Церковь, Русь, и Рим — страница 4 из 17

Разрыв рима с Православием

1. Подлоги. Эпоха Карла Великого. Лже-Исидоровские декреталии

В эпоху Вселенских Соборов древнее христианское предание было еще слишком свежо, чтобы мечты какого-либо епископа о верховном главенстве в Церкви были бы допустимы. Протоиерей Н. Сахаров замечает в своем труде: "Как могли христиане примирить эту идею с идеею соборного управления церковью? Как могли они признать особые права римского епископа по преемству от апостола Петра, когда всем известно было, что апостол Петр основал не одну только Римскую Церковь? И почему, например, первый римский епископ Лин должен главенствовать над первым Антиохийским епископом Еводием, если оба они рукоположены апостолом Петром, и Еводий раньше Лина? И если папа действительно имеет законное право на главенство в церкви, то почему же древняя Церковь ничего не знает об этом праве? Эти и подобные возражения не могли быть устранены сторонниками папских притязаний обычным путем добросовестной научной аргументации. И, вот, история Христовой Церкви омрачается целой системой подлогов. Одна ложь, естественно, рождает другую; ложная идея папского главенства породила ложную и лживую аргументацию" (Прот. Николай Сахаров. "Православие и Католичество", Париж, 1926 г., с. 38-39).

В 753 г. в Риме, из которого только что выехал папа Стефан II для того, чтобы умолить франкского короля Пипина спасти столицу от свирепых лангобардов, был случайно обнаружен замечательный документ. Это была так называемая "Дарственная грамота Константина Великого", состоявшая из 10 страниц. Судя по этому акту, Константин был прокаженным и исцелился в день своего обращения в христианскую веру. Перенося столицу империи в Византию, он даровал пале Сильвестру I (314 — 335), а также всем папам, его преемникам, до конца мира, всю Италию, первенство над всеми другими патриархами и епископами, императорский Латеранский дворец, царскую диадему с собственной главы, пурпурную хламиду и скипетр, все царские регалии, город Рим, все провинции, страны и города западных областей — в полное распоряжение и начальство со всеми правами. При этом, говорилось, что Константин, из благоговения к блаженному Петру, держа папского коня за узду, исполнял при папе обязанности прислужника ("statoris officium exhibumus").

Заканчивался этот документ следующим образом: "Нашли Мы приличным перенести Нашу империю и царскую власть в восточные области и на прекрасном месте, в Византийской провинции создать город во имя Наше и там основать Нашу державу, потому что там, где Царь Небесный поставил верховную духовную власть и главу христианской религии, — неприлично было бы, чтобы царь земной сохранил свое могущество" (Лаифре. "Полная история пап", с. 37-41).

Этот подлог, полный хронологических и филологических грубейших ошибок, вместе с знаменитым посланием Стефана II Пипину (см. гл. II, § 3) произвел огромное впечатление на франка, который не усомнился в его подлинности. Пипин преподнес папе Перузу, Павенну, Комачио, Болонью и Римини, входившие в Равенский экзархат, принадлежавший Византии, в личную собственность. Фульрад, игумен монастыря св. Дионисия, возложил торжественно на гробницу св. Петра дарственные грамоты, а также ключи названных городов. Напрасно Византийский император Константин V протестовал, узнав про случившееся: папы перестали зависеть от Византии. До тех пор утверждаемые императорской властью папы отмечали официальные акты годом царствования императора; с 757 г. этот обычай отменяется, а с 775 г., папа Адриан I (772—795) начал датировать акты годом царствования императора и одновременно — годом " патрициата" Карла Великого.

Увлеченный примером Стефана, этот папа всячески льстил Карлу, которого величал "новым воскресшим Константином" для того, чтобы тот увеличил "владения св. Петра" городами Модена, Мантуа, Виченца и Верона; не добившись такового подарка, Адриан высказал свое неудовольствие18 (Daniel-Rops. "L'Eglise des temps barbares", p. 474-475).

Его преемник Лев III (795—816) сразу после своего восшествия на престол присягнул в верности Карлу и поднес ему ключи храма св. Петра и знамя, изображающее герб города Рима. Король франков ответил папе свысока, призывая его управлять Церковью в благочестии и вести себя прилично. Вскоре против Льва возник заговор, и в 799 г. во время Крестного хода его стащили с коня, побили, сняли с него папские облачения и заперли в тюрьму, обвинив в разных преступлениях и пороках. Бежав из заключения, папа стал умолять Карла помочь ему вернуться на свой трон и получил в этом поддержку. В декабре 800 г. Карл пожелал лично убедиться в невиновности папы и отправился в Рим, сопровождаемый большой свитой. Папа выехал к нему навстречу за 20 км от столицы и раболепно его приветствовал. 23 декабря в храме св. Петра Карл собрал епископов, священников и чиновников и перед ними Лев должен был дать клятву, что он не замышлял и не творил все те преступления и мерзости, в которых был обвинен; это была так называемая "очистительная клятва".

Унижение папы глубоко поразило современников, справедливо опасавшихся новой эпохи "цезаропапизма", в котором так ревностно Рим осуждал Византию. Алкуин19 в поэме, посвященной Карлу, называет короля ''руководителем главы Церкви". Лев III заявил, что "благодарность за милость, ему оказанную, обязала его до самой смерти любить Карла..." В день Рождества 800 г. папа короновал своего благодетеля "Императором Запада", придерживаясь древнего церемониала, введенного Диоклетианом: помазав Карла миром, папа встал перед ним на колени и поклонился ему в землю (там же, с. 481)

Карл Великий энергично приступил к искоренению язычества на Западе, попутно расширяя свою империю. Много трудов ему стоило завоевание Саксонии, на покорение которой понадобился 31 год. Сломав, наконец, ее сопротивление, Карл приказал в Вердене обезглавить 4500 пленных топором, а половину населения переселить во Францию. После этого саксонский вождь Вити-кинд принял крещение... Методы прозелитизма, применяемые Карлом Великим, для христианизации Венгрии и Саксонии ничем не отличались от магометанских, огнем и мечем насаждавших Коран среди неверных. Позже так же стали действовать Бранденбургские маркграфы в Пруссии и меченосцы на Руси. Карл увлекся и во Франции проведением религии в жизнь своих подданных. Он сочинил "Капитуларии", то есть гражданские законы, предназначенные для исправления и пополнения декретов, изданных поместными Соборами Римской Церкви. Любопытно, что ни папа, ни Церковь, а император законом вводил в правило: воскресный отдых, обязательность посещать богослужения, совершать крещение детей, давать милостыню, ежедневно читать "Отче наш" и т.д. Карл учредил смертную казнь для всех противившихся принятию христианской веры, а также для не постящихся во время поста и питающихся мясом по пятницам (там же, с. 487-493). Император перенес свою заботу и на монастыри, следил за соблюдением монашеской дисциплины, за порядком, причем малейшее нарушение, замеченное его полицией, влекло за собой тюремное заключение и различные другие кары. Кроме того, закон предвидел для грешников епитимий...

В эту эпоху на Западе появилось множество монастырей: Сан Галлен, Фульда, Сан Вандрилль, Ферриере, Корбие и др., которые служили не только духовными центрами, но и опорой империи. Капитулярии предусматривали обязательный налог в пользу Церкви в размере 10-й части доходов: так укоренилась во Франции, отмененная только революцией, десятина "дима" (1/10). Богатство монастырей увеличивалось еще дарами, привилегиями и всякими льготами со стороны, превратившегося в громадное "духовное ведомство". Развивая церковную жизнь, Карл не стеснялся, когда было надо, отбирать архиерейскую казну или монастырский скот для военных нужд, считая себя в одинаковой степени хозяином в стране и в доме Божием. Он это доказал, принявшись всерьез за реформу духовенства. Затем Карл стал выбирать и назначать епископов и архиепископов по своему усмотрению, оставляя папе только право посылать "паллиум" (шерстяная повязь, полагавшаяся архиепископам Римской Церкви). Так им были поставляемы 23 архиепископа империи20...

Не довольствуясь регламентацией церковных нравов и сочинением уставов, Карл сделался и богословом, пожелав лично пересмотреть самые основы христианского вероучения. Как будет подробнее изложено далее (см. § 3), император увлекался еретической приставкой "филиокве" к Символу Веры, изобретенной на Толедском Соборе в VII в., и пожелал распространить ее во всей своей империи, не спрашивая на то дозволения в Риме. Несмотря на замечания папы Адриана I, в его императорской капелле стали петь "Кредо" с приставкой. Созванный Карлом в 809 г. Аахенский Собор оправдал "филиокве" устами покорных императорских богословов Теодульфа, Смарагда и прочих. Советы Льва III отказаться от приставки ничуть не повлияли на венценосного богослова, тем более, что он знал, как папа ему предан, авторитет же Рима для него не имел особого веса. Так укоренилось у католиков "филиокве".

Точно так же Карл поступил и в вопросе почитания святых икон: испытывая, как многие германцы, инстинктивную нелюбовь к изображению Божества, император созвал в Франкфурте Собор в 794 г., который по его указу выступил против икон. По воле императора, епископы западной империи без ведома папы посмели разделить ересь иконоборцев, только что осужденную VII Вселенским Собором, ересь, за которую столько пап справедливо осуждали греков, ересь, с такой силой потрясшую всю Церковь. Следовательно, Карл восстал и против Византии, и против Рима одновременно и безнаказанно.

Догмат VII Вселенского Собора гласит следующее: "Подобно изображению честнаго и животворящаго Креста, полагати во святых Божиих церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и надосках,в домах и на путях, честныя и святыя иконы, написанныя красками и из дробных камений и из другаго способнаго к тому вещества устрояемыя, якоже иконы Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и непорочныя Владычицы нашея Пресвятыя Богородицы, такожде и честных Ангелов и всех святых и преподобных мужей. — Елико бо часто чрез изображение на иконах лики святых видимы бывают, потолику взирающие на оных подвизаемы бываютвоспоминати и любити первообразных им, и чествовать их лобзанием и почитательным поклонением, не собственным, по вере нашей, Богопоклонением, еже подобает единому Божескому естеству, но почитанием по тому образу, якоже изображению честнаго и Животворящаго Креста и святому Евангелию и прочим святыням, фимиамом и поставлением свещей честь воздается, яковый и у древних благочестивый обычай был. Ибо честь, воздаваемая образу, преходит к первообразному, и поклоняющийся иконе поклоняется существу, изображеннаго на ней".

В заключение можно сказать, что во Франции религия, с легкой руки Карла, была насильно и деспотически введена в массы, еще слишком невежественные для ее правильного применения к жизни, массы, носящие еще отпечаток варварства и язычества. В VIII в., западные епископы, участвуя в битвах и памятуя, что Христос запретил проливать кровь, дробили головы своих врагов кистенями. Тогда уже начинала проявляться у них пресловутая "казуистика", столь разработанная иезуитами.

Император Фридрих Барбаросса настоял на канонизации Карла Великого, не столько за его христианские добродетели (Карл вел далеко не высоконравственный образ жизни), как для того, чтобы увеличить этим престиж императорской власти. Его ставленник на кафедре св. Петра антипапа Пасхалий III покорно исполнил желание Фридриха, и 29 декабря 1165 г. канонизировал Карла Великого в Риме. Римская церковь не признала нового святого, но многие папы относились благосклонно к празднованию его памяти, например, ВенедиктXIV (1740—1758) (там же, с. 493-499).

Наследники Карла, как будет нами указано, преследовали весьма разную политику в отношении папства. Что касается духовенства, то оно непрестанно богатело. Епископы и игумены, владельцы обширных имений, замков и целых областей, располагали значительной светской властью, судом и расправой над десятками тысяч рабов. История феодализма тесно сплетена с развитием крупных церковных угодий типа знаменитого бенедиктинского монастыря Клюни, св. Дионисия и других. От Клюни зависело около двух тысяч других монастырей с их землями.

Богатства эти подвергались притязаниям не только со стороны грубонравных баронов, но и своих же митрополитов, желавших обогатиться за счет подчиненных им епископов и игуменов. Кроме их, епископы были еще стесняемы так называемыми "xoрепископами" или помощниками, вроде теперешних викарных епископов, желавших также свою часть доходов. Для защиты притесняемых прелатов, империи нужна была поддержка извне, и оказать таковую могли только папы. Ввиду сильного упадка папского авторитета после мероприятий Карла Великого и его наследников, среди епископата зародилась идея подкрепить его настолько, чтобы создать в глазах королей и митрополитов образ папы — абсолютного владыки вселенной.

Такова причина появления на Западе известных "Лже-Исидо-ровских Декреталий", явившихся искуснейшим историческим подлогом, сыгравшим роль трамплина для униженного папства IX в.

Сборник этот, по мнению историка Ланфре, составлен был неким галльским священником, Исидором Меркатором, вероятно по желанию и с поддержкой епископата, он переделал всю древнюю историю Церкви, вложив в уста пап I в. желания и идеи пап VIII в., подчеркивая почти на каждой странице первенство пап над королями и Соборами.

