ПСИХОСКАЗКИ
КРАЖА
— Роджер, она заперта.
— Я знаю. Сейчас проверю. Ну вот, заперта. Пошли вниз.
— Роджер, я тебя жду.
— Да, да, иду. Дай поднимусь на секунду, что там с дверью. Все, пошли.
— Роджер!
— Сейчас, сейчас. Я быстро. Я наверх и обратно. Не помню, запер ли дверь.
— Роджер, запер!
— Сама ты «Роджер запер». Перестань дразниться. Две минуты.
Ну все, отъехали.
— Роджер, ты куда?
— Слушай, мне нужно вернуться.
— Зачем?
— Да дверь эта. Я не уверен насчет нижнего замка. Езжай сама, я скоро приеду.
— На чем?
— На автобусе. Там недалеко, я доберусь, езжай. Мы же не можем вдвоем уехать, не зная, заперта ли…
— Роджер!
— Кончай на меня так смотреть. Я все знаю, у меня тяжелый характер. Я скоро.
Пошел, проверил, вернулся, стал ждать автобуса, вернулся с автобусной остановки, проверил, спустился, сел в автобус, вышел через остановку, вернулся, поднялся, проверил, поехал снова. Приехал в результате на два часа позже.
— Роджер, где ты был?
Она подозревает измену. Она во всем подозревает измену, но не в этом дело. Она уговорила меня пойти лечиться.
Профессор сидит, седенький такой. Врач. Объясняет. Понимаете, говорит, уважаемый, мы сначала с вами договоримся, что вы проверяете дверь на один раз меньше, чем обычно. Всего на один только раз, да? Это же в целом ничего не изменит?
Ну, в целом, наверное, не изменит. То есть я бы не был так уверен, но…
— Вы же хотите лечиться?
— Да, хочу.
— Идемте.
И мы идем к моей двери, мне уже смотреть на нее противно, но я не могу уйти из дома, ее не заперев, поэтому мы туда идем и я ее запираю.
— Заперли? — спрашивает профессор.
— Запер, — соглашаюсь я.
— Проверьте, — предлагает он. Щедрый.
Проверяю. Запер.
Спускаемся со ступенек. С третьей возвращаюсь. Думал, он дергаться начнет, но он молчит. Проверяю, иду обратно, спускаюсь этажом ниже, гляжу наверх.
— Проверьте, — предлагает. Радушный.
Проверяю. Ну все обычным порядком, с первого этажа вернуться, с автобусной остановки, из автобуса выйти…
— Оп, — ловит меня за локоть. — Погодите. Это, если бы все шло как заведено, — последний раз?
— Ннну да, наверное. Последний.
— Тогда не надо.
— Как это «не надо»?
— А вот так — не надо. Мы с вами о чем договорились?
Ни о чем мы с ним не договаривались.
— Мы с вами договорились, что вы проверите одним разом меньше. Всего одним разом, да? Вот вы сколько раз сегодня проверяли?
Не помню. Раза три.
— Давайте сосчитаем.
Считаем. Выходит — четырнадцать раз, не считая несколько раз сразу после выхода из квартиры дернуть дверь. Четырнадцать. Однако.
— А завтра вы проверите тринадцать, — советует профессор. — Не надо «один», не надо «два», вам этого пока не потянуть. Тринадцать.
— Что мне их, считать?
— Считайте.
На следующий день считаю. Получается почему-то сразу двадцать шесть. Может быть, я плохо считаю?
— Давайте подойдем к вопросу объективно. — Это опять профессор. — Чего вы боитесь?
— Что меня обворуют. В городе участились кражи, да и вообще…
— У вас есть в квартире что-то особенно ценное? Что-то, без чего вам не прожить?
— Нет, но все мои вещи, вся моя жизнь… Кроме того, знаете, противно думать, что кто-то будет копаться в твоем шкафу. У меня деньги на нижней полке под бельем (не забыть переложить, они там уже три дня лежат). Что же, чужие руки будут в этом белье шарить? А мне потом его носить?
— Согласен. Вы не хотите, чтобы вас обворовали, это можно понять. А теперь приведите мне, пожалуйста, доводы за то, что это случится.
— За то, что меня обворуют? Доводы?
— Да.
— Говорю же — кражи в городе участились.
