[514] и тут же разбили ее. Чжан Хуна, Янь Юна, Цзай Юй-чжань и Янь Цзы-цюн оказалось уже невозможным спасти, так как они слишком долго пробыли в лагере. Все же остальные вскоре пришли в себя. Сун Су, хотя и долго пробыл в расположении заставы, однако не погиб, так как он в жизни был совершенно равнодушен к деньгам.
Был свершен обряд уложения умерших в гроб, и после этого все войско Вэнь Юня вошло в заставу, где их радостно встречал народ.
Вэнь Юнь собрался отправиться поблагодарить богов за их помощь и велел узнать, где они, но ему доложили, что они вдруг исчезли и никто их не видел в заставе. Кроме того, ему сообщили, что исчезли Сун Су и Вэнь Сун. Вэнь Юнь послал людей на розыски, но их нигде не могли найти.
На следующий день после взятия заставы Вэнь Юнь получил сообщение о том, что со всех концов страны идут войска на помощь поднявшимся за восстановление власти императора и что все они вот-вот должны подойти к столице. Тогда Вэнь Юнь написал письмо Чжан Цзянь-чжи, в котором указывал день, когда предполагал прибыть с войском в столицу, и уславливался встретиться с Чжан Цзянь-чжи в Восточном дворце.
Когда Вэнь Юнь провел перекличку в своем войске, то оказалось, что за все время он не понес никаких потерь. Но из друзей и братьев погибли Чжан Хун, Чжан Цинь, Вэнь Ши, Вэнь Ци, Вэнь Сяо, Линь Ле, Ян Янь, Янь Юн, Тань Тай и Е Ян. Из женщин погибли Ю Сю-ин, Тянь Шунь-ин, Цзай Юй-чжань и Янь Цзы-цюн, и покончили с собой Шао Хун-ин, Дай Цюн-ин, Линь Шу-сян, Ян Мо-сян, Тань Хуэй-фан и Е Цюн-фан. Печаль и скорбь пронизывали сердце Вэнь Юня при мысли о том, что все братья погибли, Вэнь Сун пропал без вести, и в живых остался лишь он один.
Тем временем Чжан И-чжи, узнав о падении последней заставы и видя, что государыня Ухоу больна и не встает с постели, от ее имени издал указ и послал стотысячное войско с четырьмя полководцами остановить продвижение восставших. Но войско это было наголову разбито Вэнь Юнем, и силы последнего совместно с подоспевшими отовсюду войсками подошли к самой столице.
Дождавшись Сюй Чэн-чжи, Ло Чэн-чжи, Вэнь Юня и других, Чжан Цзянь-чжи вместе с ними, а также с Хуань Янь-фанем, Ли До-цзо, Юань Шу-цзи, Се Сы-сином, Цуй Юань-вэем, Ли Чжанем и Цзин Хуэем пригласили императора Чжунцзуна в тронный зал дворца и тут же в крытой галерее казнили Чжан И-чжи и Чжан Чан-цзуна, а затем в сопровождении дворцовой стражи направились в покои государыни.
Пораженная и встревоженная появлением сановников в ее внутренних покоях, Ухоу с усилием приподнялась на постели и спросила:
– В чем дело?. Кто посмел…
– Раскрыт заговор Чжан И-чжи и Чжан Чан-цзуна, – поспешил доложить Ли До-цзо. – Оба уже по распоряжению наследника престола казнены. Так как дело требовало строжайшего соблюдения тайны, мы не решились вам докладывать, но тем не менее за свое появление с войском во дворце мы, конечно, заслуживаем тысячи казней…
– Ну, что ж, – сказала Ухоу, отлично понимая создавшееся положение, – раз изменники казнены, то передайте наследнику, пусть возвращается к себе…
– В свое время покойный император поручил вашим заботам своего любимого сына, – сказал Хуань Янь-фань, обращаясь к государыне, – но теперь наследник уже достиг совершеннолетия, и было бы хорошо, если бы вы, государыня, в угоду воле неба и чаяниям людей передали бы ему престол…
На следующий день императрица торжественно возвела на престол императора Чжунцзуна, и ей было присвоено почетное имя «Великой и мудрой, сообразующейся с небом» императрицы.
Был объявлен указ о прощении всех преступников и повышении в чинах всех должностных лиц. Вэнь Юню же и всем, поднявшим вместе с ним войско, был пожалован княжеский титул, а женам их почетное звание придворных дам первой степени…
Но само собой разумеется, что самой счастливой семьей в эти дни была семья Бянь Биня. Легко себе представить радость, охватившую всех при появлении Бянь Би, которого все давным-давно уже считали умершим.
Так прошло некоторое время, императрица выздоровела и издала указ о проведении женских экзаменов в будущем году и о приглашении на общий пир после будущих экзаменов всех тех женщин, которые выдержали дворцовые экзамены в предыдущий раз. Весть эта распространилась по всей империи и вновь взволновала умы всех девиц. Но рассказ об этом пусть будет поведан как-нибудь в другой раз.
