«Честь имею донести Вашему Превосходительству: снарядов не хватает».
«Ветер осенний и пьяный…»
Ветер осенний и пьяный
Сеет в равнинах дождем.
Вижу я Крест Деревянный,
Грузное тело на нем.
Корчится в приступах муки,
Воплем на помощь зовет;
Кроет широкие руки.
Каплями выступив, пот.
Взора не смею поднять я,
Голос возвысить боюсь:
Там, на высоком распятье:
Родина! Русь!
«Спешу уйти куда-нибудь…»
Спешу уйти куда-нибудь,
Изнемогая слишком рано;
В душе сочащаяся рана,
В нее так больно заглянуть.
Но не укрыться никуда,
Не отдохну и не забуду,
Что всюду кровь и стоны всюду
Несут безумные года.
И я тоски своей стыжусь,
А по ночам, в лампадном свете,
Молюсь, как маленькие дети,
Тебе, поруганная Русь.
Одно страдание у всех,
И одиночество все то же,
Смягчить отчаянье не может
Продажный пыл, поддельный смех.
И будут новые кресты,
И разрушительные беды,
И будет чаянье победы
Обманом призрачной мечты.
И, недостойны до конца,
Пройдем голгофские ступени
До суесловных песнопений,
Взамен тернового венца.
«Грозный час. Великая беда…»*
Грозный час. Великая беда.
Будет слава. Будут кровь и стоны.
Каждый день уходят поезда,
Вьются лентой красные вагоны.
Все, что было, – нынче прощено.
Мы сильны, но силы мы утроим.
Каждый – только малое звено,
С грудью грудь – сомкнулись крепким строем.
– Эй, товарищ! Родина – в огне!
Подымай походные знамена!
Слышишь крик: «Сюда, сюда, ко мне!» –
Нас зовет собрат иноплеменный.
Смерть за Русь легка и не страшна.
Многим смерть. Не только нам одним.
Все напьемся бранного вина,
Победим!
Нынче в ночь уходят эшелоны.
На вокзале смутная толпа.
Будет слава. Будут кровь и стоны
И к могилам узкая тропа.
– «Мать, прощай!» – Заплакала седая.
– «Твердым будь. Грядущее светло».
И дрожит рука, благословляя
Юное, открытое чело.
– «Милый! Ясный! Ближе… Я целую
И не кончить поцелуя ввек».
Грянем песню! Грянем удалую!
В битвах станет вольным человек!
Поезд тронулся. Стучат колеса. Тише.
В облака вползает черный дым.
Клич несется, клич великий слышен:
– «Победим!»
Карты бросает гадалка
Налево – направо.
Сына далекого жалко:
Смерть или слава?
Карты всю правду расскажут.
Направо-налево.
Ломятся полчища вражьи
С криками гнева.
Брошены карты. Склоняется ниже.
Что я увижу?
– Светлый витязь на коне
Скачет в шлеме и броне.
Смешаны карты. Опять и опять.
Направо – налево. Что там видать?
– Мчится туча саранчи,
В битве тупятся мечи.
Смешаны карты. Брошены вновь.
– Кровь.
Смешаны карты. Налево – направо, налево – направо…
– Господи, суд неправый!
Подбираются к нашей ограде,
Удары сыпятся сзади!
Брошены карты. Налево – направо, направо – налево,
Налево – направо…
– Силе лукавой
Нет преграды, нет отпора,
Гибнут наши. Скоро! Скоро!
Брошены карты. Ветер хлестнул в окно.
В картах темно.
Рыдает у скорбной иконы,
Считает земные поклоны,
Рыдает в тяжелой кручине,
Господа молит о сыне.
Белые бумажки шуршат, шуршат,
Те, кто ушли, не придут назад!
Ночью в кабинете скрипел паркет.
В час неурочный зажегся свет.
Если быть в ответе – не нам одним.
Сказано. Решенье. Предадим.
Те, кто ушли, не придут назад.
Белые бумажки шуршат, шуршат.
В один удар сливаются раскаты,
Дрожат от ярости чудовищные жерла.
Взвивается земля. Кусками черной ваты
Поднялся дым, и тьма покров простерла.
