– Вот если бы у тебя была какая-нибудь штука, помогающая запечатлевать людей… Постой, как же это называется? – размышляет Джейкоб. – Ах да, ФОТОАППАРАТ!
Я смотрю на него во все глаза. Моя камера может делать снимки за Вуалью, но в последний раз, когда я проверяла, оказалось, что призраки выходят не очень четко. Да и вообще, здесь у меня нет под рукой ни лаборатории, ни времени на проявку и печать. Так что, боюсь, я вряд ли успела бы сделать фотографию зловещего мальчишки, чтобы ходить с ней и расспрашивать людей, кем он был до того, как начал меня преследовать.
Джейкоб обиженно надувается.
– Ну, если ты так ставишь вопрос…
После происшествия с зеркалом он вообще не в настроении.
– Да я ничего, – бормочу я. Мне приходится прикладывать немалые усилия, чтобы не начать снова приставать к Джейкобу с расспросами о его прошлом. Но он слышит мои мысли, сердито хмыкает и демонстративно отворачивается.
Повозившись с рисунком, я добиваюсь относительного сходства с полтергейстом. Мальчик в высоких черных носках и широких штанах до колена, а сверху то ли рубашка, то ли курточка с широким отложным воротником.
Вокруг круглого лица вьются темные волосы, но чего-то в рисунке не хватает.
Я достаю красную ручку и подрисовываю вокруг глаз красные кружки.
Ну вот.
Фотографирую портрет и отправляю его Ларе. Ответ приходит моментально.
Лара: В американских школах учат рисовать?
Я: Нет.
Лара: Оно и видно.
Джейкоб хихикает. Мне хочется ответить колкостью, но я сдерживаюсь – только потому, что вижу: Лара продолжает печатать.
Лара: Судя по одежде, он может быть из начала XX века.
Лара: Ты уже выяснила, как его зовут?
Я: Пока нет.
Щелк-щелк-щелк.
Я смотрю на маму, на блокнот у нее под рукой, и выпрямляюсь.
– Можно я посмотрю? – и не дождавшись, пока мама кивнет, я выхватываю блокнот. Положив его на колени, начинаю листать страницу за страницей. Вот Тюильри, Эйфелева башня, Люксембургский сад…
Наконец, я нахожу, что искала: катакомбы.
Пропускаю общую информацию – здесь в основном про историю возникновения катакомб и про кладбища, с которых туда свозили кости.
– Что ты ищешь? – интересуется папа, у него прямо нюх на всякие расследования. Всегда ученый, всегда учитель: у него даже глаза загораются от предвкушения.
Я уже открываю рот, чтобы буркнуть ничего, но останавливаюсь.
Папа – это не просто папа. Он ведь еще и историк. Кого и расспросить, как не его.
– Когда мы были в катакомбах, – начинаю я, – ты сказал, что были люди, которые там заблудились и остались навсегда.
Папа кивает.
– Да, это не лучшее место для прогулок, – сурово говорит он. – Но глупцов никогда не останавливала опасность. Можно целую хронику составить о беспечных людях, которые думают: «Со мной ничего плохого случиться не может».
– Точно, – киваю я. – А их имена здесь есть?
Это выстрел наудачу, я ни в чем не уверена, но красный свет, озарявший это место, и странный холод, который исходил оттуда, заставляют меня думать, что место нашего мальчика именно там.
Не дыша, жду папиного ответа.
– В этом блокноте нет, – я почти успеваю пасть духом, но папа продолжает: – однако я уверен, что куда-то их записывал.
На свет появляется потертая записная книжка в кожаной обложке – папа вечно таскает такие в кармане. Никогда в жизни я еще так не радовалась, что папа педант и аккуратист.
– Мы с мамой проработали много сюжетов, – говорит он, листая книжку. – В программу, конечно, войдут далеко не все. А, вот и они. Среди них были двое туристов, совсем молодые, почти подростки, Валери и Мишель Жилле.
Облизнув большой палец, он переворачивает страницу.
– Пожилой американец, Джордж Клейн. Маленький мальчик по имени Томас…
– Маленький? Сколько ему было? – я жду ответа с бешено колотящимся сердцем.
Папа шевелит губами, что-то высчитывая в уме, потом отвечает.
– Лет семь.
Подходит. Это он. Я сразу понимаю это, просто знаю наверняка.
– Как ты говоришь, его звали? – снова спрашиваю я папу.
– Томá, – теперь папа произносит его имя на французский манер: – Тома Ален Лоран.
Я несколько раз повторяю имя про себя.
– А как это случилось?
Папа удивленно поднимает бровь.
– Ну, об этом известно немного. Он пропал в 1912 году, спустился в катакомбы с братом и не вернулся. А с чего вдруг такой интерес?
Я отвечаю не сразу.
– Сама не знаю. С тех пор, как мы побывали в катакомбах, я почему-то все время думаю о людях, которые оказались там поневоле.
– Рассуждаешь, прямо как твой папа, – одобрительно говорит мама. – Всегда стараешься найти ответ на свой вопрос.
Папа сияет, видимо, от радости, что воспитал исследователя. Даже несмотря на то, что ответы, которые я ищу, совершенно паранормальны. Я много взяла не только от него, но и от мамы.
– Месье Блейк, – окликает папу служащая за стойкой. – Ваш новый номер готов.
Глава пятнадцатая
Мы подхватываем пожитки – фотоаппарат, папку с материалами, блокнот и рассерженного кота – и устремляемся наверх. Наш новый номер находится на втором этаже. Пока мама открывает дверь, я быстро отвечаю Ларе на ее последний вопрос.
Я: Его зовут Тома Ален Лоран.
Почти тут же раздается телефонный звонок.
– Впечатляет, – говорит Лара, и я слышу, как она стучит по клавиатуре. – Хорошее начало.
Я выскакиваю в коридор.
– Начало? Я узнала его имя!
– Но он же не Румпельштильцхен, – возражает Лара. – Имя ничего не значит, если не знаешь историю человека.
Я прислоняюсь к стене.
– Скучаю по дням, когда достаточно было показать призраку зеркало.
– Чепуха, – отрезает Лара. – Разве не приятно попробовать свои силы в чем-то сложном?
– Тебе легко говорить, – тихо бормочет Джейкоб.
– Меня за это время уже скинули с крыши, чуть не убили куском декораций, а потом еще и огромным зеркалом. Я уж молчу про потоп в гостинице.
– Ну и денек.
– Да уж. Похоже, стадия озорства позади, – я понижаю голос. – Мне страшно, Лара. Я боюсь за родителей. И за себя. Боюсь, что он застанет меня врасплох. Не знаю, что еще он устроит, пока я не смогу дать ему отпор.
– Кстати, – говорит Лара, – защита тебе и в самом деле не помешает. Дядя Уэзершир говорит, что отпугивать сильных духов помогает шалфей и соль.
– Где, интересно, я возьму шалфей и соль?
– На твое счастье у тебя есть я.
– Это, конечно, счастье, – хмыкаю я, – но вообще-то ты в другой стране.
– Ты еще не получила посылку?
– Что? – я вхожу, наконец, в номер и вижу небольшой сверток в коричневой бумаге, размером с книгу, перевязанный черной лентой. К несчастью, мама тоже его замечает. Она читает адрес и строго смотрит на меня.
– Кэссиди Блейк, ты заказала что-то в интернете?
– Это от Лары, – я выхватываю сверток у нее из рук.
Скрывшись в своей комнате, я осматриваю посылку. Сверху лежит сложенный пополам листок, на нем написано: «Для Кэссиди Блейк с наилучшими пожеланиями».
– После нашего вчерашнего разговора, – продолжает по телефону Лара, – я сделала несколько звонков. У дяди есть… были неплохие связи среди экстрасенсов, в том числе, среди его парижских знакомых. Милейшие люди.
Разворачиваю листок. С обратной стороны написано: La Société du Chat Noir.
Я вдруг вспоминаю, как служащая отеля назвала нашего Мрака – le chat noir.
– Общество «Черная кошка» – переводит Лара. – Прекрасная группа, очень разнородная и, конечно, очень тайная. У них есть отделения во всех больших городах, но тебе нужно встретиться с кем-нибудь, кто знает кого-нибудь…
Я рассматриваю карточку. Сперва полтергейст, теперь тайные общества? Я начинаю понимать, что почти ничего не знаю о паранормальном мире, не считая программы, которую снимают родители, и моего опыта по ту сторону Вуали.
– Ты тоже член этого общества? – спрашиваю я Лару, откладывая листок.
– Пока нет, – в голосе Лары слышится досада. – У них строгие возрастные ограничения. Но я уже обратилась с ходатайством сделать для меня исключение, особые обстоятельства.
– Кто бы сомневался, – бухтит Джейкоб.
Я приоткрываю коробку, и он тут же начинает чихать.
– Ах да! – спохватывается Лара. – Забыла предупредить. Шалфей с солью действуют на всех духов.
– Ничего ты – апчхи! – не забыла – апчхи! – это ты – апчхи! – специально.
Я захлопываю коробку.
Джейкоб чихает еще пару раз.
– Спасибо, Лара.
– Да уж, – ворчит Джейкоб, высовываясь в открытое окно. – Спасибочки.
Ночью я тихонько подкладываю папе в карман пиджака и маме в сумочку по пакетику шалфея с солью. Остается надеяться, что это отпугнет полтергейста.
По крайней мере, от родителей.
На Джейкоба-то эта смесь действует.
Обычно он всегда исчезает на ночь, только когда я ложусь, но сегодня его не видно и не слышно с самого ужина. Он сказал, что будет дежурить у отеля, охранять нас от Тома. Но я подозреваю, что Джейкобу хочется попугать постояльцев. А может, решил держаться подальше от трав, которые я разложила на подоконнике и под дверью (потому что мысль о Тома, прокрадывающемся сюда ночью, просто невыносима).
Даже несмотря на пакетики трав, заснуть я не могу.
Наконец, не выдержав, я встаю и открываю окно. На улице прохладно, дует свежий ветер, Вуаль что-то нашептывает мне на ухо. Я вытаскиваю из-за ворота цепочку с медальоном, и зеркальце качается передо мной, мое отражение появляется и исчезает, появляется и исчезает.
Зеркало показывает то, что мы знаем.
Я думаю о Джейкобе, вспоминаю, как он стоял сегодня над разбитым зеркалом, а потом вырвался, освободился из плена своего отражения.
Полтергейст – то, что получается, когда дух что-то забывает.