по ней, что же вам еще? Прецедент имеется, и все!
Эгава ответил, что в старину и у японцев киль делали, называл его продольной костью дракона, но правительство запретило строить килевые суда, чтобы не было измены, когда моряки уплывают в другое государство.
Карандашов стал объяснять Эгава, что нужен лес для постройки стапеля, лес для распиливания на доски и обшивки, брусья для бимсов,[115] кривые крупные сосновые штуки для шпангоутов…[116] Потребуется собрать плотников и кузнецов.
– Наши плотники, которые прибудут в Хэда на джонках, пусть со всем там ознакомятся. Покажите им места, где будем строить судно.
– Фудзи-сан не отпускает их… – говорила Фуми. – «Пусть живут у нас!» – так сказала Фудзи-сан… Фудзи-сан рассердилась, правда? – спрашивала Фуми у Петрухи.
– Да, Фудзи, Фудзи… Вот чуть не потонули, – отвечал Петруха. – А утром, знаешь, ведь мы уйдем…
Утром на одной из джонок в Хэда отправился с грузом унтер-офицер Аввакумов. С ним пятеро матросов: Янка Берзинь, Василий Букреев, японец Киселев, Маточкин и младший плотник Анисим Дементьев. Остальные готовы к пешему переходу.
Черная лента из шестисот человек, построенных по три в ряд, заняла огромное пространство от берега до главной дороги. Ждали адмирала из штаба. Уже вынесли знамя.
Вышли Путятин и Накамура Тамея со свитами. Послышалась протяжная и торжественная команда, и в воздухе сверкнул обнаженный палаш капитана.
Его команда прокатилась по рядам, как эхо в лесу, повторялась молодыми офицерами.
Раздалась новая короткая и резкая команда. Все шестьсот эбису, словно один человек, четко звякнув, повернулись. Ударил барабан, заиграла труба, и вся эта узкая, по три в ряд, масса людей зашагала…
Черные колонны матросов, с оружием, и ранцами, и скатками шинелей или мешками, выходили на Токайдо. Несмотря на множество полицейских, отгонявших посторонних, проводить эбису на выходе из Миасима и на перекрестке у выхода на дорогу Токайдо собрались толпы народа из всех деревень. Заметно было, что японцы жалели уходящих. За недолгие дни, что пожили тут матросы, люди привыкли к ним, втянулись в новую, многостороннюю жизнь, хотя, бывало, и ссорились с пришельцами. Но, несмотря на поборы, конфискации продовольствия, порки, все строгости и требования чиновников, таинственные ночные события, о которых и упоминать боялись, жаль было, что уходят эбису, мелькнуло что-то иное, показалось, что людям можно жить не только так, как жили всегда.
Сизов увидел Фуми, и словно его толкнуло в грудь. Он не знал, как смотреть на нее, и ослаб, теряя осанку. Гордо взглянуть, как и следовало матросу в таких случаях, и закрутить ус, пройти козырем?..
Она, коротенькая и некрасивая сейчас, полусогнутая в своем бедном халате, с подушечкой на спине, которая – хитро придумано! – скрывала всю ее гибкость. Черноватое лицо с широкими крепкими скулами. Сама как бы каменная, сейчас бессердечная, замкнутая и далекая, почтительно кланявшаяся всем, поклонившаяся и ему, Петрухе. Мол, до свидания, спасибо!
Петруха почувствовал, что ему жалко эту японку. Ему, лихому матросу, всегда охотно кидавшемуся туда, где опасность или противник, еще не были знакомы боль и сочувствие к кому-либо из женщин, с которыми приходилось встречаться.
«Спасибо вам!» – так понял он ее покорный взгляд и поклон без тени насмешки, упрека и гордости, с какой проводила бы его своя питерская, рижская или ревельская.
Хэйбэй долго смотрел на эбису и потом пошел за ними. «Попадут ли они в плен к англичанам? Попадет в плен или нет этот высокий Петруха к англичанам, когда отправятся на корабле обратно?» – подумал Хэйбэй.
Синяя колонна меж ровных гладких полей уже на Токайдо. И чертежи унесли! Песни больше никто не запоет, никто не замарширует под барабанный бой.
Село Миасима, казалось, опустело… Скоро и Хэйбэй уедет на работу в Хэда строить там корабль вместе с эбису.
Хэйбэй забрался на холм и пошел обратно.
О мае орося-но
Пу-тя-тин…
– громко запел он.
Глава 26ТЕНИ В СТАРОМ ЗАМКЕ
Абэ Исе но ками получил письмо от Эгава Тародзаэмона и схватился за голову.
– Врача! – закричал его секретарь.
Было тихо, и во всех комнатах резиденции слышался лишь шелест шелков, похожий на шелест листьев тунга при ветре с моря. Чиновники бегали, согнувшись с таким видом, словно собирались нырять в холодную воду.
День ото дня становится все тяжелее управлять. Абэ Исе но ками еще удерживает в своих мягких руках государственные поводья, но рывки их становятся все сильней. В обществе невероятная путаница.
