Всевозрастающее число фактов позволяет неангажированным исследователям говорить о нисходящей деструкционной динамике не только в политэкономическом, но и в социально-культурном и даже в бытовом существовании людей. На наших глазах происходят процессы отрицательной конвергенции. В подавляющем большинстве стран одновременно, накладываясь друг на друга, всё яснее проявляют себя наиболее негативные черты реального социализма и деструктивные компоненты позднего капитализма. Ни США, ни Китай, ни ЕС, ни Россия не избежали этого процесса.
Технико-технологический прогресс, будучи динамикой «второй природы» мира вещей и технологий, формируется и изменяется в значительной степени под воздействием социально-экономических отношений и культурно-поведенческих тенденций.
Помимо прочего, это означает, что один и тот же процесс, будучи реализованным в восходящей или в нисходящей фазах цивилизационной динамики, имеет существенно различное содержание и различную наполненность. Если содержание отражает, что называется, суть дела и определяет алгоритмический, технологический порядок того или иного процесса, то наполненность связана с пониманием сути процесса со стороны общества и, прежде всего, групп, принимающих решения.
Столь витиеватое введение необходимо для обоснования не вполне тривиальной, но имеющей множество фактических доказательств мысли. Если сравнить тот или иной процесс, явление или феномен с конфетой или батоном колбасы, то в глаза бросается следующее. В восходящей фазе всех интересует суть дела – состав колбасы или вкус конфеты. В нисходящей же, деструктивной фазе всё внимание переключается на внешние проявления. Здесь действует принцип «Упаковка или обёртка – всё, а вкус и содержание – вторичны».
В нынешнее время ключевые факторы и процессы социодинамики получают поверхностную оценку. Причём это происходит не только на уровне публикаций в «жёлтых» массмедиа или в выступлениях политиков, но и в среде профессионалов тех или иных областей знания.
Сегодня только ленивый не говорит об искусственном интеллекте, трансгуманизме, реальности и виртуальности цифрового мира. Как только заходит речь об ИИ, в ход идут абсолютно безграмотные суждения о неизбежности замены человека искусственным разумом, о враждебности ИИ к социуму, о поистине безграничных возможностях программно-аппаратных средств в условиях естественных ограничений способностей и возможностей человека. Эта безграмотная чушь буквально забила все информационные магистрали и сформировала не только у населения, но и у ведущих международных политиков мистическую (до шизофрении) картину мира.
Ещё 40 лет назад не только гигантам мысли, но и просто интересующимся гражданам, а тем более – исследователям и работникам министерств и ведомств, было ясно и понятно, что такое искусственный интеллект, что он может, а чего – нет. Однако на место твёрдой научной фантастики пришло причудливое фэнтези. Эльфы и гоблины победили не только Саурона, но и разрушили мир Кольца из «Туманности Андромеды». Двоечники 80-90-х годов стали принимающими решения субъектами. Соответственно, ИИ они воспринимают исключительно в жанре фэнтези – как что-то могущественное и зловещее, как сакральную опору неправильной власти.
Между тем, ИИ, по сути, мало чем отличается от механического счётного аппарата типа арифмометра. Благодаря высочайшему темпу осуществления вычислений он способен в единицу времени проводить гигантское количество комбинаторных операций. А эти операции, в свою очередь, позволяют распознавать те или иные явления и процессы, оптимизировать их по критерию затраты/результаты и, наконец, создавать нечто новое из комбинаций, т. е. добавления и удаления каких-то базовых элементов. Вот эти три операции, а именно классификация, оптимизация и морфизация, и составляют полный набор операций, выполняемых ИИ в самых различных сферах знания, производства и досуга.
В этом нет никакого умаления мощи или значения искусственного интеллекта. Он столь же полезен, как и реактивный двигатель. Он позволяет решить целый ряд специализированных задач и сделать в этой области возможным то, что ещё вчера считалось немыслимым. Однако утверждать превосходство ИИ над человеком – приблизительно то же самое, что и полагать самолёт превосходящим пилота.
Бесспорно, скорость самолёта делает бессмысленным его сравнение с пилотом по конкретному параметру, а именно по скорости передвижения. Но пилот – это не машина для передвижения. Точно такая же ситуация с ИИ. Он способен в сотни, а возможно – и в миллиарды раз быстрее осуществлять те или иные вычисления по программам и алгоритмам, заданным людьми.
Таким образом для того, чтобы не поддаваться на сладкие или, наоборот, алармистские песни сирен электронных масс-медиа, надо соблюдать информационную диету, сохранять здравомыслие и пользоваться содержательным подходом к рассмотрению явлений и процессов.
