пахотной земли, которую мы приобрели еще тогда, когда дед был на государственной службе, но если мы эту землю продадим, то выручим за нее меньше тысячи, а этого, конечно, не хватит на такое далекое путешествие и на жизнь в Поднебесной стране. Кроме того, если мы продадим землю, то нам не на что будет жить потом, когда мы вернемся обратно. Нет, уж придется оставить эти мечты.
– Только бы ваша матушка согласилась поехать, а все остальное уладится, – возразила ей на это Гуй-чэнь. – О расходах в пути нечего беспокоиться: мы поедем на джонке моего дяди, и на дорогу вам не придется тратиться. О жизни же там, на месте, тоже нечего беспокоиться – семья наша хоть и не из богатых, но у нас есть несколько цинов хорошей земли, которая обеспечивает нас всем, а места в доме достаточно, чтобы вы могли удобно устроиться. К тому же вас только двое, а много ли двоим нужно. Все заботы о вас я возьму на себя, так что пусть вас ничто не тревожит. А землю вашу и имущество продавать, конечно, не следует. Пусть лучше кто-нибудь из ваших родственников присмотрит здесь за вашим хозяйством. По крайней мере, когда вернетесь домой, вам не нужно будет покупать землю и снова всем обзаводиться. Сделайте так, как я вам советую, тогда ни вам, ни матушке не придется тревожиться друг о друге.
– Мне просто как-то неудобно, – отвечала Тин-тин. – Ведь мы с вами встретились впервые, а вы проявляете ко мне, незнакомому вам человеку, столько великодушия и заботы. Но раз вы так добры, я пойду доложу обо всем матушке и потом приду к вам на джонку сообщить, сможем мы поехать или нет.
– Вот ты говоришь, что встретилась с Гуй-чэнь совершенно случайно, – вмешалась в разговор Хун-хун. – А я сама разве не случайно с ней встретилась? Но, видя сердечную теплоту и искренность ее чувств, я не смогла отвергнуть ее любезное предложение и поехала вместе с ней. И поступила я так не потому, что я осталась одна-одинешенька. Ведь у меня есть родственники, которые живут совсем недалеко отсюда. Ты сама видишь, как любезна Гуй-чэнь, и, по-моему, незачем откладывать с решением. Мы здесь подождем тебя, а ты пойди доложи своей матушке; если она согласна ехать, то ведь тебя здесь ничто больше не удерживает, и мы можем сразу же все вместе отправиться на джонку и немедленно тронуться в путь.
Никаких возражений Хун-хун больше слушать не хотела и тут же повела Тин-тин к ее матери, госпоже Цзы.
Госпожа Цзы была женщиной начитанной и умной; еще будучи девочкой, она разбиралась в стихах и канонических книгах. Когда-то она тоже держала экзамены, однако попасть в число выдержавших ей так и не удалось, несмотря на всю обширность ее познаний. Потом она родила Тин-тин. Вместе с мужем она с большим рвением учила дочь грамоте, лелея мечту, что Тин-тин получит почетное звание цайнюй и отстоит честь семьи. Но все мечты ее оказались напрасными: Тин-тин на экзаменах постигла та же участь, что и ее саму. Эта неудача так подействовала на отца Тин-тин, что он заболел и умер. И каждый раз, когда госпожа Цзы вспоминала обо всем этом, сердце ее сжималось от тоски. И вот теперь, когда ей рассказали о предложении Тин-тин, она так и загорелась желанием вновь попытать счастье и с радостной улыбкой вышла к гостьям. Те приветствовали ее низкими поклонами.
– Вы так добры и милостивы к моей дочери, – обратилась она к Гуй-чэнь, – что если ей удастся добиться хоть какого-нибудь успеха, этим мы целиком и полностью будем обязаны только вам. Что же до меня самой, то хоть мне, старой, уже за шестьдесят, но я еще полна желания принять участие в экзаменах. Боюсь только, что по возрасту меня могут не допустить к испытаниям. Но мне очень хотелось бы, – продолжала госпожа Цзы, – чтобы мои стремления нашли в вас благосклонное сочувствие. И если бы вы согласились попытаться как-нибудь устроить так, чтобы я смогла держать экзамены, то тогда сбылась бы мечта всей моей жизни, и я во веки веков не забыла бы вашего благодеяния.
– Раз вам так этого хочется, – ответила ей Гуй-чэнь, – то посмею ли я не уважить вашего желания. Возраст ваш в списках экзаменующихся можно будет, конечно, скрыть. Беда только в том, что у вас немало седых волос на висках и много морщин на лице. А как это скрыть, я просто не знаю.
– А разве не случалось, что бородатые старики сплошь да рядом скрывали свой возраст и сдавали экзамены, – возразила госпожа Цзы. – Мне-то легче, чем им, у меня нет ни усов, ни бороды, так что не придется уничтожать следы после выщипывания волос. А седина – это не беда, против нее у меня есть особая краска. Что касается морщин на лице, то надо лишь достать побольше придворного мыла [403] да несколько коробочек лучшей пудры. Все это давным-давно известные уловки, к которым не раз прибегали люди, отправляясь на экзамены. А сколько бывает таких престарелых учащихся, которые плетутся на экзамены, ковыляя на костылях! Я же обхожусь без палки, так что кому-кому, а мне-то скрывать свой возраст совсем нетрудно. По правде сказать, если бы не соблазн получить ученое звание, то к чему мне и ехать-то в такую даль. И если ничего придумать для меня нельзя, то, пожалуй, и дочери моей тогда ехать не придется.
