— Дети, в школу собирайтесь! — Приглушенное одеялом пение доказало, что будильница живее всех живых.
Я выпустила пятку и послала своего пятипалого краба выше.
— Голень, — комментировал поиск мой внутренний голос. — Колено… Хм, разве у сына такие волосатые ноги?
Стоп!
Я проворно вернулась к пятке.
— А сын ли это? — тем временем озвучил мое сомнение внутренний голос. — В смысле, а твой ли это сын?
Бли-и-и-ин! До меня наконец дошло: я же не дома! Мы заночевали у Ирки, мой сын спит в мансарде, а я вломилась в соседнюю комнату, где дрыхнет… Кто?
— Полковник, ты чего это? — с превеликим подозрением вопросил этот кто-то, уводя из моей разжавшейся руки неопознанную пятку.
С другой стороны, как я могла ее опознать? Пятка — не погон, на ней звездочек нет!
— Это Касатиков! Ирка их с Лазарчуком во второй гостевой спальне уложила, — проинформировал меня внутренний голос и забился в беззвучной истерике.
Я вспомнила эту спальню, снабженную одной широченной кроватью, и тоже захихикала, начиная отступление к двери. Суровые менты в одной постели, ну-ну, не будем им мешать…
И тут это подлое пластмассовое создание — китайский лидер восстания машин — опять запело:
— Дети, в школу собирайтесь!
— Кто здесь?!
Похоже, лейтенант Касатиков не знал про певучий и ползучий будильник, иначе с чего бы он так орал и дергался?
Взметнулось, подняв ветер, просторное одеяло.
— Вихри враждебные веют над нами! — радостно запел мой внутренний голос. — Темные силы…
Щелк! Темные силы мгновенно уступили место светлым — кто-то включил лампу. Я на мгновенье ослепла, но это не помешало мне встретить вовремя вскинутой доской летящую черепашку, ориентируясь исключительно на приближающийся свист.
Крак!
— Пе-ту-шо-о-о-ок…
— Ты словами-то не разбрасывайся, Касатиков!
О, и Лазарчук проснулся! И явно принял «петушка» на свой счет!
— Твою мать! Кто это?! Стой, стрелять буду!
Я не сразу сообразила, что за боевой доской бравые парни не видят моего лица и с их стороны ситуация в целом видится не столько комической, сколько пугающей. Еще бы, представьте: два полицейских товарища, просто коллеги, мирно спят в одной постели, не подумайте ничего плохого, ни-ни, и вдруг в опочивальню к ним вламывается некто с дубиной…
— Это не дубина, а лаковая картина на дереве «Пасха в Палехе», — оповестил меня внутренний голос.
Ага, машинально додумала я, глядя на бумажную наклейку на обороте доски, вламывается к ним, значит, некто, снаряженный, как для крестного хода в дурдоме — в пижаме, мягких тапках и с высоко воздетой расписной доской. Как будто благословляет на непристойности какие-то! А перед этим еще под одеяло коварно заползает и волосатые ноги пытливо щупает! И как прикажете реагировать?
— Не стреляйте! — торопливо попросила я.
Тут у меня мелькнула мысль явить парням свое лицо, отбросив в сторону доску, но я отбросила не доску, а эту самую мысль, потому что из внушительной работы палехских мастеров мог получится неплохой щит в том весьма вероятном случае, если пальба все же начнется.
— Эй, ты! Руки вверх! — скомандовали мне.
— Они и так вверх! — огрызнулась я. — И между прочим, уже затекли, потому что доска довольно тяжелая! Можно я сделаю руки вниз?
— Только без резких движений! — В поле моего зрения под нижним краем доски появились осторожно приближающиеся босые ноги.
Я по возможности медленно и плавно опустила руки, но в последний момент они сами разжались, уронив доску на ноги. Не на мои — на те, босые.
— Мать, перемать, разтак ее, мать!
Лейтенант Касатиков подстреленным зайчиком запрыгал по комнате на одной ноге, образовав на диво гармоничную пару с полковником Лазарчуком, который тоже, оказывается, скакал на одной ножке, пытаясь натянуть на себя портупею — почему-то снизу, как трусы.
— А вы слаженно прыгаете! — Я не сдержала восхищения. — Почти как в синхронном плавании! Долго тренировались?
— Елена! — Лазарчук сумел произнести имя без единой буквы «Р» с натуральным тигриным рычанием. — Какого хрена?!
— Ничего так рифма, — сдержанно похвалила его Ирка, возникшая в дверях, аки фурия — вся в белой кисее и со скалкой.
Кисея красиво колыхалась, скалка размеренно постукивала по ладони.
— Я смотрю, ты еще не потерян для великой русской поэзии, Сереженька, — отметила фурия. — А что это вы все тут делаете, а? В пять минут шестого?!
— Черт, мы опаздываем! Где мои носки? — Полковник отказался от намерения украсить трусы портупеей и принялся сноровисто формировать себе более классический наряд. — Касатиков, подбери челюсть и натяни штаны, я тебя предупреждал, что тут возможно всякое, ты знал, куда шел!
— Это он сейчас о моем гостеприимстве? — хмуро уточнила Ирка у меня и крепче сжала скалку. — А я-то его кормила, поила, спать укладывала. Будильник завела, как просил, на пять утра!
— Так это ты, Брут! — Я повернулась к подружке. — Ты купила себе такой же будильник, как у меня?
— Я наконец научилась делать покупки в том китайском интернет-магазине, — смущенно похвалилась она.
