— А ты на Павлика не смотри, сам понимать должен. Ну, Польше не делай так. Давай огурцы и иди домой.
Котька вытащил огурцы и положил их на грядку.
— Ну, все, что ли? — спросил старик.
— Нет… одного не хватает, — ответил Котька и снова заплакал.
— Почему не хватает, где же он?
— Дедушка, я один огурец съел. Что теперь будет?
— Ну что ж будет? Ничего не будет. Съел, ну и съел. На здоровье.
— А вам, дедушка, ничего не будет за то, что огурец пропал?
— Ишь ты какое дело! — усмехнулся дедушка. — Нет, за один огурец ничего не будет. Вот если б ты не принёс остальных, тогда да, а так нет.
Котька побежал домой. Потом вдруг остановился и закричал издали:
— Дедушка, дедушка!
— Ну что ещё?
— А этот вот огурец, что я съел, как будет считаться — украл я его или нет?
— Гм! — сказал дед. — Вот ещё какая задача! Ну чего там, пусть не украл.
— А как же?
— Ну, считай, что я тебе подарил его.
— Спасибо, дедушка! Я пойду.
— Иди, иди, сынок.
Котька во весь дух помчался по полю, через овраг, по мостику через ручей и, уже не спеша, пошёл по деревне домой. На душе у него было радостно.
Ступеньки
Однажды Петя возвращался из детского сада. В этот день он научился считать до десяти. Дошёл он до своего дома, а его младшая сестра Валя уже дожидается у ворот.
— А я уже считать умею! — похвастался Петя. — В детском саду научился. Вот смотри, как я сейчас все ступеньки на лестнице сосчитаю.
Стали они подниматься по лестнице, а Петя громко ступеньки считает:
— Одна, две, три, четыре, пять…
— Ну, чего ж ты остановился? — спрашивает Валя.
— Погоди, я забыл, какая дальше ступенька. Я сейчас вспомню.
— Ну вспоминай, — говорит Валя.
Стояли они на лестнице, стояли. Петя говорит:
— Нет, я так не могу вспомнить. Ну-ка, лучше начнём сначала.
Сошли они с лестницы вниз. Стали снова вверх подниматься.
— Одна, — говорит Петя, — две, три, четыре, пять… И снова остановился.
— Опять забыл? — спрашивает Валя.
— Забыл! Как же это! Только что помнил и вдруг забыл! Ну-ка, ещё попробуем.
Снова спустились с лестницы, и Петя начал сначала:
— Одна, две, три, четыре, пять…
— Может быть, двадцать пять? — спрашивает Валя.
— Да нет! Только думать мешаешь! Вот видишь, из-за тебя забыл! Придётся опять сначала.
— Не хочу я сначала! — говорит Валя. — Что это такое? То вверх, то вниз, то вверх, то вниз! У меня уже ноги болят.
— Не хочешь — не надо, — ответил Петя. — А я не пойду дальше, пока не вспомню.
Валя пошла домой и говорит маме:
— Мама, там Петя на лестнице ступеньки считает: одна, две, три, четыре, пять, а дальше не помнит.
— А дальше шесть, — сказала мама.
Валя побежала обратно к лестнице, а Петя всё ступеньки считает.
— Одна, две, три, четыре, пять…
— Шесть! — шепчет Валя. — Шесть! Шесть!
— Шесть! — обрадовался Петя и пошёл дальше. — Семь, восемь, девять, десять.
Хорошо, что лестница кончилась, а то бы он так и не дошёл до дому, потому что научился только до десяти считать.
Шурик у дедушки
Летом мы с Шуриком жили у дедушки. Шурик — это мой младший брат. Он ещё в школе не учится, а я уже в первый класс поступил. Только он всё равно меня не слушается… Ну и не надо!.. Когда мы приехали, так сейчас же обыскали весь двор, облазили все сараи и чердаки. Я нашёл стеклянную банку из-под варенья и круглую железную коробочку от гуталина. А Шурик нашёл старую дверную ручку и большую калошу на правую ногу. Потом мы чуть не подрались с ним на чердаке из-за удочки. Я первый увидел удочку и сказал:
— Чур, моя!
Шурик тоже увидел и давай кричать:
— Чур, моя! Чур, моя!
Я схватил удочку, а он тоже вцепился в неё и давай отнимать. Я рассердился — как дёрну!.. Он отлетел в сторону и чуть не упал. Потом говорит:
— Подумаешь, очень нужна мне твоя удочка! У меня есть калоша.
— Вот и целуйся со своей калошей, — говорю я, — а удочку нечего рвать из рук.
Я отыскал в сарае лопату и пошёл копать червей, чтобы ловить рыбу, а Шурик пошёл к бабушке и стал просить у неё спички.
— Зачем тебе спички? — спрашивает бабушка.
— Я, — говорит, — разведу во дворе костёр, сверху положу калошу, калоша расплавится, и из неё получится резина.
— Ещё чего выдумаешь! — замахала руками бабушка. — Ты тут и дом весь спалишь со своим баловством. Нет, голубчик, и не проси. Что это ещё за игрушка с огнём! И слушать ничего не желаю.
Тогда Шурик взял дверную ручку, которую нашёл в сарае, привязал к ней верёвку, а к другому концу верёвки привязал калошу. Ходит по двору, верёвку за ручку держит, а калоша за мим по земле ездит. Куда он — туда и она. Подошёл ко мне, увидел, что я червей копаю, и говорит:
— Можешь не стараться: всё равно ничего не поймаешь.
— Это почему? — спрашиваю.
— Я заколдую рыбу.
— Пожалуйста, — говорю, — колдуй на здоровье.
