Аким бросает метлу и поспешно открывает дверцу кареты.
Из ее темной глубины на дорожку ступает высокий статный мужчина в сером дорогом сюртуке. В его густых каштановых волосах виднеются ниточки седины, на лбу и в уголках глаз лежат глубокие морщины, при этом взгляд его решителен и горяч, а черты лица так же красивы и скульптурны, как в юности.
– Петруша! Мой дорогой друг!
Прихрамывая, Алексей Степанович сбегает с крыльца и заключает гостя в объятия. Тот стискивает его плечи двумя руками.
– Алеша! – восклицает он с радостным удивлением. – Ты ли это?
– Я, Петруша, я! – хохочет хозяин дома. – Разве ты меня не узнал?.. Твоя правда, за десять лет, что провел ты в Париже, я и состарился, и потолстел. Ну, так что ж? Семейная жизнь сыта и спокойна.
– Тебе, мой друг, в этом вопросе я доверяю всецело, – улыбается гость. – Сам-то я до сих пор живу холостяком… Но позволь, где же твои чаровницы? Где супруга Марья Даниловна? Где малышка Лизонька?
– Они ожидают нас в доме. Лизонька, однако ж, давно не малышка, – смеется Алексей Степанович. – На минувшей неделе она отметила семнадцатые свои именины. Как увидишь ее, ни за что не поверишь, что эта краса-невеста когда-то играла куклами, да каталась у тебя на закорках. О! А вот и она. Лизонька, дочка, что же ты там стоишь? Подойди, поздоровайся с Петром Матвеевичем.
Петр оборачивается… и забывает, как дышать. На крыльце рядом с мраморным львом стоит белокурая фея. Ангел, сошедший с небес. Воздушная нимфа, решившая принять человеческий облик.
– Дядюшка!
Ее голос рассыпается в воздухе хрустальным перезвоном. Фея срывается с места и бросается гостю на шею.
Он поймал ее, как ловят диковинных птиц. Нежно и крепко сжал ладонями гибкий девичий стан. Заливисто хохоча, Лиза поднимает голову, и с ее пухлых малиновых губ медленно сползает улыбка. Петр смотрит в ее глаза – большие, лучисто-васильковые, и весь его мир растворяется в них без остатка…
Я распахнула глаза. Сердце бешено колотилось в груди, дыхание срывалось, в висках стучало, будто я только что пробежала десяток километров.
Что это сейчас было? Сон? Галлюцинация?
Эта картина казалось такой яркой и детальной, словно я видела ее воочию…
В памяти возникли дедушкины слова об историях, которые могли бы рассказать старые качели.
Я глубоко вздохнула, села поудобнее и снова сомкнула веки…
…Узкая парковая дорожка укрыта пушистым снежком. По ней неторопливо идут два господина в тяжелых сапогах и объемных лисьих шубах.
– Отчего же ты, Алеша, не повез свое семейство в Петербург? Светский сезон давно начался. Неужели ты позволишь Лизе и Марье Даниловне пропустить балы и приемы?
– Лиза в последнее время не здорова, – грустно качает головой Алексей Степанович. – Чахнет, бледнеет, почти ничего не ест. Какие уж тут балы, Петруша. Боязно мне в город ее везти. А ну как простудится и совсем сляжет? Она, голубка моя, только и оживает, когда ты в гости приезжаешь. Без ваших прогулок и разговоров ей было бы совсем худо. Спасибо, Петруша, что навещаешь нас каждую неделю.
Петр слабо улыбается и машет рукой.
– Было бы за что благодарить… Однако ж, Алеша, в этот раз я приехал сюда по делу.
– По какому же?
– Чтобы сообщить тебе приятную новость. Я собираюсь жениться.
Алексей Степанович замирает на месте.
– Вот это да! – на его губах появляется озорная улыбка. – Неужто ты решил изменить своей холостяцкой жизни, Петруша? Неужто нашлась ворожея, которая тронула твое неприступное сердце?
– Как видишь, нашлась.
– Я с ней знаком?
– Ты знаешь ее лучше, чем кто бы то ни было. Ее зовут Лизавета Алексеевна Головина.
С лица хозяина дома сползает улыбка, а во взгляде появляется недоумение.
– Ты все понял правильно, – кивает Петр Матвеевич. – Я приехал просить руки твоей дочери, Алеша.
Из груди Алексея вырывается судорожный вздох.
– Мы с Лизой любим друг друга и всей душой желаем быть вместе, – голос Петра тих и серьезен, зато глаза сверкают, как звезды. – Лизонька очень тревожилась о том, как вы с Марьей Даниловной примете эту новость. Я уверил ее, что родители, люди умные и понимающие, никогда не станут препятствовать нашему счастию.
– Когда же вы успели друг в друга влюбиться? – во взоре Алексея Степановича пылают огни. – Когда ты привозил моей дочери кукол? Или когда катал ее на своих плечах?
– Когда увидел ее этой осенью после десятилетней разлуки, – на лице Петра Матвеевича вновь появляется улыбка. – Алеша, я люблю ее всем сердцем. Ты знаешь, я знатен и богат. Я брошу к ее ногам всем свои капиталы, стану исполнять все желания и капризы. Лиза будет счастлива со мной, Алеша.
– Лизе семнадцать лет, – хмуро замечает хозяин усадьбы. – А тебе сорок восемь. Как и мне. Ты годишься ей в отцы, Петя.
– Ты предпочел бы выдать дочь за безусого юнца?
– Дело не в этом. Мы с тобой дружим едва ли не с рождения. Я всю жизнь считал тебе даже не другом – братом! Лиза зовет тебя дядюшкой. Дядюшкой, Петя! Ваша связь почти греховна. У меня сердце заходится от мысли, что ты смотришь на мою дочь и желаешь ее, как женщину.
– Я люблю ее, Алеша. Я повторю это сотню или даже тысячу раз. А Лиза любит меня. Ты умный человек, и наверняка понимаешь: лучшей партии, чем я, вам для нее не найти.
– Господи, прости!.. Это дико, немыслимо… Но знаешь ли ты, что у Лизаветы есть жених?
– Жених?.. Какой еще жених?!
– Его зовут Михаил Авурский. Он – старший сын моего соседа Николая Ефимовича. Мы сговорили наших детей, когда они были в колыбели. Лиза не рассказывала тебе об этом?
Лицо Петра Матвеевича становится белым, как снег.
– Откажи им, Алеша. Христом Богом прошу, откажи. Без Лизы мне не будет ни радости, ни жизни. Я давно не мальчик, и огонь, который пылает в моей груди, долго выдерживать не смогу…
– Ты бредишь, Петя! Да, ты не мальчик. Ты – взрослый мужчина, а потому должен понимать, что Лизавета тебе не пара! Я не стану разрывать сговор и дочь за тебя не отдам. Более того, я прошу тебя немедленно покинуть мой дом и не появляться в нем до тех пор, пока не выветрится дурь, которая поселилась в твоей голове!
Петр глубоко вздыхает.
– Я не отступлю, Алеша. Я немедленно поеду к Авурским. Поверь, я сумею убедить их отказаться от Лизаветы.
– Не сходи с ума, Петя, – голос Алексея холоден, как лед. – Не думал я, что ты захочешь принести моей семье бесчестье.
– Алеша…
– Уходи, Петя. Ради Бога, уходи…
Видение исчезло. Я открыла глаза, потом снова зажмурила, но ничего не произошло.
– А продолжение? – возмущенно удивилась вслух. – Что же было потом?
– Потом все умерли.
Я вздрогнула и обернулась. Позади меня стоял незнакомый молодой мужчина. У него были густые каштановые волосы, карие глаза с пушистыми ресницами и россыпь забавных веснушек.
– Кто умер? – не поняла я.
– Все, – повторил парень. – Алексей Степанович все-таки выдал дочь за Михаила Авурского, несмотря на препятствия, которые возводил его влюбленный друг. Их свадьба состоялась через полгода после разговора в заснеженном парке. В день венчания Петр Матвеевич застрелился. Злые языки говорили, что он крупно проигрался в карты, и покончил с собой, чтобы избежать позора и нищеты. Лизавета скончалась через полтора года после его смерти – умерла во время родов. Зато ее сын прожил долгую жизнь. Он покинул этот мир в возрасте восьмидесяти двух лет, окруженный детьми и внуками.
Я нахмурилась.
– Откуда ты все это знаешь? И кто ты вообще такой?
– Меня зовут Алекс, – улыбнулся парень. – А продолжение этой истории я нашел в городском архиве. Знаешь, там хранится куча интересных документов. В том числе регистрационные книги, в которых отмечались свадьбы, рождения и смерти. А еще подшивки старых газет, где эти события описывались чуть подробнее.
– Но как ты…
– Я тоже видел эту историю, и мне тоже захотелось узнать, чем разрешился конфликт. Эти качели почему-то любят ее больше других и всегда рассказывают первой.
– Кому рассказывают? – спросила я, чувствуя себя полной идиоткой.
– Всем, кто пожелает ее услышать. Ты, надо полагать, пожелала.
– Выходит, эти качели волшебные?
– Что ты, они самые обыкновенные. Волшебным является место, на котором они стоят. Таких мест очень много. Они впитывают эмоции, которые испытывают люди в моменты сильнейшего нервного напряжения, а потом передают их «зрителям». Человеческий мозг соединяет эмоции в картинку, и получается «кино».
– Это кино всегда бывает незаконченным?
– Когда как. Место показывает лишь те события, которые произошли рядом с ним. Если же их участники переместились в другую локацию, продолжение истории зрителю придется выяснять самому. Знаешь, это очень забавно. Прикасаясь к жизни других людей, начинаешь по-новому смотреть на свою. Трудности, которые казались неразрешимыми, вдруг оказываются ерундой, а печали и исчезают, как дым. Ты неожиданно осознаешь, что твои проблемы не являются уникальными. Задолго до твоего появления люди точно так же радовались и грустили, любили и страдали. И после твоего ухода будут заниматься тем же самым.
– Чудеса, – я встала на ноги и подошла к парню ближе. – Кто бы мог подумать, что такое возможно.
– Чудес вокруг нас полным полно, – серьезно заметил он. – Главное, научиться их видеть.
Я снова посмотрела на старые качели.
– Если я приду сюда завтра, они покажут мне новую историю?
– Да. Но завтра ты сюда не придешь. Чтобы переварить и осмыслить такой «фильм», требуется не меньше недели.
– Откуда ты все это знаешь?
– Я специалист по чудесам, – усмехнулся Алекс. – Умею их замечать, а потом рассказываю о них другим людям. Друзья называют меня сказочником.
Я улыбнулась.
Поднявшийся ветер уронил к моим ногам большой кленовый лист.
– Сколько историй тебе рассказали эти качели?
– Много. Я давно перестал их считать.
– И что же, все они были грустными, как эта?