Теща, потирая ладони, сделала круг по комнате.
Вошла Наталья с подносом, на котором стояли две чашки с чаем и тарелка с бутербродами.
— Не заходи!!! — страшно крикнула Матильда.
Наталья попятилась назад, чуть не уронив поднос.
— Очень интересно… — похвалил Савушкин. — Ну, и кто же был убийца в балахоне? Роман?
— Не было никакого убийцы в балахоне! Не было кошмара на улице Колодезной!
— Вы хотите сказать, что дворники сочинили всю эту историю?
— Дворники и были исполнителями убийства! Именно так! А историю про мужика в красном балахоне сочинила Варвара. Она же наняла Ахмеда и его жену для похищения и последующего убийства девушки.
— Хорошо, а кто же тогда, по мысли Варвары, подразумевался под мужчиной в балахоне?
— Товарищ майор, Ники, мне стыдно за тебя! Ну, конечно же, Роман! Сосед-педофил, который долго мечтал реализовать свои похотливые намерения… И как бы ждал совершеннолетия Марии! Так что, товарищ майор, дело на улице Колодезной раскрыто. Как говорится, не кидай в колодец стреляного воробья. Вылетит — не поймаешь! Ната!
Наталья вошла, печально вздохнув на пороге.
— Значит, так. Чаем с коврижками не обойдешься. Готовь праздничный ужин!
— Я не против… — поддержал Савушкин.
— Не против моей версии? — уточнила теща.
— Не против ужина.
— Никита! Я дарю тебе это раскрытие! И надеюсь, что теперь ты не будешь приходить домой поздно!
Савушкин вытянулся во фрунт.
— Под вашим руководством, мама, преступления будем раскрывать, не выходя из дома!
4‐е число, где-то после 12.00
В любом возрасте, подходя к школе, ощущаешь смутное волнение и в дымке удаляющихся школьных лет вспоминаешь легких, прозрачных, как феи, одноклассниц в форме с белыми передничками, учителей, таких сомнамбулически нереальных. Вдруг зазвеневший звонок возвращает тебя, разомлевшего, ко дню сегодняшнему, в котором ты инородное тело в глазах детворы, хлынувшей на переменку из классов, некий странный дядя.
Во дворе школы Савушкин договорился встретиться с классной руководительницей Маши Лихолетовой. Когда из дверей вышла женщина, которая ощутимо излучала доброту, Савушкин понял, что это именно она, и пошел навстречу.
— Здравствуйте, вы — Светлана Васильевна?
— Здравствуйте. Да, я.
— Разрешите представиться: Савушкин Никита Алексеевич из уголовного розыска.
Ларионова отреагировала, как и все, услышав зловещее сочетание «уголовный розыск». И если б у нее сейчас померили давление, оно наверняка было бы подскочившим.
— Да, мне директор говорила, что приходили из милиции. Скажите, о Маше по-прежнему никаких известий? — заметно волнуясь, спросила она.
— Пока никаких… Хотел бы поговорить, сами знаете о ком, Светлана Васильевна… Может, пройдем в парк?
До самого парка прошли молча. Тенистые аллеи вдали от любопытных глаз учеников и учителей располагали к откровенности. На что и рассчитывал Савушкин.
— Просто невыносимо, когда не можешь ничем помочь ребенку… — первой начала Ларионова. — Может, за нее хотят выкуп… Хотя откуда у девятнадцатилетней девушки деньги? Мачеха в больнице работает…
— А не могла ли она уехать с кавалером, который вскружил ей голову? — спросил Савушкин.
— Вряд ли… Она всегда отличалась холодным рассудком, трезвым умом… Да и оставить квартиру мачехе? Нет… — Ларионова порывисто вздохнула. — С ней случилась беда… Сейчас люди исчезают средь бела дня. Вот вы в милиции работаете. Когда этот беспредел закончится?
— Честно сказать? Не знаю… — Никита развел руками. — У нас некоторые законы будто специально для бандитов написаны, а милиция — по рукам и ногам связана…
— И как же вы собираетесь ее искать?
— Как обычно: отработкой ее связей, знакомых, друзей, поиском свидетелей. Кстати, с кем она дружила в школе, в классе?
— Дружила она… — Ларионова призадумалась. — Дружила она, пожалуй, только с Олей Костомахой…
Они прошли еще некоторое время по аллее, потом повернули обратно.
— Светлана Васильевна, я понимаю, что уже прошло достаточно много времени и вы за свою жизнь не одну сотню учеников выпустили, — после затянувшейся паузы продолжил Савушкин. — И все же, если что-то вспомните о Маше, о ее окружении, товарищах, может быть, какие-то конфликты были… Вот, если что, позвоните мне по телефону.
Никита протянул визитку.
— Она не была конфликтной, но умела поставить на место, — заметила Ларионова. — Незаурядная, скажу вам, девочка. Как говорится, с лица не общим выраженьем… Обещайте, что позвоните, когда будет хоть какая-то весточка о Маше…
— Обещаю… — кивнул Савушкин. — Всего доброго, Светлана Васильевна.
— До свидания, Никита Алексеевич.
Никита проводил учительницу взглядом, достал список телефонов одноклассников, нашел фамилию «Костомаха Ольга», сразу набрал номер.
— Оля, здравствуйте, беспокоит Савушкин Никита из районного уголовного розыска. Скажите, ведь вы были подругой Маши Лихолетовой?.. Не могли бы со мной встретиться, скажем, через час, у входа в центральный парк? Хорошо? Тогда — до встречи.