Вот как характеризовал их историк аббат Флери: "Они представляют отпечаток видимого подлога: все написаны одинаковым слогом, более употребительным в VIII в., чем в первых веках, — пространны, полны общих мест, заключающих, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, разные выписки из творений св. Льва, Григория и других позднейших писателей, а не тех пап, которым приписаны эти декреталии. Числа в них почти все ложные, что подтверждается самим содержанием... Они запрещают созвание даже провинциальных Соборов без дозволения пап, апелляции же в Рим представляют как обыкновенное правило... Латинская Церковь подчинилась обману: подложные декреталии считались истинными в продолжении 800 лет, и только в последнем столетии от них отступились" (L'Abbe Fleury. "Histoire Ecclesiastique", t. IX, p. 415)21.

Существовало два сборника декреталий пап и соборных деяний: один принадлежал перу Дионисия Малого (Denys de Petit)22 и был составлен в Италии в VI в., другой же был составлен в Испании в VII в., и автором его являлся св. Исидор, епископ Севильский.

Фальсификатор, зная, что папских декреталий ранее IV в. не существовало, сочинил и переделал 60 штук между апостолом Петром и св. Мельхиадом, прибавив к ним еще 35 совершенно выдуманных. Все подчеркивают вселенское главенство римского папы...

Современники, по своему невежеству, не только поверили в подлинность декреталий, но даже римская курия стала неоднократно на них ссылаться, как мы увидим ниже.

Приведем теперь отзыв другого католического историка, аббата де Феллер. Он категорически отрицает авторство какого-либо галльского священника, о котором писал Ланфре. "В VII веке, — пишет он, — славился своею ученостью и святостью некто Исидор, епископ Севильский, который созывал и вдохновлял несколько поместных Соборов в Испании. Он, между прочим, участвовал в Толедском Соборе 633 года, прибавившем "фили-окве" к Символу Веры. Собор наградил Исидора званием "Доктора своего века" и "Нового украшения Церкви". Им написаны были многие труды по истории Церкви и, между прочим, "Коллекция Декреталий". Первая часть посвящена греческим, африканским, французским и испанским соборным решениям, а вторая — декреталиям пап, начиная с первых, Лина, Клета, Климента и кончая св. Григорием, современником Исидора". Де Феллер предполагает, что, по смирению своему, он подписал свой труд "Исидор Пеккатор" (т.е. грешник), а кописты переделали его в "Меркатор". Позже кем-то были к этому сборнику прибавлены определения Соборов, состоявшихся после смерти Исидора.

Труд был разобран и проверен в XVIII в. испанским иезуитом о. Бурриелем, который написал о нем следующее; "Прибавления эти ничуть не исказили подлинность книги... Папа Адриан I точно так же сделал добавления к коллекции Дионисия Малого, не изменив самого труда и не причинив ущерба славе его автора". Де Феллер считает, что, несмотря на позднейшие интерполяции и фальсификации, "Коллекция Декреталий" все же остается сочинением св. Исидора Севильского. "Кем-то неловко ретушированный, — пишет он, — труд этот, удлиненный, стал распространяться в Германии в VIII и IX вв. Так как в подлинности Декреталий никто еще не сомневался, сам архиепископ Майенский, Рикульф, приказал их размножить и распространить не только в Германии, но и во Франции".

Протестанты скоро раскрыли подлог и на основании трудов своих ученых, между прочим, Феброниуса и Эмских исследователей, обвинили Римскую церковь в восьмивековом использовании подложного сборника для возвышения папского авторитета.

Католический ученый аббат Шмидт в своей "Истории германцев" пишет: "Лже-Исидор подделал или сфабриковал "Декреталии" вовсе не для того, чтобы возвысить папу, а чтобы предохранить епископов от произвола митрополитов... Он возвеличивал папу, дабы умалить митрополитов". Тут явное противоречие.

Ученый Карл Бласко в своем труде "Комментарии на Исидо-ровские каноны" соглашается со Шмидтом и признает, что "Декреталии" усиливали папскую власть, чтобы митрополиты не злоупотребляли бы своей. По его мнению, фальсификатор добивался, чтобы в Майенсе был бы назначен митрополите патриаршими правами. Кроме того, он также считает, что следовало этим путем увеличить власть папы, данную ему Христом, и, чтобы успокоить епископов, указывая им на него, как на лицо, могущее защитить их от митрополитов.

Наконец, ученый Томассин признал, что "Декреталии способствовали укреплению церковной дисциплины" (L'Abbe F. X. De Feller. "Dictionnaire Historique", 1793, p. 40-45).

Из всего этого немудрено сделать вывод, что кем бы ни были подделаны "Декреталии", хотя бы частично самим Исидором Севильским, Рим использовал их для возвышения папского авторитета, благодаря чему папа сделался центральной фигурой средних веков.

Удивительно то, что перечисленные нами римские ученые приветствуют положительные (на их взгляд) результаты подлога, исходя, вероятно, из принципа, согласно которому "цель оправдывает средства".

Кроме верховной власти пап над Вселенской Церковью и Соборами. "Декреталии" определяют, что они должны также заботиться о соблюдении законов и справедливости в разных государствах, наблюдать за нравственностью государей и т.д. Представлялось в "Декреталиях", что все указанные прерогативы принадлежали папам с первых веков и были признаны всей Церковью.

Удивительно, что потребовалось столько веков для раскрытия грубейшего подлога переписки папы Виктора, жившего во II в., с Феофилом Александрийским, жившим в IV в. Писатели II в. приводят тексты по переводу Библии, сделанному св. Иеронимом в конце IV в., и т.д.

Римские проповедники стали распространять повсюду этот сборник, содержащий в себе все основы грядущего "папоцезаризма". Наиболее просвещенные прелаты Римской курии, разумеется, понимали, что пользование "Декреталиями" рисковало рано или поздно навлечь на них осуждение и канонические санкции со стороны Вселенской Церкви. Учитывая это, властолюбивый папа Николай I (858—867), чье восшествие на престол почти совпало с появлением сборника (Durny. "Histoire de France", t. 1, p. 240), решил воспользоваться очередными беспорядками у греков, чтобы открыто заявить перед Вселенской Церковью о правах, якобы веками принадлежавших Римской кафедре.

В 864 г. к папе обратился с жалобой Ротад, епископ Суасонс-кий (Франция). Тогда Николай заявил его сопернику Гинкмару, архиепископу Реймскому, что ни один поместный Собор не может быть созван без согласия на то папы, ибо, согласно "Декреталий", папа стоит выше Соборов. Подобное заявление было тем более абсурдным, что с IV в. в Галлии и во Франции множество соборов были созываемы помимо пап.

Гинкмар, видя усилия Николая I подчинить себе французский епископат, опираясь на "Декреталии", ответил ему, что таковые не могут быть признаны во Франции обязательными ввиду того, что они не входят и никогда не входили в "Канонический Сборник", принятый Галликанской Церковью.

2. Св. патриарх Фотий

Византия была потрясена только что пережитой жестокой борьбой между почитателями св. икон и иконоборцами, осужденными VII Вселенским Собором. Вражда эта затронула даже императорский трон и всколыхнула все население столицы, принимавшее, как известно, самое горячее участие во всех церковных делах: доктринальные споры велись там с большим увлечением.

После поражения еретиков-иконоборцев возник вопрос: как поступать с ними? Патриархи не располагали услугами инквизиции, о которой не помышляли еще и в Риме. Образовалось две партии: сторонники беспощадной борьбы с еретиками — "акрибийцы", и "экономы", стоявшие за снисходительное к ним отношение. Партии эти были настолько значительны, что императоры принуждены были с ними считаться при выборах патриарха.

"Акрибийцы" ревностно поддерживали сурового патриарха Игнатия, сына императора Михаила Рангавы, выбранного в 846 г. "Экономы" стояли за ученого богослова Фотия. Оба они несколько раз чередовались на Константинопольской кафедре в зависимости от мероприятий императора и враждующих партий. Мы не будем описывать подробностей этих прискорбных распрей, что отвлекло бы нас от сути дела.

Протосекретарь Фотий был одним из образованнейших людей того века; он был профессором Императорского университета и автором крупных богословских сочинений. По настойчивой просьбе императора Михаила III, считавшего его единственным лицом, способным умиротворить столицу, Фотий вынужден был принять монашество, и в 858 г. против своей воли был возведен на патриарший престол вместо удаленного императором Игнатия. "Акрибийцы" бурно выразили свое возмущение и стали устраивать в столице беспорядки, а, кроме того, и жаловаться соседям на удаление Игнатия. Когда Фотий, по древнему церковному обычаю, уведомил прочих патриархов о своем восшествии на престол, и в том числе папу, в Риме решили использовать случай, чтобы вмешаться в греческие дела. Напомним, что папы уже более ста лет располагали государственной властью благодаря землям, подаренным им Пилином и Карлом Великим, который в 800-м г. был коронован Львом III — императором Запада для того, чтобы в противовес ненавистной сопернице Византии создать государство, доступное римскому влиянию. Царствовавший с 858 г. властолюбивый папа Николай I разделял притязания своих предшественников на мировую гегемонию папского престола, права на которую они усматривали в своевременно появившихся подложных документах: "Дарственная грамота Константина Великого" и "Лже-Исидоровские Декреталии"1.

Николай I принял сторону Игнатия и, опираясь на вышеупомянутые ''Декреталии", заявил о своем праве решать все дела Вселенской Церкви. В 860 г. он отправил в Константинополь двух легатов: епископов Родоальда и Захарию с письмами императору и патриарху, в которых папа просил "вернуть" Римской Церкви следующие территории, принадлежавшие Константинополю: Эпир, Иллирию, Македонию, Фессалию, Ахайю, Дакию, Мидию, Дарданию, епархии Калабрии и Апилии и митрополита Сиракузского со всей Сицилией. В своем письме императору папа намекал на то, что от возврата ему этих территорий будет зависеть признание Фотиева сана. Взглянув на карту империи IX в., поражаешься смелости папы, потребовавшего себе добрую часть греческого патриархата.

В мае 861 г., в Константинополе состоялся Собор из 318 епископов, с участием папских легатов и в присутствии Михаила III. Согласно свидетельству историка Зонары, на нем была сделана неудачная попытка еретиков-иконоборцев добиться уступок. Игнатий, рассчитывавший на поддержку Рима, занял вызывающую позицию, но 72 человека указали, что его патриарший сан достался ему по определению светской власти, т.е. императрицы Феодоры, и низложение его было всеми подтверждено, причем легаты подписались под этим решением. Папа, к которому "акрибийцы" направили апелляцию на Собор, разгневался на своих легатов и в 862 г. направил всем патриархам Востока окружное послание, в первый раз требуя от них признания главенства Римской кафедры, опираясь на слова Христа an. Петру: "Ты — Петр, и на сем камне..." и не соглашаясь признать сан Фотия, пока дело не будет представлено на суд Римской кафедре. Не дожидаясь ответа на это своеобразное послание, папа созвал свой Собор в Риме в 863 г. и, осудив Константинопольский Собор 861 г., осудил и Фотия, которого предал анафеме.

Возмущенный столь произвольными действиями папы, император написал ему в 864 г. довольно резкое послание, протестуя против незаконных его требований: "Все твои разглагольствования о преимуществах римского престола — пустая болтовня, — писал он. — Ты бы должен был за честь принять приглашение, подать свой голос к умиротворению константинопольских смут, а не, по грубой ошибке, считать себя судьей дел церковных... Фотий признан прочими восточными патриархами и потому не может быть назван пастырем незаконным". Папа поручил своему советнику Анастасию Библиотекарю — главному врагу Византии и Фотия, составить ответ императору, в котором повторялось, что преимущества Рима даны не каким-нибудь Собором, а Самим Спасителем. В отношении же патриарха, ко всеобщему удивлению, тон послания был мягче: папа предлагал Фотию и Игнатию приехать самим в Рим, чтобы он мог разобрать их дело.

По мнению католического историка о. Жюжи, смягчение это было вызвано так называемым "болгарским вопросом". Дело в том, что болгары получили христианство от греков, которые послали к ним своих священников, и их князь Борис (Михаил) в 863 г. был крещен при Фотии. Болгария в то время представляла собой крупное государство, в которое частично входил и знаменитый Иллирикум, на который давно претендовал Рим. Обращение в православную веру Бориса и болгар явилось главным образом заслугой энергичного Фотия, что способствовало укреплению его авторитета в глазах папы, завидовавшего Византии за то, что в ее юрисдикции попали новые, столь крупные владения. Патриарх и Игнатий, разумеется, в Рим не поехали.

Тем временем, Борис, будучи нрава честолюбивого, стал просить у императора царский титул, а у патриарха — независимую от Константинополя иерархию, так как, к сожалению, Борису, императорскому крестнику, были посланы только священники. Не получив просимого и будучи подстрекаем интригами латинян, Борис решил резко порвать с Византией, и в августе 866 г. его послы одновременно появляются в Риме и у немецкого императора Людвига II в Регенсбурге, прося послать в Болгарию латинских епископов и священников. Просьба Бориса была принята в Риме с величайшей готовностью: она зародила надежды хотя бы на частичный возврат папе древнего Иллирикума, которого требовал Николай I в своем послании к Михаилу III в 860 г. (M.Jugie. "Schisme Byzantin", p. 110).