Но тьму бичуют полосы огня.
Чугунный ураган бушует, не смолкая.
В холодных рвах безмолвно умирая,
Припомни скудный свет родного дня.
Надвинулись темною тучей,
Вспоминая в молитве Христа,
Встретим конец неминучий,
Троекратно целуясь в уста.
Нас, безоружных и сирых,
Смертной тоской не томи,
Сопричисли к усопшим в мире,
В Царство Твое приими.
Мертвые срама не имут,
В честном бою полегли.
Приняли черную схиму
Ради родимой земли.
В грохоте рвущейся стали
Лютую встретив беду,
Имя Твое прошептали
В тяжком предсмертном бреду.
Раны зияют на теле.
Родины ради своей,
Мы до конца претерпели
Страду кровавых полей.
Фыркают кони, ступая
По распростертым телам…
Скоро ли справишь, родная,
Тризну своим сыновьям?
Мчится стремительней птицы,
Мчится проклятая весть,
Вспыхнули бледные лица,
Копится правая месть.
Денежки, денежки!
Грошик – к грошику,
Рублик – к рублику,
Катеньки, катеньки,
Белые бумажки!
Хлебец купим,
Мясо купим.
Сахар купим,
Продадим.
Сыты будем,
В холе будем
И на старость
Приготовим
Теплый угол.
Сыну хватит,
Внукам хватит,
Всей семье.
Хлебец купим,
Мясо купим,
Сахар купим,
Продадим.
Денежки, денежки!
Грошик – к грошику,
Рублик – к рублику,
Катеньки, катеньки,
Белые бумажки.
Эй,
Пей,
Веселей
Пляши,
Пой
На пропой
Души.
Эх, стоят неубраны поля,
Пропади пропадом горькая земля,
Эх, солдатики калечные,
Все слепые да увечные,
Будем вас с почетом принимать,
За широкий стол с поклонами сажать,
Звать по имени да отчеству,
Из пустых тарелок потчевать!
Поистратились хлеба у нас,
А святой Георгий новых не припас.
Застыло поле в лапах тишины,
Иссяк грохочущий чугунный ливень.
Орудий брошенных беспомощные бивни
В ночные облака устремлены.
И слышится в предутреннем тумане
Невнятное, глухое бормотанье –
– Воскреси нас, Господи!
Но голос Господа не будит тишины
И тела павшего не поколеблет.
Не дрогнут крохотных травинок стебли,
Рассвета ожиданием полны.
И, силясь приподняться на колени,
Сливают мертвые с угрозою моленье
– Воскреси нас, Господи!
Но голос Господа не будит тишины!
Не могут павшие пошевелить руками
И видят просветленными очами:
Без счета гибнут родины сыны,
Но сильный враг давно под русским кровом…
И раздирают сумрак страшным ревом,
– Воскреси нас, Господи!
Русь
«Ты вся – неизреченный свет…»
Ты вся – неизреченный свет,
Твои пути неизъяснимы;
Тоски – едва ли исцелимой –
Тебе сопутствует обет.
Хранишь – сквозь беды трудных лет –
Величье будущего Рима.
Ты вся – неизреченный свет,
Твои пути неизъяснимы.
Ни в чем святее боли нет,
Как тронуть край неопалимой
Одежды облачного дыма
И сохранить багровый след –
Ты вся – неизреченный свет.
«О, Русь! Раскинутая ширь…»*
О, Русь! Раскинутая ширь
Молчит, как древняя могила,
И шепчет ветер свой псалтырь
Над умирающею милой.
На белый камень Алатырь
Пойдешь ли ты хвалиться силой
Или схоронишься в унылый
Уединенный монастырь?
Молчит – и сдерживает стоны.
И знает – в битве нерешенной
Давно ломаются мечи.
И умножаются гробницы
И белым пламенем в ночи
Горят тревожные зарницы.
«В час туманного заката неприветливого дня…»
В час туманного заката неприветливого дня
На проселочной дороге, завивая и звеня,
Пьяный ветер носит листья, заплетает в хоровод,
Воет, кается и плачет, богохульствует, зовет
Что-то сделать, биться с кем-то, не сгибаться под ярмом,
И бессильно затихает, вея пылью и дождем.
