ВЗОРЫ ВОРОНА ВСЕГДА НА ИНЕРЕ
Еще с конца застойных брежневских лет первые секретари ЦК Компартии в ряде тюркско-азиатских республик превращались в полунезависимых владык. Правили они безраздельно, откупаясь от Центра данью — нефтью, газом, хлопком, шерстью, каракулем, шелком-сырцом. Каждый “первый” чувствовал себя на местах, как говорится, Богом, Царем и Героем.
Правда, обстановка в среднеазиатском регионе не всюду была однозначна. Туркменистан в силу национально-психологических особенностей его народа еще не был охвачен общим психозом национальной замкнутости, характерной для его соседей. Но Центр, узревший угрозу своему владычеству, этих различий особенно не признавал и ко всем республикам подходил с одной меркой. От андроповской жесткости на местах отделались легким испугом. Положение должна была исправить горбачевская перестройка, которая, по замыслу ее авторов, намеревалась разгромить “неотесанных фрондистов”, чувствовавших себя в своих вотчинах полновластными хозяевами, олицетворением закона и высшего суда. Началось с наступления на старые кадры, и в Среднюю Азию время от времени отправлялся партийно-государственный “десант”, состоявший из партийных функционеров, юристов, работников правоохранительных органов.
“Десантником” и проводником линии Центра возомнил себя и Ниязов. И напрасно кое-кто считает, что этапы перестройки и ветры социальных катаклизмов не коснулись ни его, ни республики. Они сказались на судьбах тысяч, и Ниязов, вставший во главе республики, умело использовал все кампании, не без подсказки свыше, в личных интересах, для устранения возможных соперников, для удовлетворения амбициозных притязаний. Выпестованный Центром, наделившим его безраздельной властью, он стал бедой для собственного народа. Но это были ещё цветочки.
На первых же республиканских пленумах ЦК Ниязов показал свой характер. Его участники убедились, новоявленный секретарь нетерпим к критике, к здравым суждениям и предложениям. На этих пленумах он шельмовал министра торговли Е. Г. Рыбалова, осудившего стиль руководства нового секретаря. Судьбу министра разделил и заведующий отделом ЦК Ю. Л. Киреев, вынужденный уйти со своего поста. “Персоной нон грата” были объявлены заместитель заведующего отделом ЦК Г. А. Туманов, секретарь Ашхабадского горкома партии Ж. К. Чарыева, отдельные отраслевые секретари ЦК, зампреды Совета Министров, министры и многие другие кадровые работники, к которым когда-то питал антипатии или имел какие-то претензии сам Ниязов, будучи первым секретарем столичного горкома КПТ.
Новая метла метет по-новому. Но вскоре, обламываясь, начинает мести по старому. Это к Ниязову не подходило: он “мел” усердно и без устали. Сказано же, если хочешь испытать человека, дай ему власть. Она безошибочно выверяет его ум, справедливость, человечность. И Ниязов, засучив рукава, разогнал большой отряд республиканских, областных, районных партийных, советских и комсомольских работников. Среди них первые и отраслевые секретари обкомов и райкомов, председатели исполкомов и их заместители, министры и председатели комитетов, руководители и ответственные работники ЦК и Совмина... Назову лишь некоторые имена, оказавшиеся не ко двору: Б. Атаев, О. Ходонаков, Р. Худайбердыев, Ч. Гедженов, Е. Т. Митрин, Б. Тагандурдыев, Ю. К. Могилевец, М. Г. Оразова, Т. Амангельдыева, Г. Б. Гельдыева, А. Чагылов и многие другие.
Это был поистине золотой фонд республики, профессионалы, интеллектуалы, организаторы производства, глубоко знавшие свое дело. Видимо, в том и была их “вина”, что Ниязов методично, по второму, а то и по третьему кругу менял руководителей областных и республиканских органов. Под его “метлу” попадали, как правило, толковые, самостоятельные мыслящие, инициативные и перспективные специалисты.
Ниязов не пощадил и хозяйственников. По так называемому хлопковому делу были арестованы тысячи хлопкоробов: руководители хозяйств, колхозные бригадиры, заведующие отделений совхозов, базами, работники хлопкоочистительных предприятий, простые колхозники, обвиненные в “хлопковых махинациях”. Лес рубят — щепки летят? Ведь люди для властолюбцев — это “щепки”, разлетающиеся в разные стороны, когда последним надо утвердиться у кормила власти. Любой ценой, даже неоправданной жестокостью, которая все явственнее проступала в действиях Ниязова. А жестокость, известно, признак слабости.
Через года два-три после массовых арестов объявляется амнистия. Что движет правителем: милосердие, честолюбие, популизм? Что побуждало пачками арестовывать сыновей-кормильцев, отцов и матерей семейств? А ведь “добро” на массовые аресты и указы о помиловании давала одна и та же рука — Ниязова. Где здравая логика? Или у правителей она иная?
Победителю пристало быть милосердным, великодушным. Но на подобное способен человек достойный, сильный духом. У Ниязова была возможность хотя бы ненадолго завоевать себе такой авторитет, прислушайся он к рассудку, когда оказался на коне, то есть добился вожделенной цели, став первым секретарем ЦК. Человечно ли было с его стороны преследовать своего “соперника”, рекомендованного еще в 1979 году в аппарат ЦК КПСС, вместо которого поехал Ниязов? Им был никто иной как Амантаган Бекджанов, защитивший к тому времени докторскую диссертацию, пользовавшийся среди интеллигенции деловым авторитетом. Вот такого-то на дух не переносил Ниязов. Уж куда только он ни переводил Бекджанова. Из столичных мэров — в систему народного образования, оттуда в профсоюзы... Всякий раз намекали, что ему места в столице нет. Найдет ли себе в провинции применение специалист с дипломом доктора наук? И третируемый А. Бекджанов, не вынеся гонений и шельмования, был вынужден уехать на периферию, где вскоре скончался от сердечного удара.