Это ясно определяет самую суть притязаний Николая I, столь удививших императора и патриархов Вселенской Церкви: в Риме обрадовались вовсе не присоединению к Православной Церкви целого народа, а возможности наложить руку на территории, принадлежавшие Константинопольской кафедре... Тут, по свидетельству о. Жюжи, Рим проявил даже недобросовестность: Анастасий Библиотекарь стал утверждать, вопреки очевидности, что болгары приняли веру вовсе не от греков, а от некоего римского священника Павла, а следовательно, папа имел моральное право на Болгарию. Папа немедленно выслал туда священников во главе с епископами Формозой Портуенским и Павлом Популонским. (В 891 г. Формоза добился папства неблаговидными интригами, вследствие чего его преемник Стефан VI, вырыв из могилы его полуразложившийся труп, устроил над ним посмертный суд, а затем приказал бросить его в реку Тибр.)

Ввиду того что просьба Бориса неожиданно давала перевес Риму, считая, что с греками не было нужды церемониться, папа отправил в Константинополь очень резкое послание, составленное Анастасием Библиотекарем, призывая императора уничтожить свое последнее письмо и подчиниться Риму, угрожая ему, в противном случае, предать суду самого его и всех "ответственных лиц" от имени западных епископов. По адресу же Фотия, вновь с Игнатием вызывавшегося в Рим, значились также ругательства, как гадюка, хам и т.д. (Е. Amann. "L'Eglise Carolingienne", p. 480).

Римские миссионеры, прибывшие в Болгарию, принялись там отменять все установленные грекам и церковные обряды, заменяя их латинскими. По их требованию, греческие священники были грубо выгнаны из страны. Все храмы, ими освященные, переосвящались заново, а над крещеными заново совершалось таинство миропомазания. Бенедиктинский ученый о. Мерсенье отмечает, что латинизация Болгарии проводилась по приказу папы, который считал, что "повсюду, где церковные порядки отличаются от римских, — они предосудительны" (.P.Dumont, Mercenier, Lialine. "Qu'est-ce que l`Orthodoxie?", p. 62).

Этот же ученый замечает, что антигреческое усердие Формозы до того понравилось Борису, что он даже начал просить папу назначить его архиепископом болгарским, чего втайне добивался и сам Формоза.

Греческие священники, изгнанные Формозой, воочию убедились в том, что латиняне начали насаждать среди болгар неслыханные новшества, например: безбрачие священников (вопреки канонам I Вселенского Собора и Апостольским Правилам), разрешение в посты употреблять молочную пищу и яйца; установление поста в субботние дни и, наконец, самое вопиющее — распространение еретического учения об исхождении Св. Духа не от Отца только, но и от Сына, прибавляя к восьмому члену Символа Веры — Никейско-Константинопольскому — "филиокве" ("и от Сына"). Как известно, православное учение, принятое Вселенской Церковью, основывает догмат об исхождении Св. Духа на словах Христа: "Пошлю вам Утешителя, Иже от Отца исходит", что и послужило основой составления восьмого члена "Верую", менять который является ересью.

Патриарх Фотий, возмущенный действиями латинских проповедников, в 867 г. собрал против этих новшеств крупный богословский материал. Беспримерное властолюбие Николая неожиданно вызвало противодействие и в среде западного епископата, судом которого папа недавно угрожал императору. Епископы же ТеудогаудТрирский и Гинтер Кельнский, не ладившие с папой, обратились на него с жалобой к... Фотиго, отправив, кроме того, папе от своего имени сатирическое послание, известное под названием "Диавольских капитулов" ("Капитули диаболици"). Из этого можно заключить, во-первых, что Фотий был популярен на Западе, а во-вторых, что теория папского абсолютизма еще не успела завоевать германского государства.

Из сочинений Фотия наибольшую известность получили следующие: "Ответы, заимствованные из Соборных канонов и исторических текстов, касательно епископов, митрополитов и проч.", "Тайноводство о Святом Духе", "Тем, кто утверждает, что Рим является Первой Кафедрой".

Вот выдержки из этого последнего труда: "...Если вы приведете мне в доказательство главенства Рима известный текст: "Ты, Петр...", то знайте, что не для церкви, находящейся в Риме, были сказаны эти слова. Нет, такое толкование является презренным и подлинно иудейским как ограничивающее Божью благодать некоторыми лишь странами и местностями, в то время как действие ее должно простираться на весь мир. Что же касается слов: "на сем камне...", то у кого же хватит дерзости отнести их к Римской церкви? Ведь совершенно ясно, что они относятся к Камню Исповедания, возвестившему Божественность Христа и, через Него — Вселенской Церкви, распространенной по всей земле и основанной согласно апостольских правил. Об этой самой Церкви говорится в святейшем и честнейшем Символе Веры, произносимом нами при возношении Святых даров: "Верую во Единую, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь". Мы не говорим: "в Петрову или Римскую Церковь", как это понимает заносчивое римское невежество23. Если бы Рим был первой кафедрой потому, что ее первым епископом был "Корифей", то первенство должно было бы скорей принадлежать Антиохии, так как Петр был епископом Антиохийским до того, как стал Римским; если же Риму дается первенство из-за первоверховного апостола, то было бы гораздо справедливее дать его Иерусалиму, из-за Того, Кто первым получил в этом граде мученический венец — из-за Господа, Творца и Петра, и всех нас, Который Самого Себя принес в жертву для искупления мира" (J.N.Valletas, Londres. "Lettres de Photius", 1864, p. 567-571).

Фотий, ссылаясь на 3-е правило II Вселенского Собора и на 28-е правило Вселенского Халкидонского Собора, доказывал чисто человеческий характер происхождения почетного первенства, предоставленного римской кафедре: ''папа — первый среди равных (primus inter pares) — не в силу Евангельских текстов, а в отношении значения Рима как столицы..." — учил он.

В том же году он написал и разослал окружное послание ко всем восточным кафедрам, приглашая соборно обсудить поведение папы и римского духовенства.

Патриархи сочили доводы Фотия настолько вескими и обоснованными, что в мае 867 г. в Константинополе был созван с их участием Собор, на котором Николай I был единогласно признан недостойным священного сана и предан анафеме, о чем было решено отправить в Рим послание. Собор этот решил и утвердил следующее:

1. Вселенские Соборы являются высшим церковным авторитетом для всех церквей, в том числе и Римской.

2. Соборы могут созываться и помимо согласия пап.

3. Теория о папской непогрешимости является выдуманной и еретической.

4. Учение о нисхождении Св. Духа от Отца и Сына является еретическое.

Три первые решения явились прямым ударом по "Лже-Исидоровским Декреталиям".

Решения Собора 867 г. чрезвычайно важны как немедленная реакция Вселенской Церкви в лице ее четырех патриархов против искажений Православия, допущенных в Риме. Следует отметить твердость, проявленную св. патриархом Фотием, сумевшим, вопреки травле и интригам "акрибийцев", смело защитить Истину.

Вскоре после этого отлученный от Церкви папа скончался (13 ноября 867 г.). До I Ватиканского Собора Римско-Католическая церковь признала его святым и нарекла "Великим".

Незадолго до этого в Константинополе произошел крупный государственный переворот: император Михаил III пал жертвой заговора и был убит. Власть взял его фаворит Василий Македонец, причастный к этому убийству. Явившись наследующий день в храм св. Софии, он стал просить Фотия признать его новую династию, но патриарх отказался. Тогда Василий приказал его схватить, лишить сана и отправить в ссылку в монастырь Скепу. Патриархом сделался вновь Игнатий, который не замедлил отправить в Рим новому папе Адриану II (867-872) льстивое послание, в котором он осуждал действия и решения Константинопольского Собора 867 г., осудившего Николая I, и поносил Фотия.

Весть об исчезновении столь опасного соперника до того обрадовала Рим, что было решено созвать в 869 г. Собор в храме св. Петра. Собор этот анафематствовал Фотия и сжег кодекс, содержащий анафему папе Николаю I. Решено было созвать в Константинополе новый Собор для того, чтобы добиться уничтожения всех решений, вынесенных в 867 г., и передать инструкции Римской курии патриарху Игнатию о разных лицах, замешанных в деле Фотия; епископы, им поставленные, должны быть низложены, а от остальных надлежало требовать подписки в их повиновении ('libella satisfactionis").

Папские легаты прибыли в столицу в сентябре 869 г., и 5 октября открылся Собор под председательством легатов. Дело объяснялось просто: после своего захвата власти император Василий нуждался в поддержке своего престижа на Западе и рассчитывал своей сговорчивостью в церковных делах снискать себе дружбу папы, имевшего влияние на европейских государей того времени, сам являясь таковым в Италии. Итак, обстоятельства слагались как нельзя лучше для того, чтобы Собор явился блестящим "реваншем" за оскорбление, нанесенное папе в 867 г. Легаты рассчитывали, крометого,распространить впоследствии авторитет папы и в других патриархатах. Несмотря на столь радужные перспективы и сильную поддержку императора. Собор открылся с... двенадцатью императорскими чиновниками, вместо епископов, к которым позже примкнуло столько же еписко-пов-акрибийцев, сторонников Игнатия и врагов Фотия. Только на 10-м заседании страхом и хитростями удалось этот ничтожный состав увеличить, но Собор не достиг и трети числа отцов, собранных Фотием ("Schisme Byzantin", p. 116).

Это не помешало Риму окрестить этот Собор в XIII в. — "VIII Вселенским". Легатам удалось кое-как добиться признания 27 правил, которые почти все были направлены против Фотия и его сторонников, а остальные осуждали вмешательство светской власти в церковные дела (там же, с. 118). Это определение можно было бы применить к Риму сто лет спустя, когда, по суждению о. Мерсенье, папы превратились в союзников или просто причетников германских императоров, врагов Византии ("Qu'est-ce que l'Orthodoxier,p.75).

Собор глубоко разочаровал легатов: во-первых, пришлось обойти молчанием все осуждения Собора 867 года, касавшиеся римских новшеств, включая "филиокве". Виной этого молчания были аргументы Фотия, оказавшиеся настолько вескими и неопровержимыми, что даже враги Фотия "акрибийцы", не говоря уже о легатах, не решились их оспаривать. Пришлось, скрепя сердце, удовольствоваться торжественным сожжением всех актов Собора 867 года и объявлением Фотия "новым Диоскором", "изобретателем новых догматов" и, наконец, отлучением его от Церкви. Насильно приведенный на 5-е и 7-е заседания, Фотий презрительно отказался отвечать на вопросы. На 6-м заседании, на вопрос императора, на нем присутствовавшего, признают ли сторонники Фотия, позванные на это заседание, осуждение его — Захария, митрополит Халкидонский, ответил: "Церковные правила выше папы Николая и всех патриархов" и в смелой речи оправдал бывшего патриарха. Иоанн, митрополит Ираклийский, сказал: "Кто анафематствует своего епископа, да будет проклят". А Ефсхимон митрополит Кесарии Каппадокийской сказал: "Мы не признаем определений, противных разуму и канонам". Греческий епископат отнесся очень враждебно к легатам и к политике, проводимой по отношению к Риму императором Василием. Митрополит Митрофан Смирнский, выступив на Соборе, нанес ущерб римской теории о папе, заявив, что патриархи Церкви подобны пяти великим светильникам, поставленным для того, чтобы светить Церкви. Кроме того, многие участники отказались подписать римские "либеллы" о повиновении. Сам Василий остался также недоволен Собором, убедившись, что легатам не удалось внести мир в церковную жизнь, а лишь взбудоражить ее.

Главное же разочарование пришло Риму от болгар. Как было сказано, Борис просил Рим оставить ему Формозу, сделав его болгарским архиепископом. Николай I в этом ему отказал, так как Формоза был правящим епископом и не мог расставаться со своей епархией, а на просьбу у Адриана II оставить ему Марина Борис получил отказ по тем же причинам. Глубоко оскорбленный царь разгневался на Римскую церковь и решил вновь просить Константинопольской юрисдикции, и сношения, прерванные в 866 г., возобновились. Латинское духовенство было им изгнано в свою очередь из Болгарии. В 867 г., по окончании Собора, делегаты Бориса приглашены были во дворец вместе с Игнатием, папскими легатами и двумя восточными местоблюстителями. Там они обратились к Василию и Игнатию с просьбой принять Болгарию в греческий патриархат и вернуть Борису византийских священников. Несмотря на негодование легатов, император и патриарх не могли сдержать своего торжества и дали послам свое согласие.

Легатам пришлось смириться и отправиться в обратный путь. К довершению их неудач, они в море попали в плен к разбойникам, которые отняли у них все акты Собора вместе со знаменитыми подписанными "либеллами". Только через шесть месяцев папа и западный император смогли выкупить легатов и вернуть их в Рим.

Таков был "искупительный" анти-Фотиевский Собор 869— 870 г., который должен был стать триумфом для папы. В Риме выслушали доклады несчастных легатов с негодованием, и Адриан II написал Василию письмо, в котором он горько жаловался императору на оскорбление, причиненное легатам и на неблагодарность патриарха Игнатия в отношении Рима, проявленную в "произвольном решении вмешаться в болгарские дела".

Василий ничего не ответил Адриану, а сразу после отъезда легатов в Болгарию была отправлена миссия в составе одного архиепископа и десяти епископов.

Моральным победителем оказался опальный и трижды отлученный Римом Фотий.

После смерти Адриана папой стал Иоанн VIII (872—882), мудрый старец, которому до известной степени удалось загладить ошибки своих двух предшественников.

В 878 г. скончался патриарх Игнатий. Василий, во время Собора 869—870 г. достаточно убедившийся в огромной популярности Фотия и видя приверженность к нему всего епископата и уважение, которое он снискал своей стойкостью в защите Православия, через три дня после смерти Игнатия предложил ему снова стать патриархом. Против Фотия осталась лишь незначительная группа сторонников покойного Игнатия, неукротимых "акрибийцев".

