— И не собираетесь возвращаться?
— Нет. А зачем?
Впервые на лице Натальи появилось новое выражение — похоже, это было удивление.
— Ну, как же… — проговорила она. — Ведь все возвращаются. Хабар, легкие деньги, адреналин. Сталкера ведь всегда тянет обратно в Зону, как убийцу на место преступления. Что ты ним ни делай — хлебом не корми, лишь Зону подавай…
В голосе Натальи теперь чувствовалась досада и горечь. Бука плохо разбирался в интонациях и чувствах, тем более женских. Он просто пожал плечами и сказал:
— Ну, я же не сталкер.
— Не сталкер? — недоуменно переспросила Наталья. — Что ж вы там делали?
— Жил, — просто сказал Бука. Уставился в тарелку, ковырнул вилкой недоеденную яичницу. — А что здесь такого?
— Ну… — протянула Наталья. Теперь она смотрела на Буку совсем другим взглядом, в котором уже не было того первоначального равнодушия. — Странно это как-то — жить в Зоне и не быть сталкером…
— Я просто родился там. И вырос, — сказал Бука. Он не удержался и снова потянулся к кружке. Наталья, будто спохватившись, торопливо подлила ему чаю, пододвинула сахарницу и миску с печеньем. — А теперь решил уйти. Навсегда.
— Вы прямо эмигрант какой-то, — удивленно сказала женщина. Бледно улыбнулась. — Надо же — эмигрант из Зоны… В первый раз про такое слышу.
— А вы много знаете о Зоне? — почему-то немного обидевшись, поинтересовался Бука. Слово «эмигрант» он слышал впервые, и чем-то оно ему не понравилось.
— Я жена сталкера, — тихо сказала женщина. Таким тоном, словно это все объясняло.
— А… — протянул Бука, неопределенно махнув рукой. — Это ваш муж?
Надо же — он ведь до сих пор так и не узнал имени проводника. И, похоже, тот не слишком-то стремился познакомиться.
— Что? — Наталья вскинула брови. Помрачнела, покачала головой. — Нет. Мой муж там…
Она кивнула куда-то в сторону, и даже объяснять не потребовалось: указывала она в сторону кладбища.
— Он погиб, полгода назад. Умер — едва вернулся с очередной вылазки. И никто так и не понял от чего. Знаете, как это бывает у сталкеров?..
Женщина взяла с подоконника пачку, достала сигарету, закурила, задумчиво глядя в никуда. Бука понимающе смотрел на нее: он-то знал, как это бывает у сталкеров. Наталья же теперь смотрела в окно, закрытое плотной занавеской, — туда, где должны были виднеться кресты и бетонные столбики с именами или так и не закрашенными предупредительными надписями. На лицо ее вернулось прежнее выражение.
— Идите отдыхать, — тихо сказала женщина. — Я постелила вам на диване.
Бука послушно проследовал за хозяйкой, сел на диван, неловко поерзал. Но словно какая-то сила навалилась на него, придавив веки, заставив зевнуть и склониться к подушке. Сознание подернулось дымкой — и провалилось в темную пустоту.
Глава втораяДЫХАНИЕ ЗОНЫ
Его снова преследовал все тот же навязчивый, мучительный сон. То, о чем он старался не вспоминать, то, что было тщательно скрыто в пыльных уголках памяти, упорно лезло наружу, демонстрируя бессилие разума в борьбе с внутренними монстрами. Наверное, он и решил навсегда покинуть Зону в том числе из-за этого сна. Отчего-то казалось, что все забудется, и он навсегда примирится с самим собой. Но сон повторялся снова — и даже во сне Бука ощущал ужас и разочарование.
…Он пришел, чтобы спасти ее. Ту единственную, что помогала ему чувствовать себя таким же, как все. Ту, что делала его человеком и дарила какие-то призрачные надежды, — он даже не знал, на что именно. Любила ли его танцовщица из сталкерского бара? Или же просто использовала как машину по поставке уникального хабара? Ведь никто не мог сравниться с ним в этом деле. Тогда Бука наивно полагал себя настоящим сталкером, и для этого были все основания. И только много позже, с усилием заставляя себя возвращаться к минувшим событиям, начал догадываться, что его подругу просто использовали — чтобы заставить несговорчивого чудика таскать каштаны из огня (как выражался какой-то наемник).
Но он не думал об этом. Он никогда не отличался склонностью к глубокомыслию, а тогда в голове у него был полнейший компот — что и говорить, Мила свое дело знала. И ему, совсем еще зеленому, хотелось верить только в одно — что она любит его. Просто, по-настоящему. А хабар? Что хабар? Ему было нетрудно натаскать артефактов: ему нравилось любоваться ее лицом, которое аж светиться начинало при виде богатой добычи. Что и говорить, любовь — страшная штука, о чем запоздало ему поведал всезнающий Док…
А в том момент он бы, не раздумывая, отдал бы за нее жизнь. И если бы удалось повернуть время вспять — легко поменялся бы с ней местами. И даже позже, действительно получив призрачную надежду «переиграть» пройденное — он не решился на главное. Бука благодарил Черного Сталкера за то, что тогда, у Монолита, тот уберег его от самого опасного в его жизни решения. Это было невыносимо трудно — но Бука не стал просить у черного чудовища воскрешения любимой. Все знают — нельзя просить Монолит о таких вещах. По большому счету его вообще не стоит ни о чем просить: никому еще исполнение желаний не принесло счастья. И то, что загадал тогда Бука, тоже не дало искомого результата — лишь новые жертвы, покореженные судьбы да его собственное добровольное изгнание.
