– Ах, вот как! Тогда понятно, почему она и сейчас с таким любопытством смотрит на эту тетрадь, – пошутила Хун-цюй и, смеясь, спросила обезьянку: – Так как, смогла бы ты выполнить это великое дело?
Как бы в ответ на это обезьянка фыркнула, дважды кивнула головой, схватила тетрадь и выпрыгнула в окно.
Девушки в совершенной растерянности молча смотрели ей вслед.
Вдруг в воздухе что-то просвистело, и они увидели, как через то же окно в комнату впрыгнула какая-то девица вся в красном: короткая кофта из красного шелка, красные шелковые штаны, на голове красный шелковый платок, повязанный узлом на лбу, маленькие вышитые узором красные туфельки, широкий красный пояс, а за поясом меч в красных ножнах. Лицо девушки рдело пунцовым румянцем.
На вид ей было лет четырнадцать-пятнадцать, не больше, и она была очень хороша собой. Неожиданное появление незнакомки повергло девушек в испуг и недоумение. Первая пришла в себя Гуй-чэнь.
– Кто вы такая и почему вы ворвались сюда среди ночи? – обратилась она к девушке в красном.
– Моя фамилия Янь, – ответила та. – А кто из вас Сяо-шань?
– Моя фамилия Тан, – ответила Гуй-чэнь. – Сяо-шань меня называли раньше, а теперь, выполняя волю отца, я ношу другое имя – Гуй-чэнь. Но откуда вам известно мое скромное имя?
В ответ на это девушка в красном низко ей поклонилась. Гуй-чэнь в свою очередь поспешила ответить ей поклоном. Затем незнакомка обратилась к подругам Гуй-чэнь и осведомилась об их фамилиях и именах. Когда после взаимных приветствий и поклонов все сели, девушка в красном сказала:
– Меня зовут Цзы-сяо. Родом я из Гуаньнэй. Мой дед когда-то был начальником вашей области, и здесь он заболел и умер. Отец мой был очень беден, мы не могли вернуться на родину, и потому так все и остались в вашей области, где мой отец учительствовал. Мои родители несколько лет тому назад скончались, а старший брат мой Янь Яй еще три года тому назад уехал на военные состязания и не вернулся. Так что живу я теперь одна с бабушкой, которой уже восемьдесят лет. Не так давно я узнала о том, что наша государыня ввела женские экзамены на ученые звания, и мне очень захотелось попытать свое счастье. Но бабушка стара и не может сопровождать меня, а других родственников у меня нет, и некому отправиться со мной. Живу я здесь по соседству, всего через несколько домов отсюда, так что я давно знаю вас по имени и слышала о ваших талантах. Сегодня я узнала, что вы вернулись домой, и, набравшись смелости, решилась лично явиться к вам с просьбой, чтобы вы разрешили мне поехать вместе с вами на испытания. Если вы не погнушаетесь взять меня с собой и мне удастся добиться хоть какого-нибудь успеха, я век вас не забуду!
«Оказывается она и есть та девушка – рыцарь меча [408], которая значится в списке ста цветов», – подумала про себя Гуй-чэнь и обратилась к Цзы-сяо:
– Я не раз слышала, как мой отец восхвалял высокие достоинства начальника нашей области, почтенного господина Янь Цин-тяня, и не думала, что дочь этого верного долгу начальника живет тут рядом. Я очень рада, что мне посчастливилось встретиться с вами. И раз вы сами намерены отправиться на экзамены, я буду рада поехать вместе с вами и буду просить вас не оставлять меня своими советами и указаниями в пути. Как только будет намечен день отъезда, я непременно попрошу дядюшку лично сообщить вам. Но вот что скажите: как вы сумели преодолеть стены и заборы и попасть сюда, если вы живете через два-три дома от нас?
– Когда я была еще девочкой, отец обучал меня боевым приемам, – ответила Цзы-сяо. – И если бы нас даже разделяло не несколько домов, а расстояние в несколько ли, я и тогда вмиг была бы у вас.
– А скажите, вы сейчас не встретили никого на пути? – спросила у гостьи Гуй-чэнь.
– Нет. Я видела только белую обезьянку, которая пронеслась мимо меня с какой-то священной тетрадью в руках.
– А откуда вам известно, что тетрадь священная? – спросила Гуй-чэнь.
– Я так полагаю. Она была озарена ярко-красным сиянием, и лучи этого сияния возносились до самых небес. Именно поэтому я и не решилась схватить обезьянку.
– Это моя тетрадь, – сказала Гуй-чэнь. – Ее стащила та самая обезьянка, которую вы видели. Скажите, а вы не могли бы догнать обезьянку и вернуть мне эту тетрадь?
– Если бы тетрадь стащили у вас грабители или воры, – ответила ей на это Цзы-сяо, – я бы могла попытаться вернуть ее вам. Но этого священного зверька, у которого над головой сияет нимб святости, а под ногами клубятся облака, который тысячелетними трудами постиг путь великой истины и в одно мгновение одолевает расстояние в десятки тысяч ли, этого зверька мне не догнать. Да, кроме того, раз обезьянка эта постигла путь великой истины, она бы вдруг ни с того ни с сего не стащила бы вашу тетрадь. Почем знать, может быть, эта тетрадь не должна была оставаться у вас в руках, и обезьянка отнесла ее туда, где ей следует находиться. Но скажите, откуда взялась у вас эта тетрадь и эта обезьянка?
