Со словом оба они работали виртуозно — но тоже по-разному.
«Дефо — современник Ньютона, и если Ньютон определил законы физики, то Дефо установил законы писательства, прежде всего, разработал технику, по его собственным словам, правдоподобного вранья», — писал советский литературовед Дмитрий Урнов.
Даниэль одним из первых тружеников пера стал уделять самое пристальное внимание мелким деталям, создавая безупречно реалистическую картину. А вот сколько правды в его публицистике и прозе — установить сложно. Его знания были энциклопедичны, но велик был и жизненный опыт. И невозможно понять, был ли он сам, скажем в Сибири, куда послал своего Робинзона, или просто внимательно читал отчеты путешественников.
В отличие от него, Свифт не выдавал свой вымысел за чистую монету. Однако при этом его фантастические миры подчинены строжайшему математическому расчету. Например, в мире лилипутов длина и ширина всех предметов и живых существ ровно в двенадцать раз меньше, чем в нашем, а в мире великанов — во столько же раз больше.
Но главное, что характеризует творчество Джонатана Свифта — и публицистику, и прозу — неприязнь к человечеству.
«Я всегда ненавидел все нации, профессии и всякого рода сообщества», — писал он.
Правда, оговаривался, что, ненавидя общество в целом, он способен горячо любить отдельных людей, но это довольно-таки лицемерная позиция. Тем более, для священника.
Дефо же был склонен любить и уважать людей. А ведь у него были причины их возненавидеть: в отличие от благополучного и всегда хорошо обедавшего ученого богослова, Дефо познал и нищету, и горе, и позор.
«Тринадцать раз становился богат и снова беден», — писал он о себе.
Но разорения — не самые большие из его несчастий. Упомянутый памфлет о пуританах и еще один — сатира в стихах «Чистопородный англичанин» — стоили ему в 1703 году гораздо дороже.
К тому времени его покровитель Вильгельм погиб из-за несчастного случая, и дерзкий памфлетист остался без защиты. Он скрывался, но был пойман и приговорен к тюрьме, большому штрафу и пребыванию у позорного столба. Три длинных, жарких июльских дня провел он на улицах Лондона с зажатыми в колодки головой и руками. Желающим разрешалось швырять в осужденных все, что попало, и бывало, их забивали до смерти. Однако в Дефо полетели не только камни и грязь, но и… цветы. Как видно, среди англичан было множество его почитателей.
В тюрьме он умудрился написать и каким-то образом издать поэму «Гимн позорному столбу», а также подготовить к печати сборник старых произведений, среди которых были и две его одиозные сатиры. Похоже, у него были сильные помощники… И ходатаи тоже были: главную роль в его вызволении сыграл Роберт Харли, первый граф Оксфорд, будущий госсекретарь и лорд-казначей. Сначала он добился приостановления наказания у столба, а в ноябре — освобождения Даниэля из тюрьмы.
Подробностей сделки опального писателя и государственного мужа мы не знаем, но, вероятно, правительство оплатило часть долга осужденного. За это Дефо стал информационным оружием властей. На их деньги он стал издавать газету «Обозрение», продолжив то, что делал в «Афинском Меркурии»: задавал от имени читателей вопросы и от имени газеты писал на них пространные ответы — подспудно формируя желательное для властей общественное мнение. Все, как сегодня… Позже он проделывал и еще менее респектабельные вещи. Например, внедрялся в редакции оппозиционных изданий в качестве автора и постепенно приводил их контент в соответствие с интересами правительства.
Но на Харли в ту пору работал и Джонатан Свифт! Дмитрий Урнов в своем документальном романе о Даниэле Дефо рисует яркую сцену, как Харли принимает зашедшего с черного хода Дефо, дает ему различные тайные поручения, как подчиненному, снисходительно шутит с ним и, наконец, отсылает. А через минуту ему докладывают о явившемся с парадного хода докторе Свифте, которого лорд почтительно приветствует. Еще бы — светило разума, министр без портфеля…
Однако, как ни странно, авантюрист Дефо обычно выступал на стороне охранителей-государственников, став одним из тех, кто закладывал фундамент под будущую Британскую империю, а Свифт частенько представал в роли диссидента, особенно в отношении ирландских дел. В 1713 году он стал настоятелем собора Святого Патрика в Дублине — по протекции друзей-тори, кстати. Это, помимо приличного дохода, предоставило ему политическую трибуну. И тогда англичанин и англиканский священник стал лидером национального движения ирландцев-католиков. Он написал ряд памфлетов против английской политики в отношении Ирландии — в частности, анонимные, но грозно прозвучавшие «Письма суконщика» и скандальный сатирический текст «Скромное предложение», в котором предлагалось пускать ирландских детей на мясо для англичан. Громкие выступления сатирика сделали его национальным героем Ирландии и непререкаемым авторитетом там. Однако потом он отзывался об ирландцах весьма язвительно — как, впрочем, и обо всем остальном…
Прямо против покорения Англией Ирландии он не выступал, а вот в отношении унии с Шотландией был полон скепсиса, да и вообще, кажется, был противником имперской политики. Одним из проводников который являлся Дефо: именно это было одной из главных тем его тайных бесед с лордом Харли, который в 1706 году, накануне заключения унии, отправил его с тайным поручением в Шотландию. Даниэль должен был подготовить почву для объединения ее государственной системы с английской. Он объездил всю страну под разными личинами — торговца, рыбака, священника, ученого, пользовался множеством оперативных псевдонимов. В общем, задание выполнил, а вскоре издал объемный труд «История Унии Великобритании», главной целью которого было оправдание ее необходимости.