Гуй-чэнь долго не находила, что ей ответить, и наконец сказала:
– Если вы, тетушка, имеете в виду только уездные или областные экзамены, то можно что-нибудь предпринять. А вот в столице на экзаменах в Палате обрядов и во дворце порядки будут строгие, и я ничего заранее обещать вам не могу.
– Я слышала, что те, кто выдерживают областные экзамены, получают грамоту на почетное звание шу-нюй. Если я смогу добиться такой грамоты, мне большего ничего и не надо. Зачем мне держать еще какие-то экзамены в столице?
– Ну что ж, посмотрим, что-нибудь уж придумаем и сделаем для вас, тетушка! – ответила неопределенно Гуй-чэнь.
Только после этого госпожа Цзы согласилась поехать вместе со всеми в Линнань.
Тин-тин велела своим двум ученицам собрать вещи и отправляться домой, а родственников своих попросила присмотреть за землей и за домом.
Время подходило уже к вечеру, Линь Чжи-ян нанял людей, чтобы перенести вещи Тин-тин, и все отправились на джонку, где вновь пришедших приветствовала жена Линь Чжи-яна.
В этот день Тин-тин с матерью пришлось поголодать. На джонке никто не ужинал, так как после риса, подаренного монахиней, никто не ощущал голода. Тем более не думала об еде Гуй-чэнь, которая увлеклась разговором об изящной словесности и совсем позабыла о том, что следует накормить гостей. Только поздно вечером, когда До Цзю гун вернулся с рынка и привез рис, хозяйки спохватились и приготовили гостям ужин.
Постепенно за разговорами девушки ближе узнали Тин-тин, подружились с ней и поклялись быть сестрами. Выяснилось, что из всех старшей по возрасту была Хун-хун; затем шла Тин-тин и затем уже все остальные.
Тин-тин с матерью отвели каюту; вместе с ними поселилась Хун-хун, а Вань-жу, Жо-хуа и Гуй-чэнь по-прежнему оставались вместе в своей каюте.
Джонка все время шла при попутном ветре, так что двигались они очень быстро. Дни летели незаметно, и не успели путешественники оглянуться, как уже наступил конец лета.
Как-то раз в беседе с девушками Линь Чжи-ян упомянул о сроке экзаменов. Жо-хуа при этом не утерпела и спросила:
– Сколько же еще дней осталось плыть до Линнани?
– «Сколько дней»? – с усмешкой передразнил ее Линь Чжи-ян. – Как ты просто себе все представляешь. Тебе, дочка, видно, все нипочем.
– А по-вашему, дядюшка, нам нужно ехать еще два-три месяца, так что ли? – спросила Хун-хун.
– Да и двух-трех месяцев не хватит.
– Ну-ну, – усмехнулась Вань-жу. – Если двух-трех месяцев мало, значит, потребуется полгода, а то и целый год?
– Ну, год это много, а вот полгода, пожалуй, понадобится. Ведь только два месяца прошло с тех пор, как мы отчалили от берегов Малого Пэнлая, а вы уже хотите, чтобы мы приехали. Вот если бы мы все время двигались прямо вперед, да при попутном ветре, тогда, по моим расчетам, потребовалось бы не больше двух-трех месяцев. Но беда в том, что на пути у нас «Гора-ворота», и как ни веди джонку, а меньше, чем в сто дней, эту гору не обогнешь. Так что как ни считайте, а полгода понадобится. Это при попутном ветре, а если случится плыть при встречном ветре, то еще больше потребуется времени. Сколько раз я в эти края ни плавал, так оно в общем и выходило. Да разве вы забыли, как в прошлом году на пути сюда мы огибали «Гору-ворота»?
– Тогда все мои мысли были заняты отцом, и я ни на что не обращала внимания, – ответила ему Гуй-чэнь. – Теперь, когда вы заговорили об этом, я как будто бы припоминаю, как мы кружили. Но если так, значит, мы приедем лишь будущей весной и опоздаем на экзамены!
– Я слышал, что в милостивом указе разрешены дополнительные экзамены. А на экзамены дворцовые вы успеете: ведь они будут проводиться в будущем году, в четвертую луну, а к весне вы уже будете на месте, так что беспокоиться вам нечего!
– Я только перед этим внимательно прочла указ об экзаменах, – вмешалась в разговор Тин-тин. – Там в правилах сказано, что уездные экзамены будут проводиться в этом году в восьмой луне, областные – в десятой луне, а экзамены в столице назначены на третью луну будущего года. В указе говорится также и о том, что все дополнительные экзамены в уездах и областях должны быть закончены до начала экзаменов в столице, в Палате обрядов. Что толку, если мы приедем уже после этого. А по вашим расчетам именно так и выходит. Значит, у нас не остается никакой надежды успеть к сроку.
– Ишь ты, оказывается, какие там выкрутасы с этими экзаменами! – воскликнул Линь Чжи-ян. – Откуда мне было знать это. Теперь остается только день и ночь гнать джонку вперед. Эх! Что бы им стоило перенести срок экзаменов!
После этого разговора Гуй-чэнь загрустила. Каждый день на джонке только и слышны были ее горестные вздохи. Жена Линь Чжи-яна боялась, как бы Гуй-чэнь снова не заболела от тоски, и корила мужа, считая, что он не должен был говорить племяннице всей правды. Муж и жена не раз принимались успокаивать Гуй-чэнь: