лучшее искусство, настаивал он, создается во времена лучшей политики. Иными словами, он как будто доказывал, что историю цивилизации, ее подъемов и упадков можно проследить через историю подъемов и упадков изображения человеческого тела. «Аполлон» при этом считался высшей точкой.
42. Портрет Винкельмана кисти Антона фон Марона (1767 г.). На гравюре, лежащей перед ним, изображен рельеф Антиноя (см. рис. 4), другого фаворита Винкельмана.
43. Бронзовая копия «Умирающего галла» из Сайон-хауса, символ мужества перед лицом поражения. Торквес (обруч) на его шее указывает на то, что перед нами галл, а не гладиатор, как считали в XVIII в.
44. Фронтиспис «Истории античного искусства» Винкельмана. В этом переиздании конца XVIII в. все те же «Аполлон» и «Галл» символизируют ход истории и «ценности цивилизации», которые поддерживает книга.
Идеи Винкельмана — радикальные и, несомненно, глубокие — оказали огромное влияние на то, как западные зрители воспринимают и оценивают искусство, особенно искусство изображения человеческого тела. Винкельман никогда не бывал в Греции, он восхищался греческим классическим искусством, не видя его, и, как и мы, затруднялся определить, когда именно был создан «Аполлон Бельведерский» и в чем разница между искусством Греции и Рима. На него часто нападали за консерватизм, тяжким грузом легший на историю искусства, однако его идеи, отстаивающие именно эту классическую форму и стиль, определили некоторые из самых распространенных и влиятельных традиций восприятия западного искусства. Неудивительно, что и Кеннет Кларк поддержал эти идеи, когда снимал «Цивилизацию» в конце 1960-х гг. Несмотря на то что ни одна серия не была посвящена искусству Древнего мира, Кларк посетил «Аполлона Бельведерского» и говорил о нем примерно в тех же словах, что и Винкельман: «Этой статуей восхищались, как ни одной другой в мире. „Аполлон“, несомненно, олицетворяет высший подъем цивилизации… На севере творческая фантазия воплощалась в образах страха и тьмы. Эллинистическая творческая фантазия воплощалась в гармонии тела и разума». Греческая скульптура, изображающая человеческое тело и появившаяся в результате культурного переворота, стала маяком западной цивилизации.
Но наследие Винкельмана глубже. Пусть даже зачастую мы не подозреваем о его воздействии, оно по-прежнему предлагает западному зрителю готовый стандарт оценки искусства других культур. Это линза, которая местами дает искажение и мешает, но от нее трудно отказаться. Чтобы убедиться в этом, нам надо вернуться к тому, с чего мы начали, — к искусству ольмеков, и там нас ожидает удивительный поворот.
Ольмекский борец
В 1964 г. в Мехико был построен новый музей, демонстрирующий богатую историю страны и сокровища великих цивилизаций: в тот период мексиканское правительство вкладывало значительные средства в популяризацию национального своеобразия, и главная роль в этом проекте отводилась искусству. Самой ранней мексиканской цивилизации — ольмекам — разумеется, придавалось особое значение. Помимо одной из гигантских голов, в собрании музея есть множество ольмекских скульптурных изображений человеческого тела гораздо более скромных размеров: изящные жадеитовые статуэтки, крошечная глиняная фигурка, держащая перед собой обсидиановое зеркало (что это — религиозный символ или доисторическая модная вещица?), и целая коллекция фигурок, которые, на наш взгляд, выглядят как дети, хотя ольмеки могли воспринимать их иначе. Но особое место занимает приобретенная в 1960-х гг. статуэтка, получившая название «Ольмекский борец». Ничего подобного среди ольмекских артефактов прежде не встречалось: будто настоящие мускулы, «реалистическое» лицо, динамичная поза. Для многих «Борец» стал доказательством того, что цивилизация ольмеков была не менее сложна, чем цивилизации классического мира; он быстро стал олицетворением не только ольмеков, но и всей древней Мексики — рекламируя ее культуру на бесчисленных обложках.
45. Мнения об «Ольмекском борце» разделились: шедевр ли это в западном представлении или подделка, призванная апеллировать к западному же восприятию?
Именно в случае с «Борцом» мы имеем дело с последствиями западного видения и унаследованного от классического мира — благодаря Винкельману — способа восприятия. Многое из того, что привлекает нас в этой фигуре, совпадает с усвоенными нами представлениями о том, как должно выглядеть натуралистическое изображение человеческого тела. Даже в названии, которое мы дали этому произведению, присутствуют отголоски греко-римского искусства. У нас нет никаких доказательств того, что этот человек когда-либо собирался стать борцом или, если уж на то пошло, что ольмеки вообще занимались борьбой. Но в названии слышится успокоительная отсылка к классическому греческому виду спорта и его изображениям. Во всяком случае — отбросим пока в сторону современное название — если это работа выдающегося ольмекского скульптора, то он случайно, но безошибочно угадал более поздние вкусы, найдя именно то сочетание, которое мы часто ищем в искусстве иных культур: оно должно в достаточной степени отличаться от нашего, чтобы считаться другим, но в то же время быть совершенно доступным для понимания в рамках наших эстетических представлений.