В час туманного заката в поле пусто и светло,
Мелкий дождь скрывает небо, застит ближнее село.
Пьяный ветер клонит ветви придорожных чахлых ив,
Ходит шаткою походкой вдоль осенних черных нив;
Запевает, завывает, ослабел, понесся вскачь…
На проселочной дороге слышен тихий женский плач.
«Сколько лет я изнываю, сколько лет покорно жду
И несу, в упрямой вере, за бедою– вновь беду.
Хороню моих отважных, обнаживших крепкий меч,
Чтоб меня для светлой встречи нерушимою сберечь.
Я состарилась в рыданьях, мой венок – кольцо седин;
Что же медлишь, мой любимый, мой желанный господин?»
Русь моя! Ужель в лохмотьях, у дороги, это ты?
Русь, страдалица-невеста, только боль растит цветы!
Только тот взойдет свободным на вершины снежных гор,
Кто в болотистых низинах знал прилипчивый позор.
Пьяный ветер тихо стонет, ветер тише, ветер стих…
Близок, близок, скоро будет твой ликующий жених!
Серый день прощально брезжит, безвозвратно уходя,
Вся окуталась фатою – серым пологом дождя,
И в надежде безнадежной ожидая новый день,
Смотрит вдаль, поверх убогих, в землю вросших деревень.
Шепчут скорбные молитвы побледневшие уста…
Неневестная Невеста непришедшего Христа.
«Бредет старуха по проселкам…»*
Вл. Бакрылову
Бредет старуха по проселкам
С неизменяющей клюкой,
Твердит молитвы тихомолком,
Крестясь дрожащею рукой.
Заклятьем отвращает беды
И светит – сквозь всегдашний страх –
Огонь пророческого бреда
В полупотухнувших глазах.
Идет – и сковывает нивы
И города тяжелый сон,
Но путь старухи юродивой
Уже исчислен и свершен.
Вотще твердит: «Да будет чудо!
Пускай молитвой исцелюсь!»
Не ждать спасенья ниоткуда
Тебе, поруганная Русь,
Пока огнем негодованья
Не вспыхнешь в гордости своей,
Не позовешь для новой брани
Твоих несмелых сыновей.
Мы ждем во сне глухом и темном,
Покоясь в равнодушном зле,
И каждый путником бездомным
В родной скитается земле.
«Господи, с последнею мольбою…»
Господи, с последнею мольбою
Именем Твоим,
Мы последний раз перед Тобою
Ныне предстоим.
Одарив Твоей одеждой новой
Любящих невест,
Нам Ты отдал свой венок терновый,
Деревянный Крест.
Поползли мы, полные печали,
В прахе и пыли,
Крепко к сердцу Твой венок прижали,
Честно берегли.
Впились терны с болью небывалой
В страждущую грудь;
Обагрился кровью ярко-алой
Одинокий путь.
И, когда спустились на дорогу
Сумрак и закат,
Мы в крови своей, моляся Богу,
Омочили плат.
И, следя за истекавшей кровью,
Боль запечатлев,
Позабыли преданность сыновью –
И очнулся гнев.
Альный плат зажегся перед нами
Верною звездой
И повел суровыми тропами
На заветный бой.
Нас, идущих за последней бранью,
На ином пути,
Отложивших крест и покаянья,
Господи, прости.
«Всегда и всюду и с тобою…»*
«Люблю тебя в облике рабьем».
Всегда и всюду и с тобою
У неразгаданной черты,
Но не смиренною рабою
Ко мне в мечтах приходишь ты.
И не распутною черницей,
В мерцаньи гаснущих свечей, –
Я вижу в огненной зарнице
Лицо владычицы моей.
В ржаных полях, вспоенных потом,
В гуденьи верного станка,
Великим правит поворотом
Твоя надежная рука.
Пора, пора! Пускай кадила
Еще струят священный дым,
Но ты ушла, ты изменила,
И твой порыв неудержим.
В краю испуганном и нищем
Окончи тягостные дни
И перед ярким полотнищем
Хоругви ветхие склони.