Не зная еще о смерти патриарха, папа в апреле 878 г. отправил в Константинополь двух легатов с письмом к Игнатию, в котором была просьба вывести греческое духовенство из Болгарии, так как курия убедила папу, что страна эта подлежит не греческой, а римской юрисдикции.

Каково же было удивление легатов при виде проклятого Римом Фотия, занимавшего патриарший престол. Они были так поражены, что запросили Рим относительно своей миссии, прося его восстановить мир между двумя церквами.

Ввиду того что папа желал помощи от императора против угрожавших Италии сарацин, а также герцога Сполетского, захватившего почти всю римскую область, курия дала легатам предписание признать Фотия, если он возвратит Риму Болгарию, а сторонникам Игнатия даже пригрозить анафемой, если они не признают Фотия патриархом.

Заметим, что, не в пример папам XIII и XIV веков, шантажировавших греков помощью против турок взамен унии с Римом, Константинополь действительно пришел на помощь Риму: в X в. греческий флот под командой Никифора Фокаса, разбил мусульман и спас Италию.

В ноябре 879 г. патриарх Фотий устроил Собор в св. Софии (879—880), на который были приглашены легаты. Участниками Собора являлись 383 епископа. Собор этот полностью оправдал все действия Фотия и торжественно подтвердил "Символ Веры", который решено было ничем не изменять, ни извращать. Папа Иоанн даже прислал письмо Фотию, в котором он приравнивает к Иуде всякого, кто дерзнет изменить "Символ ". Папа сознавался, что некоторые на Западе допустили прибавку, только благоразумие требовало действовать постепенно и осторожно к ее устранению (L'Abbe Fleury. "Histoire Ecciesiastique", t. XI, p. 380, 443).

Об этом папа уведомил также короля Святополка Моравского, приказав св. Мефодию, епископу Моравскому, придерживаться "единственного правильного исповедания "Символа Веры", признанного 6 Вселенскими Соборами".

Итак, вновь признанный всеми, включая и Рим, законным патриархом, Фотий первым правилом Софийского Собора поставил следующее: "В преимуществах, принадлежавших святейшему престолу Римской Церкви и ее председателю, совершенно да не будет никакого нововведения ни теперь, ни впредь ".

Под конец своей жизни Фотию суждено было снова сделаться жертвой политических интриг: преемник Василия Лев VI добился его низложения в 886 г. и заточил в монастырь, где он и скончался в 891 г. Церковь причислила Фотия к лику святых как стойкого борца за чистоту Православной веры.

В 1950 г. о патриархе Фотий появилась книга на французском языке известного ученого иезуита о. Ф. Дворника. В заключении он пишет следующее: "...Из нашего исследования вытекает, что к личности Фотия, этого великого патриарха и отца Восточной Церкви, со стороны Запада были проявлены в продолжение всех этих веков презрение и недостаток христианской любви. Обязанность историка — не только подчеркнуть эти ошибки, но и восстановить честь пострадавшего от них. Это долг истории по отношению к патриарху Фотию".

Приводя эти строки, дышащие справедливостью, критик труда о. Дворника о. Филипп де Режис, иезуит, бывший директор 'Руссикума" в Риме, добавляет: ''Патриарх Фотий скончался в полном единении с Римским престолом'' (см. газету "За правду", Буэнос-Айрес, № 127, 3.XI.51).

Малоосведомленный читатель, прочтя эти строки, может вообразить, что Фотий отказался перед смертью от убеждений, защите которых он посвятил всю свою жизнь. В комментариях о. де Режис — налицо известная, свойственная римским писателям, недомолвка: не Фотий, а мудрый папа Иоанн VIII действительно примирился с Вселенской Церковью, признав Фотия законным патриархом, что было до него признано всеми восточными церквами. Папа сделал еще больше, признав "сообщниками Иуды" приверженцев еретической прибавки "филиокве" к Символу Веры, признанной с IX в. католиками, и не ссылаясь, как Николай 1, на "Лже-Исидоровские Декреталии" для утверждения прав Римского престола над Вселенской Церковью. Поэтому, мы вправе считать, что Иоанн VIII действительно умер в единении и молитвенном общении с Православием (чего нельзя сказать о его же преемнике, Марине, в 882 г. отвергнувшем Софийский Собор и отлучившем Фотия, которого ненавидел, когда был в 880 г. за грубое поведение посажен императором на месяц в тюрьму).

Католические историки различно судят о миролюбивом папе Иоанне VIII. Кардинал Бароний, известный историкXVI в., строго порицает этого папу за его доверчивость и чрезмерную снисходительность к Фотию, доходя даже до весьма странного заключения: поведение-де маститого Иоанна VIII в отношении Фотия зародило якобы в массах легенду о том, что папа Иоанн был... папессой Иоанной24. Отец Дворник справедливо сетует на пристрастность некоторых римских писателей...

В свою очередь, о. Жюжи, автор "Византийской схизмы", вышедшей в 1941 г., неудачно старается доказать, что папа Иоанн и сами легаты были введены в заблуждение неточными переводами актов Собора с греческого на латинский и что в этом повинны греки, хотя все акты были привезены в Рим легатами в августе 880 г. и только там их стали переводить на латинский язык для курии, в то время как послание папы к Фотию, отвергающее "филиокве", было прочитано в марте 880 г. в заключение соборных деяний.

Другой историк, аббат де Феллер, защищая гипотезу злонамеренной интимидации и даже подкупа римских легатов патриархом Фотием, пишет, что "папа, узнав об этой мерзости Фотия, аннулировал Собор 679 года и одновременно анафематствовал фальсификатора, Фотия" (L'Abbe F.X. De Feller. "Dictionnaire Historique", 1792, t.V, p. 104, article "Jean VIII).

Такие фантастические обвинения доказывают нам, во-первых, насколько факт примирения Иоанна с Фотием, противником не только "филиокве", но и самой теории папской гегемонии, мешал римским писателям, эту теорию защищающим, а во-вторых, что до I Ватиканского Собора 1870 г., провозгласившего догмат о папской непогрешимости, крупные римские историки умышленно искажали лицо Фотия, изображая его в виде фальсификатора, как сделал это аббат де Феллер.

Наиболее беспристрастным выглядит изложение этого периода бенедиктинским ученым о. Мерсенье. По его мнению, Иоанна VIII побудили к примирению в одинаковой мере и угроза мусульман Италии, и искреннее желание наладить мир с Византией. Отец Мерсенье подчеркивает, что вплоть до Стефана V (885— 892) все папы, за исключением Марина, пребывали в молитвенном общении с Константинопольской кафедрой. Со своей стороны, о. Жюжи замечает, что Адриан III (884—885) даже "торже-ственно уведомил Фотия" о своем избрании, чем заслужил дружественную заметку в его книге "Тайноводство о Святом Духе" (M.Jugie. "Schisme Byzantin", p. 133).

В заключение своего рассказа о Фотии о. Мерсенье пишет: "Короче говоря, "Фотиевское дело" сводится к очень резкой ссоре между ним и Николаем I и к схизме, продлившейся несколько месяцев (с конца 866 года по сентябрь или октябрь 867) ( "Qu'est- се que l`Orthodoxie?", p. 71).

Следовательно, присоединимся к удовлетворению, высказанному о. де Режис, тем, что до смерти патриарха Фотия Римская церковь подлинно не оторвалась еще от Вселенского Православия. Что же касается труда о. Дворника, порадуемся, что в его лице современные католические писатели перестали искажать облик патриарха Фотия и очистили его память от оскорблений, выпавших на долю этого отца Церкви от Анастасия Библиотекаря, Барония, де Феллера и других.

Это позволяет нам надеяться, что и последующие историки проявят не меньше христианской любви и искреннего уважения к оклеветанному св. Фотию, непоколебимому блюстителю Истины Христовой Церкви!

3. Собор 879-880. "Filioque"

Софийский Собор открылся в Константинополе 8 ноября 879 г. Когда в храм св. Софии вошли легаты папы, к ним навстречу вышел Захарий, митрополит Халкидонский, и сказал им следующее: ''Вы прибыли сюда для того, чтобы очиститься от жалоб и обвинений, возводимых на вас почти со всего мира, из-за содеянных вами неправд в отношении нас. Говоря откровенно, для вас мы и созвали этот Собор. Да, отцы мои и братья, для вас и для Святой Римской Церкви, для вашего доброго имени, чтобы последние остатки схизматической партии (т.е. акрибийцев — сторонников покойного патриарха Игнатия. — Прим. авт.) перестали бы нас преследовать, обвиняя нас в смутах и раздорах" (Hardouin,t.VI,coi. 220).

Митрополит Даниил Анкирский сказал в свою очередь: "Следуя примеру Христа, Бога нашего, святейший владыка наш, патриарх Фотий, принимает пришедших в первый час так же, как и пришедших в одиннадцатый. Первым воздает заслуженную ими честь, всех соединяет и всем одинаково открывает свое отцовское сердце".

Папские легаты приветствовали Собор и от имени Иоанна VIII поднесли Фотию следующие дары: омофор, стихарь, фелонь и сандалии. Во время Собора эти легаты, епископ Павел Анконский, епископ Евгений Остийский и кардинал Петр, подписали акт, осуждающий Константинопольский Собор 869 г. и гласящий: "Я признаю Фотия —законно избранным патриархом и вхожу с ним в общение, согласно папским предписаниям. Я осуждаю и анафематствую Собор, созванный против Фотия, равно как и все сделанное против него в эпоху блаженной памяти папы Адриана, и не считаю названный Собор действительным".

В числе предписаний, данных папой Иоанном VIII легатам (Commonitorium, 10),значилось уничтожение Собора 869 г. в следующих выражениях: "Собор, соделанный против Фотия,... отныне да будет отброшен, уничтожен и лишен силы и да не числится с прочими святыми Соборами" ("Synodus quae facta est contra Photium... ex nune sit rejecta, irrito et sin robore et non connumeratur cum altera sancta synodo").

На втором заседании легаты торжественно дали слово всеми силами поддерживать церковный мир между Римом и Византией. На третьем им было объявлено, что, относительно просьбы Рима не вмешиваться в болгарские дела, вопрос предоставляется воле императора, что означало дипломатический отказ. Нанятом заседании совместно с легатами было решено подтвердить, что Собор 787 г., осудивший ересь иконоборцев, признается VII Вселенским Собором. Это подтверждение было ответом на приведенные нами самочинные выступления франкских епископов Карла Великого в защиту ереси (см. § 1).

Так папа Иоанн осудил Собор, впоследствии признанный Римом "VIII Вселенским". Первое правило, принятое во время 5-го заседания, подтверждало полное равенство между Римским и Константинопольским патриархами.

На шестом заседании, состоявшемся 12 марта 880 г., присутствовавший император Василий выразил желание, чтобы было торжественно провозглашено Определение Веры Церкви, не какое-нибудь новое или введенное тайно и людьми неуполномоченными на то, а подтвержденное Великим Первым Вселенским Собором и последующими Святыми и Вселенскими Соборами.

Участники Собора единодушно на это согласились, был оглашен "Символ Веры Никейско-Константинопольский" и постановлено ничего от него не убавлять, ни к нему прибавлять или в нем изменять и извращать. Легаты присоединились к этому решению, еще раз торжественно признали Фотия патриархом от имени римской церкви и изрекли анафему его противникам. Вероятно, это и дало повод о. Жюжи писать, что Синод (Собор) св. Софии в достаточной мере унизил папский авторитет ("Schisme Byzantin", p. 139).

На седьмом и последнем заседании, 13 марта, решено было не допускать никаких нововведений в управлении Вселенской Церковью. Соборные деяния были подписаны всеми участниками, в том числе кардиналом Петром и другими легатами. В заключение, дабы отметить полное единение между Собором и Римом, к актам было приложено письмо папы Иоанна, в котором он "не только сожалеет об употреблении "филиокве" в некоторых западных странах, но даже уподобляет Иуде предателю всякого, кто дерзнет изменить Символ Веры" (Fleury- "Histoire Ecclesiastique", t. XI, p. 380). Относительно "филиокве", Иоанн VIII, кроме того, совершенно ясно осудил эту приставку в своем послании "Ad Sfendopulcrum,Comitem".

Один из канонов Собора содержал следующее решение: если кто-либо из итальянского клира, епископата или мирян окажется отлученным от Церкви или низложен папой Иоанном, то Фотий, патриарх Константинопольский, будет его таковым рассматривать и у себя, а папа будет придерживаться того же в отношении отлученных греками.

По возвращении легатов в Рим, Иоанн VIII ответил 13 августа на приветственные грамоты императора Василия и патриарха Фотия и выразил им свою радость тому, что восстановлен мир церковный и патриарх Фотий вновь признан законным патриархом Византии.

Как видно, Софийский Собор согласием всех церквей, включая и Римскую, подтвердил незыблемость святоотеческих правил, отверг еретическую приставку "филиокве", осужденную Собором 867 г. и трудами св. Фотия, и водворил мир церковный. Велика тут была заслуга папы Иоанна VIII, давшего пример истинно христианской любви к правде и справедливости. По словам католического историка Даниеля Ропса, это был первый папа, осознавший необходимость единения всего христианства в целом. Его ожидала трагическая кончина: некоторые из его приближенных, осуждавших папу за его политику, учинили против него коварный заговор. Папе был дан яд, и злодеи, считая действие его чересчур медленным, схватили старца и зверски проломили ему голову молотом.