Случались у него и подобные миссии на континенте.
«Во время моих инспекционных поездок за пределы Англии я всей грудью вдыхаю аромат шпионажа», — писал он.
Похоже, это дело ему нравилось… Уже в наше время было найдено его обширное письмо, написанное еще в тюрьме и адресованное Харли. По сути, это развернутый проект организации разведки и контрразведки, и возможно, именно он стал его пропуском на свободу. К этому времени английская разведка существовала уже более двух столетий, но именно Дефо предложил принципы, которые до сих пор лежат в основе деятельности британских спецслужб.
Конечно, Свифт, как истинный джентльмен-пацифист, относился к шпионажу с отвращением. Но возможно, оно еще сильнее усугублялось неприязнью сторонника ирландской независимости к британскому «имперцу». Однако главная территория их соперничества лежала, конечно, в области литературы. Мало кто осознает, что «Путешествия Гулливера» — это полемика с «Робинзоном Крузо», романом, который Джонатан считал глупым, фальшивым и дурновкусным.
В самом деле, Свифт всю жизнь язвительно высмеивал систему представлений, при которой человек — центр и мерило мира. А Робинзон и есть именно такой человек: преодолевший свое несовершенство в скорбных обстоятельствах и строящий вокруг себя новую жизнь. Фактически, он — символ истории человеческой цивилизации. Другое дело, что Робинзон нашел в себе силы на борьбу, лишь найдя в душе Бога. Странно, что священник Свифт отверг и это.
Его Гулливер — полная противоположность герою Дефо. Попадая в похожие обстоятельства, он не переосмысливает свою жизнь и не преобразовывает мир. Оставаясь при своих взглядах, он холодно наблюдает над нелепыми проявлениями человеческой натуры, периодически брезгливо морщась от запаха людей. Лилипуты, великаны и еху для него лишь ипостаси неизбывного уродства. А Бог? А Бога здесь, кажется, и нет…
Хотя, возможно, это лишь прием. Ведь Свифт же не призывал в самом деле есть ирландских младенцев, а лишь использовал полемический прием «от противного»…
«Мне кажется, что „Путешествия Гулливера“ — замечательная попытка вкатить нам сверхдозу отвращения, чтобы мы получили иммунитет к этой опаснейшей болезни», — много позже предполагал Курт Воннегут.
Вдруг он был прав?..
Как бы там ни было, в одном «Гулливер» не сработал так, как рассчитывал автор: никто не воспринял его пародией на «Робинзона». В глазах большинства читателей, оба великих романа достойны стоять — да и стоят до сих пор — на одной полке.
Неправда, что суть разногласий двух выдающихся англичан, как полагают некоторые современные исследователи, коренилась в их различном социальном происхождении. Они — в полярности их мироощущения, негативного и позитивного. При этом многие суждения каждого из них могли с таким же успехом принадлежать его противнику. Может быть, для британской культуры такой тандем из сходящихся противоположностей идеален. Свифт и Дефо — как две звезды, летевшие параллельным курсом, не соприкасаясь, вспыхивавшие не в такт и погаснувшие порознь.
В последние годы жизни Дефо, кажется, обрел покой. Свифт же четырнадцатью годами позже умер в душевном расстройстве, лишенный дара речи.
«Суровое негодование уже не раздирает его сердце», — написано на его могиле рядом с могилой Эстер Джонсон в соборе Святого Патрика. Эту эпитафию он написал сам. И его соперник тоже при жизни придумал себе эпитафию: «Даниэль де Фо, джентльмен». Однако на его могильной плите написано другое: «Даниэль Дефо, автор «Робинзона Крузо».
Савва Ямщиков. Реставратор
«Российскую культуру разрушают целенаправленно»
В Санкт-Петербурге прошел XVIII ежегодный международный кинофестиваль документальных, короткометражных, игровых и анимационных фильмов «Послание к человеку». Среди прочих, была представлена лента об Андрее Рублеве, привезенная знаменитым искусствоведом, патриархом отечественной реставрации Саввой Ямщиковым. Позже Савва Васильевич ответил на вопросы «НВ».
— Что вы можете сказать о фестивале?
— Фестиваль профессиональный, классный. В нем нет такой занудности, разнузданности, и пошлости, как, например, в «Кинотавре». Это все результат так называемой «перестройки», которая отбросила нас в яму.