Кошкин сурово констатировал:
— Зажрались эти москвичи.
— Это мы — обожрались их трупами, — уточнил Ряхин.
— Что-то по тебе не видно, — продолжил тему Кошкин.
— Ну, все, ребята, за дело! — прервал треп Савушкин.
Опера ушли. Савушкин в задумчивости потер нос. Он давно заметил за собой, что после этих манипуляций его как бы осеняет и в голову приходят неожиданные идеи. Никита решительно набрал номер телефона.
— Здравствуйте, это Анастасия Иванова? — серьезно вопросил он. — Это из милиции. Майор Савушкин. Что вы делаете сегодня вечером?
— Привет, Никита, — отозвалась из трубки Настя. — Что ты сегодня такой официальный?
— Хочу неофициально пригласить тебя на тихий ужин в преддверии запутанной истории, которая, похоже, свалилась на мою шею.
— Сегодня? Ну, никак не могу, Никита. Я ответственная по номеру.
— Обещаю эксклюзив.
Настя вздохнула.
— Согласна, но завтра.
— Есть еще одна эксклюзивная информация для моей журналисточки.
— Ну, говори, — поторопила Настя.
— Я тебя люблю…
— Никита, извини, мне тут полосы притащили. Созвонимся…
Настя отключилась первой.
2‐е число. Дело было днем
Оперуполномоченный Андрей Ряхин, или, как его звали в УВД женщины, «уполномоченно озабоченный Андрюша», шел в школу, в ту самую, которую сам заканчивал лет семь или уже восемь назад. Он показал удостоверение безликому охраннику, в котором едва узнал выпускника какого-то… года, прошел в кабинет директора.
— Разрешите, Клавдия Порфирьевна? Здравствуйте, я из уголовного розыска. Андрей Ряхин.
Директор вскинула брови, усмехнулась.
— Вижу, что Ряхин. С этого бы и начинал, товарищ выпускник… Из уголовного розыска. Ну, что там случилось, Андрей? Что-то натворили наши дети?
— Нет, ситуация другая, Клавдия Порфирьевна. Пропала ваша выпускница Маша Лихолетова.
— Ну, а мы чем помочь можем? — недоуменно спросила директриса.
— Дело в том, что мачеха, которая ее воспитывала, абсолютно не знает, кто ее друзья, знакомые, одноклассники.
Клавдия Порфирьевна задумалась.
— Да, помню эту девочку. У нее родители рано умерли. Сложный характер… Но очень способная.
Директор повернулась к компьютеру, открыла файл с адресами и телефонами учеников, распечатала на принтере.
— Вот, пожалуйста. Но под вашу личную ответственность, товарищ оперативник.
— Да, конечно… Скажите, а с кем из преподавателей я смог бы побеседовать? Но не сегодня…
— Пожалуй, с классным руководителем — Ларионовой Светланой Васильевной.
— Тогда вы ее предупредите? Приду я или мой коллега.
— Хорошо… Но только обязательно позвони, когда Маша найдется.
— Конечно, Клавдия Порфирьевна.
Все то же 2‐е число; и вечер, однако
Кошкин, лениво оглядевшись для приличия, вошел в подъезд. В этом типовом доме и проживала пропавшая девушка Маша. Сергей достал блокнот и стал вполголоса читать выписку из домовой книги: фамилии жильцов и номера их квартир.
— Квартира № 33 — Кухаркин Роман Евгеньевич. Квартира № 34, проживают Шпонка Варвара Борисовна, Лихолетова Мария Олеговна. Мария, Маша, Машенька… Заглянем-ка к товарищу Кухаркину.
Кошкин коротко нажал на звонок. Дверь слепая, «глазка» нет. В напряженной тишине послышался скрип половицы. Кошкин еще раз даванул на электрическую «пуговку». Стало еще тише. И тогда Кошкин по наитию постучал «условным» стуком: тук-тук… тук-тук-тук. И чудо свершилось: дверь тут же распахнулась. На пороге стоял, щурясь, сосед Маши, Роман Евгеньевич — небритый мужчина лет сорока пяти, в клетчатых шортах до колен и темном свитере под горло.
— Ты кто? — подозрительно спросил Роман.
— Свои… — небрежно ответил Кошкин.
— Ну, заходи. Чего-то не припомню тебя.
— Серега я…
— А-а, без очков не узнал. Принес чего-нибудь? А то у меня как в боулинге.
— Это как?
— Шаром покати, — пояснил Роман.
— Так я схожу сейчас.
— Может, и бутылки заодно сдашь? — спросил Роман.
Кошкин отмахнулся от такой перспективы:
— Да у меня хватит…
Ромка тихо прикрыл дверь. Кошкин вздохнул:
— Уцелевший образчик социалистической общности…
В стандартной кухне Ромки Кухаркина имелась видимость холостяцкого уюта: чисто, красиво, никакой грязи. Даже цветочки на подоконнике… Интеллектуальные пристрастия хозяина выдавали лежавшие горкой на полке видеокассеты с надписью на корешках: «Криминальные истории». На столе, как разобранная постель, лежала раскрытая пухлая книга, которую, как видно, Ромка читал еще со школьных времен. Появление гостя привело его в возбужденное состояние, он заложил страницу книги салфеткой, положил ее на подоконник. Напевая старинный шлягер Пугачевой, Кухаркин поставил на плиту кастрюлю с водой, надел очки, лежавшие на столе, достал из ящика картошку, начал ловко ее чистить.
— Серега… Серега… — вслух пробубнил он. — Совсем память отсохла.
Кошкин тем временем успел отовариться в местном продмаге. Подойдя к двери Ромкиной квартиры, вновь постучал условным стуком.