В этот день состоялась еще одна встреча, нежданно-негаданное свидание двух расчетливо любящих сердец.
Звонок в квартиру заставил Варвару содрогнуться всем телом. Она тихо подошла к двери, глянула в «глазок». На пороге стоял воровато озирающийся Курбан. Она открыла, он торопливо вошел.
— «Хвост» не привел за собой? — озлобленно спросила Варвара.
— Какой «хвост»? — опешил Курбан. — Меня отпустили, под подписку о невыезде.
— А я думала, ты сбежал, как граф Монте-Кристо, — без тени улыбки произнесла Варвара. — Ну, проходи, Монте-Курбан…
Курбан снял обувь, явив хозяйке предельно грязные ноги, босиком прошел на ковры.
— А носки где? Чучело! — зажав нос, спросила Варвара.
— В обезьяннике на сигареты поменял, — небрежно пояснил Курбан. — У бомжа…
— Представляю, что за сигареты… — хмыкнула Варвара. — Я вот думаю, как бы они про квартиру на Пионерской не пронюхали.
— Я тебе давно говорил: давай продадим!
— В наше время квартиры продают только идиоты! Тут еще эта понятая Иванова появляется, ох, не случайно…
— Которая? — спросил Курбан.
— Ну, эта, молодая…
— Кондитер?
— Какой, на хрен, кондитер? — повысила голос Варвара. — Она такой же кондитер, как ты — член палаты лордов! Она — журналистка из районной газеты. У нее серия материалов была по «черным риэлторам», ну, по скупщикам квартир. И под меня подкапывалась, мерзавка! Но ручонки коротки оказались!
— Варя, ну, давай, я по-быстрому эту квартиру продам! — запричитал Курбан.
— Я лучше тебя самого продам: живым весом, с ботинками, — отрубила Шпонка. — И носки в подарок.
Ко входу в городской парк Савушкин подъехал на машине. Чтобы скоротать время в ожидании Ольги и приглушить проснувшийся голод, купил эскимо на палочке. Только развернул холодную оберточку и впился зубами в шоколадный цилиндрик, как ко входу, явно на встречу, подошла молодая привлекательная брюнетка. Никита сокрушенно посмотрел на мороженое, со вздохом опустил его в урну и направился к девушке.
— Девушка, простите, вы не Оля? Савушкин.
— Не-ет! — удивленно протянула девушка.
Савушкин не заметил, как за спиной его вырос здоровенный битюг. Он с ходу попер в атаку.
— Ты чё к девчонке клеишься, пижон? Ни на минуту оставить нельзя! «Вы не Оля-я?..» — куражливо передразнил он. — Умней не придумал, как знакомиться?
— Петя, да что ты к нему пристал? — затеребила его за рукав девушка. — Молодой человек просто ошибся…
— Знаем, как ошибся! — продолжал напирать битюг. — Вали в свою деревню, валенок…
— Я, вообще-то, из уголовного розыска… — предельно спокойно пояснил Савушкин. — И что правда, то правда: простые мы, как валенки. Обуваем наглецов так, что только уши торчат. Но так как ты с девушкой, я тебя прощаю…
— Петя, пойдем. — Девушка занервничала в предчувствии мордобоя.
Тут, на счастье, кто-то дернул Никиту за рукав. Он обернулся, перед ним стояла крошечная девчушка.
— Простите, вы — Никита?
— Да, — ответил Савушкин.
— А я — Оля.
— Слава богу, — сказал Савушкин.
Девушка рассмеялась.
— Пошли, Отелло!
Битюг с озадаченно-тупым выражением послушно поплелся за подружкой.
— У вас что-то случилось? — полюбопытствовала Оля.
— Впервые нюх подвел… — пробормотал Савушкин. — Хотите мороженого?
— Хочу, — не стала отказываться Оля. — Ни разу милиционеры не угощали…
Савушкин взял две порции, они вошли в парк, сели на скамейку.
— Скажите, Никита, есть хоть какая-то надежда найти Машу? — строго спросила Оля, уплетая мороженое.
— Надежда есть… Вы с ней дружили?
— Да… Последний раз встречались где-то полгода назад. Посидели в кафе…
— Чем дальше уходят школьные годы, тем реже встречи… Маша доверяла вам свои тайны?
— Да, но не всегда. Все зависело от ее настроения. — Оля задумалась. — Она очень неровный человек, самолюбива, то вспыхивает, то угасает, теряет ко всему интерес… Иногда впадала в депрессию. И я как могла старалась развеять ее. Ездили в Москву, гуляли по Арбату, на Манежной, таскала ее на модные выставки.
— А какие у нее отношения были с мачехой?
— Она на эту тему никогда не говорила. — Оля пожала плечами. — И я не спрашивала. Ясно, что не очень-то любила. Отец умер, осталась чужая тетя…
— А были у нее конфликты с одноклассниками?
— Да нет, особых не было. Характер у нее резкий, колючая, как еж. Сразу иголки наружу…
Тут Оля проглотила большой кусок мороженого, и у нее свело горло. Отдышавшись, она продолжила:
— Да, вот, правда, была история, давно, по-моему, в пятом или шестом классе, когда ее взяли сниматься в кино.
— В какое кино? — удивился Савушкин.
— Да вот, знаете, по телевизору идут документальные серии про бандитов. «Криминальные истории», кажется, называются. Я их сама не смотрю. И вот Машка снялась вот в таком фильме, «Девочка на цепи» назывался.