— Ну, рассказывай, — попросил кто-то из-за спины, когда я уселся на своё законное место в столовой.
Я огляделся, надо мной сгрудилось человек двадцать из разных видов спорта.
— Да всё просто, — я успел ухватить бутерброд с маслом, — упал, очнулся, смотрю, студент практикант в белом халате в лицо мне марлей тычет.
— А дальше? — спросил Боря Никоноров.
— А дальше, — я проглотил ещё один бутерброд, — современные медикаменты и красивые медицинские сестрички, которые ухаживали за мной, сделали своё целебное дело.
— Сестрички то очень красивые? — не отставал боксёр легковес.
— Во! — я показал руками примерно, какого размера была грудь у Лариски.
— Вай-вай, — запричитал Гурам Минашвили, — это мой любимый размер!
— Фу пошляки, — прыснула от смеха гимнастка Маргарита Николаева.
— Дайте человеку поесть! — вмешался в дружеский допрос коллег по сборной Корней.
И все с неохотой стали разбредаться кто куда. Однако уже через полчаса в нашу, совместную с ассистентом главного тренера Коневым комнату, снова потянулись любопытные «носы». Я по семь раз рассказывал, как травмировался, как лечился, как себя чувствую. Спел пару песен под гитару. Лишь ближе к отбою ко мне зашёл Спандарян.
— Богданыч, скажи по правде, тренироваться сможешь? — спросил он.
— Я постараюсь, Степан Суренович, — ответил честно я.
Спандарян задумчиво побрёл в свою комнату. И тут в коридор вышел Юрий Корнеев.
— Ты это, не раскисай, всё будет окей! — улыбнулся он и протянул мне мой амулет от Тьмы, — я на него цепочку сделал серебряную.
— Ну, Корней, — я даже растерялся, — ты даже не представляешь, как мне дорога эта вещица. Даст Бог, рассчитаемся!
Глава 8
На следующий день, во время игровой тренировки стало окончательно понятно, что я уже не тот. Бросать мне было сложно, так как любые резкие движения вызывали боль. Пока сижу без движения, ничего не болит. Можно даже побегать в одном прогулочном темпе, трусцой. Но вести мяч резко меняя направления движения, ускоряться и выпрыгивать было просто невозможно.
— Давай на базу, — печально сказал мне Суренович, видя, как лицо моё искажает гримаса боли и на лбу от напряжения выступает испарена, — работай индивидуально на своё усмотрение.
От досады, вдруг Корней со всей силы долбанул мячом в пол.
— Суки! — коротко высказался он.
— Простите парни, — пробурчал я и медленно поплёлся на выход.
На загородной базе я сначала посетил столовую, где меня покормили тем, что осталось от обеда. Затем я взял мяч и пошёл отрабатывать самый простой бросок со штрафной линии. От безнадёги я загадал, если хотя бы раз из трёх попыток попаду, то успею к Олимпиаде хотя бы частично восстановиться, а если нет, то придётся ехать туристом. Я ещё раз провёл разминку, делая некоторые упражнения через боль, и выполнил первый штрафной. Мяч предательски поскакал по дужке кольца и вывалился прочь. Перед вторым броском я несколько раз повторил траекторию движения руки, и бросил. Мяч попал в щит, от которого отскочил в переднюю дужку и медленно по асфальту поскакал ко мне. Перед третьим броском я закрыл глаза и представил, как баскетбольный снаряд по хорошей дуге летит и легко опускается в корзину, красиво шаркнув сетку.
— Делай! — буркнул я себе под нос и бросил.
И мяч, как в сказке опустился прямо в баскетбольное кольцо. Первое очко после своего третьего дня рождения, обрадовался я. Дальше дело пошло веселей. Бросать было хоть и больно, но вполне терпимо. И пока я разрабатывал базовые бросковые навыки, мимо моей одинокой фигуры пронеслась в колоне по одному команда боксёров.
— Абрамов за старшего! — крикнул своему тяжеловесу главный тренер Сергей Щербаков.
Он отделился от команды боксёров и подошёл ко мне.
— Что, больно бросать? — догадался он, видя напряжение на моём лице.
— Любое ускорение через боль, — грустно ответил я.
— Зимой сорок второго года, — начал рассказывать Щербаков глядя куда-то вдаль, — я воевал в диверсионном отряде. Нашей задачей было скрытно проникать в тыл на вражескую территорию и вести там подрывную работу. Как-то заминировали мы два дота. Рванули первый, потом второй и тут как даст осколок в ногу. Я шепчу: «Гриша, мне ногу оторвало». А он: «Да нет, цела нога». Только сапог снять нельзя. В медсанбате говорят отрезать ногу надо, гангрена, иначе труп. Дали время до утра подумать. И сниться ночью мне друг покойный, с которым вместе на фронт уходили, и говорит: «Не давай ногу резать. Отступит гангрена. Я за тебя там похлопотал».
— А там это где? — на самом деле заинтересовался я.
— Там, это у Бога, — шепнул тренер боксёров, — страшно было, и нога опухла так, как будто она килограммов сто весит. Я врачей просто умолял её оставить. Они у виска покрутили, сказали, что я дурак. А гангрена взяла и сама отступила. Потом тоже нелегко было ногу разрабатывать. Но как видишь целёхонький я. Чемпион СССР по боксу с 1944 по 53 годик.
— Занятно, — пробубнил я.
— Если там, на небе, за тебя похлопотали, — Щербаков ткнул пальцем вверх, — нужно быть полным идиотом, чтобы здесь, на земле, всё просрать. Работай парень, терпи.
Тренер похлопал меня по плечу и побежал догонять свою команду.
