Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) — страница 19 из 124

Владыка Никодим немало потрудился для того, чтобы воссозданные при его содействии связи России с Афоном развились и упрочились. В бытность его постоянным членом Синода Афон начали посещать многочисленные делегации и паломнические группы, монастырю оказывалась посильная помощь. Конечно, уровень материальной помощи Афону ограничивался политическими обстоятельствами того времени. Но едва ли не важнее для святогорских иноков была моральная и духовная поддержка со стороны нашей Церкви в годину, когда военная хунта, правившая тогда Грецией, вознамерилась закрыть русский Свято-Пантелеимоновский монастырь [120] .

Вспоминает митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев): «Мне довелось быть свидетелем и самовидцем жёсткого объяснения владыки Никодима, в тот период уже председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата, с одним из руководителей греческой хунты генералом Потакосом. Сколько внутренней силы, сколько убеждённости, сколько веры было в аргументах митрополита Никодима! Он говорил воистину как власть имеющий, и опровергнуть его доводы генералу оказалось не под силу. Усилия владыки Никодима достигли цели и сыграли свою роль в спасении русского афонского монастыря» [121] .

После кончины владыки (1978 г.) на Ленинградскую кафедру был перемещён из Белоруссии митрополит Антоний (Мельников; скончался в 1986 г.) Мне довелось наблюдать его в быту и невольно сравнивать его линию поведения с жизнью его предшественника. Упоминания о митрополите Антонии полезны для контраста, чтобы рельефнее «вылепить» образ владыки Никодима.

В параллель. Прошли годы, и в начале 1980-х годов на Афоне побывала небольшая делегация Русской православной Церкви во главе с митрополитом Ленинградским и Новгородским Антонием (Мельниковым). Перед отбытием из Москвы ему были выданы в ОВЦС «командировочные» на всех участников поездки. Не желая связывать себя бухгалтерскими расчётами, он вручил мне полученные доллары вместе с «расшифровкой»: по какой статье начислены нам те или иные суммы. Одновременно я получил указания, не подлежащие обсуждению. Митрополит Антоний неоднократно выезжал за границу, и чувствовалось, что он действует по отработанной схеме.

– Расшифровку никому не показывать. Доллары обменять на драхмы; «представительские» (а это немалая сумма. – а. А.) и мои «суточные» передать сразу же лично мне.

– А как насчёт остальных членов делегации?

– Владыке Владимиру (второй по сану член делегации; фамилия не имеет значения. – а. А.) выдать суточные полностью. Себе тоже можете отсчитать суточные. Остальным пока ничего не давать. На Афоне им деньги не нужны.

В моей практике это было впервые. Ранее мне доводилось выезжать за границу во главе небольших молодёжных делегаций по линии всеправославной международной организации «Синдесмос». Едем, к примеру, в поезде «Москва–Хельсинки». Сразу после пересечения границы приглашаю всех в купе. Первым делом пускаю по рукам финансовую ведомость («расшифровку»), чтобы каждый видел причитающуюся ему сумму. Суточные раздаю сразу же; остаток «гостиничных» – в конце поездки. А представительские, за вычетом расходов (транспорт, телефонные звонки, сувениры и т. д.), делим поровну накануне возвращения домой. И никаких закулисных разговоров, интриг, косых взглядов.

А тут хозяин «общака» подставляет меня под удар «братвы»! При первой же возможности раскрываю перед «неимущими» «тайны мадридского двора». Дескать, все претензии – к главе делегации.

Пролетели дни пребывания на Афоне, возвращаемся в Афины. Новый приказ: выдать каждому небольшую сумму (на карманные расходы); остальное – утром перед отъездом в аэропорт. Народ тихо ропщет, но ко мне – с полным пониманием. («А при чём здесь Штирлиц? Ему поручили – он выполнил».)

Утром новое распоряжение: в 10 утра собраться в холле гостиницы с вещами и ждать указаний. Деньги пока не раздавать! В томительном ожидании проходит два часа. Архиерей, нагруженный коробками, выходит из машины: с утра он объехал антикварные лавки и «представительские» потратил с толком. И тут же команда: выезжаем в аэропорт!

В зале отлёта до регистрации билетов ещё час, и я робко спрашиваю: можно ли раздать драхмы? Ведь это последняя возможность купить что-то для дома, для семьи, – пусть и по взвинченным аэропортовским ценам. И, к моему удивлению, слышу: «Нечего им болтаться по аэропорту! Ещё опоздают на посадку! Валюту в Москве вернуть в бухгалтерию ОВЦС!».

Возражать бессмысленно; хозяин – барин! Но мне надо «сохранить лицо» перед «рядовым составом». Отойдя в сторону, довожу архиерейский приказ до «обездоленных» и демонстрирую пачку «неразменных» греческих драхм. И, ничего не опасаясь, в присутствии архиерейского келейника, комментирую: «Барин!» И чувствую, что даже он на моей стороне.

Но в Москве трагикомедия продолжается. Беру одного из «обиженных» в качестве «понятого», и мы идём в бухгалтерию ОВЦС. Увидев драхмы, главбух Нина Ивановна устраивает скандал: выдавали доллары, а возвращают драхмы!

