Проворный сынок,
Подобный орлу и барсу?
Старуха пела:
Ушёл наш сынок,
Прекрасный сынок,
Подобный цветку и солнцу!
А потом они пели вместе:
Вернись, наш сынок,
Равного которому нет никого на свете!
Вдруг они услыхали, что кто-то громко стучит в калитку.
Старик спросил:
— Эй, кто стучится к нам в такое позднее время?
Мамед закричал из-за дувала, потому что это был он:
— Это я, милый сосед. Жалко мне тебя стало. Я пригнал к тебе твоих чудесных волов. Возьми их обратно, а за ячмень заплати деньгами!
Старик не знал, что и сказать богачу, и пошёл открывать калитку. Но тут он услышал, что кто-то шепчет ему на ухо, и сразу узнал голос Ярты-гулока:
— Ата-джан, ни за что не бери волов!
Тогда старик поклонился ночному гостю и сказал:
— Эй, мой бай! Откуда деньги у бедняка? Уговор — это уговор: я взял ячмень, а ты получил волов. Владей ими на здоровье.
— Ай, вах! — закричал богач. — Ты разорил меня! Но я человек терпеливый, я подожду, и ты вернёшь мне долг с нового урожая.
Но старик понял хитрость бая и покачал головой:
— Ну нет! Лучше прыгнуть в котёл с кипятком, чем попасть к тебе в кабалу. Волы у тебя, и мы в расчёте!
Так ответил старик богачу и даже засмеялся в усы, а богач начал стонать: не мог же он вернуться домой с заколдованными волами! Наконец он сказал старику:
— Я — человек добрый. Я дарю тебе этих волов, но запомни мою щедрость и рассказывай о ней во всех домах и на всех дорогах.
Старик очень удивился и хотел уже согласиться, но Ярты опять зашептал ему в ухо:
— Ни за что не бери волов, ата-джан!
Тогда старик еще ниже поклонился баю и ответил:
— Как же я возьму обратно скотину, за которую не могу уплатить денег? Все соседи будут считать меня вором! Если же я скажу им, что сам бай подарил мне волов, они ни за что не поверят! Нет, как сделано, — пускай так и будет. Веди волов обратно в свою усадьбу и не тревожь меня по ночам.
Так сказал старик и ушёл в кибитку. Он спустил ковёр, заменяющий двери, а старуха принялась варить похлёбку для своего дорогого сыночка. Но Ярты уже не было в доме.
Теперь слушай, что было с толстым баем.
Волк жаден, но бай ещё жаднее. Он не хотел бросить волов на дороге, он не хотел угнать их в пески пустыни, а хотел выручить за волов большие деньги.
Он сказал:
— Я спрячу скотину в тутовой роще за аулом, а утром продам волов на базаре.
Так решил бай и погнал волов по дороге. Конечно, он не видел Ярты-гулока, который опять сидел на своём любимом месте, между высокими воловьими рогами. Если бы бай знал, что на волах сидит мальчишка, он бы понял, почему волы бегут направо, когда он велит им бежать налево. Он бы знал, почему волы бегут назад и грозят ему страшными рогами, когда он гонит их вперёд своей длинной хворостиной.
Так они колесили по аулу до рассвета и до рассвета не могли добраться до тутовой рощи. Бай измучился, сел на краю дороги и заплакал от злости.
Он сел как раз рядом с виноградником муллы. А мулла был сварлив и умел кричать громче, чем сотня старых женщин. Случилось же так, что волы подобрались к кустам винограда и принялись объедать молодые листья вместе с цветами. Тогда мулла выбежал из дома и стал кричать на бая. Мулла поднял свои руки к небу и завыл, как шакал:
— О нечестивец! Ты связался с самим шайтаном! Эти звери погубят тебя и твоих внуков, твоих детей и твоих правнуков, как погубили мой виноградник! Убей их или плати деньги за виноград. Если ты этого не сделаешь, сам бог-аллах отвернётся от тебя на том свете!
Крик муллы разбудил весь аул. Прибежали люди и стали спорить: одни кричали, что мулла прав, другие кричали, что бай не виноват, и никак не могли сговориться между собой.
А про волов все забыли.
Голодные волы подошли к баю и стали жевать полу его нарядного шёлкового халата. Они думали, что это не зелёный халат, а черкиз-трава, которая бывает весной зелёной и сочной. Пока люди спорили, заколдованные волы съели половину халата, и только тут все заметили, что случилось с почтенным баем.
Люди перестали спорить и принялись хохотать. Нищие батраки — и те смеялись над гордым баем. Никогда еще знатный бай не видал такого позора! Он завизжал от злости, схватил палку и погнал волов в пески пустыни.
Но разве уйдёшь от беды, если она у тебя за плечами. Так было и с богачом.
Когда толстый бай пригнал волов к песчаному морю, он достал свою камачу-нагайку с резной серебряной рукояткой и изо всей силы хлестнул волов, чтобы они ушли от него подальше. Он даже заплакал от досады, потому что ему было очень жаль волов, за которых на базаре можно было взять хорошую цену. Растирая рукавом слёзы, он поплёлся к своей усадьбе.
