— Ничего не говори, я сам с ними побеседую.
Довольный Сопат Ваныч, не дожидаясь ответа, развернулся и пошагал прямо через пастбище, сокращая дорогу домой. Глядя, как он легко перескакивает через коровьи лепешки, Фелька подумал, что их наставник еще очень молодой. Раньше пастушок никогда не задумывался о возрасте учителя, а сейчас до него вдруг дошло, что Ваныч не на много старше их с Котькой. Выглядит только солидно, как и положено «городскому шпечиалисту».
Вечером, когда вся семья ужинала, сидя на пороге дома («Чего летом, в теплынь, в избе сидеть, керосин жечь? И при луне мимо рта не пронесешь!»), мать сказала Фельке:
— Сопат Ваныч сегодня приходил, пока ты коровы пас. Разнарядка ему из волости пришла. Вредителей надо пересчитать, что ли. Приказали, чтобы учителя школьников собрали да по лесу с ними походили. Места, где бабочки гнездятся, будете искать. На праздниках в лес и пойдете.
— Ага! — буркнул Фелька, не отрывая глаз от миски с теплой похлебкой.
Уж очень проголодался пастушок за день, а варево было вкусным — с первыми грибами, которые он сам насобирал вчера в перелесках.
Глава 4
Шум, доносившийся с Сакуньего двора, был слышен, наверное, на полдеревни. Не то, чтобы Сакуниха сильно ругалась, скорее, командовала кем-то.
Фелька прибавил шагу. Сегодня они с Сопат Ванычем собрались к съездить драконьей пещере. Вредная бабка, небось, с самого утра начала цепляться к зятю — разве могла она пропустить такое развлечение? Наверное, снова только руками размахивает и кричит, а сама ничего не делает. Если пастушок успеет, он поможет чем-нибудь учителю, чтобы можно было выехать пораньше, по росе. Не хотелось в жару посреди открытого луга оказаться, лучше бы в лесу к тому моменту укрыться.
От мошкары и прочих клещей мать обкурила Фельку каким-то на редкость вонючим углем. Сам он уже принюхался немного, почти не чихал, а вот встречные шавки то и дело подозрительно взлаивали. Хотелось надеяться, что Таксе бабы Сакунихи будет не до него — небось, у них во дворе уже полно соседей.
И узелок, который мать дала с собой Фельке, надо будет сразу на телеге спрятать, уж очень от него смердит. Там был все тот же уголь — в лесу мошку гонять, да склянка варева, которым в семье пастушка скотину мазали. Конечно, кровопийц это средство очень хорошо отгоняло, но Фелька наотрез отказался к нему прикасаться. Мать чего туда только не положила — и деготь, и сало прогорклое, и какие-то травяные настойки добавила. От коровы смердело почище, чем от собачонки Сакунихи, мошка за сотню шагов их Березку облетала.
Пастушок не знал, понравится ли дракону такой запах. Хорошо, если нет. А если сочтет его вкусным, что тогда? Вон, как на смердючую бражку агрессор набросился!
К учителю Фельке пришлось проталкиваться сквозь толпу. Бабы, наверное, как с утра коров выгнали, так домой и не уходили, осели здесь. Не смогли пропустить бесплатное представление, которое устроила Сакуниха.
Посреди двора стояла телега, в которую был запряжен молодой вол Сакуних. Он и раньше был флегматичным, а за эту зиму превратился в большое, на редкость ленивое и неторопливое существо. На телеге была укреплена широкая бочка, вокруг которой ходил Сопат Ваныч, подгоняя и закрепляя крышку.
— А я тебе говорю — рванет! Оно ж бродит как раз! Аж шумит!!! — вопила Сакуниха.
— Не рванет, бабушка. Не беспокойтесь, вол плавно ходит, — увещевал ее учитель. — А коль рванет — тоже ничего страшного. Не велика ценность.
— Так бочку же разорвет! И телегу загадит. И тварь бессловесную зазря испугает!
— Его испугаешь, а как же! Его и дракон не испугает, не то что — какая-то бочка.
— Люди добрые, да что же это делается! — заголосила Сакуниха. — Он ведь что только удумал! Солод в бочке развел, да и накидал туда всякого! И тыкв квашеных позапрошлогодних, и яблок моченых, забродивших, и обрезков свеклы сахарной, подгнившей. Еще и на солнце выставил! Говорит, бабочек-паразиток будет на эту болтушку приманивать. Да там же у него сейчас бонба бродит! Он это как везти начнет, как переколотит то, что в бочке, оно все разом и рванет!
— Ну и что? Главное, чтобы из деревни успел выехать, а там пусть взрывает! — крикнул кто-то из толпы.
— Слышь, Ваныч, ты только мимо нашего огорода не ехай! Нам такое удобрение не нужно, — докинул из-за плетня другой остряк.
— А энто даже интересно… ферверк!.. О! — прошамкала девяностолетняя старуха-соседка.
— Так вы, бабушка, вместе с ними и садитесь. Езжайте сразу же, не ждите, а то пропустите всю интересность! — весело предложила какая-то молодуха у нее за спиной.
Старушка, свирепо свернкнув глазами, неожиданно ловко для ее возраста обернулась и под дружный гогот замахнулась на веселушку палкой.
— Я те дам! Ишь… надумала на бонбе меня прокатить!
Фелька стоял, раскрыв рот, и только успевал переводить взгляд с одного лица на другое. Давно его соседи так не веселись. Знамо дело — праздник, долгожданный отдых! У всех сейчас работы полно, с рассветом в поле идут и лишь поздней ночью домой возвращаются. А сегодня наконец-то можно никуда не спешить, вволю почесать языками.
