— Только как мы энто удобрение аж отсюда везти будем? — озадаченно спросил кто-то из мужиков. — Мог бы и поближе к деревне сбросить.
— Увезем! — уверенно сказал староста. — Знаешь, сколько за него на завтрашней ярмарке дадут?
— А мы не сильно его пугнули? Вдруг он назад больше не вернется?
— Вернется, куда он от нас денется? Где его еще так кормить будут?
Действительно, разобравшись, что к чему, дракон передумал улетать. Сделал большой круг над лесом и вернулся назад, в свою пещеру. Там и пролежал, изредка попыхивая огнем, пока мужики собирали ценное сырье.
На ярмарке драконье удобрение разошлось вмиг, хоть цену продавцы выставили «кусачую». Брали по немного, для опрыскивания, но торговля шла бойко. Вместе с весенним теплом проснулись насекомые-вредители, от которых, как известно, лучше всего защищает смесь выдержанных тухлых яиц и драконьего кактусового навоза, разведенная прошлогодним березовым соком. В том, что товар кактусовый, не сомневался никто — то там, то сям в сырье виднелись ошметки колючих бутонов.
Староста, распределяя вечером барыши между товарищами, предложил им всерьез заняться прибыльным делом — пока время горячее и драгоценный навоз с руками хватают. Бабам, конечно, не очень понравилось, что в самую страду их мужья будут за драконом гоняться. Сакуниха даже заикнулась об «энтих алкоголиках, которым лишь бы на огород не идти», но дед Ковыль ей быстро рот заткнул, сказав, что и их семья может поучаствовать. Хоть мужиков у них в доме, считай, и нет — муж Сакуньей внучки, учитель, вряд ли захочет в навозе руки пачкать — но младшая Сакунька такая… бойкая молодуха, что дракон ей сам весь навоз отдаст, без возражений.
Ежедневные тренировки быстро принесли свои плоды. Через несколько дней, заслышав знакомый шум, дракон уже не пугался. Он вальяжно выходил из пещеры, приветствуя крестьян легкими огненными всполохами, лениво поднимался в воздух и, неторопливо помахивая крыльями, летел прямо к деревне. Вначале немного кружил, прицеливаясь, а затем сосредоточенно «бомбил» пастбище и луг. Домой возвращался налегке и очень быстро.
Дракон знал, что здесь его уже ждут вкусняшки — крестьяне умели быть благодарными. Правда, от регулярных полетов производитель ценного товара заметно похудел, зато колики больше его не мучали.
Глава 2
— В одной далекой-далекой галактике на одной очень холодной планете… — начал монотонно бубнить учитель.
— В одной… далекой… — нестройным хором подхватили ученики.
Фелька разевал рот вместе со всеми, но кричать особо не старался — все равно в общем галдеже Сопат Ванович ничего не разберет. Да и не важно ему это — сам еле сдерживается, чтобы не зевнуть.
Учитель в их школе был не из местных, чем деревня втайне гордилась. Когда-то молодым и неженатым «шпечиалистом» он приехал из волости. Звали его диковинно — Сосипатр Урванович, да и сам он был как «не от мира сего».
Например, учитель любил поздним вечером бродить по лугу, задрав голову и разглядывая небо. Если встречал кого, непременно останавливал и начинал втолковывать что-то. Рассказывал совсем непонятное: о каких-то звездах, далеких планетах, цивилизациях. Собеседники, и слов таких не знавшие, в беседу с ученым горожанином вступали охотно. Можно даже сказать, радостно. Ведь трезвые люди в потемках, по мокрой от вечерней росы траве, гулять не будут. А подвыпившие селяне, бредущие из корчмы, сами жаждали общения.
Как быстро выяснилось, Сопат Ваныч был существом безобидным и очень добрым. Высказавшись, своих случайных товарищей не бросал, всегда разводил их по избам, из-за чего несчастных случаев по деревне — утопов, заблудов и прочих неприятностей — стало заметно меньше.
Правда, со временем учитель свой пыл немного растерял, по лугу уже не бродил. Объяснялось это просто: внучка бабы Сакунихи, грудастая и бойкая на язык деваха, «пожалела неприкаянного». Вся деревня, затаив дыхание, следила за тем, как юная Сакунька загоняла в свои силки «молодого». Свадьбу сыграли шумную: все те же односельчане дружно явились на венчание «проследить, чтобы молодой обратно в город случайно не убег». Впрочем, Ваныч и не собирался бежать — бренная жизнь интересовала его мало, по большому счету, ему было все равно, где спать и что есть.
После свадьбы бабы приготовились наблюдать за новой «камедией» — перевоспитанием учителя. Зная характер Сакуних, они не сомневались, что обсудить будет что. Обе женщины слыли чистюлями, хозяйство свое держали в строгом порядке. Немного безлаберный, непривычный к крестьянскому труду Сопат Ванович выглядел их в дворе так же неуместно, как неизвестный сорняк, занесенный ветром невесть откуда в ухоженный палисадник. И выполоть жаль — уж больно диковинное растение, и смотришь на него с опаской — а вдруг рассеется на весь двор, выжив любовно выращиваемые цветы?
Надежды крестьян не оправдались: молодой муж оказался послушным, жене не перечил, потому ссор в их семье не добавилось. А что Сакунихи между собой разборки регулярно устраивали — к тому уж давно все привыкли.