Иоанн доказал свою мудрость еще в другой области, разрешив совершение богослужений на народном языке. В 865 г. прибыли в Моравию, по благословению Константинопольского Патриарха, святые братья Кирилл и Мефодий, будущие просветители славян. Чтобы облегчить проповедь христианства в славянских землях, они переделали греческий алфавит и перевели на народный язык Священное Писание и богослужебные книги. Позже их переводы проникли в Болгарию, а затем в Россию. Алфавит, ими составленный, получил название "глаголицы", затем "кириллицы".

Их проповедь встретила неожиданные препятствия со стороны немецких епископов, подчиненных Риму, и государей, владельцев славянских земель. Св. Мефодий был ими обвинен в распространении лжеучения, в неповиновении папе и в употреблении для богослужения не латинского, а народного языка. На Западе тогда считалось, что Священное Писание могло быть писано лишь на трех языках, на которых была написана дощечка, прибитая ко кресту Господню, то есть, на еврейском, греческом и латинском.

Братья обратились с жалобой в Рим, и Адриан II вызвал их к себе, приняв обоих с большим почетом. Разобрав обвинение немецких епископов и принцев, он одобрил их вероучение, а также их переводы, не возразив и против проповеди Символа Веры без "филиокве", так как эта прибавка еще не была принята в Риме. Там же в 869 г. скончался св. Кирилл, а Мефодий был возведен в сан архиепископа Моравии и Паннонии, что свидетельствовало об успехе его миссионерской деятельности.

Однако по его возвращении, он не замедлил убедиться в том, что эта честь не заставила умолкнуть его немецких противников, и он подвергся тяжким гонениям за свою проповедь. В 880 г. Иоанн VIII снова вызвал Мефодия в Рим, после чего папа официально написал королю Моравскому Святополку, что учение Мефодия соответствует доктрине отцов Вселенских Соборов (Fleury, op.Cit.,t. XI, p. 443).

Мефодий твердо продолжал свою проповедь, несмотря на новые преследования и даже двухлетнее тюремное заключение. В числе народов, обязанных ему своим крещением, следует отметить поляков. В конце X в. к ним проникли латинские миссионеры, а в 1025 г. после смерти короля Болеслава Храброго преемник его Мечислав II выгнал из Польши монахов и священников греческого исповедания, после чего страна эта оказалась оторванной от Вселенской Церкви и вовлеченной в Римскую орбиту. Святой Мефодий скончался в 885 г.

Теперь надлежит рассмотреть, каким же образом привилось в Римской церкви еретическое "филиокве", о котором мы уже неоднократно говорили, так как оно явилось главным камнем преткновения в сношениях Рима со Вселенской Церковью.

Отцы двух первых Вселенских Соборов, составившие "Символ Веры", определяя догмат об исхождении Св. Духа, руководствовались словами Самого Христа: '"Егда же приидет Утешитель, Его же пошлю вам от Отца, Дух Истины, Иже от Отца исходит. Той свидетельствует о Мне" (Иоанн. 15, 26). Латиняне не отрицают этого и бенедиктинский ученый о. Дюмон пишет: "Символ Веры в подлиннике содержит: и в Духа Святого, Господа Животворящаго, Иже от Отца исходящаго" ("Qu'est-ce que l`Orthodoxie?", p. 150).

Любопытно, что между Первым и Вторым Вселенскими Соборами, утвердившими наше "Верую", Римская церковь прежде других разъяснила правильно этот догмат на своем поместном Соборе в 379 году, определив исхождение Святого Духа от Отца. Вот решения по этому вопросу: "Тому, кто не признает, что Святый Дух от Отца исходит, будучи, как и Сын, Божественного естества и Богом Истинным, да будет анафема.

Тому, кто не признает, что Дух Святый должен быть всеми поклоняем, как Сын и Отец, да будет анафема.

Тот, кто правильно мыслит об Отце и Сыне, а не о Святом Духе, является еретиком" ("Bibliotheque des Peres de PEglise Grecque et Latine", par Guillon, t. XII, p. 329).

Созванный в Константинополе императором Феодосием Великим в 381 г. Второй Вселенский Собор продолжил и дополнил "Символ Веры", выработанный в Никее, и навсегда утвердил догмат об исхождении Святого Духа от Отца, каким исповедует его Православная Церковь. Всеобщее принятие этого "Символа" всей Церковью подтверждено католическим историком аббатом Флери, который дословно приводит подлинный текст оного по-французски (op. cit., t. IV, р. 423-424).

В 589 г. в Испании имел место Толедский Собор в присутствии короля Рекареда и с участием 70 епископов Испании и Галлии. В анафематствовании третьем говорится: "Кто не верует, что Дух Святый исходит от Отца и Сына и совечен Им, анафема да будет". Вместе с тем, в других решениях того же Собора заповедуется читать в церквах "Символ" по образцу Восточных церквей... Такое противоречие объясняется тем, что приставка "и от Сына" "филиокве" была прибавлена к соборным актам позже. Однако существует и другое мнение, а именно, что арианские готы, занимавшие тогда Испанию, признавали "филиокве" и что они передали эту ересь другим западным народам (Cyriaque

Lampryllos, "La mystification fatale, ou elucidation d'une page d'Histoire Ecclesiastique", Athenes, 1883).

Заметим выступление на этом Соборе епископа Леандра Севильского, родного брата Исидора, который заменил его на этой кафедре и управлял Севильской епархией в течение 40 лет (см. § 1). Исидор, о котором мы говорили в связи с сочиненными им "Декреталиями", без разбора употреблял ''филиокве" и на VIII Толедском Соборе, имевшем место под его председательством в 633 г., внес эту приставку в исповедание веры. Умер Исидор в 636 г. (Hefele. "Conciliengeschichte", t. III, p. 74, edit. 1877).

Аббат Флери о решениях этого Собора пишет следующее: "Было составлено 12 канонов, если только можно так назвать правила, написанные столь сбивчивым и фигурным стилем, трудно понятным... Первое правило, или канон, содержало Никейс-ко-Константинопольский "Символ Веры", но с прибавкой "йот Сына" (филиокве) относительно исхождения Святого Духа" (Fleury,op. cit., t. VIII, p. 447).

Отец Дюмон предполагает, что приставка эта была принята для того, чтобы бороться против "адоптианских тенденций" (еретическое учение, согласно которого Христос был "приемным сыном" Бога Отца).

Вследствие царивших в ту эпоху смут, вызванных постоянными нападениями лангобардов на Италию и завоеванием самой Испании арабами, "филиокве" долго оставалось незамеченным. Беспорядки эти помешали применению древнего правила, сообщению каждым митрополитом своего вероисповедания всем церквам ("профессио фидеи"). Следовательно, Вселенская Церковь лишилась возможности следить, как раньше, за лжеучениями, возникавшими на Западе.

Из Испании приставка проникла в Галлию, где, как мы указывали, ею увлекся Карл Великий, который фактически управлял тогда церковью на Западе. Поместные Соборы во Фрежюсе (791) и Франкфурте (794) свидетельствуют об укоренении "филиокве" в Германии и Франции, где извращенный "Символ" стали петь, чего не делалось в Риме ("Qu'est-ce que l`Orthodoxie?", p. 150-151).

Наконец, на Аахенском Соборе в 809 г. Карл и его архиереи решили испросить у папы утверждения приставки. Для этого в Рим отправился епископ Бернард Вормсский и игумен Абелард Корбийский, которые стали убеждать Льва III в правильности " фнлиокве", прося его оставить ее в "Символе". Как мы видели, папа, обязанный Карлу своим утверждением на римском престоле, дрожал перед коронованным им императором. Аббат Флери приводит их беседу: "...Послы сказали: "Вы согласились бы с нами, если бы знали, какое огромное количество верующих выучили "Символ" в таком виде, и не Вы ли разрешили его петь у себя?" — "Мы не поем "Символа", — отвечал папа, — а читаем, не прибавляя к нему ничего. Но если это сделано у вас, то можно постепенно переставать петь "Символ" и, таким образом, то, что было введено без всякого основания, незаметно будет всеми оставлено". Послы Карла не последовали совету папы, и все осталось по-прежнему.

Лев III, понимая опасность видоизменения "Символа", приказал для сохранения чистоты вероучения немедленно повесить в храме св. Петра два огромных серебряных щита весом около ста фунтов каждый, изображавших "Символ" безо всяких приставок, с одной стороны по-латыни, а с другой по-гречески (Fleury, op. cit., t. X, pp. 88-91: "Qu"est-ce que POrthodoxie?", p. 151).

Следовательно, Лев III и Иоанн VIII в начале и в конце IX в. определенно осудили приставку, но политические соображения помешали им обоим с нею бороться, принудив их действовать для ее устранения "с осторожностью и кротостью".

Распространению приставки, несомненно, способствовало также и невежество, царившее на Западе, допустившее успех "Лже-Исидоровских декреталий" и самовольные еретические акты Карла Великого. Что касается самого Рима, то там еще "Символ" пребывал пока без изменения. "Филиокве" толковалось еще там по-разному. Например, советник папы Николая I Анастасий Библиотекарь исхождение Св. Духа от Сына принимал только в смысле временного ниспослания Св. Духа апостолам через Христа, согласно сказанного в Евангелии от Иоанна, 14,16. Патриарх Доминик Граденский, о котором будет сказано позже, не будучи твердо уверен в правоте латинского "Символа", запросил папу Александра II (1061 —1073) разъяснить ему исхождение Св. Духа от Отца и Сына. Заметим, что это происходило уже после разрыва Рима с Вселенской Церковью. Тогда кардинал Петр Дамианов написал разъяснительное сочинение "Против заблуждения греков об исхождении Св. Духа". По его мнению, заблуждение греков и некоторых латинян кроется в том, что Писание говорит только об исхождении Духа от Отца, и Христос называет Духа— Обетованием Отца (Иоанн. 15,26; 14, 16, 17; Матф. 10, 20; Лук. 24, 49), и затем объясняет, что римское верование не противно Писанию, которое не говорит, что Дух исходит от Отца только... Ссылаясь на отцов, он приводит подложные места из Афанасия Александрийского и Кирилла Иерусалимского (Migne. "Patrologiae Graecae", fom. 145, p. 635).

Вселенское осуждение приставки в 867 г., а также торжественное подтверждение незыблемости "Символа" на Софийском Соборе, заставили незадачливых латинских богословов изощряться, чтобы, вопреки Евангелию и Церкви, оправдать "филиокве". Так была выдумана туманная теория, согласно коей Св. Дух исходит от Отца и Сына, как от единого принципа (аб утрокве). В подкреплении говорилось, что св. отцы всегда "подразумевали" эту теорию, но тексты, приведенные в ее защиту, оказывались либо подложными (вроде "Декреталий"), либо неточными, как это было с сочинением Петра Дамианова. Царящее невежество принимало все за чистую монету.

В первый раз извращенный "Символ" стал официально петься в Риме при папе Венедикте VIII, в 1014 г., по настоянию императора Генриха II Хромого.

Щиты папы Льва III еще висели с подлинным текстом при Петре Дамианове (1072).

Ученик Гильдебранда папа Урбан II (1088—1099) в 1098 г. стал убеждать греческое духовенство южной Италии принять приставку в "Символ". Когда они представили ему подлинное православное толкование догмата, то он поручил архиепископу Ансельму Кентербериискому, знаменитому диалектику, защитить латинское учение. Ансельм изложил теорию, будто исхождение Св. Духа от Отца и Сына не дает повода мыслить о двух началах бытия Духа, так как Он исходит от Них как от одного начала (тамквам аб уно принципио).

Урбан созвал Собор в Бари в 1098 г., "филиокве" торжественно провозглашено было догматом и все не признающие его были преданы анафеме (Fleury, op. at., t. XIII, p. 625).

Этим Рим окончательно узаконил у себя эту ересь.

Греческий историк Михаил Пселл справедливо считал, что разделению церквей способствовали не только обрядовые новшества, придуманные Римом, как опресноки, субботние посты и т.д., сколько главным образом извращение догмата о Св. Духе, защиту которого он отмечает в действиях Михаила Керуллария. "Филиокве" сделалось для Рима вопросом самолюбия и принципа с тех пор, как эта приставка подверглась осуждению и критике со стороны ненавистной соперницы — Византии. Ересь, введенная Карлом Великим и его невежественными архиереями, вопреки папам, и двести лет терпимая Римом, в ХI в. должна была официально быть принятой латинянами, дабы не преклониться перед греками.

Подобное упорство, не делающее чести Римской церкви, порождало иногда самые абсурдные акты со стороны Рима. Начальник папской миссии в Константинополе кардинал Гумберт, вопреки истории и здравому рассудку, официально обвинял греков в... изъятии "филиокве" из Символа Веры.

После разрыва эта приставка долгое время служила еще предметом споров между Римом и греками. Так, в 1112 г. архиепископ Петр Хризолан Медиоланский, прибывший ко двору императора Алексея Комнена, дабы уговориться о церковном союзе, имел диспут о "филиокве" с архиепископом Евстратием Никейским, которому он тщетно пытался доказать правильность приставки, повторяя аргументы Ансельма о молчании евангельских текстов насчет не-исхождения Духа от Сына. Диспут этот сочинение Иоанна Фурна, игумена Ганской обители, против римского учения в форме обращения к Хризолану.