46. Эта группа статуэток была обнаружена точно в таком виде, в каком они выставлены в Национальном музее Мехико. Однако смысл этой композиции неясен. Перед нами группа жрецов? Или мифологическая сцена? Непонятно даже, кто из них мужчина, а кто женщина.
И здесь вскрывается изнанка истории «Борца». Никому так и не удалось выяснить, где он был найден, не говоря уже о том, кем и как. Базальт, из которого он сделан, не тот, из которого высечены другие ольмекские скульптуры. И эта фигура настолько отвечает западным идеалам искусства, что некоторые эксперты склоняются к тому, что перед нами подделка, работа автора, который хорошо понимал привлекательность классического стиля. В конце концов, фальсификаторы извлекают выгоду как раз из умения создавать такое искусство, какое мы хотим видеть, и они прекрасно осведомлены о наследии Винкельмана.
Однако подлинный он или нет, «Ольмекский борец» показывает, что древние изображения человеческих фигур могут сказать нам многое о прошлом и еще больше — о нас самих. Восхищаясь «Борцом», мы обращаемся к нашим собственным представлениям о том, как следует изображать человека; фокус всегда немного смещается на нас как зрителей и на наши пристрастные суждения. В разговоре об искусстве изображения человеческого тела «Борец» напоминает нам об одной фундаментальной истине: речь не только о том, как люди в прошлом решили представлять себя или как они выглядели. Речь также о том, как мы смотрим сейчас.
47. Эти «младенцы» — характерная особенность ольмекского искусства. Но кем они были на самом деле и видели ли в них детей сами ольмеки (а если так, то почему), остается загадкой.
II. Взгляд веры
Пролог: восход над Ангкор-Ват
Каждый год тысячи людей со всего света собираются в одном местечке в Камбодже, чтобы полюбоваться необыкновенным зрелищем. В дни весеннего и осеннего равноденствия солнце, поднимаясь над центральной башней храма Ангкор-Ват, несколько мгновений буквально балансирует на ее верхушке. Собравшаяся толпа почти всегда ахает от изумления. Это религиозное искусство в наиболее красочном его проявлении. Камбоджийское правительство недавно учредило премию за лучшее селфи, снятое в этот момент, выказав таким образом уважение к привычкам паломников и туристов.
48. Солнце над центральной башней храма Ангкор-Ват в день равноденствия и его отражение в воде.
Ангкор-Ват — один из крупнейших и знаменитейших религиозных памятников в мире. Он представляет собой такое же утверждение верховной власти, как и более ранние гигантские сооружения египетских фараонов или первого императора Китая. Построенный как индуистский храм правителями кхмерской империи в XII в., через 100 лет, когда их преемники приняли буддизм, Ангкор-Ват превратился в буддийскую святыню. Его внешние достоинства не ограничиваются шоу восходящего солнца. Считается, что огромные башни в центре комплекса символизируют мифические вершины горы Меру, центра индуистского космоса. Окружающий его ров с водой изображает океаны на краю света. Стены храма украшены религиозными символами и орнаментами, и — в завершение всего этого великолепия — храм опоясан фризом, на котором сцены из индуистской мифологии чередуются с изображениями кхмерских правителей.
Некоторые фрагменты изображения истолковать не так легко, как уверяют современные путеводители. И обилие декоративных элементов порой может показаться избыточным. Но замысел ясен: храм с его скульптурными композициями должен был являть собой зримое воплощение индуизма и привести природный, божественный и человеческий мир в совершенную гармонию. Встреча восходящего солнца с верхушкой башни была тщательно продумана архитекторами, чтобы само светило стало действующим лицом религиозной мистерии. И это только одна из возможностей, которыми располагает Ангкор-Ват, среди тех, что призваны подтвердить догматы индуизма и продемонстрировать истинность его учения.
49. В таких местах, как Ангкор-Ват, трудно не посетовать на обилие камер, телефонов и многочисленные селфи. Цифровой век принес с собой неумеренность, но паломники и туристы всегда хотели увековечить свой визит и получить что-то на память.
50. Фриз, тянущийся вдоль галерей храма почти на полмили, когда-то был раскрашен и покрыт позолотой. Изображенная здесь сцена — часть индуистского мифа о сотворении мира «Пахтанье Молочного океана»: боги и демоны вращают тело змея, чтобы привести в движение космические силы.
51. Вид на Ангкор-Ват сверху. Башни, расположенные в центре, окружены галереями — именно вдоль галерей внешнего яруса тянется длинный фриз.