– Ну и что?

– Как что? Доллары – это валюта «первой категории», а драхмы – «второй»! Как я теперь их оприходую?

Мы молча уходим: «антониевщиной» сыты по горло. Зато архиерей доволен: руководство ОВЦС знает, что он всегда радеет о казне, и в следующий раз, перед очередной поездкой, его кандидатура будет иметь преимущество.

… В те годы корреспонденция, приходившая в епархию и академию, раскладывалась по ящичкам, и у наиболее «общительных» были свои персональные «ниши». Выгребаю из своей ячейки ворох писем; заграничные, не глядя и не вскрывая, перекладываю в митрополичий ящик. Это был своего рода вызов: хотели втянуть меня в ваши «игры» – сами и разбирайтесь! Но митрополит Антоний делал вид, что всё так и должно быть. Своему личному секретарю он сказал: «Женечка, заведи отдельную папочку для писем о. Августина!».

У читателей молодого поколения может сложиться впечатление, что тогдашние власти «прессовали» лишь служителей культа. А, дескать, культура – это другое дело. И вопрос – «С кем вы, деятели культуры?» – решался однозначно: «Партия сказала, комсомол ответил – есть!»

Вспоминает кинорежиссёр Владимир Меньшов, снявший знаменитый фильм «Москва слезам не верит» (1980 г.) В течение первого года фильм просмотрели 85 миллионов человек. Статистику второго года никто не вёл, хотя в одной Москве картина шла в 20 кинотеатрах. Фильм купили сто стран мира. В США первой наградой «Москвы…» стал приз прокатчиков Америки – купленный за 50 тысяч долларов фильм за 12 месяцев собрал 2,5 миллиона. По миру шли триумфальные премьеры картины, на которых неизменно отсутствовал один человек – режиссёр Меньшов.

– Почему меня не выпускали из страны? В этом как раз и вся проблема, что тебе никогда не говорили причину. Я сам пытался выяснить, в чём дело, ходил по кабинетам. А начальники опускали глаза: «Ну, подожди, все само как-нибудь рассосётся». Только спустя годы я узнал, что на меня лежало два доноса. От коллег. Моими «проступками» было то, что после снятия с должности Подгорного (кто сейчас помнит о нём! – а. А.) я высказал удивление, почему, мол, отставка второго человека в стране произошла без всяких объяснений. А второй донос был посвящён моему восхищению количеством продуктов в каком-то заграничном магазине. Этого было достаточно. А я-то думал, что Родину продал, планы секретного завода выдал.

Когда пришло приглашение на церемонию «Оскара» (американцы прислали его на мой домашний адрес), меня, разумеется, вновь не выпустили. А в результате всё окончилось позорищем для страны. Потому что, когда за наградой вышел атташе по культуре советского посольства, на следующий же день во всех газетах было написано, что «Оскара» получил работник КГБ вместо невыпущенного Меньшова [122] .

… Весной 1986 г. митрополит Антоний скончался, прожив всего 62 года. Учёные давно установили, что ложь вредно отражается на здоровье человека – как врущего, так и слышащего ложные суждения: психика бунтует, возникают стрессы, подступают хвори… А угрюмый поток лжи в СМИ начала 1980-х годов был сравним по своему вредоносному воздействию с радиацией.

Летом я отправился в одиночный байдарочный поход по Витиму (четвёртая категория сложности), – маршрут, «страшный в своей безысходности». За месяц было пройдено по «ненаселёнке» полторы тысячи километров. Пороги, перевороты, постоянное балансирование на грани жизни и смерти, – всё это помогло забыть питерскую мышиную возню, «крысиные гонки».

Возвращаюсь в академию к началу учебного года. Захожу в канцелярию, готовый к самому худшему: мол, «фирма не нуждается в ваших услугах». За столом – тогдашний секретарь ЛДАиС – архимандрит Ианнуарий. Поздоровались, и он сообщает: «Из Отдела пришло письмо. Тебя оформляют в поездку на международную конференцию». Щупальца разжались…

Депутатский зал

Будучи по существу вторым (после патриарха) лицом в Русской православной Церкви, владыка не имел зелёного (дипломатического) заграничного паспорта. Тем не менее, он мог пользоваться депутатским залом при вылете за границу и при возвращении, что освобождало от обязательного таможенного досмотра. Владыка пользовался этой привилегией и ввозил в страну центнеры религиозной литературы, пополняя книгами библиотеку Ленинградской духовной академии, раздавая семинаристам Библии брюссельского издания на русском языке. Книги он привозил из-за границы в чемоданах, которых у него было обычно не менее десяти. Объясняли такое количество тем, что владыка везёт с собой архиерейские облачения, необходимые ему для совершения богослужения в поездках.

Святитель «баловался контрабандой» в особо крупных размерах. Как вспоминал о. Маркелл, однажды за границей владыке подарили большую партию нательных крестиков, которые по тем временам в Союзе были дефицитом. (Власти боролись с религиозной символикой – она понемногу расшатывала их режим: «Крестик – маленький протестик».) Крестики «под завязку» были насыпаны в большую круглую деревянную коробку из-под митры, и в аэропорту её оформили как ручную кладь.