Поскольку искусственный разум – это гигантское вычислительное устройство, то он работает исключительно с дискретными процессами и предполагает в подавляющем большинстве случаев наличие человеко-машинного взаимодействия или интерфейса. И вот здесь мы прямиком выходим на следующего ключевого героя псевдонаучного фэнтези десятых годов нынешнего столетия, а именно – на трансгуманизм.
Трансгуманизм существует сравнительно недавно, меньше двух веков. Строго говоря, его появление в нынешнем виде сопряжено с глобальным признанием теории одного известного путаника – Чарльза Дарвина. Как сегодня выясняется, он в значительной степени использовал для доказательства своей теории не экспериментальные факты, а натуралистские суждения.
Ни один серьёзный человек не будет спорить, что любые живые системы являются в высокой степени неравновесными, а потому обладают нелинейной динамикой. Направленность этой динамики подавляющее большинство продвинутых биологов полагает прогрессивной. Однако, есть и вольнодумцы типа крупнейшего французского палеонтолога Д. Кремо. Он полагает, что вот уже длительный период времени в мире происходит деволюция живого.
Как бы то ни было, многочисленные доброкачественные и проверенные факты позволяют утверждать, что формы, содержание, функционал и взаимозависимости живых существ, в том числе и человека, носят не статический, а динамический или эволюционный характер. Они изменяются, мутируют, переживают морфизмы и т. п.
После некоторого застоя в течение предыдущих 15-20 лет эволюционная наука совершила целый ряд прорывов. Они позволяют сделать прогноз о формировании в ближайшие годы новой теории живого, опирающейся на эволюционную парадигму, генетическую морфологию и ценозную логику изменений. На сегодня практически неопровержимо доказано, что скачки видообразования сопряжены не с изменениями условий жизни отдельных животных и растений. Скачкообразность следует связывать с жёсткими испытаниями их сложных взаимодействующих внутри себя сетей, скреплённых пищевыми цепочками в новых условиях.
Прогресс эволюционизма привёл здравомыслящих исследователей к достаточно тривиальной мысли о том, что человек, будучи живым существом и в некотором смысле общественным животным, также претерпевает эволюцию. Соответственно нельзя быть на 100 % уверенным, что нынешние люди – венец эволюции, и на них она заканчивается.
Если в XIX – первой четверти XX века трансгуманизм как теория и практика дальнейшей эволюции человеческого рода носил в основном биологический характер, то затем он перестроился на технологический путь. Биологический трансгуманизм ещё в XIX веке получил название евгеники.
Суть и технологии использования евгеники весьма просты. Будучи живым существом, человек, бесспорно, подвержен дестабилизационному отбору и прямому воздействию на изменения психофизиологических параметров через генную и эпигенетическую системы. Исследователи установили, что человек, подобно высокоорганизованным представителям фауны (типа дельфинов и китов, слонов и некоторых видов приматов), хорошо поддаётся дестабилизирующему отбору и быстро переходит на уровень генетического наследования тех или иных признаков, которые были искусственно выведены в той или иной популяции.
Чтобы не объяснять в популярном материале особенности этого мощнейшего вида искусственной эволюции, отошлём читателей к книге Л. Дугаткина и Л. Трут «Как приручить лису (и превратить в собаку)». Книга живо и объективно повествует о, возможно, наиболее значимом генетическом эксперименте XX века. Выдающемуся, а возможно, и гениальному советскому генетику Дмитрию Беляеву из Сибирского отделения АН СССР удалось, используя исключительно методы искусственного отбора и генетического подкрепления, сократить процесс эволюции с 15 тыс. лет до полувека.
Начав в 1959 году эпигенетические эксперименты, команда Беляева в начале 2000-х вывела жизнеспособную, энергичную, весёлую домашнюю лисицу, по повадкам напоминающую одновременно кошку и отчасти собаку. Уже после Беляева и его учеников их продолжатели, работая в Скандинавии, смогли за три поколения сформировать у ряда видов приматов, крыс и волков эпигенетически закреплённые чувства.
Приведённые выше примеры свидетельствуют о том, что человек, благодаря своей информационно-энергоматериальной организации, не есть законченное творение природы. Он является «биоматериалом», вполне пригодным для дальнейшей трансформации. В этом смысле уже сегодня имеется достаточно весомых аргументов, чтобы утверждать не только возможность, но и практическую неизбежность трансгуманизма как пучка технологических пакетов, обеспечивающих дальнейшее совершенствование вида homo sapiens.
Однако крушение Советского Союза, подобно затоплению Атлантиды, привело к потере или, в лучшем случае, к глубокой консервации целых пластов знаний и технологий, уже недоступных нам сегодня. Параллельно с отступлением в подполье научного человеческого эволюционизма, в силу принципа «общественность не терпит пустоты», место гуманитарного эволюционизма занял технократический трансгуманизм. Если совсем грубо, то в современном вульгарном, в известной степени медийном, трансгуманизме можно выделить три основных его проявления.