— А кастрюльку купила? — заинтересовалась я. — Ту, керамическую, с лягушечкой на крышке?
— Да! И кастрюльку, и сковородку к ней в комплект, и еще такую, знаешь, бутылку с ручкой вроде кувшина, только без носика…
— Носики-курносики, — почти беззлобно проворчал Лазарчук, бочком пробираясь к выходу мимо нас с подружкой. — Касатиков, за мной!
— Не уходите, я накормлю вас завтраком! — опомнилась гостеприимная хозяйка.
— Спасибо огромное, сыты по горло, — вежливо отказался от продолжения банкета лейтенант Касатиков и выскользнул за дверь, как был, топлесс — в одних штанах.
Остальное свое тряпье он страстно прижимал к груди.
— Отличная фигура, — запоздало оценила лейтенантскую натуру Ирка. — Ноги стройные, плечи широкие…
— Пятки гладкие, — поддакнула я.
Широкие плечи лейтенанта Касатикова затряслись.
— Рыдает или ржет? — задумался мой внутренний голос.
— Не пугай мальчика, — сказала я подружке. — А то он больше не придет.
— Жрать захочет — придет, — уверенно ответила Ирка. — Где он еще поест домашних пельменей — да с дикой кабанятиной, да в такой хорошей компании?
Да, в самом деле?
Наши полицейские друзья-товарищи отчалили тихо и быстро — даже не условились с нами о новой встрече.
— Неблагодарные! — Проводив отъезжающую машину Лазарчука угрюмым взглядом из окна, Ирка с треском задернула занавески и побарабанила пальцами по подоконнику. — Ну чем займемся? Попробуем еще поспать?
— Я не смогу, — с сожалением сказала я. — Мне мой Морфей измены не прощает, уж если вылезла из постели — все, обратной дороги нет, прощай, сладкий сон!
— Сложно у вас. — Ирка хмыкнула и зевнула. — А я бы повалялась еще, но как-то опасаюсь оставлять тебя без присмотра…
— С чего бы это? — удивилась я.
— С того, что ты нынче едва не грохнула мою прелесть!
— Это Лазарчука, что ли? Или Касатикова? — не поняла я.
— Это уникальную картину работы палехских мастеров, подаренную мне бабушкой, между прочим, на десятую годовщину свадьбы!
— Это как же твоя бабушка проассоциировала крашеные яйца и могучие куличи со свадьбой? — показательно задумалась я.
Подружка покраснела:
— А вот как надо, так и проасу… Асо…
— Асса! — подсказала я, от души веселясь. — Возглас такой, издается во время особо бурных горских плясок. На свадьбе, например.
— Ты зараза, — буркнула Ирка и шваркнула на плиту полный чайник. — И все-таки я тебя люблю.
— Но не так сильно, как картину с яйцами, — напомнила я, потому что все-таки немного обиделась.
— Нет, а как я должна реагировать на твою попытку угробить произведение искусства?! — рассердилась подруга. — Подумать только, пошла глушить ментов картиной! Не могла сковородку на кухне взять?
— Ту, новую, которая керамическая, из интернет-магазина?
— Нет, ту нельзя!
— Так ты сначала рассортируй свою кухонную утварь, снабди ее ярлычками, что там для приготовления еды, так сказать, что для внутреннего применения, а что для наружного — по головам стучать! — Я тоже рассердилась. — Картине твоей, кстати, ничего не сделалось, а вот Касатиков убрел, хромая!
— Великая сила искусства! — Подружка просветлела челом и хихикнула. — А ты видела, как Серега потешно скакал, запрягаясь в свои пистолетные постромки? Как стреноженная лошадь! Что-то мне их с Максимушкой даже не жалко, хотя утро у парней выдалось не дай бог.
— Сами виноваты, — сказала я. — Или не виноваты, просто так получилось. Судьба. Фатум. Карма. Добрее надо быть к людям, особенно к нам с тобой.
— Это точно. — Ирка забросила в электропечку пару замороженных пирожков.
Она проворно приготовила нам легкий завтрак, накрыла на двоих и, уже устроившись за столом, припомнила:
— Могли бы и сказать нам ФИО той убитой бабы! Думаешь, правда не знают?
Я пожала плечами:
— Да кто же их…
И тут меня осенило:
— Ирка, блин! Мы с тобой две идиотки!
— Говори за себя, — попросила подружка. — Почему это ты идиотка?
— Потому что люди нынче не сидят сложа руки в ожидании того момента, когда полиция по их заявлению начнет поиск пропавшего! Они ищут сами, а это значит — что?
— Ладно, мы две идиотки, — подумав и не ответив на мой вопрос, самокритично призналась Ирка. — Давай уже, не томи, выкладывай, что это значит?
— Что надо пошерстить соцсети! Стопудово, если у той бабы были родные-близкие, кто-нибудь из них обязательно запостил ее фотку с текстом под заголовком «Пропала женщина»!
— Это гениально, Шерлок! — с энтузиазмом вскричала подружка и торопливо запихала в себя пирожок. — Ваваифкафофефя!
— Не исключено, что я соглашусь с тобой, когда ты повторишь это без жвачки во рту.
— Фу на фефя!
— Чего это на меня «тьфу»?
— Ффе ты пфекфафно поняла! — Ирка наконец справилась с пирожком. — Я сказала — давай искать в соцсетях! Живо допивай свой кофе и марш в мой кабинет!