– Да разве это еда! – возразила ей жена Линь Чжи-яна. – Вот что я вспомнила: мы ведь на всякий случай всегда берем с собой муку из соевых бобов. Вот и надо будет дать тебе этой муки. А мы во всех наших плаваниях только раз и употребляли ее…
– Хорошо, что ты вспомнила. А я и забыл про эту муку, – сказал Линь Чжи-ян и вынул из сундука два кулька: один с бобовой мукой, другой с конопляным семенем.
– Завтра, прежде чем отправиться в путь, – сказал он, обращаясь к Сяо-шань, – досыта наешьтесь этой муки. Семь дней после этого вы не будете ощущать голода. На восьмой день еще раз поешьте и тогда сорок девять дней не захотите кушать. Если же почувствуете жажду, то возьмите немного воды, насыпьте туда конопляного семени вот из этого кулька, и вам больше не захочется пить. Для нас, мореплавателей, эта мука и чудодейственное семя – просто спасение. Спрячь-ка все это, – добавил он, протягивая племяннице кульки.
– Должен тебе сказать, что способ приготовления этой муки дал мне когда-то, когда я еще первый раз был в плавании, твой отец, и когда наша джонка попала в бурю и надолго задержалась в пути, я и все мои спутники остались в живых только благодаря этой муке. Да… – вздохнул Линь Чжи-ян.
Напоминание об отце снова заставило Сяо-шань предаться грустным мыслям.
Решено было, что с Сяо-шань отправится Жо-хуа, и на следующий день обе девушки поднялись чуть свет.
Но что произошло дальше, вы узнаете из следующей главы.
Глава 47
Вблизи обители бессмертных
письмо вручает старец.
На горный кряж восходит дочь
с мечтой найти отца.
На следующий день, поднявшись спозаранку, Сяо-шань и Жо-хуа причесались, умылись, оделись по-дорожному, каждая подпоясалась шелковым шнуром, к которому подвесили меч. Сяо-шань набросила на плечи красную войлочную накидку, надела большую войлочную шляпу и на всякий случай захватила с собой еще ватную накидку, которую увязала в узел вместе с ковшом и бобовой мукой. Жо-хуа была одета так же, как Сяо-шань, только накидка и шляпа на ней были желтого цвета. Девушки плотно позавтракали бобовой мукой и, закончив сборы, распрощались со всеми.
Линь Чжи-ян проводил Сяо-шань и Жо-хуа до вершины горы. Здесь, прослезившись, он сказал им несколько напутственных слов и простился с ними. Он еще долго стоял, глядя сквозь слезы вслед удалявшимся девушкам, и повернул обратно лишь тогда, когда те совсем скрылись из виду.
Сяо-шань и Жо-хуа с узлом за плечами продвигались вперед. Они прошли уже несколько ли, и Сяо-шань, опасаясь, что они заблудятся на извилистых горных тропках и не смогут найти обратной дороги, стала при поворотах вырезать кружки на деревьях и делать мечом зарубки на камнях. Иногда вместо кружков она выводила свое имя: Тан Сяо-шань. На их счастье, горная тропа, по которой им пришлось подниматься, была ровной и гладкой. Девушки шли вперед, время от времени отдыхая и останавливаясь, и одолели уже несколько вершин. В пути они провели целый день, а когда солнце стало садиться, начали думать о ночлеге. Однако ничего подходящего на пути не встречалось, и они шли все дальше и дальше. Но вот они увидели у дороги целую рощу старых, могучих, в несколько обхватов сосен. Среди них была одна сосна, вершина которой была еще зеленой, но само дерево за долгие годы уже совсем высохло и в стволе было огромное дупло, покрытое лишь тонким слоем коры. За день девушки так утомились, что когда они забрались в это дупло и расположились на узлах, то тут же заснули. Проснулись они поздно, когда солнце уже взошло. Быстро собравшись, они закинули узлы за плечи и снова отправились в путь. К полудню Сяо-шань почувствовала жажду.
– Знаешь, – сказала она Жо-хуа, – после этой муки есть действительно не хочется. Но в горле у меня начинает пересыхать. А у тебя как? Тебе не хочется пить? Хорошо бы найти какой-нибудь ручей и напиться.
Поблизости как раз оказался желанный ручей. Девушки зачерпнули своими ковшиками воду, бросили в них несколько зернышек конопляного семени, каждая сделала по нескольку глотков. Затем они помылись и пошли дальше. К вечеру им посчастливилось набрести на каменную пещеру под высоким утесом, в котором вполне можно было укрыться. В ней-то они и устроились на ночь, а на следующий день на рассвете снова отправились в путь. По дороге им то и дело попадались диковинные бамбуки, чудесные деревья, редкие травы и удивительные цветы. Но Сяо-шань теперь было не до цветов, да и Жо-хуа тоже почти не обращала внимания на всю эту красоту.
Так прошли они несколько дней, продолжая поиски и углубляясь в горы, которым, казалось, не было конца.
– Ты посмотри на эти горы, ведь их и за несколько десятков дней не обойдешь, – сказала Сяо-шань подруге. – А я ведь обещала дяде, что дней через пятнадцать или в крайнем случае через месяц непременно дам ему знать о себе. Боюсь, что если мы пойдем дальше, то не поспеем вернуться к сроку, а это значит не сдержать своего слова.
– Мне кажется, что теперь, когда мы так далеко зашли, нет смысла возвращаться назад только для того, чтобы дать знать о себе, – ответила ей Жо-хуа. – Я думаю, дядя не обидится, если мы задержимся на несколько дней.
