– Ладно. Приду.
Побрившись, Дмитрий садится за стол и начинает жадно уплетать холодец. Я присмехнулся:
– Тебе надо в такой ситуации волноваться, переживать… А ты навалился харчеваться. Такое впечатление, что на свадьбе тебе не дадут есть. И вообще просто не станут кормить. Вот ты пока холостунчик и стараешься сейчас насандалиться на весь остаток жизни?
– Да, Толик, – хохотнул он, – время тревожное. Всего можно ожидать…
– Как ты, жених, чувствуешь себя за два часа до свадьбы?
– Как швед, приближающийся к Полтаве.
К концу вечорки Митю раскиселило и он припал на мамину койку, горячечно шепча:
– Клянусь! Ты у меня единственная! Первая и последняя по гроб моих дней!..
Хмыкнув, Лидка, закормленная с осени пулярка,[24] зверовато косясь, стала прикладывать ему ко лбу и к скверику[25] мокрые тряпки и ворчливо отчитывала:
– Харе амурничать со своей первой группой крови. Угомонись!
10 января
В пять тридцать утра я отправился к воронежскому автобусу.
Провожала меня мама.
Мы простились у угла мелкорослого штакетника, охлестнувшего палисадничек с вишнями и сливами у наших окон.
Отошёл шагов на пять, оглянулся. Мама стояла со вскинутой в прощанье рукой и плакала. Я вернулся, обнял её за плечи. Она улыбнулась и перестала плакать…
– Я ухожу, чтобы вернуться… Летом… По теплу…
И, больше ничего не говоря, медленно пошёл.
Стылый ветер сильно валил навстречу, будто хотел вернуть меня к Маме.
В Воронеже писатель Николай Курасов рассказал свой сюжетец:
– В молодости я был директором школы в одной кубанской станице. Как-то на слезах[26] влетает ко мне в кабинет молодая новенькая учительница.
– Что, опять Легейда?
– Он…
Иду в класс.
– Что произошло, Легейда?
– Да что, – говорит он в щёку. – Я сижу на первой парте. Она ставила оценки… Я видел и тут же говорил ребятам. Ей не понравилось. Стала писать в журнал на коленях. Я ей и говорю: не прячьтесь, всё равно знаем, что у вас нету по заусеницу указательного пальца. Наверно, много указывали. За то Боженька вам его и укоротил.
Повёл я его к себе в тупичок.[27]
– А если б у тебя, – говорю ему, – оторвало ногу и класс стал смеяться, что бы ты делал?
– А почему именно ногу? – удивился он.
Но хулиганить не перестал. Девчонкам разрезал пальто на ленты. Я сказал отцу. Папашка таких пирогов нажарил – две недели не был в школе. Стал шёлковый.
После войны я встретил его в Армавире в закусочной. Весь в орденах. Одной Славы три. И без ноги.
– Что делать будешь?
– Учиться.
Сейчас ректор университета в Нальчике.
11 января
Ростов.
Семь тридцать.
Столовая на Энгельса у университета.
Гардеробщица с улыбкой:
– Первый голодный… Как говорили в старину, милости прошу к нашему шалашу: пирогов накрошу и откушать приглашу.
– Ну-ну… Возражать не стану…
– И я не стану возражать против пирогов, – поддакнул мне мой дружок Каменский, стоял за мной.
Держится он важным чиновником. Всегда с красной папкой. Чёрный пиджак, белая рубашка. Так и хочется отнять папку и назвать Керенским.
– Парни, – обращается к нам гардеробщица, – мне не нравится моё имя Дарья. Плохое. Только у Шолохова оно есть. Вот как перееду на новую квартиру, так сменю и имя.
– Зачем?! – удивился Каменский. – Вы хоть знаете, что это имя означает у греков? Сильная, побеждающая! Женский вариант имени персидского царя Дария!
– У-у!.. Да кто ж от царя отпрыгнет? – засмеялась женщина. – И квартиру возьму, и имя не сменю!
Библиотека университета.
В зале мест нет. Сижу за столом в коридоре среди каталогов. Готовлюсь к экзаменам.
Но невольно слышишь, о чем говорят за спиной у каталогов.
Мой сосед по койке Витёка (снимаю с ним угол у одной бабки) встретил у каталога однокурсника.
– Привет, Сань!
– Здоров, геолог! Колупать пришёл?
– Колупать.
– Как дела?
– Вспомнил… Служил я с одним из Вёшек. Задружились. Приехал после армии к нему погостить да и застрял. Собрался я под Одессу, домой. Хочется ехать с невестой. Она ж ничего не видела кроме своих Вёшек. А я саму Москву проезжал! Без помолвки марксы[28] не отпускают дочку. Я им и скажи: «Ну считайте её моей женой». И они отпустили! Поехали мы с Наткой. Теперь я при жоне, живу в Вёшках. Вот чем кончаются гостины… Иногда вижу со стороны самого Шолохова. Тестюшка мой бегает в прислугах в доме писателя. Тайком от жены подарил писатель тестю шубу. Построил школу, дорогу до Миллерова.