ФЛЮГЕР
Слову “флюгер” в четырехтомнике “Словаря русского языка” дается толкование: “О человеке, часто меняющем свои взгляды, убеждения”.
Говорят, когда Цицерона сенаторы уличили в двуличии, тот нашелся с ответом: “Я клялся языком, ум мой не клялся”. Право, не знаю, хватит ли у Ниязова догадливости, скорее, уверенности сослаться на свой ум, если припомнить ему все его поступки, когда он, упиваясь властью члена Политбюро ЦК КПСС и “первого” в республике, витал в небесах. Его вполне устраивало собственное положение, достигнутые им высоты, а о независимом Туркменистане, а тем более о президентском кресле, он тогда и не мечтал. Скажи ему тогда об этом, он почел бы такую мысль крамольной. Как говорят, аппетит приходит во время еды.
Ни по возвращении на родину, совпавшем с годами перестройки, ни позже Ниязов не имел собственных идей переустройства туркменского общества. Из-под его пера на эту тему ни тогда, ни сегодня не вышло ни одной работы, хотя в своих выступлениях и интервью он имеет обыкновение прихвастнуть, что много читает, пытаясь восполнить недостаток своего образования, да и воспитания. Впрочем, учиться никогда не поздно, если чувствуешь пробел в знаниях. Даже президентам. Лишь бы впрок пошло.
Автор этих строк далек от желания покуражиться, но Ниязов в своих многочасовых выступлениях, будь то заседания Кабинета Министров, Меджлиса или Совета старейшин, непременно транслируемых по телевидению и радио, нередко, как открытие, приводит факты и события, известные семиклассникам, вызывая у слушателей невольные улыбки. Что это, неосведомленность президента? Или невежество аппарата, если речь идет о его малограмотных пресс-секретарях, которых он также часто меняет?
Правда, в последние годы изданы многотомники его докладов, речей, интервью, но это, по сути, — коллективный труд большого отряда спичрайтеров, редакторов, добросовестно поработавших над его сумбурными, косноязычными выступлениями, в которых больше позы и жестикуляций, нежели мыслей. Литературные “рабы” обычно превращают невнятность его суждений в определенную ясность, особенно при переводе на русский язык и когда, послушав бредовую речь президента на туркменском языке по телевидению, сопоставляешь ее с опубликованной, то это, как уже упоминалось, небо и земля.
На нашей памяти как в верхи, так и в низы КПСС, втерлось немало проходимцев, демагогов, для коих коммунистическая идеология, партийный билет являлись своего рода талисманом, карточкой для входа в спецраспределители. Характерным это было и для партийных кадров, влившихся особенно в застойные годы из хозяйственных структур — промышленности, строительства, транспорта, сельского хозяйства. К их числу можно отнести и Ниязова. Еще Юсуф Баласагуни говорил: “Меч создает государство и приобретает народы, правит же государством и собирает казну — ученость”. О какой “учености” Ниязова можно говорить?
Однако, несмотря на свое высокое положение, на пребывание в элитных сферах, Ниязов из-за своей ограниченности, теоретической неподготовленности, не смог усвоить, осмыслить идей демократии, которые, судя по его политике, не вошли органично в его сознание. Нет ничего удивительного в том, что он как не был истинным коммунистом, так не стал истинным демократом. Хотя он ныне и выдает себя за “отца” туркменской демократии, но это, если не самообман, то чистейшей воды демагогия. Это тема особого разговора, и к ней мы еще вернемся.
Не единожды меняя свою личину, Ниязов никогда не был самим собой. Это — разрушитель под маской коммуниста, затем демократа, наконец, диктатора. А пока в моем повествовании он еще не президент, и потому не только осторожен, но и труслив, оттого лоялен, даже демократичен и, выступая в Москве на Первом съезде народных депутатов СССР, цитируя В.И. Ленина, ратует за “возрождение авторитета партии”, предлагая соединить “партийную и государственную власть в руках лидера перестройки” и силой партийной власти “двигать вперед перестройку”.
Характеризуя социально-политическую обстановку в республике, он ограничился демагогическими заверениями, ибо не владел обстановкой да и не хотел затруднять себя “головоломкой”. У нас, в Туркменистане, мол, все спокойно, и мы, туркмены, в отличие от своих беспокойных соседей, хорошие, законопослушные, ибо “для нашего народа не характерно стремление к национальной замкнутости, нет для этого исторических корней. Консолидация туркменской нации происходила после Октября, и нашему становлению помогали практически вся Россия, все народы страны, в особенности русский народ. У нас сложилось устойчивое двуязычие. Мы думаем, двуязычие для нас — самое подходящее, ведь в нашей республике проживают 12% русских, 7% узбеков, 3% казахов, от 1 до 2% армян, азербайджанцев, украинцев и других. Сегодня разделять республику, объявляя статус какого-то (?!) (выделено мной — В.Р.) языка, считаем нецелесообразным. По этому вопросу мы советовались со с