– Все предусмотрено.
Алик нерешительно вышел из сквера. Он не знал, как это он будет продавать цветы.
– Мальчик, продаешь подснежники? – обратился к нему молодой лейтенант.
– Нет, – сказал Алик и покраснел.
– А чего ж ты их так держишь? – засмеялся лейтенант.
Алик торопливо спрятал подснежники в карман пальто, а когда проходил мимо урны, незаметно выбросил. У него был с собой рубль бумажкой, который мама ему дала, чтоб он купил себе красок. Сначала Алик хотел разменять рубль в газетном киоске и отдать Лешке шестьдесят копеек, вроде он продал три пучка, а потом решил отдать рубль целиком. Быстрее наберется на телевизор Уф Фимовне.
Алик походил по вокзалу, подождал, когда стрелка больших часов прыгнула на пятнадцать минут ниже, и только после этого вернулся в сквер.
– Рубль? – удивился Лешка. – За три пучка рубль?..
– Да.
– Жаль, мало нарвали.
Он спрятал деньги в карман, похлопал Алика по плечу:
– Далеко пойдешь. Клоун, учись у маменькиного сынка.
Алик скромно опустил глаза. «Надо будет выпросить у мамы еще рубль на кисточки», – подумал он.
8. Семь раз в неделю – неправда
В понедельник Евгения Викторовна спросила, зачем ему нужен еще один рубль?
– Кисточки купить, – соврал Алик.
– На рубль кисточек? Сколько же тебе их нужно? Одну или двадцать штук?
– И ластик, и мастихин, и новый альбом.
Мама поверила и дала деньги.
Во вторник Алика случайно встретил на улице худой и длинный Карандаш Петрович, художник, который вел кружок рисования в доме пионеров.
– Здравствуйте, молодой человек! – сказал он. – Это вы кому так торжественно несете подснежники?
Алик спрятал цветы за спину и пролепетал:
– Маме.
– Цветы маме – это хорошо. А почему ты не был прошлый раз на занятиях?
– Я болел.
– Что с тобой?
– Температура подскочила.
– Куда же это она подскочила? – недоверчиво улыбнулся художник.
– В градуснике.
– А потом назад отскочила?
– А потом отскочила.
– Ну, ну… В следующий раз не болеть.
– Постараюсь.
Карандаш Петрович, прямой и тонкий, зашагал по улице, а Алик осторожно уронил цветы под ноги около стенки и быстро пошел прочь, нащупывая в кармане мелочь, шестьдесят копеек, которые он сегодня выручил за продажу двух бразильских марок. Сашка Крачковский дал ему сорок копеек за Пеле, потому что это главный футболист, а за Амарильдо только двадцать, потому что он только один раз участвовал в мировом первенстве и забил всего два гола.
– И вообще, – сказал Сашка Крачковский, – если б Пеле не получил травму, то он сам бы забил эти два гола, а про Амарильдо тогда и марку бы не сделали.
Сашка хитрил. Амарильдо он считал таким же знаменитым футболистом, как Пеле, но сбивал цену, потому что у него не было еще двадцати копеек.
Конечно, Алик ни за что не расстался бы с бразильскими марками, если бы научился продавать подснежники как Гога, Шурка и Заяц. Он протягивал цветы прохожим, но так робко, что на него не обращали внимания.
Теперь самая полная коллекция футбольных марок была у Сашки Крачковского. А футбол в пятом «В» занимал не последнее место. У пионервожатого Кости был брат футболист. Когда избрали председателем совета отряда Сашку Крачковского, он сразу поставил вопрос ребром: Костя должен привести в школу своего брата. Сбор, посвященный встрече с центральным нападающим команды «Энергия», прошел так интересно, что тут же решили провести еще десять сборов, посвященных каждому игроку команды в отдельности. Уф Фимовна, узнав об этом, ужаснулась, но спорить с классом не стала.
Алик вспомнил, что послезавтра состоится третий футбольный сбор, посвященный встрече с вратарем команды, и вздохнул.
В среду Алик снова подошел к матери и подсунул ей голову, чтоб она его ласково потрепала за волосы. Евгения Викторовна потрепала и спросила:
– Ну, что тебе еще нужно?
– Мы идем сегодня в театр.
– Кто это мы?..
– Все пятые классы.
– И тебе нужны деньги?
– Да.
– Сколько?
– Рубль пятьдесят копеек.
– Так много?
– Билеты в театр теперь подорожали.
Евгения Викторовна покачала головой и полезла в сумочку.
– А какой спектакль? – спросила она.
– «Вовка на планете Ялмез».
В четверг Уф Фимовна, пионервожатый Костя и Петька Серебряков по очереди спрашивали у Алика: почему он не был в театре? Алик сказал, что был, только он сидел на галерке, чтобы виднее было.
В пятницу ему снова нужны были деньги. Он соврал матери, что пятый «В» решил сфотографироваться всем классом вместе со всеми учителями и Уф Фимовна собирает с каждого по рублю, чтобы отдать фотографу.
В субботу Алик просто взял со стола три рубля. Евгения Викторовна спросила, не видел ли он, куда она дела деньги, которые у нее остались от базара.
– Нет, – ответил Алик.
– Неужели я их потеряла, когда доставала квитанцию на ботинки? – огорчилась мама.
– Наверное, потеряла, – сказал Алик.
– Вот растяпа!
Мама еще долго ругала себя, а Алик опускал глаза и тихонько про себя вздыхал.
Он понимал, что совершил нехороший поступок, но решил все вытерпеть, потому что не для себя ведь старался, а для Уф Фимовны.
В воскресенье мама заняла у соседки до получки денег и дала Алику еще тридцать копеек, чтобы он мог сходить в кино. Ему и правда давно хотелось посмотреть «Дикую собаку Динго», но надо было идти к Лешке.
9. Рыжая Берта
Ободранная дверь Лешкиной квартиры никогда не запиралась. Алик осторожно открыл ее и спросил:
– Можно?
– Давай, чего спрашиваешь.
– Здравствуйте.
– Привет, – хмыкнул Лешка.
Он был не один. На диване сидела рыжая девушка в красной кофте. На валике стояла маленькая тарелочка для второго, на которой дымилась длинная папироса. На черной юбке серели комочки пепла.
– Какой миленький мальчик, – хрипловато сказала девушка. – Кучерявенький, иди сюда, познакомимся. Меня зовут тетя Берта.
– «Тетя»! – прыснул Лешка. – Ее зовут Рыжая Берта.
– Ну? – нахмурилась девушка.
Она больше ничего не сказала, но Лешка прикусил язык и даже его нахально оттопыренные уши как будто стали меньше. Алик оглянулся на Лешку и остановился.
– Ну иди же, чего ты испугался? – И она, чтобы ободрить мальчишку, схватила его за руку и чмокнула в щеку. И пока она его целовала, Алик успел заметить, что у нее на одной руке два кольца и что она пьяная, потому что от нее пахло водкой.
– Пустите! – испуганно крикнул Алик.
Берта насмешливо отпустила.
– Чего ты?.. Разве тебя мама не целует?
– Целует.
На стене висело зеркало с отбитым уголком. Алик скосил глаза и увидел на своей щеке жирный след от помады, такой же, как на папиросе, которая лежала на тарелочке.
– Ты сделала из него клоуна, – засмеялся Лешка.
– Леша, мальчик, не забывайся, – растягивая слова, сказала Берта. – Не называй свою тетю на ты. Это невежливо. А то я пожалуюсь дяде Реактивному, что ты меня не слушаешься, и дяде Монаху.
Алик ожесточенно тер рукавом пальто щеку, пока она не побелела. Лешка молча тыкал вилкой по тарелкам. Он закусывал. На столе стояли две бутылки и четыре стакана. «Наверное, здесь были еще двое – эти самые дядя Реактивный и дядя Монах», – подумал Алик.
Берта пошарила вокруг себя, нащупала коробку спичек, зажгла потухшую папиросу.
– Тебя зовут Алик? – спросила она. – Ты не куришь?
– Нет.
– Не кури. Курить вредно. Пионер не должен курить.
– Я не курю.
– Молодец! На́ тебе денег, пойди купи себе мороженое.
– Я не хочу.
– И нам купишь Я люблю эскимо. Леша, а ты?
– Я тоже эскимо
Алик выбежал на улицу и остановился. Мороженое у реки никогда не продавали, он совсем забыл об этом. Чтобы купить эскимо, надо было ехать на трамвае в центр города. Алик не знал, ехать ему или нет. Скоро должны были прийти остальные мальчишки. Алик решил вернуться и сказать, что около Успенской церкви продают вербочки, а мороженое не продают.
Лешка и Рыжая Берта так быстро его не ждали. Поэтому, наверное, они разговаривали громко. Алик нарочно задержался около двери, чтобы услышать, о чем они говорят. На сердце у него было почему-то очень тревожно. Он не поверил, конечно, что Берта – Лешкина тетя. Но кто же тогда она? И кто эти двое дядей: дядя Реактивный и дядя Монах?..
– Я работаю в цветочном ларьке от садоводства. Понял? – говорила Берта. – И не могу продавать в своем ларьке твои дурацкие подснежники. Меня сразу накроют.
– Скоро ландыши зацветут и фиалки. Я знаю, бабка моя уже в начале мая продает фиалки.
– Дурак, в начале мая будут ирисы. Из садоводства мне привезут пятьдесят штук, а ты мне с мальчишками нарежешь в садах двести. Потом пойдут розы, потом гладиолусы. Я тебе буду вечером говорить, что мне привезут, а ночью ты с мальчишками будешь в садах срезать: если розы – розы, если гладиолусы – гладиолусы. Тогда к нам никто не придерется.
– Нарежешь… Как будто это мои сады.
– Боишься или торгуешься? Бояться тебе нечего. Мальчишки всегда лазят по садам. И высшая мера наказания для них – крапива. А если торгуешься, то зря. Пополам будем делить.
– А пионерам?
– На мороженое.
– А Реактивному?
– Его скоро заметут. Он больше года никогда не гуляет. А мы будем заниматься только цветами. Ты молодец, что придумал это. Только смотри, чтоб твои пионеры хорошо учились.
– Зачем?
– Дурак, чтоб никаких подозрений в школе. По рукам?..
– По рукам.
Алик хотел попятиться назад и убежать, но у него в руках остались деньги Рыжей Берты. Он не мог их унести с собой. Сделав несколько шагов назад, Алик громко громыхнул о ступеньки ботинками и, нарочно простучав в сенях, вошел в комнату. Берта сидела все в той же позе, только в правой руке она держала стакан:
– Купил?
– Мороженого нет, – заикаясь, проговорил Алик, положил деньги на край стола и вдруг кинулся прочь.