— Сергей Семёнович! — крикнул я вслед фронтовику, — вы Никонора не гоняли бы в свитерах и шапках, зачем ему сейчас вес держать, скинет он его за четыре дня перед боями. Измотаете парня почём зря.
— Не учи отца еб…, - ответил мне, посмеиваясь Щербаков.
Уже больше месяца Наташа Маркова отработала в Алуштинском курзале на танцах. Хорошо хоть всей группой удалось поселиться в трёхкомнатной квартире, где можно было принимать ежедневно душ. Конечно, такая роскошь влетала в копеечку, но сейчас денег в чемодане скопилось столько, что их уже даже перестал считать занудный Вадька Бураков, которого Богдан оставил за старшего. От самого Богдана пришло лишь пару телеграмм, что всё у него хорошо, готовится к Олимпиаде, всем передаёт приветы. А сегодня в самый особенный день ничегошеньки он и не написал. Вот так бы двинула бы ему по голове, за то, что забыл про мой День Рождения, сердилась с самого утра Наташа на своего любимого человека.
Чтобы хоть как-то спастись от августовского жаркого крымского солнца в квартире каждую ночь открывали окна настежь, а утром наоборот закрывали их и, как следует, зашторивали. Вот и сейчас по комнатам струился тусклый солнечный свет, окрашенный в зеленоватый оттенок из-за цвета штор.
— Санька освобождай ванну! — стукнула пару раз в дверь заветной комнаты Ирина Симонова.
— Дайте человеку подумать о вечном! — раздался из-за двери приглушенный голос Земаковича.
— А я, между прочим, предупреждал, — пробасил басист Вадька Бураков, который меланхолично гладил утюгом через газетку свои джипсы клёш, — что вчерашний килограмм абрикосов, Зёма, выйдет тебе боком.
— Мне тоже погладь джипсы, пожалуйста, — из комнаты мальчиков вышел Толик Марков, — Зёма имей совесть!
Толик для убедительности легонько ногой пнул в дверь совмещенного санузла.
— Меньше нужно спать! — поддела родного брата Наташа, — я в отличие от тебя душ уже приняла.
— И как с такой занозой, как ты, Богдан жить собирается, я просто не представляю, — огрызнулся Толик.
Наташа на мгновение отвлеклась от наведения лёгкого макияжа перед большим зеркалом, единственным в главной, общей комнате и первое, что попалось под руку, запустила в брата близнеца. И хорошо, что этим первым было обычное румяное яблоко.
— Спасибо, — Толик исхитрился поймать его, и жадно с треском откусил большой кусок сочного плода.
Наконец из ванны показалась всклокоченная рыжая голова Саньки. Он хитро поозирался, нет ли угрозы для жизни, и выскочил в большую комнату.
— Я всё придумал! — крикнул он.
В совмещенный санузел с разных концов квартиры рванули Толик и Ирина. Маэстро хоть и оказался первым на финише, однако он резко притормозил и открыл для девушки двери настежь.
— Прошу, — галантно поклонился он.
— Подумаешь, — хмыкнула Симонова, и по-королевски вошла в ванную.
— Меня что, здесь совсем никто не слушает? — взвился Санька.
— Да слушаем мы тебя, — сказал Вадька, откладывая свои поглаженные джипсы в сторону, — куда ж тебя девать.
— Сейчас все вместе мчимся в Симферополь, — начал загибать пальцы Зёма, — покупаем билеты на самолёт, летим в Москву и там, в ресторане, пригласив Богдана, гуляем двойное День Рождение. Крутяк?
— Как я соскучилась по Москве, — протянула, потягиваясь, Наташа, — но идея так себе.
— Это чего это? — Земакович смешно подпрыгнул на месте.
— А того это, — передразнил его Вадька, — Богдан сейчас может быть вообще на сборах в другом городе. Кстати, вчера с Тоней по телефону говорил. Представляете, они для сборной СССР на фабрике делают джипсы красного цвета!
— Гениально! — забегал Санька по комнате, — как мне самому эта идея в голову не пришла? Выходим на сцену все в красном, народ в полном отпаде! Джи-джу, бу-бу-бу-бам!
Земакович изобразил сбивку на ударниках.
— Что ещё Тоня рассказывает? — спросил Толик, передавая другу Вадьке свои концертные джипсы.
— Говорит, слухи по Москве разные гуляют, — Бураков набрал в рот воды и прыснул ее изо рта на газетку, через которую принялся наглаживать концертные штаны Толика, — дескать, штангист Юрий Власов вместе с боксёрами сборной СССР избили целую роту солдат.
У Наташи вдруг от нехорошего предчувствия заныло сердце. Ведь вся сборная проживает в одном месте, подумала она, это значит, где такие драки, там точно Богдан замешан. И что ему спокойно не живется? Почему он постоянно размахивает кулаками? Главное чтобы был живой, подумала Наташа.
— Враньё, — махнул рукой Санька, — да главное, какой смысл?
— Был бы повод, смысл найдется, — хохотнул Толик Маэстро.
Ближе ко второй половине дня, после долгих безрезультатных споров друзей было решено больше ничего не выдумывать, а просто после очередной дискотеки устроить День Рождение Толика и Наташи Марковых прямо здесь в курзале. Эту идею им предложил Мимино, то есть Саша Мкрчан, который пообещал накрыть шикарный стол и устроить очень хороший сюрприз. А чего бы ему не расстараться, думала Наташа, сделали уже два месячных плана. Заполняемость лучших в Алуште танцевальных вечеров почти три тысячи человек, билеты по сорок рублей уходят влёт!