Это определение — в том значении, в каком оно несколько раньше появилось в Британии — означает не обязательно высокородного, но состоятельного, деятельного и всецело преданного своей стране мужчину. А когда нужно — коварного, изворотливого и твердого, вплоть до холодной жестокости. Этот образ на века стал идеалом, к которому стремились и которому подражали, в том числе и Дефо.
А вот Свифту не надо было к нему стремиться, ибо он и был джентльменом — по образу жизни и по праву рождения. Семья его была небогата, но благородна: дед — священник, отец — судейский чиновник. Те самые джентри, малопоместные дворяне, выше свободных крестьян, но ниже пэров. Это сословие дало Англии львиную долю выдающихся деятелей во всех областях.
Однако в смысле происхождения у Свифта была некая важная особенность: он родился в Ирландии, хотя семья его была чисто английской. Позже география происхождения стала одной из основных его жизненных доминант и, возможно, причин противостояния с творцом Робинзона.
Происхождение Дефо тоже наложило отпечаток на его жизненный путь. Его отец, Джеймс Фо, был потомком фламандских пресвитериан, бежавших в Британию от испанского террора. В Англии его единоверцев называли пуританами — это одно из крайних направлений протестантизма. Позже это тоже станет пунктом, разъединившим его со Свифтом, потомственным англиканином — то есть, приверженцем государственной церкви.
Даниэль всю жизнь утверждал, что его предки были дворянами и имели право на приставку «де» к фамилии, каковую он и использовал, даже придумав себе герб. Однако в историю он вошел все же как Дефо, а не де Фо. А вот Свифту свое дворянство доказывать нужды не было. Как и беспокоиться об образовании: несмотря на то, что его отец умер, оставив семью без средств, состоятельный брат отца Годвин взял над ней попечение. Его стараниями Джонатан закончил престижный Тринити-колледж Дублинского университета.
Даниэля же отец отправил в частную семинарию, возглавляемую единоверцем — учиться на пастора. Вероятно, противостояние наших героев как священников двух протестантских деноминаций выглядело бы еще ярче. Однако в девятнадцать лет Дефо, подобно своему Робинзону, решил, что его стезя — практическая деятельность. Впрочем, из семинарии он вынес некую базу знаний, которую потом пополнял всю жизнь.
В 1680 году он стал работать на солидного оптового торговца галантереей, причем вел дела и на континенте — в Испании, Португалии и Франции. Позже переключился, как сказали бы сейчас, на алкогольный бизнес — при том, что сам, будучи пуританином, к пьянству всю жизнь относился отрицательно. Как бы то ни было, он сочетался браком с дочерью виноторговца Мэри Тафли, которая принесла ему огромное приданое в 3700 фунтов. Эти деньги он вложил в дело — тоже в виноторговлю. С Мэри Даниэль прожил всю свою жизнь, и она родила ему восемь детей.
Казалось, успешный негоциант пошел в гору. Однако, во-первых, именно к этому времени относятся его первые литературные опыты, что говорит о некой неудовлетворенности положением. А во-вторых, в его жизни все больше ощущается тайна. То, что он уже тогда был причастен к крайне запутанной и опасной английской политике, сомнений не вызывает. Об этом свидетельствует весьма мутная история его участия в выступлении герцога Монмута — незаконнорожденного сына Карла II. Герцог возглавил восстание протестантов против преемника Карла Якова II, которое было подавлено, после чего власти начали против всех причастных к попытке переворота жестокий террор.
Даниэля видели среди восставших — верхом и при оружии. Этого было вполне достаточно, чтобы отправить его на виселицу. Но — никаких репрессий по отношению к нему не последовало, а через несколько лет он вообще был амнистирован. Чудо! Или… он уже тогда выполнял какие-то тайные поручения правительства.
А в 1688 году протестанты все же произвели переворот, названный «Славной революцией». Голландский принц Вильгельм Оранский стал королем Вильгельмом III. И в составе его высадившейся в Британии армии был вновь замечен Даниэль Дефо — конный и при оружии… Последующее время сам писатель характеризовал, как свои «золотые дни». По его словам, он стал одним из ближайших советников нового короля, однако каким образом это произошло, не рассказывал. Можно, конечно, выдвинуть конспирологическую версию, что он был двойным агентом, работавшим и на короля Якова, и на дом Оранских. Но кто теперь сможет это подтвердить…
У Джонатана юность выдалась не менее бурной, хотя в свободное жизненное плавание он, будучи младше Даниэля на семь лет, ушел гораздо позже. Перипетии в жизни Свифта тоже были связаны с английской политикой. В 1689 году Вильгельм III начал военную компанию по подчинению Ирландии, которая признавала королем Якова. События приняли характер гражданской войны, и Джонатан предпочел уехать от греха подальше в Лондон.
Дядя его к этому времени тоже разорился, и молодому человеку надо было искать средства к жизни. В Англии ему покровительствовал дальний родственник матери, отставной дипломат сэр Уильям Темпл. В его доме Джонатан, служивший кем-то вроде секретаря, встречался со многими сильными мира сего, вплоть до самого короля Вильгельма. Там же он начал литературные опыты, и Темпл, сам обладавший отличным пером, оценил их весьма высоко.