В XVII в. известный богослов Адам Зерникав (Zernikavius), написавший трактат об исхождении Св. Духа и особенно прославившийся критическим разбором текстов из св. отцов, приводимых папистами, доказал, что все свидетельства в пользу приставки к "Символу" были преднамеренно извращены или урезаны: Рим не смог опровергнуть этот труд и признаться чистосердечно в допущенных извращениях св. отцов.

Кроме невежества, Риму приходилось к тому же бороться с распущенностью нравов среди духовенства. Ряд поместных Соборов посвящен был специально этому злу. В 909 г. Собор в Трос-ли запретил священникам иметь любовниц. В 952 г. в Аугебурге было постановлено таковых жен сечь и стричь; этим же вопросом занимались Соборы 994 и 1000 гг. в Аузе и Пуатье. В 1023 г. Собор в Павии по указанию папы Венедикта VIII приказал детей священников и монахов отдавать в рабство.

Священническая невоздержанность получила название "ни-колаизма". Петр Дамианов, описывая поведение епископов той эпохи, упоминает про Рембо де Физола, жившего в окружении "целого роя дам", и Дионисия Плезанского, "более сведущего в женской красоте, чем в церковном учении", и т.д. В Бремене епископы принуждены были обращаться за помощью к полиции, чтобы выгнать любовниц своих каноников. Летописцы XI в. Глабер и Гуибер де Нойан сетуют на французских епископов, осуждаемых Соборами за то, что у них имелось по три-четыре ребенка.

Естественно, подобный нравственный упадок, равного которому не знала Восточная Церковь, со своей стороны способствовал и шаткости западного вероучения, как это доказали пример "филиокве1' и масса различных ересей, порожденных язычеством и суеверием. Пользуясь в своих интересах слабостью клира, маги и колдуны усердно совращали простонародье.

В 1022 г. в Орлеане вспыхнул громадный скандал: обнаружена секта, проповедующая бунт против Церкви, отказ от догматов, уничтожение богослужения и св. икон и отбрасывающая Воскресение Спасителя. Участниками секты оказались многие священники, каноники, профессора университетов и... духовник королевы. Король Роберт Благочестивый приговорил 14 главных еретиков к сожжению на костре. Они сгорели, не отказавшись от своих лжеучений. Это было первое аутодафе в истории Римской церкви (Daniel Rops. "L'Eglise des temps barbares". Paris, 1950, p. 647-652).

4. Окончательный разрыв

Мудрая политика папы Иоанна VIII оказалась бессильной приостановить устремление Рима к расколу, путь к которому положил Николай I. Моральное состояние римского двора постепенно приходило в упадок с тех пор, как папы, ставши светскими государями, оказались вовлеченными в политику, посредством которой они добивались расширения своей власти. Материальные блага сильно ослабили церковную дисциплину и в среде высшего духовенства укоренились роскошь и разврат. Епископ Ра-териус, живший в X в. и три раза лишенный кафедры за свои чересчур правдивые выступления против упадка церковных нравов, пишет следующее о римском епископате: "Итальянские епископы проживали во дворцах, блиставших золотом, пурпуром и бархатом, ели, подобно принцам, на золотых тарелках, а вино пили из драгоценных чаш или рогов. Церкви их стояли закопченные сажей, а бочки украшались живописью. На пирах взор их услаждался танцовщицами, а слух — музыкантами. Нередко оставляли они алтари, перед которыми со шпорами на сапогах и с привешенными сбоку кинжалами совершали они мессу (литургию), чтобы отправиться на соколиную охоту, сидя на золотовзнузданных конях и на саксонских седлах".

С папы Стефана VI (896—897) следует ряд пап, прославившихся своей скандальной жизнью. Сами католические историки не скрывают своего презрения к ним. Бенедиктинский ученый о. Мерсенье пишет: "Между Фотием и Керулларием (886—1043) в Константинополе сменилось 16 патриархов, из коих многие были поистине выдающимися, в то время, как в Риме чередовались 44 папы и анти-папы, из которых 22 царствовали меньше года, 8 умерли насильственной смертью и 6 были низложены. Многие из них своими бесчинствами поражали мир, хотя и привыкший к насилию и безнравственности. Ничего нет удивительного в том, что Восток, блиставший утонченной цивилизацией, презирал таких первосвященников, так мало уважавших свой собственный сан и свой город, ставший театром подобных безобразий. Папство стало добычей императоров, преемников Карла Великого, римских баронов семей Феофилактов, Феодоры и Мароции и отпрысков Альбериха Тускулумского" ("Qu'est-ce que I'Orthodoxie?", p.75).

Движение, требовавшее реформы духовенства, нашло ревностных деятелей в лице монахов французского монастыря Клюни, в Бургундии. Сношения с Восточными Церквами продолжались с перебоями, вызываемыми поведением пап, глубоко возмущавшим восточных православных патриархов. В диптихах мы находим имя Иоанна XVIII (1003—1009), упомянутое наравне с прочими патриархами (Fleury. "Histoire Ecctesiastique", t. XII, p. 377).

Папа Венедикт VIII (1012—1024), не признанный патриархами, в феврале 1014 г. торжественно короновал в Риме императора Генриха II Хромого, благодаря которому он сделался папой в момент очередных междоусобиц. При этой коронации первый раз в Риме стали петь "Символ Веры" во время литургии и прибавлять к нему "филиокве". Императору Генриху II приписывают введение этой приставки в Риме (P.L., t. CXLII, col. 1060-1061), до признания "филиокве" догматом в Бари, в 1098 г.

Когда в Константинополе выбрали патриархом Михаила Ке-руллария, в Риме враждовали Венедикт IX (1033—1048), ставший папой десятилетним мальчиком, и Сильвестр III (1044), которого римляне избрали вместо выгнанного Венедикта. В 1044 г. появился еще третий, а именно Григорий VI (1044-1046), купивший папство у Венедикта (см. гл. II, § 4). Григорий VI, Сильвестр III и Венедикт IX поделили между собой Рим следующим образом: Григорий располагал св. Петром, Сильвестр — св. Марией Маджиоре и Венедикт — св. Иоанном Латеранским. Император Генрих III вынужден был лично вмешаться в создавшуюся неразбериху. Он приехал в Рим, низложив всех трех пап и заменил их Климентом II (1046—1047). Таков был хаос при папском дворе за несколько лет до "великой схизмы". Император Генрих III три раза назначал пап.

О том, как завершилась эта "схизма", как католики называют свой разрыв с Православием, существует целая литература. С разрешения Пия XI в целях, о которых было сказано в предисловии к настоящему очерку, Ватикан приоткрыл свои архивы и мы могли почерпнуть из трудов католических историков последнего двадцатилетия ряд сведений, хранившихся до сих пор под запретом и бросающих новый свет на события, развернувшиеся в XI в. Помимо неоднократно указываемого нами труда о. Жюжи "Византийская схизма" (1941), мы широко использовали также книгу ''Что такое Православие?" бенедиктинских ученых отцов Дюмон, Мерсенье и Лялина (1944), а также очерки прелата Лежье, директора упомянутого нами "Февр д'Ориан" (Восточной Миссии), появившиеся в официальном журнале этого общества в 1938 г.

Итак, вскоре после Дамаза II папой выбрали Льва IX (1048— 1054). Это был немецкий дворянин, родственник императора Конрада II, прошедший сперва военную службу и ставший после императорским капелланом (духовником), затем епископом Тульским. Выбор его в папы имел место в Вормсе, по желанию императора. Новый папа пожелал, чтобы будущая его римская паства утвердила его сан. Он потребовал одежду и посох простого странника (пилигрима) и вместе с другом своим Гильдебрандом пешком отправился в Рим. Смирение и природная кротость Льва IX скоро завоевали ему сердца. Сетуя на распущенность римских нравов, он поставил себе за цель добиться реформы духовенства и согласно этому стал выбирать себе помощников, в первую очередь — Гильдебранда.

Его миролюбивым планам не суждено было сбыться, так как на южную Италию вскоре напали воинственные норманны, наводившие в то время страх на весь Запад. Папа решил вспомнить свое военное прошлое и лично занялся мобилизацией войск против них. Он выступил в поход, но норманны разбили римских солдат. Папа сам попал в плен к неприятелю, и в июне (053 г. был отвезен в город Беневент, где около года пришлось ему прожить под надзором.

Управление церковью приняли ближайшие его помощники: кардинал Фридрих, библиотекарь-канцлер Римской церкви, брат герцога Лотарингского и родственник папы кардинал Гумберт, в прошлом монах французского монастыря Муайэнмутье. человек властный и несдержанный, один из немногих в Риме знавший греческий язык25, патриарх Доменик Граденский и Венецианский, и, наконец, знаменитый Гильдебранд. Он был сын простого плотника, высокоодаренный от рождения, властолюбивый и смелый; ставши монахом богатейшего монастыря Клюни во Франции, ему суждено было проделать исключительную церковную карьеру — сделаться папой, Григорием VII (1073—1085), и, наконец, святым Римской церкви, празднуемым 25 мая. При шести папах он был инициатором важнейшей, но совершенно антиканонической реформы: безбрачия римского духовенства. Этим путем он мечтал создать дисциплинированное папское воинство, чуждое всем мирским интересам. Ему также Рим обязан учреждением избрания пап не народом, а коллегией кардиналов. Он возвысил их звание выше архиерейского. Первоначально они были лишь пресвитерами или диаконами "кардинальных" или главных римских церквей. В 1179 г. на третьем Латеранском Соборе папа Александр III постановил, что для избрания пап достаточно 2/3 голосов кардиналов. В 1244 г. Иннокентий IV даровал кардиналам красную шляпу как символ того, что они должны быть всегда готовы пролить свою кровь в защиту Церкви. В 1450 г. Павел II даровал им красный колпачок (калотта). Александр VII в 1666 г. запретил кардиналам носить черную одежду.

Что касается численности их, то в 1277 г. их было всего 7; в 1331 году — 20; при Льве X — около 60. Сикст V в 1586 году увеличил это число до 70, что соответствовало числу учеников Христовых. Из них четыре должны были обязательно принадлежать к нищенствующим орденам. При Льве XII (1823—1829), эти семьдесят делились на 6 — кардиналов-епископов; 5 — кардиналов-священников и 14 кардиналов-диаконов. Часто кардиналами делались миряне, не принимая при этом никакого духовного сана.

При смерти папы власть переходит к "кардиналу камерлингу" — заведующему финансами папского государства. Он должен снять с пальца покойного папы "рыбацкое кольцо". Ему воздаются все папские почести до избрания нового папы.

Это Гильдебранд, будучи другом и советником Льва IX, посоветовал ему для увеличения своего престижа совершить с ним путешествие в Рим пешком, чтобы получить там каноническую ратификацию своего сана.

Гильдебранд отлично знал историю Церкви, сознавал настоящий упадок Рима и всеми средствами добивался его возрождения. Он принял самое ревностное участие в трудах Льва IX над реформой нравов духовенства. Опасаясь, что некоторые реформы, особенно безбрачие, будут осуждены Восточными Церквами как недопустимое новшество Гильдебранд стал искать способ устранить это препятствие. Но добродетельный Лев IX был также не похож на властного Николая I, как Керулларий на высокообразованного Фотия. Пришлось выжидать благоприятного стечения обстоятельств, чтобы возобновить плохо кончившуюся для Рима кампанию IX в.

С 1049 по 1052 г. Лев IX председательствовал нашести Соборах, имевших место во Франции, Германии и Италии.

Во время Реймского Собора (1049), несмотря на протесты короля Генриха I, папа был провозглашен "Апостольским Примасом Вселенской Церкви".

Этот малоизвестный исторический факт имеет весьма крупное значение, являясь первым шагом Гильдебранда к осуществлению его плана — возвеличивания папского могущества.

У многих тогдашних римских аристократических родов кардинальское достоинство, сопряженное с высоким значением и огромными доходами, составляло почти фамильное наследие и те немногие лица из плебеев, которые достигали этого звания, создавали также новые богатые династии из своих родичей. Этот класс людей, составлявших Римскую курию, эксплуатировал в свою пользу папскую теократию. Он отлично понимал, насколько стеснял его честолюбивые замыслы контроль Вселенской Церкви и, хотя разрыв с ней не мог совершиться иначе, как с искажением в Римской церкви некоторых догматов и обрядов, — чтобы вызвать решительное несогласие Восточных Церквей на изменения противные Соборным постановлениям, курия не только не остановилась перед этим затруднением, но сама подготовила его, жертвуя духовными благами для интересов мирских, обеспеченных ей тогдашним невежеством западных народов (В.Краинский. "О Католицизме". Киев, 1873, гл. VIII, с. 118 и др.).

Тем временем в Византии стали замечать возникновение некоторых новшеств в греческих епархиях, находящихся в южной Италии. Кроме субботник постов, там употребляли на литургии опресноки вместо квасного хлеба, вопреки древним обычаям.

У иудеев опресноки употреблялись один раз в году. Последняя же Вечеря Христа совершена была за сутки до еврейской Пасхи, когда к опреснокам еще не касались. Вследствие того Божественный Агнец был заклан на Кресте в то самое время, когда евреи закололи в храме своего пасхального агнца и готовились приступить к опреснокам. Здесь высокий смысл тот, что Пасха действительная и Жертва всемирная в Божественном Лице Христа одновременно сменили Пасху прообразовательную и Жертву ветхозаконную. Поэтому введение опресноков в христианскую литургию, по мнению патриарха Михаила, отзывалось обычаями иудейскими (проф. Краинский).