— Это один довод. Еще есть? Вы так серьезно подходите к ситуации, не может быть, чтобы у вас был только один довод.
— Еще — мне всегда не везет. У меня в пятом классе из кармана украли ножик, никто не мог понять — как. И еще…
— Да?
— Да дверь эта. Она хлипкая на самом деле, ее взломать ничего не стоит. Ногой можно выбить.
— А почему вы тогда не поменяли дверь?
— Да мы меняли вообще-то. Два раза, последний раз — в прошлом году.
— Не помогло?
— Ну как вам сказать. Помогло, наверное. Первая дверь была совсем плохая, не дверь, а лист бумаги. Вторая вроде получше. Но тоже, тоже…
— Может быть, поставить наконец нормальную дверь?
— Нам сказали, что лучше того материала, из которого наша третья дверь, на рынке сейчас просто нет. Не существует.
— Понимаю. У вас стоит дверь из наиболее прочного материала, существующего на данный момент, но это недостаточно прочный материал.
— Конечно, недостаточно. Говорю вам, хорошенько нажать ногой…
— А не ногой, так ломом. Давайте подумаем, что еще может служить аргументом в пользу того, что вас, скорее всего, обворуют.
— Я не сказал «скорее всего». Я сказал — могут обворовать. Не знаю, что еще. По-моему, хватит.
— Ладно, хватит. А теперь, сделайте одолжение, приведите мне доводы против.
— Против чего?
— Против того же. Против того, что вас могут обокрасть.
— Но я же сказал — все к тому, что…
— Я понимаю. Но у любой теории должно быть обоснование и опровержение, верно? Давайте для равновесия посмотрим, что можно придумать в пользу того, что вас не обворуют.
— Ну, в принципе, дверь у нас из прочного материала. То есть ее можно, конечно, взломать, но те, кто эти двери делает, тоже не дураки. Какой-то смысл в этом есть.
— Ага. Дверь все-таки довольно прочная. А еще?
— А еще у соседей собака. Она лает, а снаружи непонятно, откуда — от соседей или из нашей квартиры. Если не знать, можно испугаться.
— Еще?
— Еще — я проверяю! Ясно вам? Проверяю. Дергаю дверь, возвращаюсь, проверяю еще раз и не ухожу из дома, пока не буду окончательно уверен, что дверь заперта на все замки.
— То есть вы хотите мне сказать, что ваши проверки снижают шансы ограбления?
Трогательный такой. Очки поправляет.
— Что значит «хочу сказать»? Разумеется снижают!
— Простите, Роджер, а чем?
Тем, что дверь заперта, старый ты идиот!
— Тем, что дверь заперта.
— Погодите. При чем здесь дверь? Мы же не обсуждаем, снижает ли шансы ограбления запертый замок и то, что вы не оставляете дверь раскрытой настежь. Но дверь, прошу заметить, заперта совершенно одинаково и после вашей первой проверки, и после двадцать шестой. На нее ваши проверки никак не влияют, Роджер! Они влияют только на вас самого. Поэтому я и спрашиваю — как они влияют на ограбление, не на вас.
Хм.
— Ну как же. Если у меня остается хоть капля сомнения в том, что я запер дверь, я поднимаюсь лишний раз и проверяю. И тогда…
— Роджер. Скажите. Хотя бы раз в жизни вы, поднявшись, обнаруживали дверь открытой?
— Нет.
— Хотя бы раз у вас случалось, что дверь оказывалась заперта не до конца, плохо, хуже, чем могла бы, или как-нибудь так, что ее приходилось еще раз запирать?
— Нет.
Хотя один раз мне показалось, что она как-то не так закрыта. Я отпер ее и запер заново. Но отпирать пришлось полностью, четыре поворота ключа, да.
— Тогда какая связь между проверками и ограблением?
Какая-какая. Мне спокойней.
— А вам не мешает, что в каждое место, куда вы приходите, вы опаздываете минимум на полтора часа, потому что по тридцать раз возвращаетесь домой?
— Жене мешает.
Ей все мешает. Что я нервничаю, что я возвращаюсь, что я не такой, как все, что со мной нельзя никуда пойти.
— Вы любите жену, Роджер?
Не знаю.
— Конечно люблю.
Наверное, спокойнее было бы развестись. Тогда я мог бы проверять свои двери столько раз, сколько захочу. Или вообще не выходить из дома.