Но и это не избавило его от одной, из ночи в ночь повторяющейся картины. Вот он, задыхаясь, примчался в этот крошечный уголок на краю Зоны, такой, как казалось всем, безопасный, где можно отдохнуть и развеяться перед очередным нырком в неизвестность, выпить прозрачного да поглазеть на аппетитные формы девчонок. Все кончилось в один миг: небольшой хлопок на мертвом энергоблоке — и вот уже в зловещей тени выброса зашевелилась Зона, норовя запустить ядовитое щупальце туда, где еще сохранились остатки покоя и привычной человеку природы. Это место было находкой для сталкеров: проводя Периметр, военные, не размениваясь, отхватили «с запасом» и этот небольшой участок здоровой территории. Словно чуяли, что это ненадолго. И когда он, Бука, ворвался в этот небольшой лагерь, здесь уже вовсю хозяйничала Зона.
Наверное, что-то происходит с ее обитателями, когда они начинают осваивать «свежие» территории — словно здесь, на границе миров, мутанты ощущают особенную ярость и ненависть ко всему, что попало в их мир из-за Периметра. Даже обычно нейтральные, равнодушные зомби вдруг начинают яростно бросаться на зазевавшихся людей. Что говорить о снорках и совсем уж диких тварях, вроде слепых собак и кровососов? Тогда все, кто уцелел во время первой волны, накатившей со стороны Зоны, попрятались в баре. А вокруг царил настоящий ад: вспыхивали свеженькие «мясорубки», трепетал воздух вокруг «воронок», били в землю разряды небольшой «электры» — Зона разрождалась аномалиями, будто икру метала.
У него на глазах взбесившиеся снорки дрались из-за трупов, а слепые собаки никак не могли поделить с плотью тушу какого-то толстяка. Бука словно не замечал всего этого: у него была единственная цель — найти ее. Это удалось — быстро и на удивление просто. Слишком быстро и просто — самое время насторожиться. Но тогда он не считал еще Зону чем-то враждебным. Нет, Зона была для него уютным домом, ласковой матерью, балующей свое чадо обилием подарков. Тогда он не понимал еще, каким же уродом сделала его эта ласковая Зона.
И он вытащил ее — прямо через разбитое окно, несмотря на предупреждения опытных сталкеров, занявших круговую оборону. Он лишь улыбался им в ответ: взрослые, вооруженные до зубов мужики казались ему детьми, не умеющими наладить нормальные отношения с Зоной. Она полностью доверилась ему — чудовищу, которого сторонятся мутанты, способному без всяких приборов ощущать опасность и ловко обходить любые аномалии. Ей тоже казалось, что она делает правильный выбор.
Что случилось в последующие несколько секунд, до сих пор оставалось для Буки мучительной загадкой. Он не мог не почувствовать эту аномалию: несмотря на эйфорию от встречи, он прекрасно контролировал местность. Не могла его отвлечь ни стрельба, разразившаяся вдруг со стороны осажденного бара, ни рев кровососов, ворвавшихся туда в режиме «невидимки». Это было похоже на наваждение: будто своей волей Зона на миг лишила его всех способностей и даже самого разума. Всего лишь на миг — но этого хватило, чтобы потерять контроль над ситуацией — когда она, сделав всего пару шагов, выпустила из тонкой красивой ладони его руку и коснулась спиной дрожащей, искажающей видимость стены воздуха…
Бука тихо застонал — то ли в действительности, то ли только во сне. Снова все та же невозможная картина, и снова он, замерший, не в состоянии ничего изменить.
Всего лишь шаг — и в уши врывается ужасающий треск костей. Ему даже кажется, что он слышит короткий вскрик — но, наверное, только кажется, потому как ее легкие, оголенные, оказавшись прямо перед его глазами, взрываются тысячами крохотных шариков-альвеол, и лицо ощущает влагу мелкой-мелкой кровяной пыли. Миг — и ее прекрасное тело превращается в освежеванную, вывернутую наизнанку тушу. В лицо отдает жаром горячих внутренностей — и все они с отвратительным хлюпанием опадают к его ногам. Торчащие вперед обломки ребер, бессильно изгибающийся позвоночник, и последняя точка — лопнувший бомбой череп. И все. Некоторое время он стоит еще над дымящейся плотью, покрытый кровью и ошметками ее прекрасного тела. Сознание еще успевает отметить: это обыкновенная «изнанка» — как же он мог ее не заметить?
А в следующий миг что-то вспыхивает и сгорает в его душе. Он все еще смотрит на ее расползающиеся останки, на слепую собаку и крыс, приступивших к их пожиранию…
Что-то начинает происходить с мозгом: словно полюса у планеты, начинают менять полярность все привычные представления о добре и зле. Он еще не успел издать свой первый и последний вопль — но стал уже совершенно другим.
Тем, кто никогда не сможет простить Зону.
Бука открыл глаза — резко, мгновенно включившись в действительность, несмотря на цепляющиеся за край сознания рваные обрывки кошмара. Ему показалось, что он проснулся от собственного крика. Так с ним бывало, и не раз. Но на этот раз, похоже, кричал кто-то другой.