— Ты уже здесь? — шепнул ему на ухо Котька.
Увлеченный представлением, пастушок даже не заметил, как друг зашел во двор.
— Во, Сопат Ваныч дает! Во, затейник! — горячо зашептал друг. — Так всех увлек своей бонбой, что никто даже не спросил, на кой ляд нам сдались эти бабочки.
— Думаешь, он специально?
— А ты считаешь, что нет?
— Не знаю… Я больше думаю, как мы будем с этой бонбой ехать. По колдобинам да по жаре. Солнце-то уже высоко.
— Так давай ему командовать, чтобы выезжали. Повеселили народ — и хватит.
На телегу никто из них троих и не собирался садиться. Какой смысл скотину зря нагружать? С утра было еще прохладно, за деревней дорога петляла в тени деревьев — само удовольствие, а не путь. Зато назад будут возвращаться уставшие, по жаре, вот тогда с удовольствием и прокатятся.
А после того, как «добрые» соседи расписали им отнюдь не радужные перспективы их поездки, друзья стали поглядывать на свой груз с опаской. То, что «бражку» расплещут — полбеды, но случайно попасть под взрыв, искупаться в вонючей жидкости, не хотелось никому. К счастью, вол шел очень спокойно и до леса им удалось добраться без происшествий. «Драконье лакомство», конечно, попахивало, но не так уж и сильно.
Первое беспокойство их ломовой начал проявлять уже на подходах к дальнему лесу: вол все чаще стал останавливаться, будто пытаясь дотянуться до сорняков, призывно зеленеющих вдоль дороги. Да и подгонять упрямца становилось все сложнее — скорость строптивой скотины заметно снизилась.
— Чем вы кормили его с утра, что он постоянно оправляется? — не выдержал Фелька, заметив очередной раз поднимающийся хвост.
Свои дела Сакуний волик делал неторопливо и основательно, впрочем, как и все остальное. Поэтому остановки «по нужде» каждый раз растягивались минут на пять, не меньше. Паренька это раздражало — он с жадностью поглядывал на высившиеся впереди холмы, желая быстрее туда добраться. Фелька никогда не бывал в тех краях, лишь издалека видел темную полосу, когда пас стадо на дальнем выгоне. Ему казалось, что драконий лес должен быть каким-то необычным, жутковато-волшебным.
— Не знаю, — пожал плечами учитель. — Возле него бабка обычно ходит, я не вникаю.
Ребята ничего не ответили Сопат Ванычу, лишь переглянулись недовольно. Понятное дело, учитель — городской, со скотиной никогда дела не имел. Но мог бы и больше интереса проявлять к хозяйству, раз уже женился, пришел в семью с намереньем осесть в деревне.
«Что же могло произойти?» — лихорадочно соображал Фелька.
Не хватало еще, чтобы вол самой Сакунихи заболел в дороге! Бабка их со свету сживет, если с ее любимцем что-то случится!
Впрочем, не похоже было, чтобы у вола живот болел, траву он хватал с обычной жадностью. И прошли они не так уж и много, как для молодой, здоровой скотины. Наоборот, должен был размяться, аппетит нагулять.
Значит, волу просто не хочется идти к драконьему логову, во он и тянет время, как может. Неужто, следы агрессора где-то учуял? Мог, конечно. Ящер, наверное, часто здесь бывает — пещера-то его совсем рядом!
Но ведь они даже до леса еще не дошли, до опушки не меньше пяти сотен шагов! А что же дальше будет? Если эта туша упрется, они ее и втроем с места не сдвинут!
Ожидая, когда вол закончит свои дела, пастушок внимательно рассматривал его. Бабка Сакуниха живность жалела, хоть и орала на нее по всякому поводу. Вот и волик ее аж блестел — такой был сытый и довольный жизнью. Скорее всего, и о вкусе хлеба он знал не понаслышке. Не может быть, чтобы бабка его никогда не баловала — как-никак, труженик.
Развязав свою котомку, паренек нащупал хлебную четвертушку — мать щедро отмахнула от каравая, собирая ему тормозок в дорогу. Поколебавшись, Фелька отломил не малый шмат и помахал перед носом у вола:
— Будешь?.. Будешь?.. На!
Тот, учуяв запах хлеба, даже морду вытянул и длиннющий гибкий язык высунул, пытаясь ухватить лакомый кусочек. Но Фелька и не собирался ему сразу все отдавать — выделил только половину, а остальное сунул назад, в котомку. Демонстративно помахал перед скотиной торбой и громко сказал:
— Остальное в лесу получишь!
Да и пошел вперед, не оглядываясь. Пусть вол сам решает, нужен ему Фелькин хлеб или нет.
Телега тот час затарахтела — ломовой, не раздумывая, двинул за приманкой. Фелька на всякий случай прибавил шагу: рога у вола выросли немаленькие, еще нагонит, да и заденет ненароком. Тарахтение стало громче — любимец Сакунихи тоже ускорился. Пастушок уже почти бежал, но и преследователь не отставал, громко сопел сзади.
Чувствуя всей спиной, что преследователь уже догоняет, Фелька обернулся прямо на ходу и крикнул:
— Ваныч, придерживайте его!
— Да я держу! — крикнул учитель. — Только не очень получается!
Котька, поняв в чем дело, не стал медлить: подскочил к Сопат Ванычу и потянул на себя вожжи, притормаживая упрямую скотину. Помогло это мало: вол, конечно, снизил скорость, но лишь немного. Уж больно вкусный хлеб пекли в семье Фельки!