7. HKG — SGN[9]
В ТУ ПЯТНИЦУ ДОКТОР АБИР Баннерджи ушел из своей клиники пораньше и направился в аэропорт. У него был брат, Абхиджит, и раз в году они выбирались поиграть в гольф, обычно в какое-нибудь недорогое место в Юго-Восточной Азии. На этот раз они выбрали Вьетнам. Из Гонконга перелет был недолгим — чуть больше двух часов, — и до вечера было еще далеко, когда он приземлился в городе, который по-прежнему воспринимал как Сайгон. Он сел в такси на заднее сиденье и смотрел на шумную, энергичную нищету современного Вьетнама. Таксист, разговорчивый парень, хотя почти не говоривший по-английски, пытался втянуть его в разговор, но односложные ответы Абира довольно скоро лишили его энтузиазма, и остаток пути прошел молча. Часть этого времени мысли Абира занимала одна женщина, с которой он встречался. Она была замужем и в итоге решила остаться с мужем. Когда она сказала ему это, за день до того, в баре отеля «Конрад», он попытался отнестись к этому философски. Такова жизнь. Теоретически он одобрял ее решение и был благодарен за то, что они испытали вместе. После этого он час бродил по улицам, пытаясь разобраться в своих чувствах. Он был в каком-то отупении, и ему было сложно понять, что он чувствует. Если он не думал о ней, он в основном думал о деньгах, которые был ему должен брат — несколько месяцев назад он одолжил Абхиджиту пять лакхов[10] рупий, — и тот уже должен был вернуть их ему.
Такси приехало к дому отдыха «Сонг би гольф».
Абир подумал, что это место похоже на шикарный развлекательный центр во Флориде.
Это была идея Абхиджита — провести здесь выходные.
Сам Абхиджит прибыл гораздо позднее. Было почти десять вечера, когда он постучал в дверь номера Абира.
— Это я, — прокричал он. — Ты спишь или что?
На самом деле Абир подумывал о том, чтобы лечь спать. Он лежал на кровати и пытался вникнуть в последний выпуск «Журнала клинической онкологии». Он отложил планшет, открыл дверь и сказал:
— Нет, я не сплю. Привет, Абхиджит.
Они обнялись.
От Абхиджита пахло смесью пота, дыма и лосьона не первой свежести.
— Выпьем? — предложил он. — Ну же, выпьем! Давай выпьем. Только по одной. Мы не можем не выпить.
Абир позволил уговорить себя. Он натянул туфли, и они спустились в бар, располагавшийся на открытой площадке сбоку холла, как бы на веранде, с плетеной мебелью и вентиляторами на потолке.
— Из Индии до Хошимина нет, блядь, прямого рейса, — сказал Абхиджит, встряхивая лед в бокале с «Wild Turkey» и колой. — Можешь в такое поверить?
— Из Гонконга есть, — сказал Абир.
— Да уж, само собой, из Гонконга есть! — выкрикнул Абхиджит, довольный собой. — Из Гонконга можно, блядь, долететь куда-угодно! — и он принялся насмешливо перечислять самые отдаленные места. — В Алма-Ату, Порт-Морсби, Брисбен, Будапешт.
— В Сиэтл, — добавил Абир.
— Сиэтл?
— Да, я знаю кое-кого, она прилетела из Сиэтла несколько дней назад.
— Одна из твоих ходячих коматозниц? — спросил Абхиджит с глумливой усмешкой.
— Нет, — сказал Абир, — не пациентка.
— Повезло ей, — сказал Абхиджит, шумно отпивая из бокала.
— Вообще-то, она была моей пациенткой, — сказал Абдир. — Оказалась ложная тревога, — он почувствовал, что ему хочется говорить о ней, и вместо этого спросил: — Так ты прилетел… через что? Бангкок?
Хотя ему это было совсем не интересно.
Абхиджит кивнул.
— Конечно, да, Бангкок, — сказал он. — Тайские авиалинии. Они окей.
Он снова шумно отпил и промокнул потный лоб салфеткой — ночь была влажной.
— Есть хочешь? — спросил он.
Абир покачал головой.
Они поговорили какое-то время о других возможных маршрутах — через Куалу-Лумпур, Янгон, — и Абир согласился, бесстрастно, что отсутствие прямых авиалиний из главных аэропортов Индии было позором для нации.
— Факт в том, — сказал Абхиджит, — что мы, как и во многих других областях, на двадцать лет отстали от Китая. А ты живешь среди них, предатель!
— Гонконг не Китай.
— Там тебе такого не позволят говорить, — сказал Абхиджит с нажимом.
— Что ж, в Индии ты можешь говорить что угодно, — сказал Абир. — В этом есть свой плюс.
Абхиджит нахмурился.
— Я вообще-то уже не уверен в этом, — он промокнул влажный лоб и спросил: — Так на чем ты прилетел? «Катай»?
— Нет, «Вьет-Джет», — сказал Абир.
Абхиджит ужасно удивился.
— «Вьет-Джет»? Эта дешевка? Почему?
Абир пожал плечами.
— Тут недолго лететь.
Повисло молчание, и он подумал, не собирается ли Абхиджит поднять тему долга. Но Абхиджит подал знак вьетнамцу древнего вида в белом жакете, что он хочет подписать чек за выпивку.
— Я это оплачу, — сказал он, и Абир подумал, не ждет ли он благодарности.
