— Следующее упражнение, — я взял мяч, — проход на расстояние в пять метров к кольцу, примерно, под сорок пять градусов и бросок с отклонением. Юра, — обратился я к Корнееву, — встань в краску, попытаешься меня накрыть. Поехали!
Я повел мяч не по прямой линии к кольцу, а по дуге, заставив тем самым Корнея перемещаться боком, потом резко остановился, мгновенно очень высоко выпрыгнул в сторону от кольца, и по хорошей дуге бросил. Юрий даже с его ста девяноста семью сантиметрами роста махнул рукой мимо моего мяча, который благополучно опустился в корзину.
— Корнеев, Семёнов, Озерс в краску, будете, без фанатизма, обозначать защиту, — скомандовал вновь я, — остальные делают по десять проходов в правую и левую сторону. Тбилисцы атакуют слева, рижане справа. Работаем в темпе по свистку, затем меняемся.
— Почему без фанатизма? — возмутился прирожденный спортивный боец Юрий Корнеев.
— Сейчас задача научится атаковать, а не защищаться, — просто объяснил я, — поэтому только обозначаем защиту. Поехали!
Я вновь спрятался на скамейке запасных и стал записывать кто, сколько настрелял. Здесь был лучшим Валдис Муйжниекис. Валдманис — второй, Семёнов — третий. Остальные? Глаза бы мои их не видели! Привыкли лезть в краску и запихивать мячи с мясом, а со средних и дальних дистанций Пушкин поливать значит будет.
Потом тренировка полностью перешла в руки Суреновича, который разбил сборную на пятерки и устроил двусторонку с разбором ошибок. Я же сел на трибуны повыше, чтобы наблюдать игру заслуженных мастеров спорта с верхней точки, где четко виден рисунок игры.
Когда сборники пошли в душ, старший тренер Спандарян собрал весь тренерский коллектив за одним столом.
— Ну как? — посмотрел первым делом он на меня.
— Вот, свиток хороший, — показал я его, — форма шерстяная новенькая, тоже ничего, на улице немного жарко, зато в помещение комфортно. Что еще хорошего? — задумался я, — меню как в ресторане. Жить можно!
— Да я не про это! — психанул Суренович.
— Да я понял, — я открыл записную книжку, — из Валдманиса, Муйжниекса и Семенова толк будет. У остальных, что касается бросков с дальней и средней дистанции, руки не из того места растут. Озерс — хорошо видит поле, тбилисцы — быстрые и взрывные, что хорошо для скоростной игры. Корнеев — боец до мозга костей. Круминьш силен в защите. Петров наоборот лучше играет на подборе в чужой зоне.
— Да зачем нужен упор на дальние и средние броски? — не выдержал моей наглости второй тренер команды Алексеев.
Я взял металлическую пластину, на которой было нарисовано баскетбольное поле, а отдельные магнитики двух разных цветов изображали баскетболистов.
— Расстановка игроков в атаке, условно назовём её «конверт», — ответил я.
Потом я поставил двух наших игроков в углы, одного игрока поближе к краске, то есть трехсекундной зоне, и еще двух под сорок пять градусов к плоскости щита слева и справа на предполагаемую семиметровую дугу. Игроков соперника я разместил рядом с каждым из наших баскетболистов.
— Посмотрите сколько теперь места под кольцом, — сказал я всем членам тренерского штаба, — разыгрывающий может сам обыграть своего оппонента и выйти вдвоем на кольцо против одного защищающегося. Может отдать пас на центрового, которому никто не помешает обыграть спиной своего опекуна и забить от щита. Вариантов уйма.
— А если соперник не пойдет в поле к нашим игрокам, — Алексеев все магнитики защищающихся игроков сдвинул ближе к трехсекундной зоне.
— Если каждый игрок задней линии команды, — улыбнулся я, — сможет атаковать кольцо с дистанции с точностью до пятидесяти процентов, то они вынуждены будут выходить за ними в поле. И наша задача до Олимпиады добиться такой точности. Тогда мы на играх всех в асфальт закатаем, и даже американцев. Или как сказал бы мэр Собянин в плитку.
— Какой мэр? — не понял меня Спандарян.
— Я говорю, — обматерил я сам себя, — мэр Нью-Йорка, который вместо асфальта кладет плитку, с жиру бесится собака империалистическая.
— В асфальт — это хорошо, — улыбнулся тренер ЦСКА, — надо будет запомнить. Что нужно чтобы поднять процент попаданий?
— Ежедневно, — я почесал свой затылок, вспоминая свою молодость, — дополнительно к тренировкам, по пятьсот бросков с пристрелянных позиций.
— Будут бросать на загородной базе перед отбоем, — поставил точку в совещании Спандарян.
Глава 33
Если в тренировочный процесс я худо-бедно влился, то решение моей основной проблемы откладывалось до пятницы. Как раз в этот день команду должен был посетить маршал Советского союза Гречко. Конечно это не дело, когда спорт курирует маршал, потому что он преданный болельщик. Ведь завтра ему на смену может прийти другой ревнитель обороноспособности страны, которому спорт уже будет побоку, и что тогда? Но мне выбирать не приходилось. Поэтому я с базы не высовывался.
За три дня процент попаданий незначительно подрос у четверых членов сборной СССР, у Валдманиса, Муйжниекса, Озерса и Семёнова. Тбилистским динамовцам мешал попадать их взрывной менталитет. Юре Корнееву не хватало школы, зато с избытком хватало бойцовских качеств и упорства.