И там Джонатан познакомился с восьмилетней сиротой — дочерью служанки Эстер Джонсон, сделавшись ее другом и наставником. Позже она станет одной из двух женщин его жизни. Второй будет Эстер Ваномри, с которой он познакомится около 1703 года. С обеими Свифт одновременно вел нежную переписку, а Эстер Джонсон даже потом поселилась в его поместье в качестве воспитанницы. Этот странный запутанный любовный треугольник до сих пор ставит в тупик его биографов. Многие, в том числе Вальтер Скотт, полагали, что эти отношения были исключительно платоническими — из-за патологического отвращения Свифта к женщинам, проявившегося, например, в его описании великанш в «Путешествиях Гулливера». В любом случае это составляет разительный контраст с примерным семьянином и верным мужем Дефо.
Зато сходство между ними проявилось в их способности делать крутые политические развороты. Смерть Темпла в 1699 году стала для Джонатана тяжким ударом — ему снова пришлось устраивать свою жизнь. Он принял священнический сан, а в 1700 году стал пребендарием собора Святого Патрика в Дублине — то есть, получил церковную должность, дающую право на содержание. Через два года он уже стал доктором богословия, и тогда же написал первые сатирические памфлеты, сразу замеченные современниками. И подобно Дефо, начал заниматься политикой — сблизился с либералами-вигами.
Но в 1710 году к власти пришли их противники — консерваторы-тори во главе с виконтом Болингброком. Свифт, разочарованный в политике вигов, выступил в поддержку правительства, а с Болингброком, который сам был талантливым писателем, они подружились. Джонатану предоставили страницы проправительственного еженедельника The Examiner, где он публиковал свои памфлеты.
Надежды же Дефо на карьеру при дворе не оправдались. Так часто бывает с перебежчиками, которых использовали, но которых потом стыдятся. Вскоре его постигла и деловая катастрофа, заставляющая заподозрить, что от слишком осведомленного человека просто хотят избавиться. Он занялся производством кирпичей, заняв под этот проект крупные суммы, но неожиданно кредиторы стали требовать деньги обратно. Итог — 17 тысяч фунтов долга и банкротство. И никто из влиятельных покровителей, даже сам король, за него не заступился.
Впрочем, возможно, Вильгельм все же тайно посодействовал облегчению его участи. Во всяком случае, в долговую тюрьму Дефо тогда не посадили. Уже хорошо — на свободе он, по крайней мере, не дал погибнуть в нищете своей к тому времени уже многодетной семье. Но с этого момента его жизнь становится все более загадочной. Даже домашние часто не знали, где он и чем занимается, не имели понятия об источниках и сумме его доходов.
Впрочем, один источник известен точно. Лондонский издатель и на тот период друг Дефо Джон Дантон придумал то, что сейчас бы назвали «интерактивным изданием». Выпуск состоял из ответов на актуальные вопросы читателей: «Как мужья должны обращаться с женами?» «Можно ли королеву называть „мадам“?» «Восстанут ли чернокожие из мертвых в день Страшного суда?» и тому подобные. «Афинский Меркурий», как назвали это издание, сразу стал популярен в самых широких кругах. А писали туда лучшие британские перья, среди них — Джонатан Свифт.
Может быть, наши герои там и сталкивались лично, но вряд ли эти встречи были приятными.
Как-то Свифт заочно назвал Дефо необразованным, а также «тщеславным, сентенциозным и демагогическим плутом, который положительно невыносим». В ответ Дефо выразил мнение, что Свифт — «циничная, грубая личность, фурия, публичный ругатель, негодяй, носильщик, извозчик…»
Откуда растут ноги у этой неприязни — доподлинно неизвестно. Но в любом случае вряд ли между этими двумя, без преувеличения, гениями, могла возникнуть дружба.
Тому было много причин. На поверхности лежит политика, в те времена еще тесно сплетенная с религией. Дефо, подобно Свифту, тоже перешел от вигов к тори, однако испытывал симпатию к своей бывшей партии — как и к единоверцам-пуританам, хоть и подвергал сомнению многие догмы их учения. Для Свифта же и виги, и тори были одинаково неприятны, хотя он сотрудничал и с теми, и с другими.
Что же касается религии, перу Джонатана принадлежит памфлет «Рассуждение о неудобстве отмены христианства в Англии». Его смысл очевиден: для Свифта англиканство и было христианством. И по его мнению, если бы иноверцам — католикам ли, пуританам ли — разрешили свободно исповедовать их учения, Англия перестала бы быть христианской страной.
Дефо тоже писал памфлеты. Его текст «Простейший способ разделаться с раскольниками» притворно обличал пуритан, но на деле высмеивал их противников. Как видим, в религиозных вопросах наши герои стояли на диаметрально противоположных позициях. Дефо выступал за свободу совести, а Свифт полагал ее бесполезной и даже вредной.