Эти новшества укоренились уже давно в Римской церкви и папы терпели их, как в свое время и приставку "филиокве". Благодаря соседству греческих и римских епархий, новшества эти незаметно вкрались и к грекам.

Желая положить конец этому, в 1053 г. патриарх Михаил поручил архиепископу Льву Охридскому отправить соответствующее вразумительное послание греческим церквам южной Италии на имя епископа Иоанна Транийского. Нужно заметить, что Иоанн был главным соперником в Апулии архиепископа города Бари, подчиненного папе ("Schisme Byzantin",p 190).

Лев Охридский не замедлил исполнить предписание Михаила. Его послание подробно разбирало латинские заблуждения и осуждало их, согласно учению св. отцов. Разумеется Лев Охридский, исполняя волю патриарха, имел полное право предостерегать епископов, находящихся в юрисдикции Константинополя.

Как было сказано, Италию тогда занимали норманны, хозяйничавшие в одинаковой мере и в латинских и в греческих провинциях. Во главе этих последних находился некто Аргирос. Это был уроженец города Бари, по рождению и воспитанию латинянин, всецело преданный Римской курии и папе. Несмотря на свой чин патриция Византийской империи, Аргирос не скрывал своей ненависти к грекам и в особенности к патриарху Михаилу.

В интересующую нас эпоху Аргирос готовился выгнать норманнов из Италии, мечтая соединить против них римские и греческие войска, а также получить помощь от германского императора.

Преследуя свою личную выгоду, он способствовал передаче послания Льва Охридского курии. Казалось бы, элементарное чувство приличия должно было удержать Гильдебранда и его коллег от дальнейших действий: им было передано послание иерарха чужой юрисдикции, адресованное епископам отдельных от Рима епархий. Соседство их с латинскими не давало права курии вмешиваться в их внутренние дела, тем более что в течение веков епархии эти управлялись, с согласия и ведома Рима, патриархом Константинопольским. Подстрекаемая Аргиросом, курия не только обнародовала послание Льва, но придала ему характер ультиматума Римской церкви и папе. Заметим, что в этом документе о папе не упоминалось. Послание вскоре стало известно по всей Италии, равно, как и резкие комментарии курии, провозглашавшие, что не Римская, а Восточная Церковь заблуждалась, не придерживаясь осуждаемых ею обрядов.

Следовательно, предлог обрушиться на Византию, нужный Гильдебранду, был найдет. Патриарха Михаила стали обвинять в попытках подорвать папский авторитет, снова вытащили "Исидоровы Декреталии", и Рим стал готовиться к предстоящей схватке.

Роль в этом самого Льва IX неясна; по некоторым источникам, освобожденный из плена в начале 1054 г., совершенно больной, папа был перевезен в Рим, где и скончался в апреле того же года, не будучи в силах заниматься церковными делами. Согласно других версии, его плен у норманнов был настолько гуманным, что папа смог даже участвовать в нескольких собраниях, не переставая считаться пленным.

Недавно в опубликованной впервые брошюре кардинала Гумберта об исхождении Св. Духа, которую он адресовал императору Константину IX Мономаху до разрыва, был найден след Собора, до сих пор бывшего неизвестным церковным историкам. Собор этот состоялся в 1053 г. в присутствии папы в городе Бари, и был посвящен и схождению Св. Духа (филиокве) (" Sehisme Byzantin", p. 197).

Отец Жюжи предполагает, что целью этого обсуждения была подготовка к спорам с греками по этому деликатному вопросу. Вероятно, курия помнила блестящую аргументацию патриарха Фотия в защиту православного учения о Св. Духе.

Относительно послания Льва Охридского решено было поручить кардиналу Гумберту составить на него ответ и таковой послать не Льву, а патриарху Михаилу от имени папы. О. Мерсенье пишет: "К сожалению, составление ответа поручено было несдержанному кардиналу Гумберту, который пустился в атаку и составил бесконечный список (трактат) обвинений Византии в ереси" ("Qu'est-ce que l`Orthodoxie?", p.79).

Однако в этом трактате не писалось ни слова в оправдание новшеств, осужденных Львом Охридским. Гумберт упорно приводил все прежние выдумки о вселенской власти пап, указывая на мирские их преимущества, в силу "Дарственной Записи" Константина Великого, и в заключение требовал от патриарха беспрекословного повиновения.

Первая версия этого послания до отсылки подверглась предварительной цензуре, и есть предположение, что Лев IX лично принял участие в его пересмотре, смягчив некоторые выражения. По этому поводу монсеньер Лажье пишет: "Лев IX справедливо перевел спор на главный предмет, а именно — на первенство Римской кафедры. Покуда же он отказывался оспаривать аргументы Льва Охридского. Прежде чем оправдывать обычаи латинской церкви, папа считал необходимым и целесообразным требовать повиновения от своего подчиненного, Михаила Керуллария...Эта контратака наводит многих на мысль, что, если бы папа не умер в начале 1054 г., в самый разгар сражения, то победа осталась бы за Римом и угрожающая схизма была бы раздавлена"' (С. Lagier. "L'Orient Chretien". Paris, 1938, p. 138).

Следовательно, сами католические писатели по-разному оценивают послание к Керулларию: о. Мерсенье о нем сожалеет, сетуя на несдержанность Гумберта, Лажье видит в нем руку Льва IX и приветствует его, несмотря на свое собственное признание, что оно было написано не по существу...

Трактат этот, содержащий 41 главу, однако, не вызвал со стороны Византии тех резкостей, на которые рассчитывали в Риме. Император Константин IX и Керулларий вручили приехавшему в Константинополь епископу Иоанну Транийскому очень сдержанные и достойные ответы. Сожалея о церковных распрях, поднятых вследствие вполне обоснованного послания Льва Охридского, патриарх высказывал свою готовность вновь записать имя папы в диптихи, если в Риме будет сделано то же в отношении его и других патриархов.

Курия прикинулась возмущенной тем, что патриарх смел обращаться к папе как к равному себе. Было решено отправить в Константинополь трех легатов, дабы потребовать удовлетворения оскорбленному римскому самолюбию.

Легатами были выбраны следующие лица: ответственным — кардинал Гумберт, канцлер Римской церкви Фридрих Лотарингский и архиепископ Петр Амальфийский. Выбор этот уже свидетельствует об ответственном характере их миссии.

Легаты взяли с собой новые послания императору и патриарху, сочиненные все тем жеГумбертом. В них содержались жалобы на притеснения латинян в Константинополе, на вмешательства Михаила в римские дела (опресноки, посты и т.д.) и в конце ультимативно и резко требовалось восстановить поминовение папы в Константинополе и во всех Восточных церквах. Кроме того, подвергалась сомнению законность патриаршего сана самого Керуллария.

Почти все римские историки теперь осуждают эти послания, недопустимые по форме и нелепые по содержанию. Однако выбор их автора не был ни случайным, ни ошибочным со стороны курии: резкость и несдержанность Гумберта, а может быть, и его глубокое богословское невежество (несмотря на поверхностную эрудицию) прекрасно учитывались и должны были привести к желанной цели: разрыву с Византией. Как мы сказали, разрыв этот нужен был Риму и Гильдебранду для безболезненного проведения некоторых уже намеченных реформ. Этой объясняет странное поведение легатов в Константинополе.

Аргирос уверил их. что столица находилась накануне новых переворотов, что между императором и патриархом царила вражда, что Керулларий опасается своего низложения и что приезд легатов Великого Рима уничтожит патриарха и его сторонников. Разумеется, подобные речи, основанные лишь на ненависти Аргироса к грекам, а не на подлинных фактах, придали легатам еще больше самоуверенности.

По прибытии в столицу легаты были милостиво приняты императором. Поведение Константина в отношении Рима и его легатов свидетельствует об огромной выдержке этого монарха и его удивительном такте; император всеми силами добивался мира между двумя церквами, учитывая опасность разделения христианства в эпоху воинствующего ислама. Импонировала ему и светская мощь папы.

Легаты с самого начала заняли вызывающую позицию. Демонстративно, в течение нескольких дней, они не нанесли визита патриарху, который должны были сделать сразу после аудиенции во дворце. Когда же наконец они к нему явились, то Гумберт сразу же стал с грубостью требовать, чтобы легаты заняли места выше митрополитов греческого синода, что было крайне оскорбительно. После этого выпада он вручил Михаилу, от имени папы, составленное им самим послание. Патриарх, зная деликатность Льва IX, до того был поражен дерзким тоном послания, что даже усомнился в его подлинности. Высказанные в нем обвинения глубоко возмутили греков. Однако, следуя примеру императора, было решено приступить миролюбиво к рассмотрению римских требований. Легаты прибыли в Константинополь в июне 24-го, и в Студийском монастыре, в присутствии императора, было устроено прение их с ученым монахом Никитой Стифатом. Никита занимался латинскими заблуждениями и сочинил книгу, осуждавшую опресноки, субботние посты и безбрачие священников.

Император, по политическим соображениям не желая разрыва с Римом, в угоду легатам заставил Никиту отказаться от своего сочинения и повиниться перед ними, что тот и исполнил. Легаты потребовали сожжение книги, что также было сделано.

Пока велись длинные дискуссии, в столицу пришло известие о смерти Льва IX, скончавшегося 13 апреля 1054 г. Внезапно легаты, до сих пор действовавшие от имени папы, оказались в положении неправомочных послов. Они лишились права что-либо решать без согласия нового папы. Тут возникло новое затруднение: с тех пор, как германские императоры присвоили себе права выбора папы и инвеституры (см. гл. II. § 4), папу стали избирать в Германии, как мы видели на примере Льва IX. Следовательно, новый папа не смог бы раньше года вступить в исполнение своих правительственных обязанностей в Риме. Принимая все это во внимание, легаты все же решили не покидать столицы. Заметим, что папа с сентября 1053 по март 1054 г. находился в Беневенте как пленник норманнов, а затем, освобожденный, умер за два месяца до прибытия легатов в Константинополь и за три до разрыва. Это подтверждает наше мнение о том, что легаты были исполнителями воли курии и врагов Византии в южной Италии, а не Льва IX.

Гумберт сочинил "Диалог между римлянином и византийцем", в котором он бросает грекам обвинение в изъятии "филиокве" из Символа Веры. Как мы уже сказали выше, в 1053 г. в Бари был созван Собор, специально посвященный вопросу об исхождении Святого Духа. Следовательно, Гумберт не мог не знать подлинный текст Символа Веры, причины приставки к нему "филиокве", ни полемики по этому поводу в IX веке, закончившейся осуждением "филиокве", как ереси. Значит, выпад кардинала, вызывающий недоумение римских историков, явился ничем иным, как провокационным актом в отношении Византии. Действительно, это нелепое обвинение вызвало живейшую реакцию, в частности со стороны монашества. Сам император счел нужным потребовать от Гумберта объяснений. Кардинал представил ему тогда новое сочинение в защиту "филиокве1', то самое, в котором упоминается о Соборе, состоявшемся в Бари.

Даже о. Жюжи, обычно снисходительный к римским крайностям, резко критикует Гумберта и пишет: "Вместо того чтобы настаивать на том, что латиняне признают Отца и Сына, как единый принцип Святого. Гумберт ни словом не обмолвился об этом важнейшем пункте... Более того, он был уверен, что греки виноваты были в сокращении '"Символа", тогда как это латиняне сделали к нему прибавку" ("Schisme Byzantin", p. 204).

К сожалению, католический историк избегает вывести из этого заключение о преднамеренно провокационном характере выступления Гумберта, исполнителя заранее выработанного плана курии.

Патриарх написал Петру III Антиохийскому: "Мы прекратили разговоры и сношения с ними, потому что убедились в невозможности отклонить их от нечестия и потому еще, что без твоего Блаженства и прочих Святейших Патриархов, рассуждать о таких предметах с римскими послами сочли и совершенно недостойным, и противным, и несогласным с обычаем, господствовавшим в таких случаях в древние времена".

Убедившись, что даже такие дерзкие выпады не способны были вывести императора и патриарха из терпения, а также в том, что, вопреки заверениям Аргироса, им не дождаться разрыва тесного союза между Константином и Керулларием, легаты решились атаковать...

Утром 15 июля они вошли в храм св. Софии до начала литургии и торжественно возложили на престол акт отлучения от Церкви патриарха. Сочиненный тем же Гумбертом, акт этот гласил следующее: "Властью Святой и Нераздельной Троицы, Апостольской Кафедры, послами коей мы являемся, всех святых православных отцов Семи Соборов и Католической Церкви, мы подписываем против Михаила и его приверженцев анафему, которую наш Преподобнейший Папа произнес против них, если они не опомнятся".

Среди причин отлучения были названы следующие:

1. Михаил незаконно носит сан патриарха.

2. Приверженцы его безумства, подобно симониакам, продают Божьи дары.

3. Они же делают евнухов, дабы ими пополнять клир и даже епископат Константинопольской церкви.

4. Подобно николаитам, они разрешают священникам вступать в брак.

5. Подобно духоборам ("пневматомахам"), они удалили из Символа Веры исхождение Святого Духа от Сына.

6. Подобно манихейцам, они утверждают, что квасный хлеб одухотворяем.