Я накопал червей, сложил их в коробочку и пошёл к пруду. Пруд был позади двора — там, где колхозный огород начинается. Насадил я на крючок червяка, уселся на берегу и забросил удочку. Сижу и за поплавком слежу. А Шурик подкрался сзади и давай кричать во всё горло:
Колдуй, баба, колдуй, дед,
Колдуй, серенький медведь!
Колдуй, баба, колдуй, дед,
Колдуй, серенький медведь!
Я решил молчать и ничего не говорить, потому что с ним всегда так: если скажешь что-нибудь, ещё хуже будет.
Наконец он наколдовался, бросил в пруд калошу и стал её по воде на верёвке таскать. Потом придумал такую вещь: бросит калошу на середину пруда и давай в неё камнями швырять, пока не утопит, а потом начинает её со дна на верёвке вытаскивать. Я сначала молча терпел, а потом как не вытерплю:
— Пошёл вон отсюда! — кричу. — Ты распугал мне всю рыбу!
А он говорит:
— Всё равно ничего не поймаешь: заколдована рыба.
И опять плюх калошу на середину пруда! Я вскочил, охватил палку — и к нему. Он давай удирать, а калоша за ним на верёвке так и скачет. Еле убежал от меня.
Вернулся я к пруду и стал снова рыбу ловить. Ловил, ловил… Уже солнышко высоко поднялось, а я всё сижу да на поплавок гляжу. Не клюёт рыба, хоть тресни! На Шурика злюсь, прямо избить готов. Не то чтоб я в его колдовство поверил, а знаю, что, если приду без рыбы, смеяться будет. Уж чего я не делал: и подальше от берега забрасывал удочку, и поближе, и поглубже крючок опускал — ничего не выходит. Захотелось мне есть, пошёл я домой, вдруг слышу — кто-то в ворота колотит: бум-бум! Бах-бах!
Подхожу к воротам, смотрю, а это Шурик. Достал где-то молоток, гвозди и прибивает к калитке дверную ручку.
— Это ты для чего прибиваешь? — спрашиваю. Он увидел меня, обрадовался:
— Хи-хи! Рыболов пришёл. Где же твоя рыба?
Я говорю:
— Ты зачем прибиваешь ручку? Здесь же есть одна ручка.
— Ничего, — говорит, — пусть две будут. Вдруг одна оторвётся.
Прибил ручку, и ещё у него один гвоздь остался. Он долго думал, что с этим гвоздём делать, хотел его просто в калитку загнать, потом придумал: приложил калошу подошвой к калитке и стал её гвоздём приколачивать.
— А это для чего? — спрашиваю.
— Так просто.
— Просто глупо, — говорю я.
Вдруг смотрим — дедушка с работы идёт. Шурик испугался, давай отрывать калошу, а она не отрывается. Тогда он встал, загородил калошу спиной и стоит.
Дедушка подошёл и говорит:
— Вот молодцы, ребятки! Только приехали — и за работу сразу… Кто это придумал к калитке вторую ручку прибить?
— Это, — говорю, — Шурик.
Дедушка только крякнул.
— Ну что ж, — говорит, — теперь у нас две ручки будет: одна сверху, другая снизу. Вдруг какой-нибудь коротенький человек придёт. До верхней ручки ему не дотянуться, так он до нижней достанет.
Тут дедушка заметил калошу:
— А это ещё что?
Я так и фыркнул. «Ну, — думаю, — сейчас Шурику от дедушки будет». Шурик покраснел, сам не знает, что отвечать. А дедушка говорит:
— Это что ж? Это, наверно, всё равно что ящик для писем. Придёт почтальон, увидит, что дома никого нет, сунет письмо в калошу и пойдёт дальше. Очень остроумно.
— Это я сам придумал! — похвастался Шурик.
— Да неужто?
— Честное слово!
— Ну молодец! — развёл руками дедушка.
За обедом дедушка всё разводил руками и рассказывал бабушке про эту калошу:
— Понимаешь, какой остроумный ребёнок! До чего сам додумался, ты не поверишь даже! Понимаешь, калошу к калитке, а? Я давно говорю, что надо ящик для писем прибить, а того и не сообразить мне, что проще калошу.
— Ладно уж, — усмехнулась бабушка. — Я куплю ящик, а пока пусть повисит калоша.
После обеда Шурик побежал в сад, а дедушка говорит:
— Ну, Шурик у нас уже отличился, а ты, Николка, тоже небось чего-нибудь наработал. Ты уж признавайся, порадуй дедушку.
— Я, — говорю, — ловил рыбу, да рыба не ловится.
— А ты где ловил?
— В пруду.
— Э… — протянул дедушка, — какая же тут рыба? Этот пруд недавно вырыли. Тут даже лягушки ещё не развелись. А ты, голубчик, не поленись, пойди на речку. Там у мостика течение быстрое. На этой быстринке и полови.
Дедушка ушёл на работу, а я взял удочку и говорю Шурику:
— Пойдём на реку, будем вместе рыбу ловить.
— Ага, — говорит, — испугался! Теперь подлизываешься!
— Зачем мне подлизываться?
— А чтоб я не колдовал больше.
— Колдуй, — говорю, — пожалуйста.
Взял я коробку с червями, банку из-под варенья, чтоб было куда рыбу сажать, и пошёл. А Шурик сзади поплёлся.
Пришли на реку. Я пристроился на берегу, недалеко от моста, где течение побыстрей, забросил удочку.
А Шурик толчётся возле меня и всё бормочет:
Колдуй, баба, колдуй, дед,
Колдуй, серенький медведь!