В 1940 г. Сталин «достал» Троцкого в Мексике, и «агент влияния», делавший революцию в России на американские деньги, был ликвидирован. А 7 ноября 1941 г., на Красной площади, Сталин приветствовал войска, отправлявшиеся прямо на фронт, – сражаться против немецко-фашистских захватчиков. Вождь напутствовал их, стоя на трибуне мавзолея с гробницей «вечно живого» немецкого агента…
Так и не стала «нашенской» ни Индия, ни Япония, ни Англия, хотя накануне Второй мировой войны молодой поэт Павел Коган «пророчествовал»:
Но мы ещё дойдём до Ганга,
Но мы ещё умрём в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя!
«Сергианство»
В 1970–1980-е годы в Отделе отирался переводчик Сергей Гордеев – стукач, закладывавший по-чёрному участников заграничных поездок, с которыми он как «подсадной» вёл «задушевки». Владыка пытался вышвырнуть «любимца органов» из Отдела, но, при всём его влиянии, не смог этого сделать. Серёгу убрал лишь митрополит Смоленский Кирилл, возглавивший Отдел в 1989 г.: времена менялись, надо было выкорчёвывать «сергианство». Это было едва ли не самое первое, что он сделал в должности председателя ОВЦС. Лишился своего кресла и «референт, что из органов»…
Один из таких «двойников» во время работы международной конференции сидел на синхронном переводе. И какой-то немецкий богослов «достал» всех переводчиков: он «сглатывал» глагол, звучащий в самом конце предложения. А это – ключ ко всей фразе. Нервы на пределе; толмач не выдержал и, выскочив из будки в наушниках, крикнул «фрицу»: «Глагол давай! Давай глагол!»
Когда-то бытовало сформулированное в недрах Лубянки выражение: «Добровольная явка с повинной в органы». Но наступало время «уклоняться от объятий», и с «покаянкой» выступил переводчик Отдела Александр Шушпанов, который поведал о своей «деятельности» в телепрограмме «Взгляд», а также на страницах тогдашней прессы. В начале 1992 г. корреспондент газеты «Аргументы и факты» встретился с бывшим сотрудником ОВЦС, переводчиком А. Шушпановым. Вот фрагменты из интервью.
– Вы действительно были агентом КГБ?
– Увы, сия чаша меня не миновала.
– Что побудило Вас работать на КГБ? Может быть, Вас просто вынудили?
– Я давно мечтал работать в Отделе внешних церковных сношений. Когда я сумел туда устроиться, был просто счастлив. И вот однажды знакомый попросил меня помочь вернувшемуся из мест заключения диссиденту Владимиру Буковскому, которого, естественно, нигде не брали на работу, и жить ему было не на что. Я тайком давал Владимиру Константиновичу подработать на переводах, оформляя их как свои, а деньги передавал ему. И как-то нас выследили. А дальше всё пошло по сценарию: меня вышибли из ОВЦС, и полтора года я мыкался без работы. А потом в один прекрасный день меня вызвали в КГБ и предложили: «Мы вернём Вас в ОВЦС, но Вы должны поработать и на нас».
– Что входило в ваши функции как агента?
– Любой переводчик или референт ОВЦС сопровождает иностранные делегации. КГБ требовал от нас предоставлять отчёты о том, когда и куда заходили иностранцы, будь то магазин или туалет. Отчёт подавался в 5 экземплярах, один из которых шёл на стол председателю ОВЦС, второй – в Совет по делам религий, который по сути был филиалом КГБ, остальные экземпляры передавались непосредственно в КГБ.
– Давали ли Вы какую-то подписку о сотрудничестве с КГБ?
– Да. И в конце её стояло: «Все свои донесения обязуюсь подписывать псевдонимом» – источник такой-то.
– Какая кличка была у Вас?
– Мой псевдоним – «Арамис».
– Кто придумал Вам такое оригинальное имя?
– Я сам. Хотя агентам с низким интеллектуальным уровнем, насколько я знаю, имена придумывают в КГБ.
– Проходили ли Вы какое-то специальное обучение?
– Да, меня учили методике сыска, задержания, ухода от слежки и многому другому.
– Оплачивался ли ваш труд?
– Да, и очень неплохо. Мне постоянно шла вторая зарплата.
– А как Вы её получали?
– Непосредственно от хозяев – из рук в руки. Указывал полученную сумму и ставил свой псевдоним «Арамис».
– Как Вы передавали свои отчёты?
– Офицер КГБ, с которым я был на связи, снимал для нашей встречи номер в гостинице «Центральная». Резидентом КГБ в ОВЦС был подполковник Владимиров (настоящее его имя – Погодин Алексей Алексеевич).
– А что ещё помимо слежки входило в ваши функции?
– Я работал главным образом против известного религиозного деятеля, в прошлом диссидента, священника Глеба Якунина. Я не только следил за ним, но и разрабатывал операции против него. КГБ стремился подвести Якунина под шпионаж. Была подготовлена операция, в ходе которой отец Глеб должен был якобы «передать» конфиденциальную информацию протестантскому капеллану американского посольства в Москве Майклу Спенглеру. И во время подстроенной КГБ встречи Якунина арестовали бы за шпионаж, а Спенглера объявили персоной нон грата. Слава Богу, операция эта – не без моей помощи – провалилась.