— А есть у вас в жизни другие развлечения, кроме проверки двери? Что-то, что вас интересует?
— Разумеется есть! — раздражен.
Черт, я все время думаю об одном и том же. Хожу по улице, на работу, к друзьям, а думаю о ворах. Хотя к друзьям я уже давно не ходил — нет сил ехать по два часа в один конец. Они живут недалеко, но, пока я проверю эту дверь…
Я сам не понимаю, как он меня уговорил. Но мы решили, что я постепенно буду проверять все меньше и меньше раз, до тех пор, пока не смогу один раз уйти на целые сутки к друзьям, не возвращаясь ночью. Никогда бы не подумал, что я сумею. Жена была в восторге.
— Доброе утро, Роджер. Как вы спали?
Спал, как же.
— Как младенец. Сладким сном.
— Ну-ну, не все так плохо. Неужели совсем ни на секунду не сомкнули глаз?
Смеется.
— Минут на двадцать, может, и сомкнул.
— Двадцать минут — прекрасный результат. Пойдемте, проверим вашу дверь. Вы ведь не заходили туда со вчерашнего дня? Ни разу? Вот и прекрасно. Зайдем туда вдвоем.
Сначала мне показалось, что я схожу с ума. Дверь была вырвана вместе с дверными петлями. Вместо дверного проема — дыра. Меня обокрали этой ночью.
В комоде, конечно же, не осталось денег, а под матрасом — чековых книжек. Еще унесли стереосистему и несколько золотых вещей жены. В общем, все. Жить можно — впрочем, ничего более ценного у меня дома и не хранилось. Ну, белье, так белье я новое куплю.
— Роджер, голубчик… Вы смеетесь? Отойдите, не мешайте ему, у него истерика. Принесите воды.
Черта с два у меня истерика. Я смеялся. Жена испуганно дотрагивалась до моего рукава.
— Доктор… доктор, милый… — От смеха я не мог говорить. — Доктор, вы уж простите меня… Я вам признаюсь сейчас, я двоечник, только вы меня не ругайте.
Он не выглядел как человек, который будет меня ругать.
— Я ведь приходил сюда ночью, доктор. Четыре раза.
Профессор смотрел на меня с прорезавшимся интересом. Я смутился.
— То есть шесть. Я гулять ходил, мне не спалось.
— Понимаю. Вам случайно не спалось и вы по ошибке шесть раз подошли к своей двери. Машинально.
Продолжая смеяться, я обнял жену за плечи:
— Не сердись. Так получилось. Я шесть раз сюда подошел, то есть семь. В общем, несколько. И все было в порядке, понимаете? В полном.
Не было сил смеяться, пришлось опереться о стену. Они не понимали. А я уже был свободен.
— Вы уверены, что вам не нужна вода? — осторожно спросил профессор.
Потом он все-таки понял. Позже, когда мы сидели в его кабинете.
— Раз меня можно ограбить несмотря на то, сколько раз я сюда прихожу, значит, от моих приходов и правда совсем ничего не зависит. Я могу вообще не выходить из дома — а меня усыпят, пустив газ под дверь. Я могу жить на лестничной клетке, тогда меня стукнут тяжелым по голове.
— Вам страшно?
— Ни капельки. Всё. Я свободен. Я же боялся, сколько всего от меня зависит. Ночей не спал — вдруг упущу. Оставлю на секунду, отвернусь, отвлекусь, тут-то все и случится. Боялся отойти. А теперь оказывается, что от меня не зависит вообще ничего. Не я тут главный. Можно гулять, можно оставлять открытой дверь. Все равно.
— Роджер, голубчик. Вы хотите сказать, что само ограбление пугало вас меньше, нежели опасность не справиться с задачей?
Умные слова. Я не знаю.
— Меня пугало, что я должен, а не могу. А теперь выясняется, что в любом случае не могу. А значит, и не должен.
Жена меня быстро простила. И белье мы купили. Красивое, белое, в золотой цветок.
ШУТКА
У кошки боли, у собачки боли, у меня не боли. И не болело. Ничего не болело, ни разу, никогда. Но даже если у вас ничего не болит, это не означает, что и не заболит, верно? У всех когда-нибудь что-то болит в первый раз. Моя бабушка никогда ничем не болела до тех пор, пока не умерла. Вот так, очень просто, села и умерла. Я, конечно, проверяюсь. Я каждый день проверяюсь, на всякий случай. Но даже самые дорогие проверки в наше время не дают стопроцентного результата. Мало ли что, вдруг в микроскоп, куда как раз доктор смотрит, попал комар.
