Зарычал мотор – а я не поехал.
Если подписывать такое – то одному. Честно и хорошо.
И – прекрасный момент потерять голову: сейчас, под танковый гул, они мне её и срежут незаметно. От самой публикации «Ивана Денисовича» это – первый настоящий момент слизнуть меня за компанию, в общем шуме.
А у меня на руках – неоконченный «Круг», не говорю уже – неначатый «Р-17».
Нет, такие взлёты отчаяния – я понимаю, я разделяю. В такой момент – я способен крикнуть! Но вот что: главный ли это крик? Крикнуть сейчас и на том сорваться, такого ужаса я не видел за всю свою жизнь. А я видел и знаю много хуже, весь «Архипелаг» из этого, о том же я не кричу? все пятьдесят лет из этого – а мы молчим? Крикнуть сейчас – это отречься от отечественной истории, помочь приукрасить её. Надо горло поберечь для главного крика. Уже недолго осталось. Вот начнут переводить «Архипелаг» на английский язык…
Оправдание трусости? Или разумные доводы?
Я – смолчал. С этого мига – добавочный груз на моих плечах. О Венгрии – я был никто, чтобы крикнуть. О Чехословакии – смолчал. Тем постыдней, что за Чехословакию была у меня и особая личная ответственность: все признают, что у них началось с писательского съезда, а он – с моего письма, прочтённого Когоутом.
И только одним сниму я с себя это пятно: если когда-нибудь опять же с меня начнётся у нас в отечестве [283] .
И если от прямого противостояния советскому «дубу» уклонился матёрый «антисоветский телёнок», то что уж говорить про «официальных лиц»! Что было, то было; как сказали бы в Париже, «назвался шампиньоном – полезай в ридикюль». Когда руководимый А. Яковлевым журнал «Журналист» открыто поддержал Пражскую весну, в частности, в её борьбе с цензурой, это ему даром не прошло. В ту пору один из советских литературных мракобесов прославился фразой, что, прежде чем в Прагу, танки надо было ввести в журнал Твардовского «Новый мир». Солженицын вспоминает о том, как повёл себя в эти августовские дни редактор «Нового мира» А.Т. Твардовский.
Верховоды СП (Союза писателей. – а. А.), чтобы шире и надёжней перепачкать круг писателей, в эти дни прислали А.Т. подписать два письма: 1) об освобождении какого-то греческого писателя (излюбленный отвлекающий манёвр) и 2) письмо чехословацким писателям: как им не стыдно защищать контрреволюцию? Твардовский ответил: первое – неуместно, от второго отказываюсь.
Отлистайте сто страниц назад – разве это прежний Твардовский?
Я ему, в сентябре: – Если это подлое письмо появится за безликой подписью «секретариат СП», можно ли рассказывать другим, что Вы туда не вошли?
Он, хохлясь: – Я не собираюсь делать из этого секрета.
(Три года назад: «нежелательная огласка»!..)
– Я глубоко рад, Александр Трифоныч, что вы заняли такую позицию!
Он, с достоинством: – А какую я мог занять другую?
Да какую ж? ту самую… Ту самую, которую в этих же днях совсем неокупаемо, бессмысленно подписал «Новый мир»: горячо одобряем оккупацию! Гадко-казённые слова в соседних столбиках «Литературки» – одни и те же у «Октября» и «Нового мира»!..
Глазами чехов: значит, русские – все до одного палачи, если передовой журнал тоже одобряет…
Да, конечно, жали: не обычный секретариат СП, к которому уже привыкли, но райком партии (дело партийной важности!) звонил в «Новый мир» каждые два часа и требовал резолюцию. Замечешься! А Твардовского в редакции не было: он формально в отпуске. И Лакшин с Кондратовичем поехали к нему на дачу за согласием.
Твардовский уже распрямлял свою крутую спину, уже готовился – впервые в жизни! по такому важному вопросу! к необъявленному, молчаливому устоянию против верхов. С какой же задачей неслись к нему по шоссе его заместители? Какие доводы везли? Если бы к этому новому Твардовскому они приехали бы с горячим движением: «на миру и смерть красна, а может и выстоим гордо!» (и выстояли бы! – чувствую, вижу!) – решение состоялось бы мгновенно и ясно какое: плюс на плюс даёт только плюс. Но если позиция Твардовского была плюс, это мы знаем, а умножение дало минус, то позиция Лакшина открывается нам алгебраически. Ясно, что, приехав, он сказал Твардовскому: «надо спасать журнал!».