– Дело не только в том, чтобы дать знать о себе, – ответила ей Сяо-шань. – Я хочу, чтобы ты вернулась на джонку, а я буду продолжать поиски одна.
– Что это ты вдруг говоришь такое? – удивилась Жо-хуа. – Мы ведь решили идти с тобой вместе.
– А я вот смотрю на эти горы и вижу, что нет им ни конца ни края; путь нам предстоит очень далекий, и трудно сказать, когда мы сможем вернуться обратно. Поэтому я хочу, чтобы ты теперь же возвратилась на джонку, а я пойду дальше одна. Если я очень задержусь и дядя меня не дождется, то я останусь с отцом и буду, как он, совершенствовать себя, если, конечно, я найду его. Если же я его не найду, то пусть дядя меня хоть годами дожидается – я все равно не вернусь: мне будет стыдно показаться матери на глаза. Поэтому мне остается только одно: искать и искать в этих горах до тех пор, пока не найду отца. Без него я не вернусь домой, если же ты будешь со мной, как смогу я спокойно продолжать поиски?
– Если бы я побоялась дальнего пути, я не пошла бы с тобой, – ответила Жо-хуа. – А сейчас, когда мы еще ничего не узнали, бросать дело на полдороге не следует ни тебе, ни мне. Да и подумай, кто я такая, – существо, которое случайно вырвали из пасти тигра. Я ведь давно уже безразлична ко всему на свете, и потому, если мы и задержимся здесь надолго и мой приемный отец не дождется нас, то я останусь с тобой в горах и буду тоже совершенствоваться. Я к этому вполне готова, и беспокоиться обо мне тебе незачем. И если тебе кажется, что я пошла с тобой ради того, чтобы прогуляться в горах, и не подумала о возможных последствиях, то ты ошибаешься.
– Я не посмею отвечать тебе обычными словами благодарности, – сказала на это Сяо-шань, роняя слезы. – Но то, что ты сейчас сказала, навеки останется в моем сердце…
Подруги отправились дальше.
– Странно, мне сегодня почему-то хочется есть, – сказала Жо-хуа.
– Что ж тут удивительного! Ты забыла, что уже восьмой день, как мы в пути, – напомнила ей Сяо-шань. – Ведь, поев муки в первый раз, только семь дней не ощущаешь голода. Но нам с тобой везет: здесь повсюду полно кедровых орехов и сосновых шишек. Я вот только что съела несколько штук, они очень вкусные и душистые. Почему бы и тебе их не попробовать! Если ими можно будет утолять голод, то мы и будем ими питаться – это даже забавно.
Жо-хуа наелась ими досыта и долго после этого не ощущала голода. С тех пор подруги стали питаться только орехами. По дороге они рассуждали то о памятниках старины, то о стихах и песнопениях и за разговорами не заметили, как провели в пути еще дней шесть или семь.
И вот однажды девушкам показалось, что навстречу им движется какая-то человеческая фигура.
– Мы уже больше десяти дней в горах, и за все это время нам еще ни разу никто не встречался, – сказала Сяо-шань подруге. – И откуда это вдруг здесь взялся человек?
– Может быть, там впереди есть где-нибудь жилье, – высказала свое предположение Жо-хуа.
Человек постепенно приближался. Сяо-шань и Жо-хуа теперь могли уже разглядеть его. Это был седовласый старик-дровосек. Когда путник поравнялся с ними, Сяо-шань в знак уважения к старику сошла с тропинки.
– Скажите, пожалуйста, – почтительно обратилась она к нему. – Как называются эти горы и нет ли здесь поблизости человеческого жилья?
Дровосек остановился.
– Это Малый Пэнлай, – ответил он, – а хребет, что тянется впереди, называется «Цветы в зеркале». У подножия его есть заброшенный могильный холм; а за холмом деревушка под названием «Луна в воде»… В той деревушке живут одни отшельники. А почему вы спрашиваете об этом?
– Видите ли, в позапрошлом году в этих местах поселился один человек из Поднебесной империи, некий Тан. Может быть, вы слышали о нем? Не живет ли он случайно в той деревушке.
– Не Тан И-тин ли это из Линнани?
– Да! Именно его я и ищу. А откуда вы его знаете?
– Да мы ведь все время с ним вместе, как же не знать. На днях он дал мне письмо, чтобы я отправил его с попутной джонкой в Поднебесную империю. Вот очень кстати…
Старик вынул письмо, положил его на черенок топора и передал Сяо-шань [361].
Взглянув на конверт, Сяо-шань узнала почерк отца, но там было написано: «Дочери моей, Гуй-чэнь», а этого имени Сяо-шань не знала.
Видя недоумение Сяо-шань, дровосек сказал ей:
– Вы сначала прочтите письмо, а потом идите в «Беседку слез», тогда вы поймете, в чем дело.
С последними словами старик стал удаляться, словно уносимый легким, едва заметным движением ветерка, и исчез.
Сяо-шань вскрыла письмо и тут же вместе с Жо-хуа прочла его.
– Не понимаю, – сказала Сяо-шань, обращаясь к подруге. – Отец пишет, что встретится со мной только после того, как я выдержу экзамены. Но почему бы ему не поехать домой теперь, вместе с нами. Ведь это было бы куда лучше. Кроме того, он пишет, что я непременно должна переменить мое имя на Гуй-чэнь и только под этим именем сдавать экзамены. Почему он так решил? Не понимаю.