– Знает ли Якунин о том, что Вы шпионили за ним?
– Да, я всё ему рассказал, и он простил меня. Может быть, и Господь Бог меня простит?
– А какова дальнейшая судьба агентов после завершения ими службы на КГБ?
– Наиболее верные из агентов становятся содержателями конспиративных квартир КГБ. Людям даже улучшают жилищные условия, чтобы, скажем, одну комнату в квартире КГБ мог использовать для встреч с другими своими агентами [246] .
Впрочем, толмачи-двойники – это мелкие шавки, а владыку контролировали «референты», числившиеся в ОВЦС. 1961 год. Всеправославное совещание на о. Родос. Вспоминает архиепископ Брюссельский Василий.
Нужно сказать, что на образ действий архиепископа Никодима оказывал большое влияние и давление член нашей делегации, служащий «иностранного» отдела Патриархии, некто И.В. Варламов, пренеприятная и нахальная личность. Видимо, он был чекист, во всяком случае, присланный органами советских властей, чтобы наблюдать за действиями архиепископа Никодима и прочими членами делегации. Он всё время занимался пропагандой и рекламой советских порядков, а с нашими архиереями говорил почему-то в начальническом тоне. Со мною он был корректен, хотя относился ко мне с трудно скрываемым подозрением [247].
Характерным эпизодом была пресс-конференция архиепископа Никодима. Активным организатором был всё тот же Варламов. Его «тактика» была цинично простая. «Мы предложим слушателям, – говорил он нам громко и не стесняясь, – побольше бутербродов с икрой, затем водки, тоже побольше, и когда хорошенько нажрутся и напьются, тогда и начнём говорить. Так они лучше воспримут…» [248]
Членом ОВЦС был профессор ЛДА Николай Гундяев (ныне – настоятель Спасо-Преображенского собора в Санкт-Петербурге). По благословению владыки Никодима он был включён в целый ряд международных богословских комиссий и часто выезжал за границу. (Одно время оформлением выездов за границу в ОВЦС занимался владыка Иов, а зарубежными гостями – владыка Платон. В Отделе ходила шутка: «Платон мне друг, но Иов мне дороже».) Однако в 1977 г. о. Николай поплатился за излишнюю откровенность в общении с отдельскими «источниками». Об этом мне стало известно при необычных обстоятельствах.
Неожиданно для себя получаю из ОВЦС письмо с извещением: «Вы назначаетесь членом Комиссии ВСЦ по диалогу с людьми живых вер и идеологий (DFI)». Вполне естественно, интересуюсь: кто работал в этой комиссии до моего назначения? Оказалось – о. Николай Гундяев. Тогда с вопросом к нему: почему такая замена? С первых лет знакомства мы интуитивно почувствовали себя единомышленниками, и о. Николай не стал уклоняться от ответа. Упомянув имя одного из старейших сотрудников ОВЦС, он артистично изобразил «доверительную беседу» этого влиятельного мирянина («агент влияния Кузнецов») в Совете по делам религий.
– Знаете, о. Николай – хороший человек, но такой антисоветчик! Такой антисоветчик! (Оно и понятно: ведь о. Николай рос в семье репрессированного. Его отец – протоиерей Михаил Гундяев – провёл годы жизни на Колыме в сталинском ГУЛАГе.)
А через несколько лет после кончины владыки Никодима, при сходных обстоятельствах, Лубянкой была заблокирована моя работа в Комиссии DFI и в ряде других межхристианских комиссий. Руками митрополита Антония дожимали и в Союзе. Получаю, бывало, приглашение в Москву на заседание Комиссии по христианскому единству. Прихожу в канцелярию академии за билетом и слышу: «А Вас нет в списке». Но, в отличие от прежних лет, всё делалось по-тихому, и указы об освобождении от членства в комиссиях на руки не давались.
Прошли годы, рухнула проржавевшая заслонка. Появилась возможность свободно выезжать за границу. Но на «свои кровные» по Западу особо не поездишь – цены кусаются. Зато в «третьем мире» примут как родного. И перед глазами – не бетонные билдинги и хайвэи, а причудливый экзотический мир. Сикхские гурдвары, буддистские пагоды, индуистские святилища, конфуцианские храмы, зороастрийские «башни молчания». Ночёвки бок о бок с паломниками у истоков Ганга; скромный приют при буддийском монастыре близ подножия Эвереста. И на всё это смотрю не только глазами туриста и журналиста, но и как член Комиссии ВСЦ по диалогу с людьми живых вер. Ведь справку об освобождении на руки до сих пор не получил…
Совет по делам религий
От владыки Никодима мне не приходилось слышать прямой оценки деятельности Совета по делам религий. Но он с сочувствием рассказывал об одном архиерее, приезжавшем в Москву для решения важных вопросов. Ему надо было получить и благословение в Патриархии, и разрешение в Совете. Переделав все дела, архипастырь потирал руки.