Идут споры, как быть с иностранцами, допускать ли их в страну. Глупо сомневаться! Но интриги так многочисленны и многообразны, как будто в самом деле можно думать, что удастся остаться в изоляции.
Но дело, как всегда, не в этом. Прогресс неизбежен, и тот, кто протестует против прогресса и уничтожает или отравляет его сторонников, сам потом неизбежно должен стать двигателем прогресса, придя к власти. Борьба за власть и влияние! Из-за этого чуть не был отравлен старый больной сиогун. Но он не отравлен! Чаша с ядом поднесена к его губам. Старый сиогун догадывается и плещет яд в лицо подавшего придворного. Офицер удаляется и вспарывает себе живот. Весь громадный муравейник столичного города приходит в движение. Все даймио проникаются вдруг государственными интересами. А у ворот города стоит беспощадная американская эскадра.
Мито Нариаки не причастен к заговору. После смерти Верхнего Господина старый Мито желал, чтобы сиогуном стал его сын, отданный на воспитание в другую семью, умнейший и благородный рыцарь, полная противоположность родному отцу, это все знают. Но никто не хотел бы подчиняться Мито Нариаки. Он слишком стар, умен и властен. И вот сиогуном становится молодой человек, добрый, приятный и порядочный, но совсем не способный быть главнокомандующим. Он – ценитель подвигов своих подчиненных, но сам не человек подвига. Он изыскивает наслаждения, а государственные дела радуют его в перерывах, пока он набирается новых сил. Иногда он бывает очень неглуп, впрочем…
Совершены преступления и сплетены интриги, и во главе должен стать, прикрывая весь разлад и развал общества, кто-то сильный и честный. Таким был князь Абэ.
Он у власти. У него надежные помощники. Мито был удален от двора еще при старом сиогуне. Абэ Исе но ками снова пригласил его в замок. Забот множество. Надо перевооружаться. Требуется обрести силу, заимствуя способы воспитания у европейцев, но не вступая с ними в общение.
А вот в довершение ко всему сегодня ночью воры обокрали сокровищницу во дворе сиогуна, в центре крепости крепостей. Драгоценности пронесены сквозь цепи часовых, мимо множества тайных охранителей и полицейских!
С Путятиным хоть было все благополучно, его команду накормили и отправили морем в Хэда. И вдруг Эгава извещает, что русский корабль погиб! Не смог войти в Хэда! Это последняя капля, переполнившая чашу забот и страданий великого государственного деятеля. Едва отошла боль, как доложено, что прискакал конный самурай из Симода с донесением от Кавадзи. Самые честные, благородные и преданные шлют донесение, а голове все больней.
Кавадзи извещал о том же событии и высказывал предположение, что в связи с выходом нового закона о разрешении строить большие суда, теперь, когда погиб корабль Путятина и посол хочет построить совершенно новый корабль, представляется возможным воспользоваться создавшимся положением, чтобы изучить более подробно и основательно, чем предполагалось до сих пор, все тайны европейского судостроения и что инженер Эгава Тародзаэмон может оказаться еще более полезным, чем предполагали до сих пор.
Саэмон но джо гениален! Не зря русские зовут его Саэмон но ками. Он выше и умней всякого ками! Это не просто лесть русских. Гениальная мысль, зерно которой впервые угадано и найдено самим Кавадзи, дойдя до Абэ Исе но ками, была тут развита, ее зерно как бы проращено. Был составлен план изучения постройки корабля при ремонте для создания школы судостроения и перевооружения. И теперь эту же мысль так широко, смело, со всей силой и властностью, на которую способен ум государственного канцлера, разработанную Абэ Исе но ками и спущенную «вниз» из замка, Кавадзи, еще более расширив и дополнив, возвращает канцлеру обратно. Да, Саэмон но ками гениален!
Эта мысль, как мяч, летала между замками Эдо, Симода и резиденцией Эгава. В этой мысли было все, что надо для будущей Японии. Русские, потерявшие корабль, могут оказаться полезными для государства. Это ясно!
Но и на этот раз, когда голова отошла от боли и потучневший от забот Абэ отдохнул, он взглянул на дело шире Эгава и Саэмона но джо. Надо ломать препятствия к перевооружению. Воспользоваться, что перевооружение страны только начиналось. Тот, кто умеет владеть собой, кто дисциплинирован и мужествен, должен прежде всего нанести удар мнимым противникам перевооружения еще до того, как перевооруженная Япония станет отражать нападения врагов. Случай удобный… И заманчивая ловушка с приманкой из шестисот безоружных эбису! Столько мяса! Для хищника!
Посоветовавшись с членами государственного совета и вельможами, Абэ Исе но ками решил, что этого недостаточно. Нужно согласие Верхнего Хозяина. Слаб и неопытен, и сила не в нем! Абэ Исе но ками пригласил прибыть в замок и явиться на заседание правительства мудрейшего князя Мито Нариаки. Умный человек, как говорят, противен для окружающих. Посмотрим и послушаем умного.
А письма от Эгава приходили. И из Симода от Тсутсуя и Кавадзи. Чуробэ выехал срочно в Эдо. Все сохраняющие безопасность страны обеспокоены исчезновением мешков с деньгами из замка!