Вот только по лугу гулять учителю запретили категорически: «Неча собак по ночам пугать, дома дел полно!» Но в отместку Ваныч вытребовал себе право сидеть по вечерам на лавочке, собственноручно вкопанной в конце сакуньего огорода.
Надо сказать, женатая жизнь пошла Сосипатру Урвановичу на пользу — он поправился, остепенился. Правда, давешнего блеска в глазах уже не было, но на лавочку продолжал ходить исправно — сюда теперь полдеревни наведывалось, чтобы погутарить да подремать после корчмы. Заодно и подождать, пока собственная благоверная, терпеливо дежурившая дома, устанет ждать родного забулдыгу, сковородку свою на крюк повесит да спать ляжет.
— Фелька!!!
Длинная линейка учителя звонко щелкнула о парту прямо перед носом деревенского пастушка.
— Повтори, что мы сейчас сказали! — сердито рыкнул Сопат Ванович.
Паренек начал медленно подниматься из-за парты, напряженно прислушиваясь к шепоту за спиной. Это же надо было так задуматься!
— Кактусы… Ножки… — изо всех сил шипел сосед, не сводя глаз с учителя.
— Было так холодно, что земля промерзла и кактусы часто шевелили своими ножками-корешками, чтобы вода в них не застывала, — бойко оттарабанил Фелька.
— Ладно, садись! — махнул линейкой учитель. — Но, чтобы мне не зевал!
Фух! Кажись, пронесло…
Хорошо, что у Ваныча на целую школу всего три книги, и эту сказку о замерзших кактусах ученики давно выучили наизусть. Фелька, слушая ее, часто думал, как это — жить там, где постоянно холодно? Все-таки интересно было бы хоть одним глазком посмотреть. А то он дальше своей деревни никуда и не выбирался. А зимы у них слабые — снег, конечно, выпадает, но сразу же растает, лишь грязи добавив.
Когда уроки закончились, пастушок быстренько подхватил свою сумку и одним из первых выскочил из школы. Вот только снова не успел — спина Котьки, внука дела Ковыля, маячила уже за оградой.
— Котька, подожди! Вместе пойдем, — крикнул он, припуская что есть духу.
Друг поджидал его за густыми зарослями шелудивой акации — дерева, сбрасывающего свою кору огромными лохмотьями. То, что школьники регулярно обдирали стволы до белой древесины, похоже, шло ему только на пользу.
— Покурим? — деловито предложил младший Ковыленок.
— Не хочу, — мотнул головой Фелька. — У меня потом в горле дерет — воды не обопьешься.
— Как знаешь.
Пока Котька прикуривал, пастушок отступил чуть в сторонку, чтобы дымом на него меньше тянуло. Ковыленок подмешивал в табак сушеные цветы буркуна, от чего запах самокруток становился сладковатым. Хотя его дед выращивал такой ядреный самосад, что и буркун мало помогал.
— Слышь, Коть, а ты бы хотел побывать там, где всегда холодно?
— Зачем? Я же не дурной!
— А вообще где-нибудь?
— Не знаю. Мне и здесь хорошо.
Мысль о том, чтобы выбраться хоть куда-нибудь, не давала Фельке покоя еще несколько дней. Когда же, как не сейчас? Когда вырастет да женится, поздно будет куда-то рваться. Вон, Сопат Ванович на что заводной был, а и того младшая Сакунька уездила.
Может, с учителем посоветоваться? Он, как-никак, городской, хоть где-то бывал. Пожалуй, мысль дельная!
В кустах, недалеко от лавочки, пастушок притаился заранее. Он хотел поговорить с Вановичем с глазу на глаз, без чужих ушей. В деревне, ежели прознают, что пастушок «хвантазиями» интересуется, засмеют так, что до осени на улицу не покажешься — огородами придется ходить. Да и сам Ваныч к его вопросам неизвестно как отнесется.
Ждать было не очень удобно. Ветка, которую Фелька пригнул, чтобы на сырую землю не садиться (холодно еще, весна), все норовила выскользнуть из-под него. Вдобавок с луга драконьим навозом несло — никак от смрадного духа не увернуться, хоть воротом лицо закрывай! Сегодня «агрессор» поздно вечером прилетал, мужики пока не успели ценный продукт оприходовать. Запах был свежим — ядреным, забористым, от чего в носу нещадно чесалось.
Сопат Ваныч явился не сам: из-за его ног вдруг выскочила шавка бабы Сакунихи и с громким лаем рванула прямо в кусты к Фельке. Тот от неожиданности дернулся, ветка из-под него выскочила, и пастушок оказался на земле. Еще и расчихался в придачу — у земли запах был совсем невыносимым.
— Такся, кто там? — переполошился учитель.
— Я, Сопат Ваныч… — смущенно утираясь рукавом, пробормотал паренек.
— Фелька, ты, что ль?
— Ага…
Хоть встреча получилась и не очень «тилигентной», все вышло даже к лучшему. Пока Ваныч к нему пробирался, пока отцеплял его штаны, которые на сук напоролись, завязалась беседа. Пока оттаскивал вредную Таксю, узнавшую пастушка и нахально лизавшую его в щеку, даже посмеяться успели. Потому вопрос о путешествиях прозвучал сам собой, как бы невзначай.
— Поехать-то хорошо бы… Вот только на чем? — вздохнул учитель. — Для такой дальней дороги полудохлая лошаденка не подойдет. Надо бы пару хороших.
— А пешком?
— И сколько мы идти будем? Я ведь при должности, мне отлучаться надолго нельзя.