Послышалось жизнерадостное:
— Да открыто!
Кошкин толкнул дверь и прошел на кухню. Выложил из пакета на стол бутылку водки, две бутылки пива, срез ливерной колбасы и буханку черного хлеба…
Роман оценил:
— О, правильно! Водка без пива — это кощунство… Представляешь, Серега, как с женой я развелся, так все дружбаны и перевелись. Как будто забыли мой адрес. Я потом долго анализировал, размышлял… И допер! Им экстрим нужен был. Приходят ко мне: «Тук-тук, жены нет?» Нет! Садимся, наливаем, закусываем, отдыхаем… А тут звонок — благоверная явилась. Им, Серега, я тебе скажу, в кайф было, как она меня чихвостила. А когда Ритка в ударе была — и пацанам перепадало. Со сковородой гонялась по всей квартире. Во цирк был!
Ромка вздохнул с сожалением.
Кошкин налил по стопарику. Ромка отложил нож и недочищенную картофелину, взял рюмку. Чокнулись.
— Ну, за встречу! — провозгласил Кошкин.
Роман, изящно отогнув мизинец, выпил: будто в рюмке была не водка, а божественный нектар. Выпил — и закашлялся; торопливо запил пивом.
— Не пошло, — констатировал Сергей. Пиво он пить не стал.
— А-га… — выдавил Роман.
Кошкин показал на стопку кассет:
— Увлекаешься?
— А больше смотреть нечего…
— Слушай, Роман, тут, говорят, у соседки твоей дочка пропала?
— Да какая она дочка ей? Падчерица… Спит и видит, как бы ее из квартиры выжить. Привела еще какого-то Чурбана или Курбана… Прижился, паразит… Вот из-за него и все скандалы… У меня в квартире тихо, как в лесу, — все слышно. У нее ж отец лет семь назад умер от инфаркта… А Варька с тех пор родственников мужа, а там мать и брат, то есть Машке — бабка и дядька, так вот, даже на порог не пускает. Боится, что на квартиру будут претендовать…
— А может, девчонка загуляла? Дело молодое, гормоны…
— Гормоны — у гармониста, — разъяснил Роман. — А Машка — она девчонка серьезная, хочет учиться. Работает в парикмахерской… Я так думаю, Серега, они ее и придушили, а труп в лесу закопали…
— С чего ты взял?
— А у них накануне такой крик стоял, — вполголоса сказал Роман, — что я даже проснулся: чего-то падало, грохот. Даже этот гугнивый Курбан, всегда молчал в тряпочку, а тут свои права стал качать… А потом — гробовая тишина…
Кошкин налил по второй. Роман снова отогнул мизинец и, резво подымая рюмку, зацепил им за ручку кружки; кружка опрокинулась, на стол вылился чай.
— Вот незадача… — сокрушенно сказал Роман, чокнувшись с гостем. — Сегодня утром Варвара обзвонилась, по соседям, ко мне прибегала… Машу, говорит, не видел случайно? Не была у тебя? Откуда — от сырости? Чего ей делать у старого холостяка?
— Ну, давай, чтоб разрулилось, — ввернул Кошкин.
Роман снова привычно оттопырил мизинец.
— Чтоб нашлась…
Он задумался, держа рюмку, тут у него зачесалось в носу, он ковырнул мизинцем, и — беда: водка пролилась ему на шорты.
— Ой-е-е-ей!!! — заорал он, будто на ляжки ему пролился расплавленный свинец.
Глаза у Ромки заблестели: то ли от слез, то ли от начальной стадии опьянения.
— А ты попробуй не оттопыривать, — флегматично заметил Кошкин.
Роман вздохнул.
— Привычка… Мою жену тоже это раздражало. А вообще, Серега, чтоб ты знал, это тайный знак принадлежности к дворянству.
Роман закашлялся.
Кошкин торопливо налил водку в рюмку, Роман, кивая, поблагодарил, снова оттопырил мизинец.
— Мизинец!!! — закричал Кошкин.
Роман поспешно пригнул палец. Выпили.
— Вот видишь… наставительно произнес Кошкин, встал из-за стола. — Ну, ладно, Ромка, мне пора.
— А допить?!
— Больше трех нельзя. Служба… — строго пояснил Кошкин.
— Да какая еще служба?
— Да та, которая на первый взгляд как будто не видна, — усмехнулся Кошкин. — Извини, не успел представиться, видишь, попал сразу в твои дружеские объятия. Даже растерялся… Ты, Ромка, живое ископаемое эпохи развитого социализма. Душа и квартира — нараспашку… Я, Ромка, опер из уголовного розыска, Сергей Кошкин.
Кошкин достал удостоверение, протянул ошалевшему Ромке.
— Ну, мужик, ты даешь, — очумел тот. — Я тут… нараспашку… Значит, ты меня колол? Мастак…
Кухаркин обиделся, замолчал, уставился в окно.
— Ну, чего ты обиделся?
Роман поднял вверх палец.
— Я с тобой водку пил! А ты… Нет у вас, ментов, совести…
— Ну, чего ты, в самом деле? — вопросил Кошкин. — Ты ж сам меня пригласил!
— А про условный стук откуда узнал? — буркнул Роман.
— Этот условный стук любая девочка из общежития знает, — наставительно пояснил Кошкин. — Которая мальчика ждет.
— Да, лопухнулся… — Ромка почесал затылок. — Ну, давай допьем, что ли?
— В другой раз. А мне сейчас — к твоим соседям. С Курбаном познакомиться хочу.
— Познакомься… Только ты не говори, что у меня был.
— И ты не говори, что опер приходил.
— Заметано, — согласился Роман.