Не крест, но сталь. На смутном небе
Не видно знамений. Иди.
Твой час настал, и вынут жребий
И сорван крест с твоей груди.
А на распутьи всех распутий,
Где распят плачущий Христос,
Взнеслись кровавые лоскутья
Предвестником грядущих гроз.
Дракон*
Памяти Вл. Соловьева
Давно забыт обет земного рая,
Среди жестоких ежедневных сеч
Трибун молчит, смущенно обрывая
О вольности затверженную речь.
Предчувствие трепещет, угасая;
Пленительной надежды не сберечь,
И в первый день восторженного мая
Не упадет тяжеловесный меч.
К минувшему не может быть возврата
Тревожная душа ослеплена,
И брат уверенно пошел на брата.
Недобрая задача решена,
Свершилася постыдная утрата,
Тяжка братина бранного вина.
Тяжка братина бранного вина.
Вдвойне тяжки ненужные укоры.
Когда земля огнем озарена
И вскрыт ларец карающей Пандоры.
Чья б ни была проклятая вина,
Теперь оставим бешеные споры:
Судьба с судьбою тесно сплетена
И явится таинственное скоро.
Великих чаяний плохой сосуд,
Мы не смогли, в словах изнемогая,
Остановить неизбежимый Суд.
И вот – судьба настигла роковая
И полчища несчетные идут,
Старинную Европу раздирая.
Старинную Европу раздирая,
Час от часу огромней и грозней
На рубежах растет стена живая,
Незыблемей незыблемых камней.
Как тягостна наука боевая!
Но тысячи уже сроднились с ней,
В чудовищных сраженьях забывая
О радостном содружестве людей.
Ребяческих, игрушечных мечтаний
Назойливая власть еще сильна,
Но им не место в осажденном стане,
Где дымная поднялась пелена,
И слышно, как вдали, в густом тумане,
Гремит неистощимая война.
Гремит неистощимая война,
С низинами уравнены высоты;
Едва ли есть счастливая страна,
Не знающая воинской заботы!
Однообразнее веретена
Рокочут бдительные пулеметы;
За каждый шаг – безмерная цена,
И умирают храбрые без счета.
Но чуткие весы доселе не дрожат,
Кому торжествовать, еще не зная,
Кому расстроенным бежать назад.
И каждый день слепых снарядов стая
Свирепствует, сражая наугад,
Сметая все, от края и до края.
Сметая все, от края и до края,
Текут потоки пламеносных рек,
И кажется, что Истина седая
Безумствующих кинула навек.
За лютой смертью смерть спешит вторая,
Все рухнет, чем гордился человек;
Бессильно вздрагивают, догорая,
Останки храмов и библиотек.
Опять в земле Милосская Венера,
Полотна Винчи, – штуки полотна,
Утеряна погибнувшему мера,
И злобою бушующей пьяна,
Как сказочная жадная химера
Несется беспощадная волна.
Несется беспощадная волна,
Не удержать взметнувшейся стихии;
Поблекнула небес голубизна,
И вслед пророкам смолкнули витии.
Но если б и настала тишина
В смятенном ожидании Мессии, –
Увидела бы красная луна:
Погибли голуби и гибнут змии.
Прогневался неправедный Творец.
За несвершенные грехи карая,
Определил страдальческий венец.
В отчаяньи вопит земля родная,
Как бы предвидя горестный конец,
И стонут люди, в ранах умирая.
И стонут люди, в ранах умирая,
И все лелеют робкие мечты:
Прекрасною воспрянет жизнь земная,
На красной крови – красные цветы.
Но прежде победить! И, напрягая
Остаток сил, указанной черты
Не могут досягнуть, и Смерть, вздыхая,
Бросает им забвенье с высоты.
Все для войны – и подвиги и мысли;
Засеяны костями семена.
И павших невозможно перечислить.
И вновь, в шинелях серого сукна,
Идут на бой на Сомме или Висле,
Но чаша не осушена до дна.
Но чаша не осушена до дна!
Гонения ушедшим слишком рано!
Подавленная воля не вольна,
Нельзя в себя замкнуться невозбранно.
Петля потомкам явственно видна,
И цепи небывалого обмана
Готовы до последнего звена –
Грозит копьем железный Рах Romana.
Все для войны! Не думай о себе
И не живи, мечтатель, одиноко,
Но принимай участие в борьбе.
Бежит, бежит струя рдяного тока,
И люди доверяются судьбе,
И в гуле битв ничье не видит око.
И в гуле битв ничье не видит око,
И в гуле битв у всех притуплен слух,
Не различить зловещего упрека,
Вотще, вотще предупреждает Дух.
И все рассвет по-прежнему далеко,
И в третий раз не пропоет петух,
И вождь и пленник не поймут урока,
Костер надежды вздрогнул и потух.
Сложил копье воинственный Георгий,
И только золота проклятый звон
И голоса предателей на торге,
А в этот час, заслыша скорбный стон,
Восходит Солнце в яростном восторге
В краю, где в море рухнул небосклон.
В краю, где в море рухнул небосклон,
Сливаясь с ним в прозрачно-желтом свете,
И вишен ароматом напоен
Горячий воздух, в снах тысячелетий;
И вечером кули бежит в притон,
Где опиум раскидывает сети,
Задумался Китай, и ждет Ниппон,
И люди – созерцатели и дети.
Оставлены старинные мечи,
В оружье вкралась ржавчина глубоко,
Сгорает жизнь спокойнее свечи,
Но, может быть, пробудятся до срока
И грянут тучей хищной саранчи
Медлительные правнуки Востока.
Медлительные правнуки Востока
Уже давно внимательно следят:
В борьбе междуусобной и жестокой
Арийцы слепо пьют смертельный яд.
И хлещут брызги ярого потока
И странным ожиданием томят:
Тебе, Восток, тебе взойти высоко
И царственный тебе принять наряд.
Что сделает неумудренный кровью
Усталый Запад, в бедах исступлен,
Когда, стекаясь к бранному становью,
Неисчислимым множеством племен,
Монголы, соблюдая месть сыновью,
Нарушили тысячелетний сон?
Нарушили тысячелетний сон
Наследники Великого Могола,
И Майдари насмешливый взнесен
Над желтыми, заполнившими долы.
Как воины, уступами колонн,
Они идут, гудит призыв веселый,
И каждый князь смущен и ослеплен
Величием всемирного престола.
Гордясь, ликуй, воскресший Чингис-Хан!
Отмщение убийства и порока
Твоих сынов непобедимый стан,
Что выстроят, по изволенью Рока,
В святом Петре – незыблемый дацан…
Сбылося предсказание пророка.
Сбылося предсказание пророка,
Борьба неравносильною была,
Пал третий Рим, не дав любви зарока,
Во прахе Византии купола.
Раздавлено беспечное барокко;
Готических соборов полумгла,
Где Сатро Santo в желтых пятнах дрока
Не оскорбить пришельцев не могла.
Безжалостны дикарские удары,
Обычай крепкий всюду водворен,
А непокорным – плети и пожары.
И, знаменуя Силу и Закон,
Как утро – новый, словно вечер – старый
Взвился над миром пламенный Дракон.
Взвился над миром пламенный Дракон,
Ему почет и скипетр и порфира,
И тысячи рассеянных корон
Князья приносят самодержцу мира.
И озарит непоколебимый трон
Смиренных подданных – зарею мира,
И желтый лик – в церквах среди икон,
Ему – мольбы и трепетная лира.
Дракон. Не века золотого власть
И не Мессии радость мировая,
Нависла огнедышащая пасть,
И знают люди, тихо засыпая,
Вовек немыслима иная часть…
Давно забыт обет земного рая.
Давно забыт обет земного рая,
Тяжка братина бранного вина;
Старинную Европу раздирая,
Гремит неистощимая война.
Сметая все, от края и до края,
Несется беспощадная волна
И стонут люди, в ранах умирая,
Но чаша не осушена до дна.
И в гуле битв ничье не видит око:
В краю, где в море рухнул небосклон,
Медлительные правнуки Востока
Нарушили тысячелетний сон;
Сбылося предсказание пророка –
Взвился над миром пламенный Дракон.