах [72] .
Так сообщает об этом в своих записках архиепископ Василий (Кривошеин). То, что Куроедов с Фуровым кричали на Святейшего, это скорее исключение из правил, о чём свидетельствует всё тот же архиепископ Василий: «Куроедова я увидел впервые, – пишет он. – Это был брюнет под 50 лет, средней интеллигентности на вид, державший себя с апломбом, но без нахальства и грубости. Время от времени он разговаривал в довольно любезном тоне с Патриархом, и тот отвечал приблизительно так же. Меня чрезвычайно поразило, что Куроедов, обращаясь к Патриарху, называл его не «Ваше Святейшество», а просто «Алексей Владимирович» [73] .
В своих записках владыка Василий излагает и другую версию отставки митрополита Николая.
Совсем наоборот говорил митрополит Никодим (Ротов). Он уверял, что Синод и патриарх не хотели совсем увольнять митрополита Николая, а только думали перевести на кафедру митрополита Ленинградского: «Этого требовали обстоятельства». В этом предложении не было бы ничего обидного для митрополита Николая. Даже наоборот: в Ленинградской епархии в его ведении были бы прекрасные столичные храмы и Духовная академия, что для митрополита Николая, как учёного богослова, должно было быть очень интересно. Тем более что в городе на Неве протекали годы его церковного служения в молодости, его все помнили и любили. Но получалось так, что без Внешнего отдела Крутицкая митрополия неинтересна. А должность митрополита Крутицкого и Коломенского, в сущности, есть служение викария патриарха, из его ведения изъяты все московские храмы (кроме одного) и Духовная Академия, все они подчинены непосредственно патриарху.
Митрополит Николай счёл перемещение в Ленинград обидным понижением и отказался принять предложение. Впоследствии, когда он понял, что его собираются совсем «убрать на покой», он сам стал проситься в Ленинград, но было уже поздно [74] .
Патриарху было предложено удалить митрополита Николая из Москвы. Патриарх, уступивший давлению, обратился к митрополиту Николаю с предложением перейти на другую кафедру: в Ленинград или в Новосибирск. Категорический отказ; и патриарх говорит Куроедову: «Он не хочет, что я могу сделать?» – «Тогда пусть уходит совсем» [75] .
Уход митрополита от управления произошёл в тяжёлой атмосфере. Во время прощального визита митрополита в Патриархию ему было сказано: «Они настаивают на Вашем уходе. Напишите прошение об уходе на покой. На осенней сессии Синода без Вас мы его рассматривать не будем, а там это забудется». Митрополит Николай проявил слабость (сказался старый интеллигент, не привыкший лезть на рожон), написал прошение об увольнении на покой по состоянию здоровья. Когда митрополит прибыл в Сухуми, в гостинице его уже ожидала телеграмма о том, что его прошение об уходе на покой удовлетворено [76] .
Вначале митрополита Николая власти хотели услать в один из сохранившихся монастырей. Владыка категорически отказался, заявив: «Я гражданин, прописанный в Москве в Бауманском переулке, – и буду жить здесь». Перед таким категорическим отказом власти отступили. На скандал, связанный с применением прямого насилия, не решились. Зато отказывали митрополиту в служении. Со времени своего ухода на покой митрополит Николай служил лишь в Рождественскую ночь с 6-го на 7 января 1961 г. в Елоховском соборе, где он сослужил патриарху.
В Светлую ночь митрополит Николай написал патриарху: «Первый раз в жизни в Светлую ночь я не в храме, сижу один в своей комнате и плачу». После этого ему было послано приглашение отслужить литургию на Светлой неделе в четверг, в трапезном храме Троице-Сергиевой лавры. Это было его последнее служение [77] .
В конце октября 1961 г. владыку отвезли в кремлёвскую больницу. Идти он не мог, надо было нести на носилках. В дверь носилки не проходили. Пришлось выломать окно, носилки вынесли ногами вперёд. «Как покойника», – сказал владыка. 13 декабря 1961 года, в день апостола Андрея Первозванного, он сказал врачу: «Кажется, я умираю». В 4 часа утра владыка перекрестился и закрыл глаза. Через некоторое время наступила смерть.
17 декабря состоялись похороны. Отпевали в трапезном храме, где владыка несколько месяцев назад, на Светлой седмице, отслужил в последний раз литургию. Было много народу, но далеко не все желающие смогли попасть на похороны, так как в 8 часов утра неожиданно перестали ходить поезда. Не ходили до 3-х часов дня, до окончания похорон.
На отпевание вышел взволнованный патриарх – его долго готовили к известию о смерти его долголетнего – в течение 40 лет – сотрудника, с которым его связывали сложные отношения, и ещё несколько архиереев. (Ещё в августе 1922 г. последовал арест епископа Ямбургского Алексия (Симанского) и трёхлетняя ссылка в Сибирь. А в январе 1923 г. был сослан епископ Николай (Ярушевич) [78] .
Народ стоял с зажжёнными свечами, по церкви шныряли шпики. В притворе было много венков. Патриарх прочёл разрешительную грамоту, сказал несколько взволнованных слов. И потянулась длинная очередь ко гробу, для последнего прощания. А затем тело владыки перенесли в усыпальницу, в подвале «ротонды» – круглого небольшого храма в честь Смоленской иконы Божией Матери, небольшой церковки, построенной в XVIII веке