И все же врагов у него хватало. И в первую очередь «Юдзивара-гуми», с которой велась тайная война. Кавагиси постоянно нуждался в людях. И когда узнал от сына о Кихатиро, обратил на него внимание. Так Кихатиро стал гангстером. Новоиспеченного санситу, что на сленге означало низший ранг в иерархии иэ, отдали в услужение одному из братьев — людей, занимавших в семье среднее положение.
Брат, к которому попал Кихатиро, оказался сущим зверем. Бесконечные побои за малейшую провинность, угрозы и издевательства — все это обрушилось на мальчика с новой силой. Закончил наставник Инагаки свою жизнь вполне достойно. Обиженный им друг отрубил ему голову самурайским мечом…
Пройдя таким образом «школу», Кихатиро приступил к получению своего «высшего» образования. Чем только он не занимался! Наркотики и спекуляция золотом, убийство неугодных людей и подкуп чиновников, шантажи и рэкет — вот далеко не полный список его деяний. А после того, как убил видного профсоюзного деятеля и выбил пришедшему его арестовать полицейскому глаз, он получил звание «сынка». На суде было доказано, что профсоюзный деятель первым напал на беззащитного молодого человека, а лишенный зрения полицейский чуть ли не сам наткнулся на пальцы Инагаки. Так за что же, вопрошал на суде известный адвокат, приглашенный «Кавагиси-гуми» на этот процесс, судить молодого человека, едва только вступившего в жизнь?
Действительно не за что… И Кихатиро получил всего-навсего год тюрьмы, вместо положенных десяти. В тюрьме заботливая иэ во главе с Кавагиси не забывала о своем любимом сынке, которым семья начинала гордиться. А когда Кихатиро освободился, у ворот застенка его встречала представительная делегация. И пусть среди нее не было оябуна, ритуал в его честь был соблюден…
И он снова убил… Своего собственного помощника, пустив в ход самурайский меч. И хотя речь дорогого адвоката была не менее красноречивой и на этот раз, Кихатиро получил на всю катушку…
В первый же год его тюремного заключения началась Вторая мировая война. А вскоре был убит Кавагиси. Престиж «Кавагиси-гуми» быстро падал, а единственный человек, который мог бы вдохнуть в нее новую жизнь, находился за решеткой…
Но все на свете имеет свой конец, в том числе и тюремные сроки. В один прекрасный весенний день у ворот тюрьмы Кихатиро встретили всего двадцать пять его уцелевших сподвижников. На первой же сходке Инагаки был выбран новым оябуном «Кавагиси-гуми». В жизни молодого «крестного отца», а Кихатиро в то время не было и тридцати, наступила новая эра. И ее начало он ознаменовал кровопролитными сражениями с конкурентами. Конечно, о том, чтобы подчинить их всех разом, не могло быть и речи. И Инагаки, взяв на вооружение поговорку: «речь Будды — сердце змеи», принялся с воистину змеиной мудростью устранять своих противников. Он не гнушался ни подкупом, ни предательством, ни временными компромиссами. И каким-то непонятным образом союзники «Кавагиси-гуми» со временем незаметно для себя превращались в ее вассалов, если совсем не прекращали своего существования…
Прошли годы… Деятельность «Кавагиси-гуми» расширялась… И только «Юдзивара-гуми», которая и раньше не отличалась особой покладистостью, стала все ча-ще проявлять открытое неповиновение. Особенно после того как было принято решение о строительстве рядом с Кодэ города-спутника и каждый стремился воткнуть в проект как можно больше своих строительных и транспортных фирм. Инагаки уже неоднократно встречался с оябуном «Юдзивара-гуми» Такэёси Кумэдой, но эти встречи ни к чему не привели. Кумэду Инагаки знал давно, и существующие между ними отношения даже с большой натяжкой нельзя было назвать дружественными. И оба они прекрасно понимали, что рано или поздно сойдутся в открытом бою. И сейчас, похоже, все шло к этому.
— Извините, Кихатиро-сан, — вывел Инагаки из раздумий негромкий голос телохранителя.
Вздрогнув от неожиданности и резко повернувшись, он сурово взглянул на Такаси Такакуру, как звали охранника.
— Нашелся человек с «Эбису»…
На вилле Инагаки застал своего первого «советника» Масуити Янагуру. Удобно расположившись в низ-ком кожаном кресле, тот просматривал газеты…
Завидев входившего в комнату оябуна, Янагура поднялся с кресла и поклонился.
— Добрый вечер, Кихатиро!
— Здравствуй, Масуити, — протянул руку оябун. — Рад тебя видеть!
Инагаки не лукавил. Янагуру он знал около тридцати лет и, повидав его в разных ситуациях, ни разу не усомнился в нем.
Дверь комнаты открылась, и на пороге появился Такакура с небольшим подносом с чайными принадлежностями.
— Спасибо, Такаси, — кивнул телохранителю Инагаки, — ты свободен…
С наслаждением сделав несколько глотков душистого напитка, Инагаки вопросительно взглянул на советника.
— Здесь, — достал тот из кармана небольшой магнитофон, — запись беседы с Рюдзю Саки — матросом с «Эбису»…
«— Как меня подобрали рыбаки, — заканчивал свой рассказ Саки, — я не помню… Мне пришлось рассказать им сказку о том, как я упал за борт. В Маниле я сразу же обратился в японское посольство и, получив деньги на самолет, прилетел в Токио… Вот, собственно, и все…
— Ты сможешь узнать людей, стоявших на мостике катера?
