Настасья Мусоргская уже лет десять работает в пресс-службе краевого ГУВД, а когда-то была моей коллегой по новостной редакции местного телеканала. До сих пор не понимаю, как она могла поменять богатую разнообразными событиями жизнь тележурналиста на скучное прозябание в режимном учреждении. Сама Настасья шутит, что это было неизбежно — мол, фамилия у нее такая, что к мусорам — прямая дорога. Хотя с той же вероятностью фамилия Мусоргская могла привести ее и в дворницкую, и в консерваторию, я считаю.
— Пресс-служба Главного управления внутренних дел, капитан Мусоргская, — голосом, в котором занятно смешались вежливость, безразличие и робкая надежда на то, что вот сейчас беспросветная скука хоть немножко развеется, ответила мне экс-коллега.
— Привет, сорокалетний капитан! — сказала я бодро. — Ты еще не покрылась пылью, не поросла мхом, не забронзовела в величии?
— С вами, журналюгами, разве забронзовеешь? — Приятельница заметно повеселела. — У меня сегодня по разным темам девять запросов от вашего брата!
— Считай, что я к тебе с десятым — юбилейным!
— Прям праздник на моей улице, — хмыкнула Настасья. — Ты же прекрасно знаешь, что неофициальные запросы мы не принимаем! Пиши на почту пресс-службы…
— Да что там писать, у меня элементарный вопрос, даже не вопрос — детализация рабочего процесса!
— Какого процесса?
— Штатного! Добавь, пожалуйста, мой электронный адрес в свой список рассылки криминальной хроники.
— И ты будешь черпать из нее темы для своих детективов? Ну нет! — Экс-коллега, некстати превратившаяся в полицейскую капитаншу, заупрямилась. — Наша рассылка уходит только в лояльные властям муниципальные СМИ.
— Так ты не личный адрес добавь, а почту нашей с Тетеркиным общественно-полезной программы на городском телевидении! — ловко вывернулась я, пребывая в уверенности, что за высокие стены ГУВД края новость о моем очередном уходе с муниципального ТВ еще не проникла. — Добавишь?
— Это можно, — согласилась Настасья. — Давай почту программы, я как раз собираюсь делать рассылку со сводкой за вчерашний день.
— Спасибо, дорогая!
Я продиктовала Настасье электронный адрес телепрограммы, надеясь на то, что после моего демонстративного ухода разозленная редакторша Катя Серебрянникова не сменила пароль.
Не сменила! Закончив разговор с Мусоргской, я с мобильника вошла в почту программы и минут через десять — мы с Иркой как раз удачно застряли в пробке на выезде из города — в нее упало обещанное письмо от пресс-службы полицейского управления.
— М-да, криминогенная ситуация в нашем городе оставляет желать лучшего, — отметила подружка, покосившись на меня, прокручивающую на экране смартфона бесконечный список происшествий.
Я пожала плечами — мол, что поделаешь, наш город не зря недавно официально признали миллионником! — и отфильтровала ЧП по локации «Городской Сад».
Доложила подружке:
— Осталось только три упоминания! Так, что тут у нас…
— Дай сюда! — Новоявленная радиодикторша бесцеремонно вырвала у меня смартфон и звучным голосом сестры-близняшки Левитана торжественно зачитала с экрана: — Около восьми часов утра пенсионерка Кострова Мария Никаноровна разбила стекло в окне кабинета директора парка «Городской Сад», бросив в него камень, подобранный, по ее словам, у основания монумента «Ангел мира». Прибывшему наряду полиции гражданка Кострова, не выбирая выражений, эмоционально объяснила, что упомянутый камень в падении травмировал ее любимую собачку, что и стало причиной выпада пенсионерки против нерадивой парковой администрации.
— А собачка не пекинес? — встрепенулась я.
— Не знаю, тут не написано, а что? Ты знакома с этой буйной старушкой?
— Нет, просто я случайно в курсе, что у нее жутко невезучая собачка. Совсем недавно вот так же во время прогулки какие-то злодеи вываляли ее в какашках.
— Ужас! — Ирка содрогнулась. — Так, значит, бабуля еще была необыкновенно добра и гуманна! Не представляю, что бы сделала я, если бы кто-то вот так обошелся с моей любимой собачкой!
— Действительно, ужас! — тоже вздрогнула я.
Иркина любимая собачка — мастиф ростом с лошадку. Чтобы полностью вывалять его в этом самом, понадобилось бы опустошить цистерну ассенизационной машины. А чтобы травмировать Иркиного песика, пришлось бы обрушить на него весь столб с металлическим ангелом наверху, а не просто одну плиточку прицельно уронить.
— Да я бы это здание администрации парка по камешку раскатила! — взъярилась любительница домашних животных. — Да я бы этому директору…
— Да ты ему и так уже неплохо подгадила, найдя на его территории труп, — напомнила я, и Ирка сдулась.
— Да, кстати, а где тут наш труп? — Подружка вспомнила, что именно мы искали в сводке.
