в нем.
– Джейкоб! – зову я, перекрикивая завывания ветра. – Ты меня слышишь?
Он тихо стонет.
– Что со мной происходит? – его голос звучит странно, потусторонне. – Кэссиди…
Он на глазах бледнеет, одежда, кожа, волосы становятся бесцветными. С волос, джинсов капает вода, вокруг уже натекла целая лужа, и теперь он выглядит совсем как в тот раз, когда случайно посмотрел в зеркало.
Бледный, мокрый и потерянный.
Он выглядит мертвым.
Нет. Нет. Нет.
– Кэссиди! – зовет другой голос, не Джейкоба.
Это Лара.
Вот она, у стойки регистрации, готовая к схватке с хаосом, ветер треплет ее черную косу. Лара, у которой есть ответ на любой вопрос, которая всегда знает, что делать. Но сейчас ее глаза полны вовсе не тревоги и беспокойства. В них осуждение.
– Я предупреждала, что это случится! – кричит она голосом, искаженным из-за поднятого Джейкобом вихря. – Говорила, что он становится сильнее.
Я приседаю, и пролетевшая над головой ваза с силой ударяется о колонну. Осколки и сломанные цветы падают вниз, но, не долетев до пола, уносятся куда-то, подхваченные ветром.
– Кэсс! – вопит Лара, а хаос в вестибюле достигает запредельного уровня. – Ты должна отослать его!
Но я не могу. Я ни за что не стану этого делать. Должен быть другой выход.
Джейкоб скорчился в центре урагана. Я пытаюсь прорваться к нему, взять его за руку, выдернуть из этого, чем бы оно ни было. Я уверена, что могу его спасти. Только бы подойти поближе, но вихрь вокруг слишком силен. Меня отбрасывает назад, я с размаху ударяюсь о мраморную колонну и…
Хватая воздух ртом, сажусь на кровати.
Вокруг темно. Мне просто приснился кошмар.
– Какая-то ты сегодня странная, – замечает утром Джейкоб.
Обычный Джейкоб, такой, как всегда. Ни серо-зеленого призрачного лица, ни пустых глаз, ни лужи под ногами – просто мой лучший друг во всей своей полупрозрачной красе.
– Просто не выспалась, – отмахиваюсь я.
Но утро не задалось с самого начала.
За завтраком я едва не упала со стула, когда кто-то в зале уронил кофейник. Но оказалось, что дело не в привидении, а в неловких пальцах официантки. Я отлично понимаю, что не нужно во всем подряд видеть дурные предзнаменования, но нервы у меня на пределе.
Я пробовала успокоиться, но это непросто. Пока что дела идут все хуже. Когда мы вышли из отеля и пошли к метро, на улице у чьей-то машины сработала сигнализация. Потом еще одна и еще одна. Сирены завывали со всех сторон.
– Ну что ты так нервничаешь? – спросил папа и потрепал меня по плечу, когда я стала вглядываться в конец улицы, пытаясь понять, почему сработала первая сигнализация. Я не прочь пройти сквозь Вуаль, но только не на виду у родителей, Полин и съемочной группы.
Мы входим в ворота кладбища, и я чувствую скачок температуры – резко холодает. Предупреждение.
– Уж не простыла ли ты? – беспокоится мама, увидев, что я натягиваю свитер.
– Может быть, – я сую руки в карманы и крепче вцепляюсь в медальон-зеркало. Я сейчас настолько на взводе, удивительно, что не огрызнулась.
Секундой позже на дорожку прямо перед нами с дерева падает отломившаяся ветка.
Мама вздрагивает и обнимает меня за плечи.
– Близко упала, – говорит она, глядя на ветку.
– Слишком близко, – бурчу я.
Что там говорила Лара? Сначала озорство, потом угроза, потом хаос.
Я просто обязана все уладить, пока дело не зашло слишком далеко.
И кладбище кажется подходящим местом, чтобы начать.
У мамы в руках большой лист бумаги, сложенный в несколько раз.
– Зачем на кладбище карта? – не понимаю я.
Мама улыбается, а ее глаза сияют.
– Оно очень, очень большое.
И это еще слабо сказано.
Пер-Лашез – это город в городе. Аллеи похожи на улицы с указателями, проложенные между кварталами и районами. Между могилами – мощеные дорожки. Надгробия разные – одни низкие, напоминают каменные шкатулки, а другие похожи на небольшие дома, стоящие вплотную один к другому. Это склепы, новые и старые. Одни наглухо закрыты массивными дверями, вход в другие открыт или застеклен. Повсюду старые деревья, их корни вспучиваются над землей, растут между или под камнями, угрожая сломать каменные плиты.
В этом месте не чувствуется гнева.
Только легкая волна печали и горечь расставания.
– Кэсс, не уходи далеко, – предупреждает мама.
И это тот редкий случай, когда ее слова не кажутся обидными. Кладбище просто огромное, здесь и правда можно заблудиться. Но в то же время это значит, что родители не заметят, если я ненадолго улизну.
С каждым шагом я понемногу отстаю, плетусь между могилами нога за ногу, а потом и вовсе останавливаюсь.
Будь я полтергейстом, куда бы я отправилась?
– Призрак, хороший, иди, иди сюда, – зовет Джейкоб так же, как мы звали кота.
Подняв голову, я вижу, что он сидит на большом каменном ангеле, качает одной ногой, а вторую подтянул к груди. Я поднимаю камеру, чтобы сфотографировать его, а он принимает другую позу и задумчиво глядит вдаль.
Щелкнув затвором камеры, я с интересом размышляю о том, будет ли Джейкоб виден на пленке.
Раньше я точно знала: нет, не будет. Теперь такой уверенности нет. Достаточно вспомнить последний снимок, сделанный в Эдинбурге (он лежит в кармашке футляра от камеры). На нем мы с Джейкобом стоим по разные стороны витрины. Я в магазине, он на улице, и смотрим друг на друга.
Там, за стеклом витрины, не вполне он.
Но сказать, что его там нет, тоже нельзя.
Можно принять это за игру света, обман зрения.
Но я почти уверена, что это не просто световой эффект.
Таким сильным призракам не место в нашем мире.
Предостережение Лары путается в моей голове с ее словами из ночного кошмара.
Ты должна его отослать.
Джейкоб откашливается.
– Ну вот, – говорит он, спрыгнув со своего насеста, – никакого полтергейста нет.
– Нет, – соглашаюсь я, озираясь. – Он не здесь…
Джейкоб мрачнеет.
– Не нравится мне, как ты это сказала.
Далеко впереди мама и папа останавливаются у какой-то гробницы, Антон и Аннет готовят оборудование к съемке, и я понимаю: это мой шанс. Я ощупываю карман, проверяя, на месте ли зеркальце.
– А ты как хотел? – шепчу я, нащупывая Вуаль. – Если полтергейст не идет к нам, мы пойдем к полтергейсту.
Глава десятая
Я погружаюсь в небытие, снова выныриваю, и все это в мгновение ока.
Мои ноги со стуком опускаются на мощеную дорожку, и вокруг снова Пер-Лашез – призрак реального кладбища. Щупальца тумана обвивают мои ноги, вокруг раскинулось кладбище, серое и пугающе неподвижное.
Я успеваю вынуть зеркало из кармана и обернуть цепочку вокруг запястья, и тут рядом наконец появляется Джейкоб. Он смотрит по сторонам и недовольно морщит нос.
– Что это с кладбищами и откуда столько тумана? – спрашивает он, пиная облачные клубы вокруг наших ног.
– Обстановка атмосферная, на пять с плюсом, – замечаю я.
Дверь склепа неподалеку раскачивается на сломанной петле. С противоположной стороны аллеи с карканьем появляется ворона и куда-то улетает.
– Что за жуткий саундтрек к Хэллоуину? – бормочет Джейкоб.
И все же, в этом мрачном месте удивительно спокойно.
Кстати, на кладбищах совсем не так много привидений, как вы, может быть, думаете. Конечно, там может бродить призрак-другой, но чаще всего неупокоенные духи привязаны к тому месту, где они умерли, а не к тому, где похоронены.
Так что найти наш беспокойный дух должно быть не так уж сложно.
Если он, конечно, хочет, чтобы его нашли.
– А если нет? – спрашивает Джейкоб.
Хороший вопрос.
Как же выманить полтергейста?
– Может быть, если мы не будем обращать внимания на его проделки, он просто потеряет к нам интерес и уйдет?
– Ты что, Джейкоб, это же не пчела какая-нибудь. Сам слышал, что Лара говорила. Чем дольше полтергейст находится на свободе, тем больше вреда он причиняет. Это и само по себе плохо, а у нас все еще хуже, потому что этот дух, судя по всему, не собирается оставлять нас в покое.
Я озираюсь, разглядываю могилы.
– Ау! – зову я, сжимая зеркальный маятник.
– А на что, по-твоему, похож полтергейст? – шепчет Джейкоб. – Он человек? А может, чудовище? Осьминог?
– Осьминог?
Он пожимает плечами.
– Больше ног – больше озорных продел…
Я зажимаю Джейкобу рот. У него от неожиданности брови лезут на лоб.
Я что-то слышала.
Мы замираем и стоим, не шелохнувшись, в полной тишине. И я снова слышу…
Детский голосок.
– Un… deux… trois… – произносит он нараспев.
Кладбище начинает заливать неяркий красный свет, моей кожи касается холодное дуновение.
Я слышу шаги, чьи-то маленькие ножки топочут по аллее. Я поворачиваюсь и как раз вовремя: успеваю заметить, как между могилами проносится тень.
– …quatre… cinque… six… – продолжает голосок. Ах, до чего мне сейчас жаль, что я не говорю по-французски.
– Выходи! – кричу я. – Давай просто поговорим.
– …sept… – продолжает голос, теперь у меня за спиной.
Я разворачиваюсь – никого нет, одни надгробия.
– …huit… – голосок все тише, дальше, и странный красный свет уходит вместе с ним.
– Какой стеснительный дух, – удивляется Джейкоб.
Я кусаю губу. Он прав. Полтергейст столько всего уже натворил, а я до сих пор видела его только мельком. Хм, если я хочу поймать это привидение, нужно, чтобы оно само пришло ко мне.
– И что ты планируешь делать? – интересуется Джейкоб. – Есть у тебя какая-нибудь приманка?
Я потираю виски. Что говорила Лара?
Им нравится создавать проблемы. Озорничать.
Отлично. Значит, нужно просто помочь призраку устроить что-то подобное. Я разглядываю гробницы. Некоторые из них высокие, как настоящие дома.