12 январяБудний день
На тротуаре у входа в университет выведено метровыми белыми красками:
«Сессия! Уйди!»
Я почтительно поклонился этому безысходному крику студенческой души и подрал по лестнице вверх.
На групповом зачёте по ленинской книжке «Государство и революция» преподавательница рассказала…
По этой работе старый препод написал свой труд. Всех студентов от этого труда тошнило. Никто не читал.
На экзамене препод, «специалист по уценке знаний», спрашивает студента:
– Ну, читали вы мою работу?
– Читал! – дерзко бросает смельчак.
– Сколько страниц прочли?
– Три.
– Давайте зачётку. Я вам пятёрку поставлю!
Ловкач студент, готовившийся за первым столиком, смекнул: «Если тот соврал про три страницы и схлопотал весь пятак, так мы можем добыть пятёрку с большим плюсом! Скажу, что на одном дыхании прочёл сто страниц!»
Идёт отвечать.
– А вы читали?
– Читал.
– Сколько?
– Сто страниц!
– Вот с вами есть о чём поговорить!
Несчастный лгунишка добыл лишь жалкую уточку.[29]
Еду с зачёта. Троллейбус набит битком.
Молодая кондукторша деревянным голосом:
– Площадка! Почему не передаёшь на билеты? Что ж ты едешь нахрапом!?
Все смеются.
– Вот не открою заднюю дверь, тогда и посмеётесь…
Все смеются ещё энергичней, а билеты не берут.
Кондукторша бессильно:
– Чем же вас ещё напугать?
На остановке задняя дверь открылась.
Желающим войти площадка докладывает на нервах:
– Девочки! Некуда! Тут своим негде повернуться!
Едем дальше.
Кондукторша угрожающе:
– Площадка! Руки вверх! Что ж вы не подаёте на проезд!?
Дома свои хлопоты.
Бабкиному внуку лет четырёх вырвали чёрный зуб.
Страдалика уложили спать с грелкой. Вскочил. Ходит с грелкой на щеке и поёт:
– Да, мы умеем воевать…
Спросите у моей жены, у матери – у кого хотите – Русские не хотят войны!
12 январяЧто такое поцелуй?
Досрочно, с первой группой, сдал литературу.
Достались мне «Записки охотника». Об этой лебединой песне Тургенева мне было что рассказать. Я пешком исходил те тульские места, где жили герои «Записок». Увязал вчерашний день с сегодняшним. У себя в газете давали какой-то рассказ писателя и тут же – очерк о наших днях потомков далёких тургеневских героев.
С экзамена забрели с Каменским в гостиницу «Московская», где он остановился. В номере с Каменским жил какой-то директор из Махачкалы. Анекдотом порадовал директор:
– Что такое поцелуй? Телефонист: «Поцелуй – это звонок сверху вниз». А машинист считает так: «Поцелуй – это свисток паровоза перед входом в тоннель».
– Ну, – говорю Николаю, – слушай анекдоты дальше. А я пойду в библиотеку читать «Идиота».
– Зачем? Ты ж только что отлично сдал экзамен по литературе!
– То я сдал для зачётки. А это – для себя.
– И после этого заявления ты сам не идиот?
16 февраляПавленко
Вчера у Павленки был день рождения. Скидывались в редакции по рублю. Почти весь день усердно-добросовестно измеряли градус на крепость.
Сегодня, похоже, продолжение следует.
Едва я переступил порог секректариата – перехватчик выпускник местного суворовского училища Павленко:
– Злая птичка перепел[30] ну совсем задолбала. Голова со вчерашнего гудит. Система у меня совсем не срабатывает. Я не святой,[31] как ты. На капремонт дай дуб!
– Кончал бы керосинить, Вовчик. Хоть бы на работе.
Он полохливо:
– Ты на что меня толкаешь? Это преступление!
– Бросить пить – преступление?
– Однозначно! Посягательство на святую традицию! Учёные доказали… Да вот читай!
Он резко дёрнул к себе ящичек в своём столе и показал на красиво исписанный листок:
– Читай!
«Результаты новых исследований позволяют говорить, что знакомство с зеленым змием произошло очень давно. Скорее всего, наши предки распробовали его десять миллионов лет назад».
– Десять миллионов лет! Этакий стаж нельзя терять. Дуб на бочку!
– Один у самого. На обед.
– Зачем тебе обед? У меня хлеб с икрой. Жертвую! Только дай дуб!
Занял я у буха. Отдал ему рубль.
Женя Воскресенский принёс бутылку вина, сунул в свой стол. Налил в стакан, озирается.
Вбегает Павленко. Расправил усы, зырк-зырк по сторонам, быстро наклонился за стол, торопливо пьёт.
«Отметился» и довольно докладывает:
– Это обед!
Вбегает Конищев.
То же.
Снова вбегает Павленко:
– Это ужин.
Женя знай льёт. Всё повторяется.
Я сказал Жене:
– Ты наш король бензоколонки!