ушах, словно моя кровь рвалась наружу, желая соединиться с шумом голливудского утра.
Я умру в этом баке. Теперь я это знал. И внезапно меня окутало мертвенное спокойствие. Возможно, хуже этого быть уже не могло.
Позже отец рассказывал мне, что впервые заподозрил в чем-то мою мать, когда нашел у нее в сумке книгу, которую она собиралась взять в путешествие вместе со своим новым лучшим другом. Тем самым, кого она переселила в мою комнату.
Книга называлась «Женский оргазм» или «Женщины и их оргазмы», или «Оргазм и женщины». Короче, что-то в этом роде.
Не думаю, что отец отдавал себе отчет в том, что у женщин вообще бывает оргазм. Но даже он понял, что это было не слишком хорошим знаком для их брачного союза.
«Секси» шагнул вперед и залез в контейнер. И тут я рассмотрел, что это был кто-то другой. Другой чернокожий мужчина. Он был низкий, а не высокий. И он улыбался мне. Глубокими, блестящими кофейными глазами.
— Ты что делаешь, мальчик?
В этом-то и состояла моя проблема — у меня не было ни малейшего представления о том, что я делаю. Но его голос был мягким, бархатным и успокаивающим. Я слегка расслабился.
— Ты хочешь найти съедобный кусочек?
Ей-богу, он флиртовал со мной. Меня затошнило. Одурачь меня однажды — и я идиот. Одурачь меня дважды — я дважды идиот. Хотелось что-то сказать, но челюсть словно замкнуло, и она ни в какую не желала открываться.
— Вылезай из бака, малыш. Я дам тебе цыпленка, — мужчина был приветлив, словно задался целью непременно очаровать меня.
Я был словно парализованный или раненый. Я — какой-то чудак в мусорном ящике, то ли бомж, то ли свихнувшийся наркоман. Хотя, похоже, сам Бог протягивал мне руку. Но что Бог делает в Голливуде? И что, если это вообще не Бог? Что, если это дьявол? Я уже столкнулся с ним недавно и от перспективы повторения этого события меня охватил ужас.
— Давай, мальчик, вылезай из бака… — суетился и кудахтал как наседка чернокожий человечек.
Ошеломленный и смущенный, я бросил курицу обратно, вылез из контейнера и отряхнул с себя мусорные ошметки.
— Что ты там делал, парень? — маленький чернокожий человек пристально смотрел на меня. — Тебе нужна работа?
Работа. Да. Работа. То, что мне нужно. Именно то, что мне нужно. Или этот доброхот просто вешает мне лапшу на уши, чтобы расколоть меня, как спелую дыню?
— Какая работа? — все-таки спросил я недоверчиво.
— Жарить цыплят, — ответил он, — а чего ты ожидал, дурак?
И он пошел к задней двери забегаловки «Голливудские жареные цыплята».
Я проследовал за ним, держась на расстоянии трех-четырех шагов, все еще дичась и осторожничая.
Он вытащил из кармана большой ключ, открыл замок, потом еще один, распахнул большую черную дверь и вошел внутрь.
Я замер, словно собственный призрак, в дверном проеме, жадно принюхиваясь к непередаваемому запаху жареных цыплят. А мужчина уже набирал циферки на маленькой коробочке, прикрепленной к двери. Если у парня есть ключ от дверей, и он знает, как отключить сигнализацию, то кем он может быть, если не менеджером? Правильно?
— Мальчик, не стой там, проходи, наконец.
Мужчина протянул мне фартук, и я понял, что нужно войти и взять его. Так что я вошел и взял. Через секунду я уже нацепил на себя этот фартук и почувствовал облегчение. Теперь я ощущал свою принадлежность к чему-то.
Я еще не подозревал, какую шутку решила сыграть со мной судьба. Брошенный всеми и затерявшийся в мусорном контейнере, в самый ужасный момент своей молодой жизни, я остался с глазу на глаз с человеком, который научит меня всему, что надо знать про цыплят.
Как приготовить цыпленка. Как стать цыпочкой.
Мой отец посчитал себя обязанным купить своей хорошей жене, наставляющей ему рога, новенький «пинто» — машину, которую в то время предлагала публике компания «Форд моторc».
Однако никому не было известно, что у ее бензобака имелась плохая привычка взрываться.
Кроме того, дверцы машины были слишком тяжелыми, отчего они частенько отваливались.
Так что, когда моя мать выехала на трассу Далласа с детьми (кроме меня) и своей новой любовью, направляясь к новой жизни, можно сказать, что она находилась внутри бомбы замедленного действия, у которой, впридачу ко всему, еще и отваливались двери.
Четыре минуты.
Ровно столько мне понадобилось, чтобы выучить все об индустрии жареных цыплят:
1) цыпленок должен плавать в грязной желтоватой жидкости;
2) затем его надо бросить в тесто;
3) хорошенько обвалять в тесте;
4) положить цыпленка в тесте на сковородку с кипящим маслом;
5) установить таймер;
6) закрыть сковородку;
7) когда зазвенит звонок, выложить прожаренного цыпленка на поднос и поставить под нагревательные лампы.
Санни, мой новый чернокожий знакомый, объяснял мне все это очень медленно, будто я был каким-то обдолбанным наркоманом или нанюхался клея. Он в который раз начал повторять все сначала, но остановился, когда увидел, что я уже делаю это. В Хайтауне, в штате Алабама, когда кто-то что-то скрывал, люди говорили: «У него в сарае спрятан ниггер».