Во время ежедневных двухсторонних игр пятерка, в которой играли все латыши и примкнувший к прибалтам Семёнов выносили своих соперников все увереннее и увереннее.
— Готовим Гомельскому новых чемпионов! — психанул на тренировке в среду Алексеев.
— В чем проблема, — не выдержал и я, — у нас в сборной пять центровых! Нафига! Оставляем Петрова и Круминьша на этой позиции, остальных переводим в тяжелые форварды со всеми вытекающими последствиями. Это упор на бросковую технику, плюс дриблинг. Кстати, Суренович, — обратился я к Спандаряну, — такой способ ведения мяча никуда не годится. Хочешь, я сейчас у любого отниму мяч на ведении.
— Не понял? — удивился главный тренер сборной.
— Что ж тут не понятного, это не дриблинг, а анахронизм! — я махнул рукой и, сняв с себя синюю шерстяную олимпийку, вышел к боковой линии.
Суренович дунул в свиток и двусторонняя тренировочная игра прекратилась.
— Вопрос такой, — Спандарян тоже вышел на паркет, — Гурам, — обратился он к защитнику Тбилисского «Динамо», — в быстрой контратаке ты получил хороший пас и между тобой и кольцом один защитник соперников, твои действия?
— Суреныч, — усмехнулся Минашвили, — обыграю бэднягу и забью от щита. На крайний случай на сэбе заработаю фол.
— Правильно, — удовлетворенно кивнул главный тренер, — Крут, — обратился он ко мне, — ты защищаешь кольцо, Гурам атакует. Поехали!
Спандарян свистнул. Я встал в пол оборота так, чтобы правша Минашвили пошел в проход в левую сторону. Тбилисец пару раз стукнул мячом в пол и, решив меня элементарно оббежать, понесся в атаку. Я резко выбросил свою руку и сначала выбил мяч в сторону, а затем, сделав пару шагов завладел им.
— Мяч не достаточно прикрыт корпусом, — объяснил я провал Гурама.
— Давай, еще раз! — разгорячённо выкрикнул он.
Я вернул мяч защитнику и теперь уже встал прямо перед ним, при этом я стал быстро переносить центр тяжести с ноги на ногу, чтобы он не смог поймать меня на противоходе. Минашвили пару раз переложил мяч с руки на руку и пошел в этот раз вправо, ведя мяч правой рукой и прикрывая его выставленной в сторону левой. Я тут же резко отскочил по диагонали назад и вправо, чтобы Гурам переложил мяч на левую руку. И в тот момент, когда он это сделал я мгновенно отобрал у него баскетбольный спортивный снаряд.
— Следующий, кричит заведующий, — я отпасовал мяч главному тренеру.
— Майгонис, — скомандовал Спандарян передав мяч ему.
Валдманис на ведение поперекладывал его с руки на руку. И, наверно, решил простым способом, показав ведение в одну сторону резко уйти в другую, двинулся на кольцо, которое я прикрывал спиной. Латыша я также поймал в момент перевода мяча с руки на руку.
— Хорошо, — меланхолично заметил рижанин, — а как нато? Пусть покажет.
— В самом деле, — занервничал Суренович, — изобрази красиво, — сказал он мне.
Мы поменялись местами с Майгонисом. Он стал защищается от прохода к кольцу, я стал атаковать.
— Самый простой способ, — сказал я, и ведя мяч правой рукой встал к латышу спиной.
Затем я показал, что сейчас развернусь через правое плечо, и заметив краем глаза, что моя уловка удалась, резко ушел в другую сторону поменяв руку ведения с правой на левую. И когда Валдманис остался у меня за спиной, а впереди было открытое кольцо, я изящно пронесся с мячом к нему и, высоко выпрыгнув, подвесил мяч над корзиной. Я мог бы конечно легко сделать слэм-данк, вколотить его в сетку как гвоздь, но сейчас в 1960 году, такой прием воспринимался, как неспортивное поведение, и по международным правилам был запрещен. Поэтому мой мяч просто юркнул в цель, без дополнительного ускорения.
— Все тоже самое можно сделать в другую сторону, — сказал я, вернувшись на исходную позицию, — Гурам, теперь защищайся ты.
— Шайтан, — пробубнил тбилисец, и занял защитную позицию.
Я также развернулся к Минашвили спиной, укрывая корпусом от него мяч, показал, что сейчас пойду влево, и резко ушел, развернувшись через правое плечо. Затем пронесся к кольцу, но почувствовав, что настырный Гурам сейчас попытается накрыть мой бросок со спины, пролетел под кольцом и забил мяч с левой стороны. Минашвили же под смех своих товарищей улетел, что называется в «буфет».
— Еще раз давай! — разгорячено крикнул он, поднимаясь с паркета.
Мы вернулись на исходные позиции. На сей я занял позицию повернувшись лицом к лицу к горячему оппоненту. На ведении я сначала сделал два шага назад, давая себе простор для маневра, резко пошел в правую сторону. Гурам тут же молниеносно двинулся на перехват мяча, однако я его перевел за спиной и легко ушел влево. Минашвили от неожиданности неловко повернулся и грохнулся своей пятой точкой на паркет.
— Шайтан! — крикнул он мне вслед.
Я же решил побаловать сборников элементом шоу-тайм. Сделав два шага с мячом, я высоко выпрыгнул, в воздухе развернулся на триста шестьдесят градусов и аккуратно опустил мяч в корзину. Все эти новые физические особенности моего тела доставляли мне неописуемое