Или вот была девочка, бегала себе. А тут у нее обнаружили рак. И сразу: «Что же вы раньше не проверяли! А теперь уже поздно, необязательно и проверять». Мой любимый анекдот — про то, как приходит скелет к врачу. И врач ему так ворчливо: а еще позже ты прийти не мог?
Мой друг Джон — большой юморист.
— Ну и что, — говорит, — разве у скелетов нет болезней? Наверное, у него был гайморит.
Ну он скажет. Гайморит у скелета. Мы так хохотали, что на нас оборачивались официанты. А Джон еще продолжал про всякие болезни, которые могут быть у скелета:
— Язва! Бронхит! Аппендицит! — и мы опять хохотали. У скелета аппендицит, да.
А потом мне Джон вдруг говорит:
— Вот ты смеешься, а я новое исследование читал. Ученые обнаружили, что СПИДом можно заразиться через стул.
Я все еще смеялся. Через какой такой стул? Жидкий, что ли?
— Нет, — пожимает плечами Джон, — обыкновенный, деревянный. Ты сидишь в ресторане, а до тебя на этом стуле, может быть, больной СПИДом сидел. И теперь ты посидишь-посидишь да и заразишься.
Я ему, конечно, не поверил. Но на всякий случай стал со своим стулом ходить. У меня есть раскладной, специальный, то есть я его специально купил. И с ним хожу. Джон смотрит с интересом. «Вечно ты выдумываешь», — говорит.
А тут мы с ним ходили в ресторан, я вышел в туалет, потом пришел, сел, а Джон смеется:
— Пока ты в туалет ходил, я тебе стул подменил. Твой настоящий стул — вот этот, — и показывает мой, складной. Он его спрятал с другой стороны стола, а я и не посмотрел, на что сажусь. Там полутемно было, горели свечи. Я был уверен, что своим стулом себя заранее спас. — А на этом стуле, — продолжает Джон, — больной СПИДом сидел. Я точно знаю, я этот стул сам из поликлиники принес.
Я понял, что заразился СПИДом. Пришел домой, лег в кровать, маме письмо прощальное написал и приготовился умереть. Лежу, лежу, заскучал. Думаю — а может, я и не заразился? Ведь даже переспать с больным СПИДом можно, и то счастливчикам везет не заболеть, а тут — только стул.
Пошел в поликлинику, сдал анализы. Сказали, через два дня ответ. Эти два дня, господи, чего я только не пережил. Молился, книжки читал, письма писал, ни одного не отправил. Прихожу через два дня за результатом — говорят, отрицательный результат. Нет у вас СПИДа. Вот, думаю, Джон, старый козел. Удалось-таки мне тебя провести. Выскочил я живым из твоей ловушки.
Звоню Джону, а он не отвечает. Через неделю звоню еще раз, к телефону подходит его мама и говорит:
— А еще позже ты позвонить не мог?
Оказалось, Джон умер. Как умер, почему умер? У него, оказывается, СПИД был. А он и не говорил никому.
То есть получается, Джон сам на том стуле и посидел. А мне сказал — из поликлиники принес. Говорю же, юморист.
ПОВЕРИТЬ В ДЕСЯТЬ НЕВОЗМОЖНЫХ ВЕЩЕЙ
— Что-нибудь мягкое можешь себе представить?
— Могу. Подушка.
— Отлично. Теперь — мягкое и холодное. Можешь?
— Могу. Подушка из холодильника.
— Еще лучше. А теперь мягкий, холодный и сыплется. Ну?
— Не вопрос. Подушка из холодильника, которую распотрошили.
— С неба сыплется! Ну?
— Да легко! Подушка из холодильника, которую распотрошили с вертолета!
— Так. — Юджин азартно придвинулся к столу. — Один есть. В снег поверили. В Австралию попробуешь поверить? У тебя хорошо идет.
— Попробую, — кивнул Марат. — Давай Австралию.
Юджин задумался.
— В далеко — веришь?
— Верю! Тетя Елена далеко живет, до нее ехать целый день.
— В очень далеко — веришь?