Спасать журнал! Дать визу на публичную позорную резолюцию – и сосморкано на земь собственное одинокое горделивое устояние главного редактора. Разъезжались ноги – одна на земле, одна на плотике. Устоять душой – и сдаться публично! [284]
Но Твардовский вынужден был «прогнуться». Ведь в январе того же 1968 г. скончался давний автор «Нового мира» Валентин Овечкин (1904–1968). Его повесть «Районные будни» («Новый мир», сентябрь 1952 г.) предвещала ряд реформ хрущёвского периода. В 1962 г., выдвинутый кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР, он выступил перед избирателями с критикой нового культа личности, после чего его кандидатура была снята. Осенью он подал в ЦК записку с требованием колхозной реформы по югославскому образцу, за что и был помещён в психиатрическую лечебницу. Однако вскоре после того, как сообщение о заключении Овечкина в психушку было передано на Запад, власти отступили, и он был освобождён.
Продолжая ещё числиться в редакции «Нового мира», Овечкин больше не печатался, особенно после того, как отказался написать очерк об успехах колхозников Калиновки (места рождения Хрущёва). По непроверенным слухам, Овечкин вскоре после заключения в психиатрическую лечебницу пытался покончить жизнь самоубийством. Какой-то таинственностью покрыта и его кончина: в официальном некрологе не было даты смерти, а лишь дата похорон [285] .
… Александр Исаевич промолчал, чтобы не подставить под удар «Архипелаг ГУЛАГ». Александр Трифонович не промолчал, чтобы «спасти журнал». Владыка Никодим – чтобы не подставить под удар Церковь. И умалчивать об этом было бы неверно: ведь эти заметки – попытка нарисовать портрет владыки, а не икону; жизнь, а не житие.
«Старая площадь» «ломала» не только Высокопреосвященнейшего, но и Святейшего. Из документов.
Д-ру И. ГРОМАДКЕ, ПРЕЗИДЕНТУ ХРИСТИАНСКОЙ МИРНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
Дорогой д-р Громадка, мы только что получили пресс-бюллетень Всемирного Совета Церквей № 31 от 29 августа 1968 года, в котором с удивлением прочли, со ссылкой на Немецкую Евангелическую Службу Печати, об остром протесте «против незаконного вторжения советских и других восточноевропейских войск в Чехословакию», который издал будто бы 21 августа «Секретариат Пражской Христианской Мирной Конференции». По имеющимся у нас сведениям, это заявление было сделано в Праге двумя работниками аппарата Христианской Мирной Конференции, не обладающими на это правами и не могущими представлять своими особами ни Христианскую Мирную Конференцию в целом, ни какой-либо орган этой Конференции, правомочный делать публичные заявления.
Это заявление уже 22 августа с. г. было опубликовано в Западной Германии и получило широкое распространение в международных церковных сферах.
Такой поступок сотрудников аппарата ХМК требует, по нашему мнению, осуждения со стороны руководства Конференции, ибо мы знаем, что и многие члены Христианской Мирной Конференции не разделяют точки зрения авторов упомянутого заявления.
В самом деле, неприложимо понятие «оккупация», которое употребляют авторы заявлений, в данном случае, когда армии пяти союзных с ЧССР стран защитили социалистический строй в Чехословакии, находившийся под угрозой, к чему привели разрушающие действия противо-социалистических сил. Мы убеждены, что временное вступление на территорию Чехословакии союзных с ЧССР войск предотвратило большое кровопролитие и, возможно, международный вооружённый конфликт.
Мы молимся о братском народе Социалистической Чехословакии и о всестороннем его развитии.
С неизменной братской к Вам во Христе любовью
АЛЕКСИЙ, ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ
г. Одесса, Успенский монастырь, 14 сентября 1968 года [286] .
Собкор «Известий» в Праге Владлен Кривошеев после 1968 г. потерял работу: «Антисоветчик!» Отказался писать, что благодарные чехи встречают нашу армию хлебом-солью. Вот его оценка тогдашней ситуации.
Ноябрьский пленум – «пражская осень». Какой она была? Танки к тому времени уже вышли из Праги. Развёртывались гарнизоны. На низовом уровне (жизнь есть жизнь!) отношения налаживались: наши солдаты помогали чешским крестьянам, порой крутили романы с местными девушками. Доходило до свадеб… Дубчека и его соратников принудили к покаянию… Была боль, словно кто-то очень близкий, тот, кого всегда любил, уважал, вдруг ударил ножом в спину. Боюсь, это ощущение у чехов живо и ныне [287] .
В то время митрополит Никодим был председателем Комитета продолжения работы Христианской мирной конференции (Прага), и при всем желании он не мог уклониться от изложения официальной точки зрения: «Московский Патриархат уполномочен заявить…»
Из определений Священного Синода от 28 ноября 1968 года. Слушали: Доклад Преосвященного митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима, вице-президента ХМК, о совместном заседании Рабочего комитета и Международного секретариата ХМК в Масси, близ Парижа, с 1 по 4 октября с. г.
Постановили. 1. Доклад принять к сведению. 2. Одобрить позицию представителей Московского Патриархата в ХМК, занятую ими при обсуждении участниками заседания событий в Чехословакии. 3. Указать представителям Московского патриархата в Христианской мирной конференции на необходимость и в будущем столь же принципиально отстаивать реалистическую позицию в вопросах сохранения мира в Европе и во всем мире