— Узнаю! — изменившимся от ненависти голосом выкрикнул Саки. — Я как сейчас вижу их поганые рожи!»
Янагура выключил магнитофон и вопросительно взглянул на оябуна. Тот задумался. Для него было пока ясно только одно: кто-то из его людей нарушил обет молчания. Информация могла просочиться и случайно, но в такие «случайности» Инагаки не верил…
— Найди мне предателя, Масуити! — наконец нарушил долгое молчание Инагаки.
— Я сделаю это, Кихатиро! — слегка наклонив голову, бесстрастным голосом ответил советник.
— И знаешь что, — неожиданно улыбнулся Инагаки, — на сегодня хватит о делах…
Весь вечер они проговорили о бонсае…[8]
Глава 8
Ямаока допросил водителей автобусов, совершавших рейсы между Осакой и Кодэ. Оставался только один, который брал отгул. Но и здесь Ямаоку ждала неудача. В тот день никто не выходил из автобуса и не входил в него на том отрезке шоссе, где было совершено убийство девушки. Ямаока решил проехать по всему маршруту сам…
На одной из остановок он вдруг увидел толпу зевак, полицейские и санитарные машины. Неужели еще одно убийство? Это было бы уже совсем некстати. Попросив шофера остановиться, Ямаока направился к толпе, из которой доносился громкий женский плач. То, что он услышал, показалось невероятным. Игравших в лесу ребятишек искусали… кобры! Укушенных оказалось трое. Бледные и осунувшиеся, они с испуганными лицами лежали на носилках, вокруг которых хлопотали врачи…
— И сколько же было змей? — поинтересовался Ямаока у высокого худощавого полицейского, стоявшего рядом.
— Штук сорок… — после небольшой паузы ответил тот.
Ему уже порядком надоело объяснять, что здесь произошло.
— Вы выяснили, как они попали сюда? — снова спросил Ямаока.
Тот нехотя ответил:
— Вероятно, их привезли сюда в трех больших ящиках, которые валяются вон там. — Он махнул рукой в сторону кустов.
— Надеюсь, вы сфотографировали их? — продолжал Ямаока.
— Послушай, приятель, — дал наконец волю своему раздражению полицейский, — не много ли ты задаешь вопросов, а? Тебе-то какое дело?
— Есть мне дело, приятель, есть! — протянул полицейскому свое удостоверение Ямаока.
— Извините, господин старший инспектор! — сразу же подобрался тот.
— Так вы сфотографировали эти ящики?
— Нет, — несколько виновато ответил тот и тут же поправился, — еще нет, господин инспектор!
— В таком случае сделайте это!
Соблюдая все меры предосторожности — никто не знал, сколько ядовитых тварей ползало еще в лесу, — они подошли к контейнерам. Все они были сделаны специально для перевозки змей. Судя по клейму, их изготовили в Таиланде. Кому же понадобилось везти из Таиланда в Японию партию кобр и выпустить их в лесу? И для чего? Сумасшедшие? Вряд ли. Сумасшедших миллионеров Ямаока не знал. Так в чем же дело? Случайностью здесь не пахло. Да и какая, к черту, случайность, когда по лесу ползали десятки ядовитых тварей?
Нет, что-то здесь явно не так, и Ямаока решил с завтрашнего дня заняться этими кобрами вплотную…
В десять часов утра Ямаока приехал в порт и попросил вызвать к нему Мотонобу — того самого таможенника, который пропускал кобр.
Увидев удостоверение сотрудника Главного управления уголовной полиции, таможенник не удивился. Ему часто приходилось иметь дело с полицией.
— Вы, конечно, помните, Мотонобу-сан, — сразу же перешел к делу Ямаока, — тех кобр?
— Еще бы мне их не помнить! — невесело усмехнулся тот. — Ведь та смена могла стать последней в моей жизни!
— Да что вы говорите! — В голосе Ямаоки прозвучал неподдельный интерес. — Как же это случилось?
— Да вот так и случилось…
Мотонобу неторопливо достал из кармана пиджака пачку сигарет и, предложив Ямаоке закурить, щелкнул зажигалкой.
— Смотрю, — выпустив большое облако дыма, продолжал он, — сгружают, значит, те самые ящики… По документам — кобры для медиков. Даже мысленно по-здравил себя. Чего только я не повидал за двадцать лет работы в таможне, но вот кобр ни разу… Подхожу к ящикам с представителем получателя, а он, знаете, с этакой ехидцей спрашивает, буду ли осматривать груз. А как же, отвечаю, обязательно. Ну, и прошу открыть первый ящик. Он и открыл. Глянул я — и у меня мурашки побежали по спине. Сколько же их там было! И все эти гадины так переплелись между собой, что и понять невозможно, где хвост, а где голова! А этот самый представитель взял да и ткнул в этот гадючник палкой. Одна и выскочила, как черт из шкатулки!
Таможенник передернул плечами.
— До сих пор как вспомню, так холодный пот прошибает. Ну, я, понятно, выдал этому представителю, черт бы его побрал! Что же ты, говорю, делаешь? Он, конечно, извинился. Говорит, и сам не ожидал.