Тогда Гуй-чэнь подробно рассказала Цзы-сяо о том, где она нашла стелу с удивительной надписью, как появилась у них белая обезьянка и как благодаря этой же обезьянке она обнаружила узел с вещами отца и в прошлом году отправилась разыскивать его на Пэнлай.
– Уже одно то, что обезьянка эта раскрыла вам местопребывание вашего отца и тем самым направила вас на Пэнлай, где вы увидели священную стелу, одно это говорит, что поведение обезьянки было необычным. Ведь она уже достигла разумного постижения сути вещей, и если бы просто так вздумала стащить вашу тетрадь, то не сбежала бы с ней. Скажите, а не приходилось ли вам замечать, чтобы у нее было подобное намерение раньше?
– Нет, ничего такого я не замечала, – ответила Гуй-чэнь. – Правда, как-то раз я шутя сказала ей… – и тут Гуй-чэнь подробно рассказала Цзы-сяо о том, как она однажды на джонке посмеялась над обезьянкой.
– Ну да, – сказала на это Цзы-сяо, – вы пошутили тогда, не придавая этому никакого значения, и, конечно, уж не думали о том, что обезьянка все понимает и что у нее свое на уме. Что ж, судя по всему, она, пожалуй, выполнит ваш наказ и действительно свершит великое дело. Теперь она, наверно, явится с тетрадью к какому-нибудь ученому или сочинителю, не иначе. Ведь она не отдаст ее кому попало. Будьте уверены, вещь эта найдет своего хозяина.
– Хорошо, если бы это случилось так, – сказала Гуй-чэнь, – тогда мне не о чем было бы беспокоиться. Но все-таки попрошу вас при случае узнать, к кому попала тетрадь.
– Буду помнить об этом. Благо задача облегчается тем, что тетрадь эта излучает сияние.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась тут к гостье Ло Хун-цюй, – я слышала, что рыцари меча передвигаются с быстротою ветра и туч. Не научились ли вы и этому искусству?
– Если вы имеете в виду поручить мне что-нибудь срочное, – ответила Цзы-сяо, – и если это в пределах нескольких сот ли, то я могу выполнить это сейчас же.
– Вот сестрица Гуй-чэнь хотела сообщить подруге нашей Линь Вань-жу, что мы ждем ее здесь, чтобы вместе отправиться на экзамен. Вань-жу живет в тридцати ли отсюда. Смогли бы вы доставить ей письмо?
– Это, кажется, дочь вашего дяди Линь Чжи-яна, не так ли? – сказала Цзы-сяо, обращаясь к Гуй-чэнь. – Недавно я была у них, чтобы узнать, скоро ли вы вернетесь. Ну что ж, давайте ваше письмо, я мигом доставлю его.
Гуй-чэнь тут же написала письмо и отдала его Цзы-сяо.
– Ну, прощайте, – сказала та, приняв письмо, и одним прыжком выскочила в окно.
О том, как Цзы-сяо доставила письмо и что случилось дальше, будет рассказано в следующей главе.
Глава 55
Подруги беседу ведут
о средствах лечения оспы.
Сестра вопрошает богов
о доле пропавшего брата.
Итак, пораженная тем, что Янь Цзы-сяо вылетела в окно и тут же исчезла, Лань-инь в изумлении воскликнула:
– Ну и чудеса на белом свете! Действительно, каких только людей не встретишь в Поднебесной стране. Когда мы поедем в столицу на экзамены с такой попутчицей, нам в дороге определенно можно будет, как говорится, без забот класть голову на подушку.
– Интересно, есть ли ее фамилия в списке, который ты нашла в «Беседке слез»? – обратилась Хун-цюй к Гуй-чэнь.
– Мне помнится, – ответила Гуй-чэнь, – что там на стеле была как будто бы такая фраза:
Мечом и рыцарским искусством
дано ей в детстве овладеть,
А в зрелы лета овладеть ей
великой тайной бытия.
– Не знаю только, к ней это относится или нет, – ответила на это Гуй-чэнь. – Жаль, что список пропал, – продолжала она, – ведь если бы я знала, что это так случится, то заучила бы все фамилии наизусть и еще раз переписала бы всю надпись. А то теперь я уже многое позабыла и лишь смутно припоминаю, что было сказано в этой надписи.
– Вот тебе и на, – заметила Лань-инь, обращаясь к Гуй-чэнь. – Ты только пошутила, а обезьянка и на самом деле взяла да унесла твой список. Хорошо, если он попадет к кому следует. Тогда хоть выйдет, что не зря ты трудилась, переписывая его.
– Подумать только, – сказала Хун-цюй, – мы всегда считали нашу обезьянку самой простой макакой, а она возьми да и окажись священной. А какой зоркий и наблюдательный глаз у Янь Цзы-сяо: ведь она ночью, в темноте, сумела распознать, что обезьянка не простая, и заметила в руках у нее тетрадь. Такое, конечно, не каждому дано, и вполне возможно, что слова: «А в зрелы лета овладеть ей великой тайной бытия» – относятся именно к ней.
В это время вернулась Цзы-сяо. Как и в прошлый раз, она влетела через окно.
– Письмо ваше я отдала, – сообщила она Гуй-чэнь. – Сегодня уже поздно, и я навещу вас в другой раз, а пока прощайте! – С этими словами она одним прыжком вылетела через окно и исчезла.
На следующий день с самого раннего утра Гуй-чэнь, Хун-цюй и Лань-инь стали ждать подруг, но время шло, а никто из них не являлся.