Его раздражало, что Абхиджит объявил во всеуслышанье, что он заплатит за выпивку, возвышаясь над ним в глазах окружающих, тогда как сам был должен ему денег и никак пока не намекнул о своем желании или готовности вернуть их, ни единым словом.
— Я это оплачу, — снова сказал Абхиджит, когда подошел официант, словно Абир мог не расслышать его с первого раза.
Абир только кивнул и отвел взгляд.
— Так, во сколько мы завтра встаем? — спросил Абхиджит, щегольски расписываясь, захлопывая маленький блокнот и отдавая назад официанту. — Во сколько у нас гольф?
Абиру не спалось. Бо`льшую часть ночи он накручивал себя по поводу нежелания Абхиджита вспоминать про долг. Сперва ему приснился сон, в котором он был в каком-то отеле — где-то на острове — с той самой женщиной. Ее присутствие казалось физически ощутимым во сне, он чувствовал легкую влажность ее кожи. Когда он проснулся в полной темноте вьетнамской ночи, то в первый момент удивился, что ее не было рядом. После этого он долго не мог заснуть. Вот тогда он и стал думать о деньгах, которые был должен ему Абхиджит. Казалось, он пролежал несколько часов в темноте, пытаясь найти нужные слова, чтобы с утра поднять этот вопрос, если Абхиджит сам этого не сделает. Он представлял в полудреме весь их разговор, заканчивавшийся то слезными извинениями Абхиджита, то буйным возмущением одного из них, а то и физической расправой. Чего он не сделал, так это не определился с конкретными словами, хотя твердо решил, лежа в предрассветном сумраке, что этот вопрос нужно поставить ребром. С самого их детства Абхиджиту вечно все сходило с рук, и его это бесило. Он не позволит ему уехать, не вспомнив про долг.
Тем не менее утром он молча ел фруктовый салат, пока Абхиджит без умолку трещал о том о сем, в частности о биткоинах и об их баснословной выгоде.
— Разве биткоин не упал в цене — на сколько? — вдвое за последние несколько месяцев? — возразил Абир.
Абхиджит заверил его, что это положительный признак. Он сказал, что сам подумывает инвестировать в них, пока они шли к первой метке для мяча.
Абир проиграл жребий и подошел к метке со своей единственной клюшкой — стандартной моделью, которой он пользовался с тех пор как увлекся гольфом в медицинской школе в Стэнфорде.
Он попытался избавиться от лишних мыслей. Он все еще думал о долге, и это отвлекало его. Это не давало ему полностью сосредоточиться на настоящем.
Понимая, что он потерял концентрацию, он отошел от метки, закрыл глаза на несколько секунд и снова подошел к ней.
Он медленно вдохнул через ноздри. И аккуратно расставил ноги, занимая позицию. Затем переставил ноги, вернувшись в прежнее положение. А затем сделал замах и послал вдаль белый мячик.
Он сразу понял, что закрутил его, хотя не мог точно сказать, куда он полетел. Солнце светило прямо в глаза.
— О боже, — сказал Абхиджит, самодовольно улыбаясь из-под кепки. — Посмотрим, смогу ли я показать лучший результат.
Солнце зашло за легкое облако, и они стояли над своими лунками, слегка потея. Абхиджит, гаденыш, умел забивать мячи в самые важные лунки и довольно скоро обошел Абира. Абир был явно не в форме. Он чувствовал, что проигрывает партию, беспардонно пропуская короткие паты, снова и снова, и наконец, послал несколько мячей подряд в заболоченное озеро. Когда четвертый мяч плюхнулся в воду, он молча бросил клюшку на землю и пошел прочь.
— Эй! — крикнул ему вслед Абхиджит, не сходя с грина. — Эй, тебе нужно доиграть. Что ты делаешь? Куда ты идешь? Тебе нужно доиграть!
Абир не обращал внимания. Он вышел на дорожку, которая вела назад, к отелю, и непроизвольно махнул рукой служащему за рулем проезжавшего мимо гольф-кара. Только потом, сидя в гольф-каре, ехавшем в обратную сторону под деревьями, он смог осмыслить произошедшее. Казалось невероятным, чтобы он так поступил. Он никогда не позволял себе такого. Пока гольф-кар катился назад, к отелю, его мысли вернулись к женщине, с которой он встречался в Гонконге, к тому, как она с ним держалась в их последнюю встречу. Когда она высказала свое решение, он немного помолчал, а потом улыбнулся и сказал: «Что ж, надеюсь, мы все же будем видеться иногда». А она сказала: «Нет. Не будем». В отеле Абир поднялся к себе в номер и задумался, что он здесь делает. Номер прибрали, пока его не было. Он присел на французское кресло — на самый край, подавшись вперед, — и уставился на стену. И сидел так какое-то время. Затем спустился в бар, и вскоре появился Абхиджит, весь потный после титанических усилий одолеть в одиночку пальмовый участок. Абхиджит уселся и попросил официанта принести большой бокал арбузного сока.
— Что случилось? — спросил он, имея в виду его внезапный уход.
— Ничего, — сказал Абир.
— Ты окей? — Абхиджит промокнул лицо салфеткой.
— Когда ты собираешься выплатить мне эти деньги? — спросил Абир.
— Деньги?
— Пять лакхов рупий.
— А, эти.
— Да, эти. Ты надеялся, я о них просто забуду?
Он сказал это так враждебно, что Абхиджит, очевидно ошарашенный, несколько секунд молчал. А затем сказал: