И тут как раз пришел доктор.
Мальчишка все перепутал, и привел обычного доктора, а не ветеринара. Узнав, что его вызвали к кошке, доктор пришел в крайнее негодование, но тройная оплата визита примирила его с необычною пациенткой — я понимала, что спасти Мисси может только чудо, и ждать прибытия другого врача нельзя. Впрочем, доктор ничем не смог помочь — да и никто бы не смог, наверное. Мисси умерла у него на руках, прямо во время осмотра вдруг сильно вытянувшись и окостенев в считанные секунды. Шерсть к тому времени с нее слезла практически полностью, лысый трупик выглядел ужасно, но почему-то сильно заинтересовал нашего доктора. Он говорил, что никогда не видел столь быстрого трупного окоченения и хотел произвести вскрытие. Обещал отказаться от платы за вызов, если только я позволю ему забрать труп несчастной кошки с собой. Я не могла допустить подобного издевательства над телом моей бедной подруги, доктор настаивал и уже даже начал сам предлагать мне деньги. Возможно, он чувствовал мою слабость — мне было плохо, хотелось поскорее остаться одной и оплакать несчастную Мисси — потому и был таким настойчивым. Не знаю, чем бы все это кончилось, но тут во флигель заглянул Берт, и, узнав причину спора, принял мою сторону и быстро выпроводил назойливого доктора.
Я была слишком слаба и решила отложить похороны Мисси до следующего утра. Оставила ее тельце там же, на меховой подстилке во флигеле. Никогда не прощу себе этой слабости, стоившей моей четвероногой подруге посмертного надругательства.
Утром, когда я, прихватив шляпную картонку, которая должна была послужить моей бедной подруге последним пристанищем, заглянула во флигель, Мисси там уже не было. Обежав весь сад, я обнаружила части ее тела на подъездной дорожке — кто-то обезглавил и выпотрошил несчастную, а тело разрубил на несколько кусков, да еще и облил керосином. Хорошо, что я ранняя пташка, наткнись на это безобразие кухарка — и разговоров хватило бы на пару месяцев. Поэтому я поспешила собрать останки несчастной кошки в коробку из-под шляпки и похоронить под кустом сирени на клумбе под нашим окном — я надеялась, что ей там понравится, во всяком случае, при жизни она любила греться на этой клумбе.
Домашним я ничего про это не рассказала, достаточно с них и прочих переживаний. Сама же ломала голову и никак не могла понять, кто и, главное, зачем мог совершить подобное зверство? Не хотелось бы думать, что солидный доктор мог дойти до такого безумства в своем рвении, чтобы под покровом ночи тайком возвратиться в наш сад и совершить столь вожделенное вскрытие? Но если не доктор, то кто?
А еще через пару недель умер садовник.
Сначала он жаловался на боли в суставах — но он и раньше на них жаловался, и мы не придавали этому особого значения, пока однажды он не упал прямо на дорожке, и не смог больше встать. Пришлось звать шофера, чтобы помог отвести его в дом, и снова посылать за доктором. Сначала я испугалась, что с садовником приключилась та же напасть, что и с Мисси, а, значит, это действительно заразно, и мы все на очереди, особенно я сама. Но приехавший доктор успокоил нас, заявив, что столбняк не заразен, и нам ничего не грозит — если, конечно, я не поцарапаю одной и той же иголкой сначала руку несчастного до крови, а потом и свой прелестный пальчик, да и то исход сомнителен. Доктор считал это веселой шуткой и долго смеялся, а ведь рядом лежал умирающий… все-таки я вынуждена признать, что он оказался не слишком деликатным человеком, этот доктор…
Садовник умер через три дня. Я сидела с ним до последнего, видя в этом свой долг. Даже если не принимать во внимания проклятье, человек пострадал, пытаясь сделать лучше мой сад, и посидеть рядом — самое малое, что я могу для него сделать. Сначала постоянно заглядывал Берт и все пытался уговорить меня пойти отдохнуть, но сдался, видя мою непреклонность, и оставил одну. К тому времени несчастного садовника уже окончательно парализовало, он не мог даже говорить, только смотрел на меня. И в глазах его я видела отражение собственной вины. Он не обвинял меня — я сама себя обвиняла.
Я не пошла на похороны — заснула тяжелым сном, и меня долго не могли добудиться. Больше я не работала в саду, и вообще старалась не выходить из своей комнаты, даже к обеду. Сидела у окна целыми днями, смотрела на осенний сад и старалась ни о чем не думать. А особенно — не думать о том, остался ли бы садовник в живых, послушайся я слов той цыганки и вернись в Лондон.
Осень постепенно раскрашивала сад золотом и багрянцем, а я смотрела, как ветер играет листьями сирени, пока однажды не обратила внимания, что листья эти начали вянуть.
Это было вечером, и поначалу я не поверила своим глазам, списав все на неверную игру освещения. Вернее, нет… я поняла все сразу, просто хотела убедиться, потому и спустилась.
Осень бушевала в саду огненно-рыжим пожаром, но пламя, которое сжигало куст сирени под моим окном, было иного рода — то самое черное невидимое глазу внутреннее пламя, что уничтожило ранее мои любимые розы. Многие листья уже почернели и скрючились, а на тех, что остались, более не было иных цветов — ни зеленого, ни желтого с красным. Только черный. И на некоторых веточках уже появился знакомый восковидный налет белесого цвета.
Сами понимаете, мистер Холмс, выхода у меня не оставалось. Я не стала никому ничего объяснять, в ту же ночь собрала небольшой дорожный чемоданчик и покинула «Ивовую хижину» ранним утром, пока все еще спали. Пешком добралась до станции и купила билет на первый же поезд в сторону Лондона.
Понимаете, мистер Холмс, я не могла рисковать.
Нет, вы только не подумайте, что я суеверна. Даже сейчас я не верю до конца в мистическую подоплеку происшедшего и пытаюсь по мере сил найти рациональное объяснение всем этим ужасным событиям. Но если есть хотя бы малейшая вероятность, хотя бы тень вероятности — я не вправе рисковать жизнью и здоровьем хороших людей.
Я должна точно знать, мистер Холмс, понимаете? Я ведь даже не сообщила дяде о своем приезде, поселилась в дешевых меблированных комнатах и стараюсь не попадаться на глаза прежним друзьям, также и не заводить новых. Я боюсь сходиться с людьми — вдруг случившееся в Боскомской долине повторится и в Лондоне? Я устала бояться, но не знала, к кому мне обратиться за разъяснениями. Древние философы ничем не могли мне помочь, и я перестала посещать библиотеку, в которой первоначально надеялась найти все нужные мне ответы. Конечно, я слышала о великом сыщике Шерлоке Холмсе — а кто в Англии о нем не слышал? Но полагала, что вы давно отошли от дел или же работаете на правительство, и было бы самонадеянно с моей стороны отягощать вас подобными мелочами. Но тут на каком-то собрании меня познакомили с мисс Хадсон, и она была столь любезна…
— Все это вздор, милочка! — перебила свою подругу Элеонора, и слегка наклонилась, чтобы ободряюще похлопать ее по руке. После чего распрямилась и требовательно уставилась на Холмса. — Ну? Мистер Шерлок Холмс, великий детектив… Ох, извиняюсь — сэр Шерлок Холмс, конечно же! У вас найдется свободная минуточка, чтобы помочь моей подруге?
Холмс проигнорировал как неподобающий тон подобного замечания, так и саму юную скандалистку, и обратился непосредственно к нашей гостье.
— Вы поступили правильно, обратившись ко мне, юная мисс. Ваше дело куда серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд, и пару раз вы только чудом избежали смерти. Но пока я не вижу в нем ничего сверхъестественного. Сейчас мне надобно навести кое-какие справки и проверить пару предположений. Но рискну предположить, что завтра к этому времени мы уже будем знать ответы на все интересующие нас вопросы. А пока предложу вам воспользоваться нашим гостеприимством в обществе особы, более подходящей вам по полу и возрасту, чем два престарелых джентльмена.
Юные леди поняли намек правильно и удалились из гостиной, оставив нас с Холмсом вдвоём — хотя мисс Хадсон и не отказала себе в удовольствии несколько раз негодующе фыркнуть и поворчать что-то о мужском деспотизме. Когда шаги девушек затихли в дальнем конце коридора, я в некотором смущении обратился к своему все еще молчащему другу.
— Холмс! Мне, конечно, далеко до вашей интуиции, но кое-что и я не мог не заметить. Мне кажется, я знаю, что явилось причиной смерти несчастной кошки и бедного садовника. Во время моей службы мне доводилось работать с некоторыми веществами, чье воздействие на живые организмы производит подобный эффект… Кошка, очевидно, съела нечто, пропитанное отравой, потом, взбесившись от боли, поцарапала садовника и внесла на своих когтях в его царапины малую толику яда, оттого-то он и умер иначе и далеко не сразу. Какое-то дьявольское стечение обстоятельств, я никак не могу понять, как несчастная кошка могла добраться до подобного вещества, это ведь не мышьяк, которым травят крыс наши добрые фермеры, и не цианистый калий, который можно купить в любой аптеке…
— Вы, как всегда, упускаете самое важное, Ватсон! — откликнулся Холмс из своего кресла. — Вы забываете о том, с чего все началось.
— Вы имеете в виду розовый куст?
— Я имею в виду цыганское проклятье.
— Помилуйте, Холмс! Никогда бы не подумал, что вы можете верить в подобную чушь!
— А кто вам сказал, что я верю? Я просто отметил, что именно с него-то все и началось. Хотя, если быть точным, все началось даже раньше.
Воспользовавшись отсутствием дам, Холмс достал из початой упаковки сигару, аккуратно обрезал кончик и закурил, на этот раз — воспользовавшись спичками.
— Я называю такие дела «делом на полсигары», — пояснил он, выпуская клубы ароматного дыма. — Глупо и расточительно ради такого простого дела набивать трубку, не успеешь толком раскуриться — а решение уже найдено.
— Но тогда зачем же, Холмс?! — вскричал я, до глубины души пораженный. — Зачем вы сказали бедной девочке ждать до завтра? Почему не успокоили ее сразу?
— Ватсон, ну это же элементарно, неужели вам не хочется еще хотя бы раз вкусить столь восхитительный омлет? К тому же мне следует навести кое-какие справки. — Тон моего друга был серьезен, но глаза смеялись. — Может быть, мне удастся уговорить ее приготовить стейк по-американски, а не ту горелую подошву, что выходит из очаровательных ручек нашей милой мисс Хадсон. Или даже на татарский бифштекс без этого ужасного чесночного соуса, который постоянно к нему присылают, несмотря на все мои просьбы. Никогда не ешьте чесночный соус, Ватсон! Мало того, что он сам по себе ужасно гадок на вкус, так еще и легко маскирует привкус мышьяка.