7. Нося бороду и волосы, они отвергают братство римских клириков за то, что те стригутся.

Заключается этот документ следующими словами: "Михаил одел монашеское одеяние лишь из-за боязни. Его патриарший сан незаконен. Ныне он осуждается за тягчайшие проступки вместе со Львом якобы епископом Охридским и канцлером Михаилом, поправшим латинские жертвоприношения. Осуждаются и все прочие за перечисленные здесь заблуждения и дерзания. Да будут все они под анафемой заодно с симониаками, валезийцами, арианами, донатистами, николаитами, северянами, пневматомахами, манихейцами, назарийцами и прочими еретиками, да будут они с диаволом и ангелами его, если не опомнятся. Аминь, аминь, аминь".

Документ этот был написан по латыни.

Оставив пока в стороне нелепые обвинения, содержащиеся в этом акте, которые подверглись критике разных римских историков, признавших их абсурдность, обратим внимание на следующее:

1. Этот официальный акт содержит в себе грубейший обман и подлог, так как папе Льву IX приписывается произнесение анафемы против Керуллария, анафемы, которую папа никогда не произносил и никогда не уполномочивал легатов произносить от своего имени. Помимо этого, как было сказано, смерть папы вообще лишила легатов всякого права что-либо предпринимать, вплоть до избрания нового папы.

2. Гумберт упоминает о семи Соборах, тогда как Римская церковь признала восьмым Вселенским Собор 869-870 г., осудивший Фотия. Удивительно, что Гумберт о нем не вспомнил; или же тогда в Риме было еще слишком свежо воспоминание о поражении на нем легатов?

Когда акт был переведен, негодование охватило всю столицу. Легаты были вызваны императором, отказывавшемся верить в подлинность акта до тех пор, пока легаты ему лично его не подтвердят. После этого, опасаясь толпы, легаты поспешно отправились в обратный путь.

По установлении подлинности акта патриархом было созвано два особых заседания митрополитов и епископов синода. После внимательного разбора этого документа его авторы, легаты, были преданы анафеме.

Современник схизмы, историк Михаил Пселл, в "Похвальном слове Михаилу Керулларию" пишет: "Другим уклонение римское в учении о Святом Духе не казалось худым и, может быть, даже оставалось неизвестным его усиление; но защитник благочестия и усердный поборник Божественного учения счел это нестерпимым. Почему и предостерегал Митрополию (Рим) и для пользы ее часто входил с ней в объяснения, ратовал, пламеннее нежели о чем-либо другом, вразумляя, посылая письма, упрашивая, употребляя доказательства от Писания, составляя умозаключения, применяя всякие средства, чтобы народ тот удержать в единомыслии и не видеть матерь, вооружающуюся на чад. Но когда, все сделав, не убедил, а напротив, наставляемые сделались наглее и бесстыднее, тогда и сам употребил строгость и бесстыдству нечестия противопоставил высшую правду благочестия".

Отец Дюмон замечает, что Керулларий был настолько убежден в равенстве своей и римской кафедр, что во время заседаний синода никому и в голову не пришло винить в происшедшем курию или поднимать вопрос о претензиях папы на вселенское главенство.

Как в послании Льва Охридского, так и на этих заседаниях об этом не было сказано ни слова (Dom Pierre Dumont. "Notes de l'Ecclesiologie Orthodoxe". "Irenikon", 1933, p. 130).

Кроме того, синод и не мог протестовать в Риме против дерзкой выходки легатов ввиду вакансии папского престола. Как водилось в подобных случаях, решено было оповестить остальных православных патриархов о случившемся. В послании, им отправленном, было сказано, что помимо этого незаконного акта со стороны легатов, Римской церковью уже давно допускались различные новшества, противные святоотеческим традициям. Новшества эти, равно как и те, которые были соборно осуждены в 867 г. при патриархе Фотии. особенно же официально принятая Римом еретическая приставка "филиокве", привели латинян, упорствующих в перечисленных заблуждениях, к схизме в отношении Вселенской Церкви, хранительнице истинных традиций Православия. Поведение же легатов в Константинополе греки приписывали влиянию Аргироса и его интригам.

Получив и рассмотрев послание Михаила и его синода, патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский всецело присоединились к заключениям Керуллария и решили прекратить всякое поминовение Римских пап в своих церквах.

Великий раскол был завершен.

Насколько поведение легатов удовлетворило Римскую курию можно судить по писанию радости, с которой был прослушан в Риме доклад Гумберта. Ему и его коллегам была выражена особая благодарность за усердие и "стояние за истину". Отец Мерсе-нье пишет, что Запад отпраздновал с ликованием "победу над Керулларием" ("Qu'est-ce que 1'Orthodoxie?", p. 85).

Такова краткая история "великой схизмы", в которой веками католики винили греков. Только недавно, очень осторожно некоторые писатели позволили себе, или, вернее, им позволили отнестись к этим событиям более объективно.

В чем же заключается "победа над Керулларием" и каковы были последствия раскола для Церкви? Как было сказано, православные патриархи не анафематствовали папство, а лишь Константинопольский синод отлучил от Церкви дерзких легатов. Но остались и по сей день в силе осуждения Соборов касательно латинских новшеств: "филиокве", папских притязаний на главенство и т.д. (Соборы 867 и 879 г.). Как мы увидим, в XV в. Православная Церковь после "Флорентийской унии" более уточнила свою позицию в отношении латинян, признав их "еретиками второй категории".

Что касается Рима, то следует отметить, что ни один папане осмелился когда-либо анафематствовать Православную Церковь, ни даже подтвердить анафему, произнесенную легатами в 1054 г. Это не мешает католическим историкам утверждать, что добивался раскола вовсе не Рим, а Керулларий, пожелавший, как и Фотий, добиться первенства в Церкви. Разумеется, эта попытка приписать соседу собственные грехи кажется комичной, когда, как мы видим, начиная с VII в. Рим всеми способами боролся за вселенское главенство пап. Разрыв нужен был курии для выхода на широкую дорогу абсолютизма. Вот смысл "победы над Керулларием".

Осталось с обеих сторон; непоминовение на литургии, прекращение совместного участия на Соборах (кстати, Римская церковь после разрыва собрала еще 13 Соборов, произвольно назвав их "Вселенскими") и ряд канонических правил, предусматривающих формы взаимоотношений между католиками и православными.

Несмотря на ереси, исказившие римское исповедание, Православная Церковь до сих пор не осудила католиков "де юре", хотя "де факта" эта церковь, несомненно, еретическая, особенно после I Ватиканского Собора, Возобновление молитвенного общения станет возможным лишь после формального отречения римских епископов и папы от своих заблуждений, в частности, от еретического догмата о непогрешимости папы и псевдоглавенстве пап над Вселенской Церковью.

Говоря о расколе, римские историки склонны умалчивать роль восточных патриархов в осуждении латинских заблуждений, рассматривая их как бы подчиненными Константинопольскому патриарху. Мы не станем отрицать, что в тот период политические условия и блестящий расцвет Византии действительно предоставили Константинопольскому патриарху инициативу в целом ряде вопросов, интересующих Все Православие. Однако и Фотий, и его преемники непрестанно сносились с Востоком и запрашивали патриархов во всех случаях, требующих согласного решения в вопросах вероучения. Так же поступил и Керулларий. Восточные патриархи, на долю которых выпало немало испытаний от ислама, а затем от латинян, стойко держались истины.

Как пример, можно привести послание современника "схизмы" Петра Ш, патриарха Антиохийского, написанное папе в 1052 г. Антиохийская Церковь перестала поминать папу в своих диптихах задолго до этого. Патриарх Петр запрашивает Льва IX о причинах, отделивших преемников апостола Петра от Божественного Тела Церкви. Патриарх пишет, что при патриархе Иоанне III в Антиохии еще поминали папу Иоанна XVIII. "Почему же, — спрашивает он, — папа перестал принимать участие в архиерейских Соборах и заниматься делами Церкви, получая при этом братское руководство других епископов, согласно апостольским правилам?" Петр просит папу прислать ему свое исповедание веры, чтобы дать возможность убедиться в его православии, и, убедившись в этом, снова поминать его имя в диптихах Антиохии, как делалось раньше.

Одновременно с этим, Петр, видимо очень обеспокоенный римскими заблуждениями, написал также на этот счет послание в Александрию, а своему собрату, патриарху Иерусалимскому, резко отозвался об осужденном еретике папе Гонории (см. гл. II, § 3). Папа не ответил на послание патриарха. Тогда Петр направил в Рим новое послание через посредство Доминика, патриарха Граденского. Ему он написал о патриаршестве, удивляясь, по каким причинам Доминик носит этот титул; Петр привел ему православное воззрение относительно управления Церковью пятью патриархами, равными между собой и ведающими прочими епархиями. Патриарх изложил принцип, согласно которому ни один из пяти не может иметь вселенской юрисдикции над остальными. "Ввиду того что в споре насчет опресноков против папы выступили остальные четыре патриарха, — заключает он.— папе надлежит смириться и подчиниться" ("Epistola ad Dominicum", 3, P.G., t. CXX, col.757).

Очевидно, Петр всеми силами стремился предостеречь Рим от новых заблуждений, напоминая о православных традициях и о соборном принципе управления Церковью. На это второе послание в Риме решили ответить пером кардинала Гумберта. Он изложил Петру доводы о главенстве папы и непогрешимости кафедры Петра, князя апостолов. Кроме того, со свойственным ему тактом, Гумберт напомнил Петру, что он вовсе не должен считать себя равным папе, а только его сыном, так как Римская церковь есть мать всех других церквей. По воле Божией, Рим является для всех самой высшей судебной инстанцией, потому что, в лице св. Петра, Римской церкви дано было обещание о вечной непогрешимости и возможность всегда утверждать в вере слабеющих духом братьев. В заключение Гумберт предостерегал Петра "против горечей или разногласий, могущих возникнуть в восточных областях" ("Acta et scripta quae de controversiis Ecciesiae Graecae et Latinae saeculo XI composita extant", Leipzig et Marbourg, 1861, p. 168-171).

Патриарх Петр до того поразился еретическими заявлениями Гумберта, достаточно свидетельствующими о "православности" римского исповедания, что он немедленно переслал его письмо Константинопольскому патриарху. Одновременно он написал Керулларию следующее: "Эти латиняне, в конце концов, являются нашими братьями, несмотря на всю их грубость, невежество и пристрастие к собственному мнению, что иногда сводит их с прямой дороги. Не следует требовать от этих варварских народов ту же щепетильность, которую мы требуем от нашей паствы, воспитанной в утонченных культурных условиях. Ценно уже то, что латиняне правильно исповедают догмат о Святой Троице и Воплощении". Он, вместе с тем, поделился с Керулларием своими опасениями насчет возможности раскола в Церкви из-за Рима. Петр III Антиохийский из всех римских заблуждений признавал исключительно важным и подлежащим немедленному осуждению прибавку к "Символу", опресноки же считал (в его письме к Доминику Граденскому) делом терпимым, хотя и несогласным с преданием.

С другой стороны, не менее обеспокоенный римскими притязаниями, Керулларию написал и знаменитый историк Михаил Пселлос. подчеркивая важность управления пяти: "...Один из патриархов управляет Востоком, другой — Александрией, другой — Палестиной, другому достался древний Рим".

Следовательно, все патриархи одинаково придерживались основного принципа управления Вселенской Церковью, вопреки попыткам католиков доказать обратное. Ни один из них не отрицал преемства пап от святых Петра и Павла, но ничего не знал о мнимых правах на главенство над Вселенской Церковью, с этим преемством якобы сопряженных. Никто также не оспаривал "по четного первенства" папы, установленного отцами. Как это видно из послания патриарха Петра, притязания латинян и их новшества приписывались тому, что папа был окружен варварскими народами, невежеством, некультурными советниками, что и побуждало его, сделавшегося светским государем, к крайностям, немыслимым в остальных патриархатах.Если бы восточные патриархи в то время знали о планах Гильдебранда, об "Исидоровс-ких Декреталиях" и других пружинах, толкавших Гумберта и ему подобных на описанные нами мероприятия, они вправе были бы заключить, как это сделал в 1054 г. Константинопольский Синод, что задолго до разрыва Римская церковь жила вне Православия.

Незадолго после Римской схизмы, многие Киевские митрополиты выпустили труды, резко осуждающие латинские новшества. Так, в 1073 г., митрополит Георгий написал на эту тему целый трактат, а его преемник св. Иоанн II воспретил верующим всякий контакт с Римской церковью, перечисляя причины, отторгнувшие Рим от Вселенской Церкви. Митрополит Ни кифор I в своем послании Владимиру Мономаху особенно осудил еретическую приставку "филиокве". Отом же писал и преп. Феодосии Печер-ский.

При ясном понимании христианского учения как на Востоке, так и на Западе никакое разделение церквей не могло быть мыслимо, тем более, что Восточная Церковь после долгой борьбы с ересями восстала в новой силе, не имея никакого поползновения к захвату светской власти. Политические события могли совершаться в своей сфере, недостойные правители могли колебать и подрывать основы государственного благоустройства, но чистое вероучение восточных церквей осталось неизменным во всех последующих веках, до нашего времени, в том самом виде, в каком одинаково исповедалось оно на Востоке и Западе во времена св. Иоанна Златоуста. Это — факт исторический (Краинский, с. 89).

Глава IV