— Верю. Муж тети Елены от нее сбежал, и теперь до него ехать два дня.
— Отличник! Ну вот так далеко, как даже мужу тети Елены не сбежать, есть Австралия. Такая страна. Веришь?
Марат поежился.
— Нет.
— Ну как же нет! Почему же нет?
— Ну ладно тетя Елена… — неохотно протянул Марат. — Ладно ее муж. Но Австралия? Где-то там, черт знает где, с другой стороны земли? И кенгуру? Не могу.
— Ладно. Попробуем в привидения?
— Так в привидения я вчера уже поверил.
— Тогда в говорящих птиц? Сирин, Феникс, Алконост?
Марат отмахнулся:
— Попугаи.
— А в НЛО? — оживился Юджин после паузы. — В летающие тарелки?
— Ты же сам говоришь — летающие тарелки, — рассудительно сказал Марат. — Чего в них не верить? В тарелку верю, в летающее верю. Ну так тарелка и летает. Где проблема?
— Ладно, попробуем разминку. — Юджин встал и прошелся по комнате. — В апельсины веришь?
Марат взял со стола апельсин и взвесил его на ладони.
— Верю. С позавчера.
— А в ананасы?
Марат огляделся.
— Ну, в апельсин колючек натыкать если… Верю.
— В кошек веришь?
— Мяу, — сказал из-под стола сибирский кот Колтун.
Юджин кивнул.
— Давай тогда в драконов поверим. Это все-таки легче, чем Австралия.
— Да верю я в драконов. — Марат махнул рукой. — С прошлой недели еще.
— Тогда слушай! Летит дракон! Огромный такой, с кожистыми крыльями, огнедышащий… веришь?
— Верю.
— А крылья у него — шире моря! А гребни у него — круче леса! И дым из него валит, как на пожаре. И вот летит он, летит, летит, летит… Ну сам подумай. Если такая махина поднимется в воздух, неужели она сделает это ради какой-нибудь тети Елены? Такая громада? Такая летающая лошадь?
— Нет. — Марат решительно качнул головой. — Не сделает. Тетя Елена три года назад пообещала купить мне куртку «Вольфскин». И до сих пор не купила! Говорит, дорого. Так ради этой сквалыжины дракона с места поднимать?
— Вот! — торжествующе выкрикнул Юджин. — Вот именно! Ради какой-то тети Елены, которая даже паршивой куртки любимому племяннику купить не может, ни один дракон не полетит! А ради ее мужа — полетит?
— Не полетит! Муж у нее еще хуже, от него даже открытки не дождешься на Рождество.
— А куда он, по-твоему, полетит? Такое огнедышащее счастье, раз уж оно, слава тебе господи, летает, как летающий паровоз?
— Куда? — Марат смотрел с интересом.
Юджин поднял указательный палец.
— В Австралию!
— Почему?
— Да потому, дурья твоя башка, что в дракона на прошлой неделе тебе было трудней всего поверить. Я же помню, я тут три часа жег сигареты и дым из ушей выдыхал. А Австралия — она же еще хуже, с точки зрения поверить, чем дракон. Как муж тети Елены, который еще дальше, чем она. Поэтому если дракон куда и полетит, то непременно в Австралию. Веришь?
— Верю! — радостно закричал Марат и запрыгал по комнате на одной ноге. — Верю, верю, верю! Есть Австралия, есть!
Он подошел к висящей на стене географической карге и крупными штрихами закрасил на ней одно из белых пятен. Потом оглядел карту и сказал:
— Юджин, а может, мы завтра попытаемся поверить в ресторан «Нептун» с соседней улицы? Креветок хочется.
Юджин покосился на заколоченную входную дверь.
— До ресторана «Нептун» ты еще не дорос. Сначала тебе надо в Южную Америку поверить. Вот ты мне скажи, ты в Южную Америку веришь?
— Не верю, — вздохнул Марат.
— А говоришь — ресторан «Нептун». Как же у тебя получится поверить в то, что ты видишь своими глазами, если ты не веришь в то, чего никогда не увидишь? Верить, глядя в упор, куда труднее!
— Да, — медленно ответил Марат, стараясь не замечать, как сквозь Юджина подмигивает гвоздями заколоченная дверь. — Да, ты прав. Это гораздо, гораздо труднее. Лучше нам с тобой погодить пока с «Нептуном».