Пройдя сто шагов, бай оглянулся, чтобы посмотреть, как далеко ушли волы, и увидел, что заколдованные животные неторопливо идут следом за ним. Бай закричал, замахал руками и побежал по дороге. Но волы тоже побежали. Он сворачивал направо, но и волы бежали направо. Он сворачивал налево, и волы сворачивали налево! Солнце уже стояло над головой, а они всё еще бегали по пустыне.
Наконец бай пустился на хитрость: как заяц, он присел за барханом и прикрылся кустом черкиза. Но волы тотчас же оказались рядом и преспокойно принялись уплетать зелёные листья.
Толстый бай побежал на четвереньках, как черепаха, пополз, как ящерица, по пустыне и спрятался на дне сухого арыка. Когда он выглянул, он увидел, что упрямые животные стоят перед ним.
Три дня продолжалась погоня. Три дня и три ночи скитался бай по пустыне. Что только он ни выдумывал, чего только ни делал, чтобы избавиться от проклятых животных: он зарывался в песок с головой, карабкался на стены старинных башен, которые стоят над песками, как грозные часовые, он прыгал в глубокие каменные колодцы, но нигде не мог спрятаться от чудесных волов.
Толстый бай стал худым, как щепка, как подушка, из которой вытрясли все перья, как бурдюк, из которого вылили всё вино до капли. Его одежда превратилась в лохмотья. Он сел на песок и завыл, как гиена:
— Ай, вах! Нет на земле несчастья, равного моему несчастью! Пойду к старику, поклонюсь ему в ноги, посулю ему самого жирного барана, лишь бы он избавил меня от этих упрямых чудовищ!
И бай побежал к старикову дому.
Как всегда, старик и старуха проснулись очень рано. Они разостлали посреди двора кошму-подстилку и сели пить зелёный чай с горячим чуреком.
Вдруг старуха вскочила и выронила из рук пиалу с горячим чаем. Она закричала:
— Вах! Посмотри, отец, — к нам во двор лезет разбойник!
Старик глянул и увидал за дувалом страшного человека.
— Кто бы ты ни был, чудовище, — замахал на него руками старик, — не тревожь бедных людей, ступай своей дорогой!
— Я не чудовище, я — Мамед-ага — твой несчастный сосед, — раздался в ответ из-за дувала слабый голос. Калитка открылась, но старик даже не узнал Мамеда: лицо его было исцарапано, а нарядный халат висел клочьями.
— Смилуйся, добрый человек! — завопил богач на весь двор. — Возьми назад своих скотов, возьми сейчас же, и ты получишь в награду самого жирного барашка из моего стада.
Так сказал бай и указал на волов, которые смирно стояли за дувалом. Старик хотел было согласиться, но Ярты-гулок вскарабкался отцу на плечо и шепнул:
— Три барана, ата!
И старик повторил:
— Три барана, почтенный бай!
Богач взмолился:
— Ай, вах! Почему ты сразу не спросил всю мою усадьбу? Или хочешь разорить мой дом?!
Но старик строго глянул на богача:
— Тому, кто разорил десятки домов, три барана — не слишком большой убыток.
Делать нечего — пришлось баю согласиться.
На всю округу наварила старуха плову из байских баранов, а старик пригласил в гости всех бедняков аула и батраков жадного бая.
До поздней ночи шумел той-пир во дворе Ярты-гулока.
На пиру все наелись досыта и досыта посмеялись над жадным баем.
А теперь слушай про Ярты-гулока.
Рано утром, когда и солнце еще не вставало, Ярты проснулся. Он умылся прохладной водой из арыка, побежал к волам, вскочил на своё любимое место — между рогами — и погнал волов в поле — пахать под хлопок отцовскую землю.
Пускай Ярты пашет. Пускай громко звенит дутара!
СКАЗКА О МУЛЛЕ, СУДЬЕ И ЯРТЫ-ГУЛОКЕ
Когда в поле зеленеет хлопок, — это радость, а когда он станет белым, — это богатство. Но чтобы хлопок стал белым, как горный снег, его нужно поливать. Вот и пошли старик со старухой поливать своё хлопковое поле, а Ярты-гулок остался хозяйничать дома.
Еще до света он убрал кибитку и вымел двор, а потом принялся чистить большой казан-котёл, в котором старуха каждый день варила плов или кашу из тыквы. Он так старательно скрёб казан шершавым камнем и так прилежно тёр его тряпкой, что медный казан заблестел, как солнце, а тряпка стала чернее ночи от сажи и сала.
Вдруг Ярты услышал на улице крик. Он сразу узнал голос муллы, потому что один только мулла во всём ауле умел так громко кричать. Как был — с тряпкой в руке — Ярты-гулок вскарабкался на дувал и увидел, что старый белобородый мулла-аксакал тащит за ворот бедного человека.
— Полюбуйтесь, правоверные, на злодея! Он украл у меня воду!
Так кричал мулла на всю улицу и тащил бедняка прямо к дому судьи-кази.
За муллою бежал народ. Ярты тоже выскочил за калитку: где народ — там и Ярты! Не мог же он усидеть дома, если в ауле происходит такое важное событие!
Чтобы не опоздать, Ярты-гулок уцепился за полу пробегавшего мимо мальчишки, вскарабкался к нему на спину и поспел как раз во-время.
Весь аул стоял уже во дворе у кази. Судья сидел на богатом ковре и, нахмурив брови, допрашивал человека, одетого в грязные лохмотья.