Следует еще добавить вот что. Белая обезьянка, о которой говорилось уже не раз, была священной обезьянкой, жившей в пещере у богини Цветов. Когда богиня Цветов была низвержена в суетный мир людской, то обезьянка последовала за ней и думала возвратиться в обитель бессмертных только лишь вместе с нею. Но когда богиня Цветов поручила ей найти кого-нибудь, кто взялся бы написать повесть о девицах, и поручила передать ему тетрадь с тем, что сама богиня списала со стелы, то обезьянка отправилась исполнять это поручение.
Изо дня в день ходила обезьянка с этой тетрадью и искала подходящего человека, но не так-то легко его было найти…
Словно миг пролетели триста лет царствования династии Тан, настал период правления «Пяти династий» [515], и вот при династии Цзинь обезьянка нашла некоего Лю [516], вполне подходящего человека, которому несомненно можно было поручить это дело, явилась к нему с тетрадью и стала объяснять, что ее привело к нему.
– Макака ты этакая! – сказал он. – Ты разве не видишь, что творится теперь на свете? Кругом воюют – сегодня власть у одних, завтра у других… Я кое-как сумел написать «Старую историю династии Тан», и где там мне до праздных забав с этими россказнями!.
Обезьянке ничего не оставалось, как извиниться и уйти…
Настала династия Сун [517]. Обезьянке удалось на этот раз разыскать сразу двух подходящих ей людей: некоего Оуяна и некоего Суна [518]. Оба были очень талантливыми людьми своей эпохи. Они просмотрели тетрадь, которую принесла им обезьянка, и сказали:
– Эта «Новая история династии Тан» за семнадцать лет работы довела нас до того, что мы выжимаем последние капли крови из сердца. Рука уже ноет от усталости. Где нам еще возиться с этой тетрадью.
И так обезьянка не могла никого найти вплоть до эпохи ныне царствующей династии [519], когда узнала о каком-то потомке Лао-цзы [520]. Человек этот пользовался, правда, очень небольшой известностью, но обезьянке уже надоели эти бесконечные поиски, и вот она подкинула ему тетрадь, а сама вернулась к своей хозяйке.
Человек этот просмотрел тетрадь и увидел, что разобраться в этом множестве переплетений событий и лиц и связно изложить их будет делом нелегким. К счастью, он жил в исключительный век спокойствия и довольства, прочитал немало любопытнейших книг из «Четырех сокровищниц» [521] литературы, жил беспечной, вольной жизнью, и в длинные зимние вечера или прохладные летние ночи, в те часы, когда являлось желание развлечься словом, он или пользовался ярким сиянием светлой луны, или устраивался перед уютным пламенем маленького светильника и с увлечением писал…
Так проходил за годом год, и вот он написал эти главы. Но это была лишь половина того, что он задумал написать.
Как-то раз один из друзей его, болевший болезнью печали и тоски, стал читать его тетради. Лицо его оживилось, прошла его печаль, прошла навсегда его тоска, он смеялся, он хохотал до упаду и, прочитав до конца рукопись приятеля, сказал ему:
– Ты ленив, мой друг, а кроме того, ты и пишешь очень медленно, и невесть когда еще ты закончишь всю эту повесть. Не лучше ли теперь же сделать эту рукопись достоянием всех? Предоставь удовольствие прочесть нынче же эти главы всем тем, кто поймет тебя, всем во всех концах земли – и пиши себе потихоньку дальше…
Но, увы, разве слово рассказчика может значить что-нибудь? Отдано тридцать лет этой повести, вложено невесть сколько крови и мысли в нее, и все же она останется лишь маленькой каплей легковесного слова в огромном мире бесконечных, бессчетных миров.
Но я писал, писал, и мне стало казаться, что каждое слово мое благоухает цветком, и, кто знает, может быть, другие тоже, прочтя раз, прочтя другой, узреют цветок, и лицо их озарится радостной, понимающей улыбкой… Но это уж как положит судьба, а вообще ведь
Зерцало может отразить
подлинный талант,
Цветы не так, как в книгах прежних,
людям показать.
И если кто пожелает увидеть полное изображение в этом зеркале, то пусть еще подождет…
От редакции
«Цветы в зеркале» – один из замечательнейших и своеобразных сатирических романов, написанных на рубеже XVIII–XIX вв. н. э. китайским ученым-лингвистом Ли Жу-чжэнем, автором монументального исследования звукового состава многих диалектов в Китае, но, к сожалению, мало известного в китаеведении. В этом романе автор показал себя весьма прогрессивным в решении некоторых злободневных вопросов общественной жизни своего времени. Он был несомненным феминистом, весьма убедительно, но не всегда последовательно, доказывавшим необходимость предоставления китайским женщинам относительного равноправия, хотя бы в области научных знаний и литературной критики.
Роман написан в стиле, обычном для китайских средневековых повествований [522]. В этих повествованиях каждая глава начинается характерным зачином, составленным в виде стихов, имеющих определенный размер, но без рифмы. По своему построению эти стихи обязательно должны быть парными, т. е. каждая пара строк должна контрастировать между собой. Так, если в первой строке говорится о ветре, то во второй должно быть сказано о дожде и т. д. Разумеется, передача подобных стихов на русском языке представляет большие трудности. Как правило, конец главы обрывается на самом интересном месте, и развитие фабу