Пару-тройку раз за тот день я ловил на себе взгляды Санни, который подмигивал мне. Несколько раз он начинал что-то говорить, но каждый раз останавливался. Вид у него был в точности такой, будто он «прятал в сарае ниггера».
Жарить цыплят, чтобы заработать себе на жизнь, — не самая худшая вещь, которой может заниматься человек. Занимаясь делом, я полностью отвлекся от жуткого ощущения в заднице и вопросов типа «где я буду жить», «что я буду есть» и «почему меня все ненавидят».
Казалось, я поджарил тысячи цыплят и сожрал несколько сотен. Никакие сменщики не маячили на горизонте, так что я отработал подряд две смены и к десяти часам вечера, перед закрытием, просто валился с ног от усталости. Я чувствовал себя мутантом после неудачного эксперимента, готовым выступать в балагане под выкрикивания зазывалы: «Смотрите! Идет мальчик-цыпленок! Он наполовину человек, наполовину экстра-хрустящий жареный цыпленок! Леди и джентльмены, посмотрите, как он сам себе скрутит голову!»
Несмотря на то что мои волосы превратились в перья, ноги — в лапы, нос — в клюв и у меня нет губ, я чувствую себя хорошо. Впервые за долгое время я получил возможность подняться. И я поднялся.
После того как я вымыл и отполировал глубокую сковородку, ко мне подошел Санни и, положив руки мне на плечи, как старший черный брат, которого у меня никогда не было, улыбнулся:
— Ты хорошо справился, мальчик.
У меня не было дома, не было денег, от меня дико воняло всякой дрянью, но когда Санни похвалил меня, мое сердце орлом взмыло вверх.
— Где ты сегодня ночуешь? — спросил он.
О, черт! Спать. Кровать. Крыша над головой. Все правильно. Я совсем забыл об этом, пока ночь снова не заглянула мне в лицо.
Пока Санни смотрел на меня, я быстренько перебрал в уме все возможные варианты:
а) гулять по голливудским улицам всю ночь и надеяться, что больше никто не изнасилует;
б) найти кого-нибудь на улице, кто возьмет меня на ночлег, а потом стукнет по голове и трахнет в задницу;
в) у меня нет ни малейшего представления, куда податься.
Следовало признать, что все эти перспективы выглядели не слишком привлекательно.
— Тебе негде ночевать, да, мальчик? — Санни был похож на адвоката, знающего ответ прежде, чем задаст вопрос.
— Нет, нет, нет… Я не… ты знаешь… слушай, у меня тут случилась ситуация и… это не совсем… хм, — выдал я бессвязные предложения, не слишком проясняющие дело, но назад вернуть уже было ничего нельзя.
— Да, я понял картину, — пробурчал Санни. — Знаешь, в чем твоя проблема?
— Нет, — ответил я, искренне желая знать, в чем же моя проблема.
— Ты слишком умный, — рассмеялся Санни и с легкостью резюмировал: — Ты хочешь упасть на мою подушку, это круто.
Я понимал, что все может зайти слишком далеко. Поджидая Санни на парковке, чтобы тот увез меня бог знает куда и сделал со мной бог знает что, я почти тонул в сумраке голливудской ночи. Но куда мне идти? Что я буду делать? Пойти к матери? Нет. Она не хочет видеть меня. Сука. Жизнь сука. Я сука.
Смени пластинку! Сейчас же.
И я пошел за Санни к машине, ступая по его следам. По пути он уронил ключи, и я увидел, что на брелке была прицеплена заячья лапка. Я задышал спокойнее. Может ли быть плохим человеком тот, кто носит заячью лапку?
Моби Дик — так я сразу окрестил машину Санни. Это было нечто среднее между танком, диктаторским лимузином и доисторическим «альбино рино». Автомобиль был достаточно большим, чтобы вместить в себя семью беженцев. Золотые спицы, золотой бампер, золотые решетки. Коробка передач выглядела как золотое яичко Циклопа. Влажная мечта конкистадора.
Внутри машины Санни я почувствовал себя участником какого-то ненормального фильма, где все было слишком большим и актер выглядел крошечным человечком на фоне гигантских декораций. В колонках встроенного стереомагнитофона Барри Уайт пел свои безумно сексуальные шикарные мелодии. Клянусь, казалось, будто Барри потеет прямо в машине рядом с нами.
А потом меня осенило: каким, черт побери, образом менеджер «Голливудских жареных цыплят» смог купить себе такие колеса?
Похоже, кто-то спрятан у него в сарае.
Но как только я задумался об этой нестыковке, перед моими глазами всплыл облик моего насильника, я вгрызся в заусеницу на пальце и, впиваясь зубами в плоть, оторвал кусочек кожи. Палец начал кровоточить.
Квартира Санни находилась в доме, похожем на серую язву на грязной шее Голливуда Для того чтобы полностью походить на лагерь для военнопленных, ему не хватало только вышек, поисковых прожекторов и нескольких немецких часовых. Мы выгрузились из брюха огромной машины и пошли к зданию. Мой спутник провел меня через дворик мимо безобразного полупустого бассейна, в котором стояла болотистая вода.