— Дай сюда. — Я отняла у нее свой мобильник и по диагонали пробежала глазами второе сообщение. — Это тоже не то, тут про кражу в парке детской коляски…
— С ребенком?! — ужаснулась подружка. — Да я…
— Не знаешь, что бы сделала, если бы у тебя украли коляску с твоими ребенками, — понятливо кивнула я. — Полагаю, что демонически захохотала бы и срочно села в ближайшем кафе пить кофе с пирожными, торопясь успеть до того момента, пока Масяню и Манюню в коляске вернут тебе с доплатой.
Ирка хохотнула:
— С большой доплатой! Помнишь, как однажды…
— Потом вспомню, — пообещала я. — Давай не уходить от темы, вот, я нашла нужное. Примерно в четырнадцать часов в смотровом колодце ливневой канализации на территории парка «Городской Сад» был обнаружен труп неизвестной женщины. Установлено, что смерть ее наступила двумя днями раньше в результате перелома шейных позвонков…
— Я вижу, у полицейской пресс-службы проблемы с точностью! — возмутилась Ирка. — Во-первых, не «примерно в четырнадцать часов», а в тринадцать тридцать шесть! Когда мои детишки завыли, я специально посмотрела на часы, проверяя, не сигнал ли это учебной тревоги, его обычно в полдень включают. Во-вторых, что значит «двумя днями раньше»? Разве полиция оперирует днями, а не часами?
— Это релиз пресс-службы, а не внутренний документ полиции, Настасья с коллегами явно фильтруют и редактируют информацию. — Я пожала плечами. — Мне другое не нравится: из текста неясно, была ли смерть этой неизвестной женщины насильственной. То есть это убийство или несчастный случай?
— А вот это мы выпытаем у Лазарчука, — пробормотала подружка и нажала на газ.
До фамильного гнезда Максимовых в пригороде мы доехали в суровом молчании, которое лишь изредка прерывалось Иркиным угрюмым бормотанием. Подружка запоздало переживала из-за того, что ее детки, играя в парке на лужайке, оказывается, подвергались реальной опасности переломать себе косточки в люке. Я не стала напоминать ей, что малыши сами же его и открыли. Там, где резвятся дети, действительно не должно быть таких опасных ловушек.
— Есть предложение поддержать протестное движение пенсионерки Костровой — наведаться в администрацию парка и еще что-нибудь там разбить, — предложила я Ирке, стремясь вернуть ей оптимистичный взгляд на жизнь.
— Например, морду директору. — Подружка кровожадно оскалилась, но заметно повеселела.
Торжество справедливости — это всегда радует, не правда ли?
— Не подвиг, конечно, но что-то героическое в этом есть! — объявила Ирка, снимая и решительно отбрасывая в сторону кухонный фартук.
— Еще какой подвиг! — заспорила я, переводя взгляд с колонны свежевымытой посуды на окно, за которым в розовых предзакатных лучах на зеленой лужайке комфортно расположились эксплуататоры — Моржик, Колян, Лазарчук и Касатиков, прибывший вместе со своим боссом.
Даже не знаю, зачем Серега его притащил. Ирка решила, что это что-то вроде извинения — мол, Лазарчук одумался, раскаялся и дал понять, что на самом деле не возражает против того, чтобы его парней охмуряли и окольцовывали девицы Иркиного клана. Я не стала разочаровывать подружку, но подумала, что это скорее наказание, чем поощрение: похоже, Максимушка проштрафился, и Серега покарал его, заставив провести вечер в нашем пугающем обществе.
Хотя оно не было таким уж пугающим.
Или я просто привыкла?
Ужин сопровождался милым дружеским трепом. Колян в красках повествовал о взлетах и падениях биржевых курсов криптовалют, Моржик живописал свою последнюю рабочую поездку в Голландию, Ирка щедро делилась впечатлениями от дебюта на радио, я тестировала на фокус-группе сюжет задуманного детектива, дети вопили, хохотали и сражались за лучший кусок пирога — и все это одновременно, разумеется, но у нас так всегда. Потом Коля-младший надел наушники и возлег в гамак — слушать музыку и подпевать своим кумирам-рэперам, а Масяня с Манюней, осмотрительно держась вне поля зрения меломана, зажигательно плясали под его вокал а капелла. Любящие родители, созерцая это шоу, хохотали и аплодировали, а вот Касатиков и Лазарчук весь вечер преимущественно молчали. Серега — потому что за обе щеки уписывал сначала пельмени с кабанятиной, а потом свой любимый пирог, а Максимушка — потому что откровенно боялся ляпнуть что-нибудь лишнее.
Вообще-то я его понимала: обмолвится парень ненароком, что давно не вкушал такой дивной домашней еды, — и Ирка тут же разовьет эту вполне невинную фразу ритуальным «О, у вас купец, а у нас товар!», активно сватая Максу одну из своих многочисленных родственниц. Но мы с подружкой твердо решили вытряхнуть из полицейских друзей-товарищей детали и подробности, которых не было в релизе пресс-службы, так что отмолчаться гостям было не суждено.
Уже в потемках Ирка уложила спать близнецов, а я сопроводила на ночлег в мансарде своего условно мелкого. Затем мы с подружкой в четыре руки стремительно перемыли посуду и пошли украшать собой мужскую компанию в саду.
Шли эффектно, по длинной дорожке света от открытой двери, как по подиуму, модельной походкой от бедра, лелея коварные замыслы и поигрывая молотками, которые прихватили для того, чтобы колоть орехи (официальная версия) и ментов.